Анализировать, собственно, было нечего. Больше испуга, чем приключений. Крики и стоны ничего не значат. Да, кричали не торжествующе. И стон не был сладострастным. Ну и что? Кого царапают чужие проблемы? Меня не видели - в противном случае непременно бы вернулись и насадили на ограду. А раз увидели, но не вернулись, тоже неплохо. Значит, не совершили ничего предосудительного. В каком УК записано, что граждане не должны носить по ночам тяжелые предметы?.. А откуда, кстати, они его несли?.. Улица Облепиховая на севере (справа) завершается аналогичным тупиком. Между мной и забором - пролет метров полтораста. На моей стороне - некая мадам Розенфельд (по кличке Розенштирлиц) - подозрительная особа с полным отсутствием такта. Домина ее напоминает небезызвестный бородинский редут и долговременную огневую точку одновременно. Участок огромный - аж до самого тупика (сынуля оттяпал лет десять тому назад - за бесценок прикупил у соседки-алкашки четыре сотки, халупу снес, имея грандиозные планы на строительство "культурно-оздоровительного центра", да не ко времени помер, оставив матери неохватную ниву). По левой стороне дороги на том же протяжении умещаются сразу два участка. Замыкают Облепиховую владения Зойки Макаровой - сорокалетней мнительной бабы, страдающей длительным "безмужичьем" и приступами анорексии (последней фишкой Зойки были наклейки на руках с запахом ванили; она где-то вычитала, чудачка, что это способствует похуданию). Южнее Зойкиной халупы стоял знаменитый "Дом с привидениями" - бывшая фазенда директора мясокомбината Рихтера. В 1997 году проворовавшийся делец застрелился (по слухам, в сортире), душа его, отвергнутая в райских кущах и не добредшая до ада, перебралась в дом, откуда периодически и терзала мирных дачников. Правда, не кричала, не стонала, а как-то замогильно ухала. Иногда попутно посвистывала. Объяснять Зойке Макаровой и мадам Розенфельд, что завывания господина Рихтера уж больно подозрительно совпадают с порывами ветра, а облицовка особняка периодически рушится, обнажая трубчатые конфигурации, было бесполезно. Они свято верили в привидение.
Напротив меня стоял еще один пустующий дом. Но этот не распадался на фрагменты. Он был снабжен решетками, гаражными замками и являлся потенциальным источником дохода сыновей отбывших в Канаду Фаринзонов. Из этого дома люди выйти не могли по двум причинам: во-первых, я бы это заметила, а во-вторых, открыть дверь можно было, только подорвав ее. То есть с большим запасом динамита.
Рассуждая таким образом, я осторожно поднялась наверх. Ходить по нашей лестнице нужно очень с опаской (в прошлом году ахнула с верхотуры, запнувшись о закатайку, которую мамочка бросает в самых неподходящих для консервирования местах; потом кости собирала). Закутавшись в одеяло, я опять погрузилась в ретроспекцию. Куда понесло этих призраков? В Волчьем тупике три двора, и вроде люди там порядочные. Справа Ромка Красноперов - непризнанный гений в области компьютерных технологий. Мать с отцом похоронил. Выпить не дурак, но разве это преступление? Напротив Ромки - дачка Риты Рябининой, свежеразведенки с большими глазами. Ромка пытался на днях "попастись" на ее территории, но был ли ему с того прок, я не знаю. Скорее нет, чем да - Рита дама тормозная, пока дойдет до нее, чего хочет Ромка, у того все желание пропадет. За сараюшками Риты последний дом Волчьего тупика - с башенкой и карнизом, имитирующим верхушку кремлевской стены. Игорь Марышев и Кира Сургачева - то ли муж с женой, то ли любовники. Лет десять живут вместе, и ничего им не делается. То в городе, то в огороде. То на Антибах, то в Испании. Совсем я не завидую. Мы с Кирой учились на одном потоке. Но так давно, что и вспомнить не могу. Даже не пытаюсь. И судьбы у нас разные. Сургачева двух дней не работала, а я до приобщения к творчеству долгих восемь лет оттрубила в заштатном конструкторском бюро, разгребая ворохи чертежей. И дальше бы трубила, кабы в один прекрасный день не осознала с пронзительной ясностью, что слово "ГОСТ" в моем сознании намертво срослось со словом "погост"…
