Севастопольский конвой - Богдан Сушинский 29 стр.


– Адмирал требует вас к себе. Все, кто может, вплавь и вброд уходят к Тендровской косе. Мы пересаживаемся на спасательный буксир. За адмиралом обещают послать торпедный катер, на котором мы сможем уйти в сторону Одессы. – Последние слова адъютант выкрикивал, уже выводя полковника флота сквозь задымленный трап на искореженную палубу, когда со всех концов корабельного чрева доносились крики: "Полундра! Все – наверх! Ложимся на дно!"

Канонерки рядом уже не было. Зенитчики все еще мужественно отстаивали свой эсминец, но уже было ясно, что он обречен. Последнее, что увидел Райчев, – это сражающийся неподалеку буксир ОП-2, который, получив большую пробоину на корме, сумел выброситься на мель. Он не мог знать, что в это время раненый командир эсминца тоже приказал рулевому выбросить судно на прибрежную отмель, в каких-нибудь десяти кабельтовых от Тендровского маяка. Поскольку спасти корабль уже было невозможно, командир пытался спасти как можно больше людей.

"Наверх вы, товарищи, все по местам! – вспомнились ему с детства врезавшиеся в память слова из "Гибели "Варяга"". – Последний парад наступает! Врагу не сдается…".

"Неужто настал и наш "последний парад", други мои походные?!" – пронеслось в сознании полковника флота всего за несколько мгновений до того, как попавшая в корму эсминца бомба взрывной волной сбросила его с опасно накренившейся палубы в кипящее море.

* * *

Потеряв два самолета подбитыми, немецкие штурмовики убрались, возможно, для того, чтобы уступить место другому звену. Впрочем, отказаться от вороньего пира их заставило и запоздалое появление над местом схватки двух советских истребителей. Именно это затишье позволило прибывшему с косы торпедному катеру снять с полузатонувшего, опрокинувшегося на левый борт буксира контр-адмирала, командира эсминца и нескольких других моряков и уйти с ними в сторону Одессы. Все остальные моряки с канонерки, эсминца и буксира то ли уже находились на Тендре, то ли со временем были сняты с отмелей бойцами, подоспевшими с косы на шлюпках.

Как только вместе с десятком других моряков раненый контр-адмирал оказался на борту торпедного катера, он тут же приказал тщательно осмотреть место гибели эсминца. Поняв, что ни капитана первого ранга Райчева, ни его бумаг уже не возродить, он велел взять курс на Одессу.

Рации на катере то ли вообще не было, то ли она оказалась слишком маломощной или же вышла из строя, но в течение нескольких часов судьба контр-адмирала и заместителя начальника штаба обороны в Одессе была неизвестна. Уже никто не сомневался, что эсминец ушел на дно, однако, по одним сведениям, раненый контр-адмирал был спасен, по другим – погиб вместе с Райчевым и бумагами. Эта неопределенность тут же заставила командующего обороной города Жукова собрать военный совет и назначить командиром операции по высадке и поддержке десанта того единственного, кто способен был это осуществлять – командира конвоя Горшкова.

Едва все эти действия были предприняты, контр-адмирал Горшков вызвал Гродова к себе в штабную каюту и сообщил о том, что произошло у Тендровской косы. Выслушав его, майор даже не решился уточнять: действительно Райчев погиб или все еще остается какая-то надежда? Он вспомнил, как происходило прощание, как полковнику флота не хотелось выходить в море на эсминце "Фрунзе" и вообще в море, и сказал себе: "Полковник флота предчувствовал, что это – последний его выход в море".

– Создается впечатление, – проворчал Горшков, глядя куда-то в сторону, – что с самого начала операции "Севастопольский конвой" все пошло не так.

– Начало, действительно, не самое многообещающее, – вынужден был признать Гродов. – Но события еще только разворачиваются. Все будет зависеть от нашего полкового десанта и его орудийно-авиационной поддержки.

– Убеждал же я Владимирского, что не нужно суетиться с предрассветным выходом эсминца, – почти после каждого слова нервно ударял контр-адмирал кулаком в полусогнутую ладонь. – Нет, он ослабил конвой, погубил эсминец, уменьшил орудийную поддержку десанта, словом, поставил под удар всю операцию. А все потому, что на первом месте у него были не здравый смысл, не тактический расчет, а непомерные адмиральские амбиции.

Дмитрий почувствовал, что, знай его Горшков чуть получше, он выразился бы еще острее, поскольку, судя по всему, никогда не был высокого мнения о человеческих и командных качествах своего непосредственного начальника. Но теперь им обоим было не до раздоров.

