– И ты отпустил?! Просто так? – Ирина попыталась поймать взгляд брата. Но бегающие глазки его ловко ускользали. И теперь она перестала сомневаться, что брат врет. Ей вдруг сделалось зябко, потому что вранье это явно увязывалось с тем тревожаще-непонятным, что происходило с ним в последнее время.
В Холиной забушевал репортер, внезапно вышедший на сенсацию. Нацеленным взглядом она прошлась по кабинету. Заметила, как брат, что-то припомнивший, испуганно дернулся к столу.
– Сидеть! – Ирина требовательно ткнула отманикюренным коготком в кресло, возле которого он стоял, и Борис послушно плюхнулся на указанное место.
На столе у телефона лежал раскрытый блокнот. Она не погнушалась заглянуть. Фамилия Подлесного бросилась в глаза.
– Ба! – не отводя глаз от брата, она потянула блокнот к себе. – Общаетесь с господином Подлесным?
– Да это старое. Случайно открылось, – промямлил Борис.
– А разве вы знакомы?
– Так, когда-то. Мельком. Уж и забыл, когда последний раз слышал. И вообще ты с чем пришла? Мучить меня, так без тебя хватает…
Не слушая его причитаний, Ирина перевернула телефон, нажала на повтор. Послышался звук набора.
– Выключи! – с неожиданной резвостью Борис вскочил и с размаху впечатал ладонь в телефонную панель.
– Но ведь Подлесный переметнулся в "Аист", – нарисованные глаза Ирины округлились. Ресницы задрожали, – бабочка захлопала крыльями. – Пузырь, – прошептала она. – Ты что, связан с Онлиевским? Ты!
– Заткнись! Пожалуйста, заткнись! – закричал Гуревич страдающе.
Она подошла вплотную, ухватилась пальцами за вислые щеки, потянула к себе:
– Говори!
Он заскулил, надеясь разжалобить ее. Но не тут-то было.
– Вообще оторву! – пообещала сестра и для наглядности ущипнула.
Гуревич всхлипнул безнадежно. – Только между нами. Чтоб ты и я, – решился он и – рассказал всё.
Рассказывал сбивчиво, с всхлипами, заглядывая в глаза:
– Но вот скажи, куда было деваться? Просто – вот будь ты на моем месте, куда деваться?
Она пасмурно смотрела на него и лишь поторапливающе кивала.
Закончил при тяжелом, свинцовом молчании сестры.
– Ну, что скажешь? Ловко твоего братца загнали в угол? – он заискивающе заглянул ей в глаза – лицо Ирины было мертвенным.
Перепугавшийся Борис опустился перед ней на колени:
– Ируська, хоть ты-то меня не трави. Пожалей лучше. Ведь плохо мне! Кто бы знал, как плохо.
Он шмыгнул носом. Подлез головой под ее руку, так что пальцы ее оказались на его волосах.
Ирина ухватила рыжеватый клок, с силой потянула.
– Господи, Гуревич, какое же ты, оказывается, говно!
– Да. Это правда, да!
– Со всех маток, выходит, тянул.
– Да, да! – поддакивал он в умилении от того, что она, хоть и презирает его, но по-своему, по-сестрински. А значит, не оставит. И вдвоем они что-нибудь придумают.
– Что ж делать-то с тобой? Рассказать всё Рублеву да отыграть как нибудь назад?
– А то не думал! Но поздно. Случись огласка, – прямо из кабинета под белы ручки выведут. А скорее – убьет меня тогда Онлиевский.
– Убить, положим, не убьет, – возразила Ирина. Не очень, впрочем, уверенно. – Вообще-то и хорошо, если б убил. Ты ведь и меня замазал. Как только откроется насчет твоего двурушничества, сразу слушок пойдет, что на двоих работали.
– Так я если кто… Я любому!
– Угу! Будешь ходить с дощечкой "Я – взяточник-одиночка. Работаю без подельников". Много денег за это время с Кичуя насшибал? Борис, не подымая глаз, кивнул.
– Уйти добровольно согласен?
– Сам пытался. Даже к преду насчет здоровья подъезжал. Не отпускают.
– Так ты не на ту болезнь ссылался. Сказал бы, что голова слабая и хроническая диорея. Ох, Гуревич, Гуревич! Всего от тебя ждала. И что деньги с Кичуя тянешь, догадывалась. Но чтоб такую подлянку отмочить! Прибить мало!