Глава 2
Поутру я опять стала напряженно думать. Такой уж у меня прескверный характер: из любой нештатной ситуации рождается драма, которую непременно нужно обмусолить. А ведь было еще одно событие! - осенило меня. Маленькое, но тем не менее загадочное. Намедни, в районе четырех часов дня. Я сидела в мансарде, вкушала чай с халвой, глубокомысленно пялясь в монитор, когда услышала шум подъезжающего автомобиля. Он явно проехал Волчий тупик, а это было как-то странно. У меня машины нет (не накопила), у Зойки Макаровой тоже нет. У мадам Розенфельд - подавно. Кто-то в гости? Родня Фаринзонов?.. Я не поленилась, подошла к окну и обнаружила серый "вольво", медленно ползущий по Облепиховой. У моего дома, под развесистой желтолистой березой, она внезапно встала. Хлопнула дверца, и я логично предположила, что сейчас подвергнусь нашествию. Но ничего такого. Защелка на калитке не сработала. Чего там происходило, я не поняла - окаянная береза все загородила. Видать, шофер имел намерения на мой счет, но передумал. Опять хлопнула дверца, машина тронулась, а я осталась в неведении. Перебежка к другому окну ничего не дала: октябрь не самый, конечно, лиственный месяц, но завесы хватает. И укрепрайон мадам Розенфельд не из прозрачного стройматериала.
Как машина возвращалась, я не слышала. Но в этом не было ничего странного. По заведенной традиции временной отрезок с пяти вечера до девяти, как наиболее бестолковый в плане творчества, я посвящаю беспробудному сну. В это время под моим окном может проехать незамеченной не то что вшивый "вольво", но и танковая дивизия с обозом и маркитантками.
Стоит ли связывать эти события, я пока не решила.
Утро прошло относительно неплохо. Страх не возвращался. Погода тоже не злобствовала. Дул ветерок, шебурша бурыми листьями. На востоке кучковались тучи, намекая на опустошающий ливень после обеда. Я не возражала, пусть себе льет - два дня не было дождей. Для разогрева замороженного тонуса я посетила "терму", где промыла глаза холодной водой, а по возвращении деликатно раскланялась с мадам Розенфельд, стоящей на боевом посту - в затенении собственного сарая (идеальном, кстати, месте для шпионажа за моей территорией).
- Доброе утречко, Магдалина Ивановна. Давно стоите?
Бабенция, конечно, страшенная. Бастинда горбоклювая из сказки Волкова. Как приснится - не проснешься. И невоспитанная, точно эскадрон махновцев. Проигнорировав мое приветствие, сверкнула глазищами и ушла в глухую тень - словно растворилась. Жуть рогатая.
Напевая под нос "Я стою у ресторана, замуж поздно, сдохнуть рано…", я поднялась в мансарду - заводить кофейник. Мобильник уже вовсю музицировал.
- Ты там еще не примерзла? - учтиво поинтересовалась Бронька Хатынская.
- К чему? - спросила я.
- Тебе виднее. Знаешь, Лидок, не май месяц.
- Нет, у меня сегодня жарко, - с достоинством отвечала я. - Вот "терму" посетила, сейчас камин разведу, сяду, укроюсь пледом, пунш выпью, бекон съем, Бэрримора вызову…
- А ты знаешь, у меня тоже жарко, - перебила Бронька. - Не поверишь, но дали горячую воду.
- Поздравляю, - порадовалась я за подругу.
- Даже две горячие воды, - добавила Бронька. - Из обоих кранов. Целые сутки хлещет. Красотища.
- Смотри не зазнайся, - хихикнула я. - А еще какие новости в мире?
- В мире?.. М-м… - Бронька задумалась. - Ну про третью мировую тебе не интересно… Про падающие самолеты, наверное, тоже… Ах да, зацени - Маргоша с трахалем в турнепс укатила, новость недели, представляешь?
Кто такая Маргоша, а тем более с трахалем, я представляла слабо. Но Броньку уже несло. В ее голосе сквозила обида: она уже месяц не была в районе экватора:
- Тунис, Мальорка, Вечный город, неделя в "Хилтоне" у Колизея - одуреть можно… А там еще лето, Лидок! Вот где натрахаются вволю… Представляешь, пальмы, верблюды, магрибы… Это ж какими бабками надо ворочать?