Уже развернув на столе карту предполагаемых десантирований, контр-адмирал еще с минуту смотрел на нее, поигрывая желваками; ему нужно было время, чтобы вернуть себе душевное равновесие.

– Впрочем, – остановил себя новый начальник десанта, – начну с приказа командующего оборонительным районом, который появился сегодня утром. В нем предписывается высадить в районе Григорьевки морской десант с целью дальнейшего овладения районом Новая Дофиновка – Спасательная станция, – подкреплял Горшков ударом указательного пальца название каждого населенного пункта. – При этом 157-я дивизия, при поддержке приданной ей артиллерии и танкового батальона, должна нацеливать свои удары на район Корсунцы-Лузановка, с развитием наступления на поселок Шевченко и хутор Петровский. В то время как заметно пополненной 421-й дивизии предстоит отбросить румын к совхозу Ворошилова и сомкнуть фланг со своими соседями в районе поселка Шевченко.

– Наступление, – поинтересовался Гродов, – будет осуществляться только двумя этими дивизиями и несколькими отдельными подразделениями Восточного сектора?

– Частям двух других секторов приказано вести активные действия в обороне.

– И только… – по привычке, поиграл-подергал левой щекой Гродов, как делал всякий раз, когда был чем-то недоволен.

– Понимаю, что это позволит румынам перебросить значительное подкрепление в Восточный сектор, однако сил для расширения зоны обороны во всех секторах сразу, а тем более – удержания новых территорий, у совета оборонительного района, как меня известили, нет.

Офицеры понимающе помолчали.

– Воздушный десант, – объявил Горшков, – высаживается в час тридцать ночи; высадка роты Зубова состоится в два ночи, с борта "морских охотников", которые подойдут с Одесской военно-морской базы; и, наконец, ваши бойцы, Гродов, начинают цепляться за берег в три часа. Параметры действий двух наших дивизий мы уже определили. И последнее: вся операция должна завершиться к исходу дня, после слияния вашего полка с основными силами Восточного сектора.

14

Три "морских охотника" приблизились к едва освещенной лунным сиянием косе, словно бы отгораживающей море от лимана и целого архипелага плавневых островков; три других приблизились к небольшому заливу, по другую сторону прибрежного поселка. Солдатам незначительного румынского гарнизона в сонном бреду не могло причудиться, что советскому командованию придет в голову высаживать десант именно здесь, вдали от Одессы и Очакова, не говоря уже о Николаеве, расположенном почти в пятидесяти километрах отсюда, на левом берегу Бугского лимана. Правда, недавним приказом им было велено усилить охрану морского побережья, однако лейтенант воспринял его как обычную антидиверсионную меру предосторожности.

Тем временем неподалеку, у шоссе, расположились склад с горючим, автобаза и зенитная батарея. Кроме того, на территории приморского пансионата немцы решили устроить госпитальный санаторий для выздоравливающих офицеров, а рядом – базу торпедных катеров, которые бы поддерживали румынский флот во время морской блокады Крыма.

Все эти точки командованию флота уже были известны, разведка нанесла их на огневые карты, и именно на них нацелены были два отряда морских пехотинцев почти по пятьдесят бойцов в каждом.

Когда катера еще только приближались к заливу, в глубине которого терялось устье некогда широкой степной реки, в воспоминание о коей остался огромный, испещренный островками лиман, на ходовом мостике флагманского катера завершалась последняя рекогносцировка операции. Говорил в основном командир десантного отряда "малых охотников" Осьминов.

И хотя все те пункты "таблицы боя", на которые обращал сейчас внимание капитан-лейтенант, командиру роты уже были известны, тем не менее Зубов слушал его сосредоточенно, пытаясь поминутно запоминать те действия, которые станут определяющими в развитии операции.

– "Канцеляристика" наша, старший лейтенант, в том и заключается, – поспешно вводил в "курс понимания" особенностей своей "малой эскадры" ее командир, – что высаживать тебя поручили не бронекатерам, сторожевикам или мощным мониторам, а мне, с моими "малыми охотниками". Но тогда вырисовывается вопрос: "Что такое есть этот самый "малый морской охотник"? Сразу отвечу: на броненосец он смахивает мало. Корпус деревянный, орудия-"сорокапятки" при двух пулеметах.

– Так, корпус этого катера действительно деревянный?! – почти изумился Зубов.

– Доски в три слоя, с противопожарной прослойкой – только-то и всего. Чтобы на магнитные мины не нарываться.