Она поднялась.
– Куда ты?! – жалобно вскрикнул Борис, пытаясь ухватить сестру за подол. – Не бросай меня. Ведь хоть в петлю!
– Да не ной, шмакодявка противный, – Ирина высвободила платье. – Никто тебя не бросает. Договорюсь в Минздраве, уложим на месячишко в неврологию. По выходе получишь такую справку, что разве только тапочки шить. После чего увольняешься по состоянию здоровья. Понял, говнюк поганый?! Борис умиленно закивал, попытался благодарно обнять. Безнадежно мотнув головой, Холина оттолкнула его руки: – Пошел вон, окаянный! И вообще – всё это будет после того, как вернешь банку "кондитерку". Тогда, глядишь, и остальное тебе скостится. Сейчас важно тетку эту найти.
– Так чего? Сама через десять дней…
Ирина уничижительно оглядела братца:
– Да ты и впрямь не в себе, Гуревич. Или, думаешь, Подлесный будет ждать всё это время? Наверняка уже пытается на след встать. А найдут первыми…Не факт, что тетка эта вообще живой останется. А то, что "кондитерки" банк больше никогда не увидит, так тут и вовсе к бабке не ходи. Так что хватит суетиться, бросай свою толстую задницу на кресло и – начинай соображать. Попробуй для начала описать свое впечатление.
– Да описывать-то нечего. Возраст, думаю, лет сорока. Невзрачная. Очки совершенно нелепые, во все лицо. Да сама видела! – Видела. Еще раньше где-то ее видела. Что-то такое в ней, – Ирина припоминающе пощелкала пальчиками. – Знаешь, она меня узнала. Даже уверена! Кивнула как-то машинально. И – сразу шарахнулась! Она наверняка из банковских. Точно! Потому и не пошла ни к Рублеву, ни к Кичую. Они ее знают!
– Но банковских всех прокачали, – напомнил Борис. – Делали установки через милицию. Проводили даже наружное наблюдение. Две недели отслеживали возможные контакты. Я тебе говорю – работали серьезно. Ни-че-го! Ни у одного из сотрудников управления холдинга прямых выходов на возможных крупных покупателей нет.
– И что с того? – рассердилась Ирина. – Означает это только одно: укравший – одиночка. Воспользовался случаем и – стащил. А теперь сам не знает, куда их сбыть! Потому на время затаился.
Она раздраженно посмотрела на недоверчивое лицо брата.
– Опять тормозишь!? Это ж ясно. Если б украли по наводке, документы где-то уже да всплыли. Ну, представь на минуту, что они у Онлиевского. – Нет у него. Он сам сказал!
– Да только представь, тупица! Давно бы его юристы составили фиктивный договор покупки "Магнезита" у Жуковича и потребовали перерегистрировать компанию на себя. И так любой серьезный покупатель. И, кстати, при наличии учредительных документов выиграли бы дело в суде и получили бы на халяву "Юный коммунар". Ан – не слышно! Уж я-то ситуацию на финансовом рынке, можешь поверить, знаю. Нет, точно, – документы у случайного одиночки. Сколько в управлении холдингом женщин?
– Шестеро, кажется, – наморщил лоб Борис. – Только почему именно?…Украсть мог и мужчина. А подослать жену… Хотя жену кто будет подставлять? Да любую знакомую или родственницу, о которой мы не знаем.
– Тогда зачем такой дикий безвкусный маскарад? – Ирина, вспомнив, поежилась. – Нет, нет, она боялась быть узнанной. Подожди, она что-то говорила насчет командировки?… Немедленно выясни, кто из управления холдингом находится в командировке или – оформляется? Ну!
Холина нетерпеливо придвинула телефон к брату.
Борис принялся давить на клавиши мобильника. Засопел, вслушиваясь в гудки.
– Алло! Здорово, главный по кадрам. Гуревич! В воскресенье на рабочем месте? Одобряю. Тогда давай проверим твою профпригодность. Ответь сходу: кто из сотрудников холдинга оформляется в командировку или оформился?.. Что, вообще никто?… А кто точно знает?… Да? И с какого?… Да, записываю… Да, понял, не дурак. Дурак бы не понял. Бывай.