- Понты дороже денег, - заметила я, оставляя без внимания верблюдов в Риме. - А секс без любви - это грустно.
- Ха, - сказала Бронька, - а по мне, так чистая физкультура. Ты че, обалдела там, на своей фазенде?
- К тому иду. Ценности пересматриваю. Бронька, ты покороче не можешь?
- Ах да, - спохватилась подруга, - довольно у.е. мотать. Словом, у тебя все нормально, эксцессов нет?
- Все чики-чики, - подтвердила я.
- Ну будь здорова, целую жарко, - хрюкнула Бронька. - Привет Бэрримору…
К сожалению, в услугах ни последнего, ни тем более любовника леди Чаттерлей я пока не нуждалась. Самостоятельно затопив камин на первом этаже (благо дров мы с маманей заготовили на всю третью мировую), я отправилась рубить капусту. Это было единственное поручение родительницы, которое я согласилась выполнить.
За сим неблаговидным занятием меня и застал южный сосед Постоялов Борис Аркадьевич - благовоспитанный, подтянутый мужчина в меру за сорок. Он, как водится, копал огород. Только тем и занимался с апреля по ноябрь. Дятлы стучат, солнце бегает, Постоялов копает. Клад, наверное, ищет.
- А вот это вы зря, Лидия Сергеевна, - встретил он чарующим голосом мое появление с топором. - Опережаете события. Капусту на Сергия рубят - восьмого октября. Вот я с понедельника начну.
Я пробормотала что-то отрицательное, но попыталась улыбнуться. Гримаса, очевидно, получилась неважной. Сосед сочувственно покачал головой:
- Почему унылая, Лидия Сергеевна? Не выспались? Вы простите меня сердечно за гиперболу, но сегодня вы похожи на глисту в обмороке…
Я не стала ему занудливо объяснять, чем гипербола отличается от метафоры.
- Послеродовая депрессия, Борис Аркадьевич, - неохотно объяснила я. - Десять лет мучений. Вы ночевали?
- Что вы, - испугался Постоялов, - боже упаси. У меня, в отличие от вас, маленький камин. Полчаса назад приехал. Пока заправился, к жене в больницу завернул…
- Что-нибудь серьезное?
- Да нет… Вернее, да, но пронесло. Спасибо эскулапам, справились. - Борис Аркадьевич троекратно сплюнул и подрумянился. - На колено жаловалась. А оказалось, тромбофлебит. Тромб оторвался и двинулся по сосуду. Вовремя обнаружили, слава богу, а не то бы перекрыл сосуд - и пиши пропало…
- Ужас какой…
- Не говорите, Лидия Сергеевна. Теперь вот за двоих тащу. И ботву перерубил, и в кладовке вчера разобрал - специально приезжал… Старое тещино хозяйство - откуда оно? - все на мусорку отволок. Какие-то кастрюли, часы с кукушкой - от кукушки, между нами говоря, одна челюсть осталась… Даже книги - вы бы видели, в каком состоянии! Мыши сожрали! А ведь приличная литература. "Капитан Фракасс", "Асканио", "Двадцать лет спустя" - сорок девятого года издания! "Наш человек в Гаване" Грэма Грина… Эту, собственно, и не жалко, нуднота невыносимая…
Постоялов, насколько я знаю, принадлежал к среднему классу. Средний автомобиль, средняя дача. Средняя… жена. Занимался незначительной куплей-продажей, в высшие сферы не лез, справедливо полагая, что в высших сферах отечественного бизнеса долго не живут. То есть не рисковал. Хотя очень часто пил шампанское.
На нижней улице, окаймленной зарослями тальника - спутника пересыхающей протоки, - раздался автомобильный гул. Я скосила глаза. В ворота восточного соседа - "голубого" доктора Грецкого - въезжал малютка "RAV". Магнитола гремела на полный "dolby-surraund": стареющий мачо-шансон прокуренно плакал о заблудившемся лете. Навстречу гостю уж спешил хозяин особняка - апологет большой и чистой гомосексуальной любви терапевт Грецкий. Безлик, брюхат, рост - метр в прыжке, нос - повеситься можно. Обежал капот и услужливо распахнул дверцу, из которой появился зевающий молодой человек в кудряшках. Манерно принял протянутую руку.
