Андрей неохотно подставил ей кресло.
– Нет уж, – отказалась Инна. – Личные дела на работе не решают. Вечером к нам приезжай. Там все вместе и поговорим.
– Чего мне-то с вами обсуждать? – повернулся Андрей. Но Инны в кабинете уже не было. – Блин! Сначала девку уводят. А потом я их еще и замирять должен!
Прежде чем позвонить в квартиру Кичуев, Андрей переступил ногами, отряхивая обувь, – апрель выдался слякотным. Нерешительно потянулся к звонку, но в последний момент отдернул руку.
Дверь распахнулась. На пороге, в легком ситцевом халатике, под которым угадывался наметившийся животик, стояла Инна.
– И долго ты собираешься топтаться на пороге? Проходи, раз появился. Да побыстрей: холодом тянет.
Она посторонилась, пропуская гостя. Помогла раздеться.
– А Игорь чего не встречает? – пробасил Андрей, входя в гостиную. – Игорь с отцом уехали за город – готовиться к завтрашнему совету. Там и заночуют, – как ни в чем ни бывало объявила Инна. – Не стой столбом, присаживайся.
Она с силой толкнула смущенного гостя в кресло у журнального столика. Сама опустилась в другое:
– Ну-с? Что скажешь? – Я? – Дерясин едва не проглотил язык. – А что я собственно должен?
– А ты хочешь, чтоб женщина сама говорила? – Чего, собственно, сама? – Андрей окончательно смешался.
– Ох, и валенок ты, Андрюшка!
Инна заметила, как пытается он не глядеть на отогнувшуюся полу халатика. Глаза ее блеснули. С вызовом полностью, до трусиков, обнажила ногу.
– А что? Похоже, я тебе все еще нравлюсь?
– Причем тут? – буркнул Андрей. – Ладно, я вообще-то тогда пошел!
Но не двинулся.
– Так нравлюсь?
– Смешно бы было. Но только…
– Нравлюсь! – с удовольствием убедилась она. Будто ненароком повела рукавом, отчего обнажилась левая грудь.
Дерясин сглотнул:
– Надо же. Еще больше налилась.
– Есть причины.
Она рывком пересела к нему на колени. Обхватила за плечи:
– Ну! Лопушок. Или мне и впрямь надо признаться, что в Игоре ошиблась. И тебя вот в результате потеряла.
– Инночка! Этого нельзя. Он же друг, – бессвязно и бессмысленно бормотал Дерясин, наблюдая, как быстрые ручки нетерпеливо стягивают с него одежду.
– Как хорошо-то! – умиротворенно пробормотала Инна. – Как прежде. Они лежали, раскинувшись по постели, едва касаясь друг друга кончиками пальцев.
Андрей привстал на локтях:
– Это ты ему так отомстила, да? Чтоб побольней?
Инна засмеялась смехом счастливой женщины.
– Дурашка ты! Может, я все это время вспоминала, как у нас с тобой было. Может, не был бы обалдуем, вовсе не позволил бы отбить.
– Иннушка! – Андрей решительно подполз к ней. – Я ведь тебя в самом деле, как и раньше. Ты только согласись. Игорю я сам как-нибудь объявлю.
Инна с грустной улыбкой провела пальцами по его лицу:
– Глупенький, я от него ребенка жду.
– Ну и что с того! – Андрей в порыве вскочил. – Разве сами не вырастим? Главное, чтоб опять вместе!
Он хотел подхватить ее на руки, но нежно-грустное выражение её лица остановило.
– Может быть. Но не все сразу, – прошептала она. – Все это очень непросто. Время покажет.
Она предостерегающе подняла руку, предупреждая новый всплеск:
– А пока ищи место, где сможем видеться, и – пусть это будет нашей с тобой тайной.
– Но я не смогу так! – взмолился Андрей.
– Сможешь! – отрубила она. – Захочешь – сможешь.
Поняв, что получилась двусмыслица, захохотала бесстыдно и – повлекла его к себе.
Чувствуя себя законченным подлецом, Андрей послушно подался навстречу.