Гуревич отключил телефон, облизнул пухлые губы:
– Говорит, никто. Да и откуда в самом деле? Им там не до командировок. Всё управление готовим под сокращение. Можно было бы уточнить что-нибудь у Угловой. Она исполняет обязанности после смерти Жуковича. Эта всё про всех знает. Так… оказывается, с субботы в отпуске. Как раз сегодня улетает в Египет. – Гузка! – пронзительно вскрикнула Ирина.
Она схватила кожу на шее и оттянула вбок.
– Гузка! Дряблая шея, – повторила она. – Она, когда при встрече кивнула, у нее платок отошел, и шея вот так…Это Угловая! Пузырь, это Угловая!
– Но о ней как раз самые хорошие отзывы. В банке чуть ли не с основания. И – никогда никаких нарушений, – озадаченно возразил Гуревич. – Наоборот, надежна, исполнительна. – Неужто за все годы и – без нарушений?! – веселея от пойманной удачи, удивилась Ирина. – Тогда точно – она. В тихом омуте… Живо узнай ее адрес и – поехали.
– Что ж? Поехали, – обреченно вздохнул Гуревич.
Он перезвонил и с притворно– унылым видом повесил трубку.
– Некуда ехать. Через два часа у нее улетает самолет на Египет. Похоже, забежала перед самым отлетом. Да ладно. Пусть отдохнет себе – перед длительной отсидкой. А по возвращении и…
– Ты – трусливый идиот! – поджав губы, констатировала Ирина. – Или думаешь, у Онлиевского аналитики похуже нас с тобой? День-два от силы и – выйдут на нее. Кто первый доберется – в этом весь вопрос! Может, сразу в аэропорт?…Хотя, пока доедешь, она уж в самолете будет…Если только позвонить, чтоб задержали?
– На каком основании?
– Да, конечно…Надо лететь следом. И – немедленно.
– Ладно, пошлю наших безопасников.
– А ты уверен, что они не перекуплены? Да и потом – "кондитерку" должен вернуть ты! – Но я не могу лететь! – Гуревич испугался. – На мне же всё!
– Не можешь. И я, увы, не могу. Завтра в Брюсселе все главы "семерки" на сходняк съедутся. Мне эксклюзивчик обещан. Не интервью – бомба выйдет!..Что ж делать-то? Был бы Андрюшка жив!
Ирина прервалась, вдохновленная неожиданной идеей.
– Вот что, – решительно объявила она. – Можешь узнать, в каком отеле Угловая?
– Конечно. Она ж наверняка от турфирмы, что при банке сидит, полетела.
– Тогда узнавай. И – немедленно вызывай их всех на работу.
– Но – воскресенье!
– Немедленно! Мне плевать, как ты их найдешь. Как они там будут договариваться насчет билетов. За хорошие деньги найдут способ! Но чем раньше, тем лучше, человек должен вылететь. Пойми, счет на минуты. – Но кто?!
– Иван Пихто. Звони! – Холина бесцеремонно залезла в боковой карман гуревического пиджака, выудила его мобильник, отмахнувшись от недоуменного движения, и – вышла в соседнюю комнату, нажимая на клавиши.
Абонент на том конце долго не отвечал, очевидно, пытался сообразить, кому может принадлежать незнакомый номер. Наконец подключился.
– Дэ-э, – прорычал он.
– Лобанов, это я. Не бросай трубку, звоню по делу, – на одном дыхании выпалила Ирина. – Появилась информация, у кого находятся документы по "кондитерке".
– Неужто не у меня?
– Не ёрничай. Но их надо еще добыть.
– Так флаг в руки.
– Добыть и вернуть их в банк должен ты.
– А больше я вам ничего не должен? Может, постирушка какая накопилась?
– Документы украла Угловая…Ты слышишь меня? Я сама только догадалась. Но она улетела в Египет. Надо найти ее там и заставить вернуть прежде, чем ее отыщат люди Онлиевского. Денис, ты же знаешь, все думают на тебя. Тебя, как последнего подлеца, в розыск объявили! Только что собаками не травят. И если именно ты раскроешь, то всех, и Рублева того же, с землей смешаешь. Представляешь, как в анекдоте: весь банк в грязи, а ты один – в ослепительно белом фраке. Ты должен доказать!..