– Это как же получается? – уточнил старший лейтенант, просто отказывавшийся верить, что столь большие боевые катера, до двадцати семи метров в длину, смастерены были из "деревяшек". – Я еще понимаю, почему у тральщиков днища обычно деревянными делают. Но чтобы такой вот боевой катер…

– Зато живучесть катера очень высокая, поскольку он поделен на девять автономных отсеков. К тому же – у него три двигателя, причем каждый со своим рулем!

– Уже зауважал, – искренне признался Зубов.

– Нас, конечно, не для высадки десантов, а для борьбы с подводными лодками противника готовили, поэтому на борту у каждого – до двадцати малых глубинных бомб да по четыре заградительные мины… Но оказалось, что на вооружении у румын всего одна-единственна субмарина, да и ту они берегут для всеобщего устрашения всего Советского флота. Словом, ты, пехота, не боись: на берег мы твою роту доставим.

– А с берега снять сумеете?

Немного помолчав, Осьминов с любопытством взглянул на командира ложного десанта, которого только для того и высаживали, чтобы оттянуть на него как можно больше румынских войск.

– Не забудь, старлей, что держаться тебе велено до темноты, почти сутки. При этом имитировать основной десант, якобы готовящий плацдарм для войск, нацеленных на Очаков. Так что цепляйся за степь, за островки плавневые, да моли судьбу и Всевышнего, чтобы было кого снимать.

– И все же мы не имитировать, мы высаживаться будем. И сражаться.

– Будете, коли есть приказ. Куда вы денетесь? – пожал плечами каплей.

– А то, что ты, "адмирал", еще и не высадил нас, а уже ведешь себя так, словно давно с довольствия на похоронки списал.

– Говоришь ты, старлей, зло и почти красиво; субординацию, однако же, блюди.

– Что ты сразу субординацией прикрываешься? – холодно вскипел Зубов. – Ты по существу разговор веди.

– Все, что надо было по существу сказать, уже сказано в этом, – похлопал командир отряда "морских охотников" по планшетке, – "запакетенном" приказе. О чем там говорится, повторять не стану. Где и когда велено высадить роту на берег – ты знаешь. Ну а злишься потому, что через десять минут тебе предстоит идти в сентябрьскую воду, в болото, прямо под пули, мне же пока что выпадает оставаться в этом теплом кубрике. Как оно дальше сложится, не знает никто. Не исключено, что вскоре и мне и всей команде катера, тоже придется воду хлебать. Но пока что расклад вот такой. Может, я и сам не прочь был бы поменяться с тобой, однако же, извини, у каждого – свой командир и свой приказ.

– Не надейся, своего места в десантном строю я бы не уступил, – проворчал Зубов.

– Тогда какого дьявола с факелом в пороховой склад суешься? – примирительно спросил Осьминов. – Меня ведь тоже рвануть может.

Старший лейтенант по-мальчишески посопел, давая понять, что страсти окончательно угасли.

– Без тебя, адмирал ты наш, знаю, – проворчал он, – что парад весь этот, с "Севастопольским конвоем" во главе, затевался не для нас. И что главный бой принимать не мне, а полку морской пехоты. Но и мы тоже не с палками подсолнечными на берег этот высаживаемся; сражаться предстоит по-настоящему.

…Едва завершилась высадка, которая прошла без потерь, как орудия всех шести "морских охотников" несколькими залпами ударили сначала по объектам у шоссе, затем по территории пансионата, в котором уже хозяйничал немецкий персонал, и снова по приморской части. Лишь после этого корабельные канониры начали вести обстрел приморской части поселка вразброс, пытаясь подавить четыре прибрежных пулеметных дзота да посеять общую панику.

Весь этот огневой налет длился не более пятнадцати минут, затем два катера затаились между островками, под сенью высоких ив. Остальные же отошли за большой мыс, чтобы какое-то время отсидеться за ним, в двух бухтах, поддерживая радиосвязь и с радистом десантной роты, и со штабным судном конвоя.

Решив, что с моря высаживается крупный десант, румынский гарнизон поселка тут же отошел к шоссе, чтобы объединиться с зенитной батареей и охраной нефтебазы. Однако повторный артналет окончательно уничтожил базу и повредил орудия батареи. После чего десантники атаковали оба вражеских подразделения, заставив уцелевших солдат спасаться бегством. В это же время два отделения морских пехотинцев очищали от немцев территорию пансионата и рыбачьей пристани.

– Утром румыны перебросят к твоему плацдарму как минимум батальон пехоты и начнут прощупывать тебя огнем своих батарей, – пообещал Гродов, как только командир роты доложил ему по рации о своих действиях.

– Пока что чувствуется, что вояки они не из храбрых, – заметил старший лейтенант.