14
Экономический разворот "Коммерсанта" был полностью посвящен обозрению аналитика Ирины Холиной под броским и несколько претенциозным названием – "Возрождение "Возрождения" как шаг к всеобщему возрождению".
В статье, по-мужски логичной и по-женски ядовитой, убедительно показывалось, как правительство и центробанк планомерно губят единственный сохранившийся крупный банк, который в условиях всеобщей паники способен как архимедов рычаг перевернуть ситуацию к выздоровлению экономики.
При этом команда "Возрождения" изображалась крейсером "Варяг", гордо обороняющимся в окружении вражеской эскадры. Но – не японской и не американской, – "Варяг" топит собственная флотилия.
Более полугода "Возрождение" не могло добиться у центробанка стабилизационного кредита в двести миллионов долларов, – напомнила читателям Холина. Нет денег? Тогда как расценить постановление правительства о подъеме сельского хозяйства, под которое центробанк передал 300 миллионов долларов в полукриминальный банк? Деньги эти мифически растворились за какой-то жалкий месяц, после чего сам банк тут же обанкротили. Но где-то пропавшие деньги должны выпасть живительными осадками, – предположила Холина. И тут же, без прямых параллелей, пунктиром – ссылка на зарубежные источники о свежих многомиллионных вложениях российских высокопоставленных лиц в покупку виноградников на Лазурном берегу. "Может быть, в постановлении правительства речь шла о возрождении сельского хозяйства во Франции"? – невинно вопрошала Холина.
"Или весь отпущенный российскому чиновничеству запас человеколюбия расходуется на восстановление вкладов граждан, пострадавших от дефолта"? После чего приводились цифры выплат "Сбербанком" – дай Бог половина от фактически вложенных денег. – "Не чересчур ли крутой "навар" для спасателей? Впрочем каждый может утешиться тем, что его деньги пущены на нужное дело, – по всей Москве отстраиваются роскошные тонированные здания – новые филиалы сбербанка. Наверное, чтобы не стыдно было принять вкладчиков, пришедших за объедками собственных сбережений. Меж тем "Возрождение" даже в условиях отзыва лицензии готовится приступить к выплате задолженностей по частным вкладам – и притом в полном объеме. Может, этот контраст и есть истинная причина отзыва лицензии? В условиях всеобщего разворовывания финансовая организация, пытающаяся защищать интересы клиентов и партнеров, – как бельмо на глазу у всех остальных".
"Коммерсант" исчез из продажи через два часа после открытия киосков. Статью искали, зачитывали, ксерокопировали, рассылали по факсам. Продвинутые пользователи ринулись в интернет.
Пожалуй, с конца восьмидесятых экономическая публикация не производила столь сильного впечатления. И не удивительно. Вся страна, почитай, оказалась ушиблена дефолтом. Правда, за прошедшие месяцы раны слегка затянулись, и люди принялись приспосабливаться к новой, обезденежной жизни. Известие о том, что существует возможность вернуть потерянное, всколыхнуло всех.
Как в прежние времена, посыпались коллективные письма в правительство и в Центробанк. Подобно тому, как десять месяцев назад люди штурмовали коммерческие банки, теперь они двинулись на осаду Сбербанка, требуя вернуть деньги в полном объеме, – под угрозой подачи судебных исков. Иски, к слову, тоже не заставили себя ждать.
Телевидение, привыкшее к роли верховного манипулятора общественным мнением, остаться в стороне не могло по определению. Тем более, что сама Холина своевременно вышла на знаменитого телеведущего с предложением организовать диспут на НТВ – в праймтайм.