– Вот что, резвая барышня! – даже отсюда Ирина расслышала, как он скрипнул зубами. – Прошу наконец усвоить. Ни вам, ни вашему маразматику Рублеву, ни кому бы то ни было из этой помойки, величаемой "Возрождение", я ничего не должен! А если кому и был в чем должен, так того уж нет.
– Это ты про Андрея?! – Ирина вдруг сообразила, с какой стороны надо зайти.
– М-да. Достойный был мальчишка. Единственный среди вас чистый. Жаль, погиб нелепо. Из-за какого-то гадюшника полез геройствовать.
– Убийц пока не нашли. Но только – "Мерседесом" управляла как раз я. И когда разъезжались…Я, конечно, сто процентов не даю. Там всё в спешке. Но – думаю, не ошибаюсь. Рядом с водителем джипа сидел Подлесный. На следствии об этом сказала. Он, правда, предъявил алиби. А доказать-то больше нечем.
Она вслушалась в установившееся тяжелое, с хрипом дыхание.
– Денис! Розыском документов у Онлиевского занимается как раз Подлесный. И если…
– Записывай, куда подъехать.
6
Ирина припарковала "Тайоту" на стоянку возле центрального входа на территорию одной из московских больниц.
– Чего мы сюда приперлись? – Гуревич недоуменно выглянул в боковое стекло.
– Понятия не имею. Назначил встречу у забора больницы, в тридцати метрах от проходной. Должно быть, где-то рядом поселился. Он же в розыске. Вот и маскируется. Посиди, я сама схожу.
Выбравшись из машины, Холина двинулась вдоль больничной решетки, сквозь мелкий кустарник вглядываясь в силуэты на троллейбусной остановке. Злодейский свист заставил Ирину обернуться. С верхушки ограды сиганул силуэт и приземлился возле её сапожек.
Силуэт вскрикнул от резкой боли и разогнулся. Теперь едва не вскрикнула Ирина, – перед ней в пижаме и тапочках на босу ногу на трескучем февральском морозе застыл Денис Лобанов. Только безбородый и оттого неухоженный и какой-то беззащитный. Домашняя пижама полоскалась вокруг исхудавшего тела.
– Ты?! – вырвалось у Ирины. – Но что ты тут делаешь?
– Погулять вышел. Эскулапы чуток на мне потренировались. Пузо вскрыли. И так, живодеры, разохотились, что еще разок покопаться хотят. – Это всё последствия той аварии в тайге? Значит, тогда не только ребра сломал. Что-нибудь серьезное?!
– Э! Просто им же, гадам, надо на чем-то диссертации свои лепить. Вот и волокут, чуть какая возможность, на верстак. Да только не обломится им! На Алтай к матери поеду. Там выхожусь.
– Дениска, родной! – она потянулась к его белеющему на холоде лицу. Схватила его руки, обвила вокруг собственной талии, прижалась, с радостью почувствовала ответное движение. Но в следующую секунду лицо его исказила боль и, будто стесняясь проявленной слабости, он с силой оторвал ее от себя. – Довольно! Объяснились раз навсегда и – будет. Ты с делом приехала? Давай дело делать. А то меня назад заносить придется – с гангреной.
– Что ж, – Ирина оскорбленно поджала губы. Распахнула дверцу машины.
Лобанов нырнул на заднее сиденье. С переднего к нему перегнулась доброжелательная мужская физиономия. При виде пижамы рот Бориса приоткрылся. Взяв себя в руки, он глубоко кивнул: – Гуревич.
Припомнив последнюю встречу, скосился на мрачную сестру и предусмотрительно добавил: – Брат. – Да это мне как раз до звезды, – отмахнулся Лобанов. – Гоните к моему дому. По дороге всё обхрюкаем.
6
Дениса подсадили на дополнительный ночной чартер. Так что на территории клубного отеля Seti Sharm близ Наама бей он оказался аж к завтраку.
– Может, задержитесь? Оплачено за десять дней. Разместим в лучшем номере, – предложил встретивший Лобанова молоденький, вертлявый гид-египтянин. – Индивидуальную программу организуем. Не пожалеете! Да и на море вам бы отдохнуть не мешало.
Гид с непроходящим недоумением в который раз оглядел изможденную фигуру в старом джинсовом костюме и стоптанных пляжных туфлях. В миниавтобусе, на котором они приехали, остался пакет с курткой и зимними сапогами. Других вещей при диковинном визитере не оказалось вовсе.