- Врачи без границ, - глубокомысленно хмыкнул Борис Аркадьевич. - Небо бы такое голубое.
- Тьфу на них. - Я воткнула топорик в теплицу и отправилась пить чай с халвой.
Минут через десять у моих дверей нарисовалась Зойка Макарова - мнительная особа, в направлении которой вчера днем продвигался серый "вольво". Я как раз пила из блюдечка чай, важно надувая щеки, и прекрасно видела между шторами, как она мнется на крыльце, кусая губы и царапая запястья (ванилью натерла).
- Да входи, чего там! - крикнула я. - Неродная, что ли?
Она вздрогнула, как-то воровато поозиралась и прошмыгнула на кухню.
- Ты чего вся зеленая? - поинтересовалась я. - Гремлины в доме завелись?
- Ты тоже не розовая, - отбилась Зойка.
И это верно. Утро туманное. И ночью трижды испугали. Не считая маньяка в переулке.
- Присаживайся, - кивнула я на электросамовар. - Чайку хлебни.
Зойка яростно замотала головой:
- Не-е, Лидочек, пойду я…
И опять замялась, заерзала, как будто у нее под фуфайкой спиногрыз завелся. Ну и шла бы.
- Чего хочешь-то? - вздохнула я.
Она решилась. Стянула с себя спиногрыза и начала издалека:
- Тут ко мне давеча мужчина приезжал… На "вольве"…
- Поздравляю, - пресекла я надвигающуюся паузу. - Ты взяла себе нового мужчину? Крутого, что ли, завалила?
Зойка преобразилась. Очевидно, моя фраза послужила для нее термальным источником. Лицо запунцовело, глазки зажглись. Грудь обозначилась под фуфайкой и двинулась в психическую. Так и рождаются пылкие гурии из бледных замухрышек.
- Он чудо, Лидунчик. Ты не представляешь, какой это удивительный мужчина! Он богатый, высокий, красивый, благородный… Геной звать. А какие он мне цветы подарил! Белоснежные пионы, привитые к хризантемам - ты можешь поверить?.. Ой, я не могу, Лидуня… Знаешь, чем мы занимались?
Мне показалось, она сейчас заскулит от сладострастия. Я почувствовала себя несправедливо обиженной.
- Представляю, - пробормотала я.
- Нет, ты не представляешь! Это невозможно представить… Мы три часа не вылезали из кровати! Мы десять раз делали это! Останавливались и снова начинали… Останавливались и начинали… И с каждым разом он становился нежнее, еще ласковее, домашнее… Он стал моим за эти часы, понимаешь?.. Мы до половины восьмого занимались любовью!..
Все понятно. Зойка, кажется, подсела. Теперь она может смело убрать в кладовку любимый фаллоимитатор о двух концах. До следующего "безмужичья".
Я сглотнула:
- А потом?
Внезапно она скисла:
- А потом он поехал к жене. И детям…
Я облегченно вздохнула. Пожалуй, вопрос о фаллоимитаторе оставим открытым.
- А чего хочешь-то?
Вопрос прозвучал грубовато. Но я сознательно пошла на хамство. Негоже распространяться о своих личных контактах в присутствии одинокой, разведенной женщины.
Зойка посмотрела на меня как прокурор Руденко на подсудимого Геринга:
- Я не хотела его отпускать. Он тоже не хотел уезжать. Он сказал, что сочинит жене причину и пулей вернется.
- И не вернулся, - догадалась я. Подумаешь, трагедия. Обычная история. Зойка Макарова не последняя дура в Сибири.
- Да-а… - Она скисла еще вдвое и изобразила по слезинке на каждом глазу. Потом вздохнула мучительно и больно и выложила наконец свою просьбу: - Лидунечка, дай позвонить…
- Иди звони, - я кивнула на лестницу. - Мобила там. А ты не боишься поставить мужчину в неловкое положение?
- Да что ты, - она махнула рукой. - Все будет хорошо. Я представлюсь его секретаршей.
И ушилась в мансарду. Через несколько минут спустилась - постаревшая, сгорбатившаяся, с трясущейся челюстью. "От ворот поворот", - догадалась я. К черту послали. И не стала выяснять обстоятельства, целиком признавая Зойкино право на конфиденциальность собственных соплей.