Гостем студии и центральной фигурой диспута стал председатель наблюдательного совета банка "Возрождение" Иван Васильевич Рублев. С безупречной профессорской логикой Рублев изложил собственную программу, озвучив на всю страну главный тезис: "Возрождение" само по себе не способно, конечно, решить накопившиеся в стране проблемы. Но это ключ зажигания, с помощью которого можно завести всё остальное. Нами движет не корысть. Иначе проще было бы распродать банк по частям, как сделали остальные. Но мы удерживаем его на плаву, поскольку сегодня это реальная возможность возобновить кровоснабжение по всем предприятиям страны. Ради этой цели готовы передать государству в управление контрольный пакет акций. Берите и – за работу!". Вежливо-напористый тон его сразу произвел впечатление. Привычный к диспутам Рублев свободно сыпал цифрами. С доходчивостью, примитивной до популизма, он изложил свои соображения таким образом, что зрителям у телеэкранов выгода от предложенной программы оздоровления экономики казалась столь очевидной, что они невольно искали глазами представителей правительства в надежде услышать хоть какие-то вразумительные объяснения, почему предложения до сих пор даже не рассмотрены на правительственном уровне.
Но, как выяснилось, крыть высокопоставленным чиновникам оказалось нечем. На фоне уверенно держащегося председателя Совета банка "Возрождение" приглашенные чиновники выглядели блекло и уныло. Кульминацией телевизионного шоу стал демонстративный уход из студии заместителя министра финансов, затравленного аудиторией.
Начавший входить в моду зрительский рейтинг показал единодушную поддержку Рублеву и его детищу. Так что уже сам телеведущий закончил передачу следующим обращением:
"Уважаемые руководители правительства и центробанка! Вы видели всенародное волеизъявление. Потому приглашаю вас на нашу передачу на следующей неделе. Люди ждут ответа на поставленные вопросы:
– готов ли центробанк вернуть лицензию банку "Возрождение"?
– готов ли центробанк выдать банку стабилизационный кредит в размере 200 миллионов долларов под залог контрольного пакета акций?
– готовы ли центробанк и правительство в условиях финансового паралича принять предложение банка "Возрождение" и использовать его технологические возможности и филиальную сеть для восстановления финансового кровобращения в стране?
Если нет, то мы вправе услышать, какая иная программа восстановления экономики имеется у правительства".
Резонанс оказался столь велик, что диспуту на НТВ вынуждены были уделить внимание первый и второй каналы.
Более того, информация незамедлительно прошла в евроньюс. Статью Холиной перепечатали многие европейские средства массовой информации. Так что с подачи западных журналистов банк "Возрождение" стал выглядеть последним оплотом свободного предпринимательства, удушаемого коррумпированным правительством во исполнение воли олигархов.
В условиях согласования нового западного кредита не считаться с подобным стало невозможно.
15
Вернувшегося в банк Рублева встречали как триумфатора. С порога председателя наблюдательного совета проводили в ресторанчик, где его встретил вопль Жуковича:
– Спасителю отечества наше!!..
– Гип-гип! – во всю мощь заорало с десяток глоток.
– Цицерончик вы наш! – впавший в панибратство пьяненький Дерясин, оставив церемонии, набросился на счастливо-смущенного Рублева с лобызаниями.
– А ты, дурашка, не верил. Из банка уходить хотел, – отечески хлопнул Дерясина по загривку Кичуй.
– Каюсь! Был как бы не прав. Осознал, – без смущения признал тот и, подхватив бокал, забасил. – Штрафную нашему верховному наблюдателю!
– Только без этого, – вяло отбивался Рублев.
– Нет, надо. На удачу, – Жукович лихо с двух рук наполнил пузатый бокал водкой и – поднес Рублеву. – К нам приехал, к нам приехал!..
– Не спаивайте папулю, – потребовала присевшая на угловом диванчике Инна и – вдруг весело икнула.
– О, ребята, похоже, вы меня здорово обогнали, – Рублев озабоченно поглядел на дочь: вот уж два дня как ее мучил токсикоз. – Так ведь не ради пьянства окаянного за воротник закладываем! – громогласно заверил Жукович. – А дабы повод не испоганить. Все за ваших львят, за вашу львицу! Иван Васильевич, скажите личному составу мудрое слово.
– Скажу, – Рублев поднял бокал. – Главное, ребятки, сейчас – не впадать в эйфорию. Очень это опасно. Пока сделан лишь шажок. – Точно! – перебил его Андрей. Переполненный чувствами, он просто не мог не говорить. – Эйфория – это, я вам доложу, такая бяка, такая…
– Впадешь и не выпадешь, – закончил за него Лобанов. С привычной усмешкой он сидел в сторонке возле Инны. Но усмешка его сегодня выглядела иронично-доброй. Больше над собой – захваченным общим энтузиазмом.