– Нет, нет, – Лобанов отмахнулся. Назойливые попытки египтянина навязать дополнительные услуги начали раздражать. – Выясните, где разместили Ларису Угловую. Я с ней переговорю и сразу назад, в аэропорт. Посадить меня на ближайший рейс сможете?
Гид всепокорнейше развел руки, удивляясь про себя причудам русских миллионеров, выкидывающих сумасшедшие деньги на однодневную поездку в два конца и экономящих на приличной одежде.
Словно угадав его мысли, Лобанов хмыкнул:
– Давай, давай, браток, дуй в рецепшн. И рад бы задержаться. Но больно велика угроза терроризма.
Как выяснилось по дороге из аэропорта, египтянин жутко боялся терактов. И почему-то больше всего ждал этой напасти от русских мафиози, о которых много читал.
В ожидании гида Денис отправился прогуляться по территории отеля. Зной еще не установился, и с моря дул мягкий ветерок. С левой стороны над аллейкой нависала открытая веранда ресторана, куда как раз потянулись первые, ранние отдыхающие; по правой располагались сувенирные магазинчики. Все, кроме одного, еще были закрыты металлическими жалюзи. В единственной открывшейся лавочке, куда ради любопытства завернул Денис, сидел склонившийся над книгой полный небритый египтянин.
– Хай! – поприветствовал его Денис.
Продавец неохотно оторвался от чтения.
– Рашен? – безошибочно определил он. – Дёбрый утр. Так?
– Так, – подтвердил Лобанов, снимая с полки любопытную статуэтку – выполненную из мельхиора странную голову с отполированным вытянутым черепом, большими глазницами и оттопыренными ушами, – очевидно, изображение какого-то древнего египетского мыслителя, а может, фараона.
– Твенти долларс! – поспешил объявить продавец.
– Ноу! – Денис поставил голову на место.
– Пьятнадцать!
– Нет, нет! Выходя, Лобанов заглянул в текст, который с таким вниманием изучал египтянин.
Это оказался распечатанный на ротопринте арабско-русский разговорник.
Ногтем оказались отчеркнуты две фразы: "Я тебя люблю" и "Я тебе даю".
Несомненно, египтянин основательно готовился к знакомству с русскими туристками.
Подмигнув, Денис вышел из палатки.
– Туэнти! Десять, – продавец поспешил следом.
– Сказано, не беру, – нахмурился Лобанов.
– Харьяшо. Восьемь, восьемь!
Денис остановился. Повернулся, намереваясь высказать продавцу, что он думает о занудах. Взгляд невольно царапнул по веранде. У раздаточного столика промелькнула Угловая. Удача нашла ищущего.
Он взбежал по лестнице.
Лариса Угловая как раз положила на маленькую тарелку три груши. Потянувшись за соком, нечаянно подтолкнула плотную, иссиня-черную туристку. Та обернулась, возмущенно блеснув утомленными от отдыха глазами. Но, увидев перед собой бледную костлявую женщину в неловком сарафане, лишь улыбнулась снисходительно и отошла в сторону.
Улыбнулась и Угловая. В эту египетскую ночь она впервые за последние полгода спала без привычных кошмаров и теперь чувствовала себя отдохнувшей. Надо просто от всего отвлечься и ни о чем не вспоминать. Последние, может, десять отпущенных ей счастливых дней.
Она наполнила бокал, подхватила тарелку и – остолбенела. Перед ней, недобро прищурясь, стоял Денис Лобанов.
– Вы? – пролепетала Лариса.
– Присядем, – Лобанов отобрал наклоненный бокал, сок из которого планомерно заливал ее туфли.
Не оборачиваясь, он прошел к свободному столику в углу веранды. Угловая, не выпуская тарелки, покорно поплелась следом, завороженно опустилась на кончик стула.
Воцарилось тяжелое молчание. Лобанов, не скрываясь, неприязненно всматривался в присевшую женщину с бегающими глазками.
– Эй, мистер! – послышалось снизу. Лобанов удивленно перегнулся через решетку. На аллее, размахивая мельхиоровой головой, подпрыгивал продавец:
– Пьять долларс. Слышишь? Задаром совсем.
Лобанов молча показал ему кулак.