Она сама раскололась. Остановилась в дверях и, потрясенно вращая глазами, проговорила:
- Он не ночевал дома. Он вообще не возвращался…
Окинула кухню невидящим глазом, нашла на ощупь проем и удалилась, оставив меня в раздумье.
В последующие полчаса на дефиле был замечен Ромка Красноперов - компьютерный гений из Волчьего тупика. Я опять рубила в щепки капусту, причем делала это ритмично, синхронизируя удары с боем барабана со стороны любвеобильного доктора Грецкого.
- О, е-е! Какой сюрприз! Какая сцена! Ты сделала это!.. - прозвучало за спиной молодо и задорно.
Я чуть топор не выронила.
- Привет, Косичкина! - таращась на меня счастливым неженатым взором, вскричал гость. Этот падкий на спецэффекты вундеркинд и сегодня не выходил из амплуа - был одет в красно-желтую куртку, кирзовые сапоги и какой-то ночной колпак с рюшечками.
Чего это они ко мне зачастили?
- Привет, Краснопёрдов, - согласилась я. - Чаю хочешь?
- Расслабься, - великодушно проглотил мой экспромт Ромка. - Это рабочий визит, не официальный, не надо почестей. Ответь, Лидунька, на один вопросец. Вернее, проконсультируй. Предложили мне тут по случаю ксолойтцкуинтли…
- Повтори, - не поняла я.
- Обидно, - взгрустнул Ромка, - а я думал, ты знаешь. Зря шел. Ксолойтцкуинтли. Это голая собачка такая мексиканская. Злая, отвязная. Потеет, на солнце обгорает клочьями. Страшенная, как ядерный гриб. Зато недорого - всего девятьсот гринов. Вот не знаю теперь - брать или отказываться.
- Бери, - сказала я, - однозначно. Очень отвечает твоему стилю.
- Я тоже так думаю, - обрадовался Ромка. - Боюсь, с Лабрадором или золотистым ретривером на поводке я буду смотреться нелепо. Ну спасибо тебе, подруга.
- Эй, подожди, - вдруг вырвалось у меня. Ромка как-то напрягся. Или показалось?
- Чего тебе, Косичкина?
И тут как сверкнуло - или это во мне сверкнуло?.. На короткий миг мне сделалось плохо. Закольцовка в извилинах, как сказала бы презрительно Бронька. Я узрела другого Красноперова… Я поменяла состояние сознания - помчалась в другое измерение, только руками всплеснула. Ночь, Фасадная улица, тень из куста… Шипящее пламя, контур худого лица… Холод, страх, липкая мерзость по телу… Я словно заново окунулась в это дурацкое происшествие… Мама мия! Остановись!
Я вернулась в дачный мир - настоящая "закольцовка". Где кружилась, непонятно. Ромка - сам по себе, маньяк - сам по себе, ничего похожего, кроме роста. Да и голос Красноперова с другим не спутаешь. "Не шизуй, девушка, - приказала я себе. - С приобщением к семье душевнобольных ты не станешь гениальнее. Это мамина теория, не твоя"…
- Ты не уснула? - полюбопытствовал Ромка.
Я торопливо забормотала, не спуская с него глаз:
- Сегодня ночью… в районе двух часов двое… неизвестных, предположительно мужского пола, прошли мимо моего дома и свернули в Волчий тупик. Они тащили что-то тяжелое, завернутое. Я предполагаю, это был… человеческий труп. Предположение, прошу заметить, не вздорное, поскольку… м-м… проносу тяжелого предмета предшествовали крик и протяжные стоны, соответствующие, на мой взгляд, крику и стонам человека, которому делают больно. В Волчьем переулке всего три двора. Твой, Риты Рябининой и четы Сургачева - Марышев. Признайся, Ромка, они не к тебе шли?
Очевидно, я еще не понимала, в какую мясорубку ввязалась. В свете дня ночное происшествие представлялось если и не комичным, то уж никак не страшным. И совершенно напрасно.
- Ты того, да, дописалась? - Ромка небрежно постучал кулаком по лбу (то есть неплохо прикинулся валенком). - У врача когда была, дурында? Так сходи, Косичкина, в самый раз провериться. А то ишь загнула…
Повернулся и, независимо поплевывая, поперся прыгающей походкой с моего участка. Неужели до него не дошел смысл моих слов?
Или дошел?