– Тем не менее пока что они воюют под Одессой, а не мы под Бухарестом, – холодно осадил его майор. – И события еще только разворачиваются. Поэтому выставь два разведпоста и, как только противник получит подкрепление, пусти на него корабельную артиллерию. Но это – под утро. А пока что не трать времени: окапывайся у входа на косу. Здесь, рядом с плавнями, указан рыбачий стан, – дал Гродов понять, что, сидя в кают-компании "Красного Кавказа" рядом с радистом, успел развернуть карту. – Он еще существует?

– Нахожусь на его территории, в просторном рыбачьем доме из камня. Рядом лабаз.

– Обязательно включи их в свой плацдарм, и перекрой подходы к плавням. Все челны, плоты – берите под свой контроль у косы.

– Возьмем, – решительно заверил его Зубов и тут же сочувственно поинтересовался: – У вас тоже время на подходе? С минуты на минуту?

– Ты прав, десантник, нам все это еще только предстоит. Потери большие?

– Один погиб. Раненых трое. Ранения легкие, все остаются в строю. Есть просьба, товарищ майор: переговорите еще раз с капитан-лейтенантом Осьминовым. Утром его кораблики нужны будут здесь, рядом, вместе с огневой поддержкой.

– С ним поговорит контр-адмирал, так будет убедительнее. Сейчас же позабочусь об этом. Ты, главное, рацию береги и не забывай давать наводку корабельным орудиям.

– Об этом мы с Осминовым договорились жестко.

– Кстати, из десантного опыта… Используй в качестве огневых точек все имеющиеся плавсредства, а также рыбачьи курени, мостики… В условиях плавней любая дырявая, притопленная шлюпка, замаскированная где-нибудь под кроной ивы, тут же превращается в "дот".

– Плавающие огневые точки? Интересная идея.

– Только не идея это уже, а проверенная боем практика.

– Не спорю, попытаюсь взять на вооружение.

15

Едва завершилась высадка роты "ложного десанта", как настало время приступать к осуществлению второй фазы операции "Севастопольский конвой". В эти минуты тридцатиоднолетний командир бригады крейсеров Сергей Горшков чувствовал себя настоящим флотоводцем. Никогда еще в боевой обстановке под его командованием не оказывалось такой "армады" кораблей: крейсеры "Красный Кавказ" и "Красный Крым", три эскадренных миноносца – "Беспощадный", "Бойкий" и "Безупречный" и десять малых кораблей.

Под вечер, на подходе к одесским берегам, на конвой трижды нападали "юнкерсы" и "мессершмитты" с румынскими опознавательными знаками. Вспоминая об этом, "юный контр-адмирал", как назвал его перед выходом в море командующий флотом, мог гордиться, что конвой не только без потерь вышел на указанные ему позиции, зенитным огнем и обычной артиллерийской шрапнелью отбивая эти налеты, но и сумел разнести в клочья одного из морских стервятников. К сожалению, только одного, но тут уж…

– Значит, тактику, майор, вырабатываем такую, – встретил контр-адмирал Гродова на просторном ходовом мостике "Красного Кавказа", с карманными часами в руке. – Сейчас ровно час ночи. Через двадцать пять минут все орудия конвоя открывают огонь по позициям в районе Чабанки, Григорьевки, Биляр, Шицли, Старой и Новой Дофиновок. Словом, по тем точкам, которые предусмотрены планом Военсовета обороны города. В час тридцать пять первые подразделения вашего полка уже должны начать высадку. Ничего не упускаю?

– Так точно, ничего.

– Кроме двух деталей, – тут же уточнил Горшков. – У нас нет утвержденного штабом флота плана операции, в котором в приказном порядке расписаны действия флота, десанта, авиации и пехотных частей, поскольку план этот погиб вместе с эсминцем "Фрунзе". Как следствие я не вижу в расположении конвоя целой эскадры плавсредств, которые обязаны перебрасывать ваших десантников на берег, поддерживая их при этом огнем. Повторяю: целой эскадры, в которую должны входить канонерка "Красная Грузия", двадцать два бронекатера и десять мотобаркасов. Все они обязаны были отойти от причалов Одесской военно-морской базы. Но уже сейчас ясно, что вовремя не прибудут.

– Тем не менее к завершению артналета на Григорьевку, штурмовая рота Дроздова, а это сто десять бойцов, уже должна цепляться за берег, очищать от противника деревню и создавать плацдарм, – заметил Гродов. – Поэтому прошу задействовать плавсредства, имеющиеся на судах отряда.

Назад Дальше