С трубкой в руке к Рублеву подошел помощник.
– Что?
– Вас из центробанка, Иван Васильевич.
– Слушаю, – Рублев нахмурился. Кичуй зашикал, призывая остальных к молчанию. – О, здравствуй, дорогой Боря, здравствуй.
Жестом руки Иван Васильевич потребовал включить громкую связь.
– Просто-таки преклоняюсь! – разлетелся по ресторану захлебывающийся голос заместителя председателя центробанка Бориса Гуревича. – Вы хоть знаете, что сотворили? Запад клокочет. А когда Запад клокочет, наш сразу хочет!
Гуревич хохотнул от показавшегося остроумным каламбура.
– Значит, есть подвижки? – вклинился в этот поток Рублев.
– Подвижки! Что подвижки? Просто все развернулось на сто восемьдесят!
– Лицензию вернут?
– К тому идет. В Кремле буча. Преда нашего туда высвистали. На завтра срочно собирают правление центробанка. Есть слушок, что не только о лицензии речь пойдет, – Гуревич доверительно сбавил голос. – Может, завтра и с кредитом решится.
Предупреждая взрыв восторга, Рублев взметнул руку. Все осеклись, а Дерясин демонстративно опечатал ладонью собственный рот.
– Так что – буду на связи.
– Спасибо, Боря!
– Да что там. Не чужие. А славненько наша семейка на вас работает! Сестренка-то какова! Такое замутить. Пора вам нашему семейству особый оклад положить!
– Так это завсегда! – в тон ответил Рублев.
– Все, Иван Васильевич, прощаюсь и – нежно, по-товарищески люблю!
Рублев нажал на кнопку. Победно оглядел остальных:
– Вот теперь, пожалуй, можно.
Это была полная виктория! Все потянулись друг к другу. Жукович, чокаясь направо и налево, оказался бокал к бокалу с Подлесным. На мгновение заколебался:
– А черт с тобой! – и бокалы сомкнулись.
16
Через полчаса Рублев покинул гуляющих. Зашел в свой кабинет и уселся в кресло, ощущая в себе какую-то шальную опустошенность. Чего-то в этот миг торжества ему недоставало. Он знал, чего, и понимал, что не удержится, чтобы не позвонить.
Покопавшись в блокноте, набрал телефонный номер:
– Манана Юзефовна, Рублев на проволоке. Ничего, что поздновато?
– Вы молодец, Иван Васильевич! Какой же молодец! – перебила Осипян. – А я стала искать ваш номер мобильного и – такая глупость – не записала. А звонить на домашний постеснялась.
– Я на работе.
– Даже сегодня? Впрочем я тоже. Слушайте, это прекрасно, то, чего вы добиваетесь… А почему звоните? Или – нужна помощь?
– Да нет, что вы. Просто захотелось поделиться.
– Как с заложницей?
– Почему собственно?…
– Опять, как говорит мой сынуля, тупите. Холдинг мой в ваших руках. Победите вы, и мы, стало быть, выживем. Все просто. Но я, правда, и без этого за вас болею.
– Мне как-то так сегодня особенно хорошо. Захотелось вдруг… – он замешкался.
– Спасибо, Иван Васильевич Я рада.
Рублев набрался смелости. – А что если приглашу вас поужинать?
– Это приказ триумфатора? – хмыкнула Осипян. Почувствовала растерянность на другом конце провода. – Принимается, принимается. Вы министерство финансов на колени поставили. Так может ли противостоять слабая женщина? Только не поздновато ли будет?
– А что нам время, молодым-красивым? – разудало возразил Рублев.
Дверь кабинета открылась, и в нее вошла Инна.
– Я подъеду, – вполголоса произнес Рублев и спешно повесил трубку, отчего-то чувствуя себя нашалившим школьником. Дочь с удивлением заметила смущение на лице отца.
– О! Папахен! Какие-то тайные переговоры?
– Да что ты? Это я так, с друзьями. Поздравляют… А ты чего не с остальными?
– Там Андрюшка замутил ехать в "Метелицу".
– Это?..
– Казино знаменитое на Арбате. Олигарху стыдно не знать.
– Да какой я олигарх? Все деньги в этот банк зарыл. – Все?! – недоверчиво переспросила Инна. – Все! – подтвердил Иван Васильевич. – Ничего, лишний стимул стоять до конца. Как говорится, отступать некуда, позади – Москва. Встревоженный вид беременной дочери заставил Рублева пожалеть об откровенности:
– Ты только не волнуйся. Без наследства тебя не оставлю. Прорвемся. Сама-то чего в "Метелицу"-разметелицу эту не едешь?
– Не хочется, папуль.
– Тогда бери Игоря и – домой. Тебе сейчас одной лучше не оставаться. Он потянулся к телефону. Но Инна удержала руку: – Не стоит. Пусть развлечется с остальными. Их дело молодое. Она встретила недоумевающий взгляд отца и в обычной манере предупредила вопрос:
– У тебя нет оснований волноваться.
Рублев понял, что основания как раз есть. Но задавать вопросы дочери, когда та не желает отвечать, так же рискованно, как прыгать с высоты в воду. Мягкая, ласковая вода. Но неловкий прыжок и – обобьешься.
– Что ж. Я скажу водителю, чтоб тебя отвезли. У меня самого еще кой-какие планы, – Рублев против воли зарделся. – По работе. Но в случае чего сразу звони – подъеду.
17
Иван Васильевич через пустынную приемную зашел в кабинет директора фабрики и остановился в растерянности. Хрупкая женщина в белом платьице, стоя к нему спиной, нагнулась над пустым директорским столом с внешней стороны и пыталась дотянуться до ящика. Длинные волосы свисли вперед, на лицо, приоткрыв шейку. Напрягшаяся ножка на весу подрагивала.
Рублев не сразу сообразил, кто это. А сообразив, зарделся и неловко кашлянул.
Осипян вздрогнула и, кошкой изогнувшись, соскочила со стола.
– Как вы тихо вошли, – пробормотала она, теряясь под его взглядом. Виновато провела вдоль лица, то ли помолодевшего под воздействием косметики, то ли освещенного изнутри сиянием черных глазищ.
– Вы ж сами сказали, что куда-то пойдем. Я подумала…Но если Вы полагаете…
Рублев, не найдя, что ответить, лишь поднял вверх большой палец.
– А не слишком это чересчур? – Манана, увидев произведенное впечатление, кокетливо провела вдоль обтянутой платьицем фигурки. – Я его лет десять не надевала. Узковато. Да и, наверное, уже не по-возрасту. Ну, что Вы все меня разглядываете? Неприлично, да?
Она опустилась на стул. Рублев с перехваченным горлом подсел к ней. – Знаете, говорят, с возрастом люди мудреют. Я, например, думал, что разбираюсь в женщинах, – с озадаченным восхищением он помотал головой. – Так вот, оказывается, – ни в чем не разбираюсь.
С удивившим самого нахальством накрыл рукой ее ладошку.
Осипян сделала движение высвободиться, но ладонь оказалась плотно зажата. А выдергивать ее не хотелось.
– И что ж мы теперь с этим будем делать? – с не слишком удавшейся иронией дрогнувшим голосом произнесла она.
– Если б я знал.
Она покачала головой:
– Вы, кажется, хотели меня куда-то пригласить. Может, съездим в "Метелицу"? Там сегодня поет Понаровская. Мне, по правде, нравится.
– Да, конечно, – согласился Рублев. И тут же виновато сморщился. – Нельзя. В "Метелицу" нельзя. Туда сегодня мои поехали. Отмечать. Да и – в ресторан неоригинально. Что если, как в молодости, в киношку сгонять?! Сейчас такие широкоформатные есть. С поп-корном. Молодежь рвется.
– Рвется, – подтвердила Манана. – Потому и нельзя. Можем на моего сынулю нарваться.
– Дожили! – буркнул Рублев. – Остается только песочница. Они переглянулись и – расхохотались.