Последнее слово прозвучало, как приговор.
На озеро Самородное приехали на трех машинах. Голубая даль открывалась перед ними во всей первозданной красе. Вода играла бирюзой там, где ее освещало солнце, и казалась черной под тенями леса, стоявшего густой стеной по берегу. На гладкой поверхности - ни одной морщины, словно по ней прошлись утюгом, в ней отражалось небо, плывшие по нему белые облака.
Выбрали удобное место - метрах в двадцати от берега - и разложили брезент, на него выгрузили припасы. Зотов и Топорок отправились собирать хворост для костра. Клыков подозвал Елизарова, сказал ему, щеря зубы в улыбке:
- Уведи Ромку подальше. Сделаешь - вернешься. Зотов и Топорок все уберут. Они умеют…
- Я сам, - сказал Елизаров упрямо. - Сам!
- Опять споришь? - спросил Клыков. - Когда научишься слушать? В этом деле мы все повязаны, и работать надо вместе. Понял, дура?
- Понял, - сказал Елизаров. До него наконец дошло, что круговую поруку Клык вяжет мокрым делом.
Ромка стояла неподалеку, не скрывая нетерпения. Щеки розовели нервным румянцем, глаза лихорадочно поблескивали.
- Пойдем? - спросил Елизаров.
- Наконец догадался, - упрекнула она и протянула ему трепетную руку.
Они пошли вдоль берега, направляясь к двум плакучим ивам, видневшимся в отдалении. Плотный песок приятно поскрипывал под босыми ногами. Ромка вдруг вырвала у Елизарова руку, крикнула: "Догони!" и припустилась бегом. Елизаров словно не слышал - он даже не ускорил шага. Когда он подошел к деревьям, Ромка уже успела раздеться. Она стояла нагая, бесстыжая, запрокинув голову и подняв руки, наслаждалась горячим солнцем. Грудь ее, крупная, тяжелая, светилась матовой белизной, тогда как все тело отливало бронзовым загаром.
Елизаров кинул на песок покрывало, захваченное из машины. Ромка легла на него, раскинув руки.
- Ну, иди же, Алеша…
Страсть захлестнула их, обожгла и смяла…
Потом Елизаров долго смотрел в голубизну неба, где беззвучно парил коршун. Левой рукой он перебирал шелковистые волосы Ромки. Та блаженно затихла, положив голову на его живот. Глаза ее были полузакрыты, длинные ресницы подрагивали.
- Уезжаешь? - спросил он вдруг ласково.
- Откуда знаешь? - в голосе ее прозвучало искреннее удивление.
- Слыхал, - ответил он неопределенно.
Ромка повернула голову и внимательно посмотрела ему в глаза.
- Куда? - спросил Елизаров, помолчав.
- Далеко, - ответила она задумчиво.
- В Чебоксары? Зачем?
- Если знаешь куда, то знаешь и зачем…
Она могла бы сказать, что Клыков поручил ей съездить в далекий волжский город и отвезти туда важную посылку. Но при этом наказал, чтобы ни единая живая душа не знала о цели поездки. Особенно Елизар. Она хорошо понимала, чем грозит ей откровенность.
- Знаю, - сказал он.
- Зачем же спрашиваешь?
- Хочу, чтобы сама сказала.
- Не скажу.
- Как хочешь…
- Ты же знаешь, как я хочу, - сказала она, переводя разговор на совсем другой предмет, и засмеялась беспечно. Ее руки скользнули по его телу, пальцы пробежали по груди, животу. Потом она встала на колени, шелк ее волос потек вниз щекоча и возбуждая, упал на его бедра. Он обеими руками сжал ее голову, закрыл глаза, притянул к себе.
Отдышавшись, Елизаров сел. Ромка лежала рядом, закрыв глаза и улыбаясь.
- Ты знаешь, - сказала она тихо, словно в дреме. - Я тебя люблю… По-настоящему. Ты такой свежий, крепкий, чистый…
- Ага, - проговорил Елизаров лениво и протянул руку к брюкам, которые лежали рядом. Нащупал в кармане нож.
Лезвие выскочило почти бесшумно. Ухватив рукоять поплотнее, как показывал Клык, он резко размахнулся и вонзил острие под левую грудь Ромки, которую еще мгновение назад гладил ладонью…
Выдернув нож, он два раза воткнул его в песок, очищая от крови, потом собрал вещи и вернулся к костру. Клыков, сидевший на раскладной скамеечке, надевал на шампуры маринованное мясо: они доедали кабанчика. Увидев сержанта, Клыков вопросительно вскинул брови. Елизаров утвердительно кивнул.
- Молоток! - сказал Клыков одобрительно и громко крикнул: - Иван Софронович! Будь добр, займись бабой. Ей что-то поплошало…
В тот вечер Елизаров положил в карман пачку в полсотни сторублевых купюр - аванс Кесояна в счет предстоявшего дела.
Спустя два дня в Кизимов, на имя технического распорядителя малого предприятия "Экомастер", пришло заказное письмо.
"Подготовка и заключение сделки полностью предоставлены вашей самостоятельности. За 32 часа до подписания документов сделайте звонок по известному вам телефону. Спросите Мухина. Если последует ответ: "Вы ошиблись номером", подписание документов отложите до выяснения обстоятельств. Если ответ будет: "Мухин вышел", - право на окончательное решение судьбы сделки лежит на вас и препятствия к ее заключению могут быть только местные. В случае переноса срока подписания необходимо повторить звонок по тому же телефону, на тех же условиях.
Грачев".
7
Ракетно-техническая база "Буран"
Базу лихорадило: из Москвы прибыла представительная комиссия.
Начальник базы полковник Лосев, окруженный замами, встретил руководителя инспекционной группы генерал-майора Студенцова у трапа вертолета. Вскинул руку к фуражке и, представившись, сделал счастливое лицо.
- С благополучным прибытием, товарищ генерал. Рады вас видеть!
Лицо Студенцова, розовое, чисто выбритое, было пересечено глубокими морщинами, как среднерусская равнина оврагами. Под салазками мощных челюстей по-бульдожьи висели пласты дряблой кожи.
- Так уж и рады? Разрешите не поверить. Вот пообщиплем вам перья, тогда заговорите иначе.
Полковник почтительно вытянулся и качнул головой.
- Не найдете.
- Что именно? Недостатки?
- Перья. Их с нас давно общипали.
- Молодец, - похвалил генерал. - Еще и шутишь. Не люблю паникеров. К инспекции готовился?
- По второму варианту, товарищ генерал, - вступил в разговор начальник штаба.
- Что это? - спросил генерал с подозрением. - Как понять?
- Анекдот, - охотно объяснил Лосев. - Приезжает в царское время генерал инспектировать войска. Подходит к пехотному полку. Навстречу полковник. Рапортует: "Господин генерал! Арзамасский пехотный полк для инспектирования построен". Генерал метнул взгляд и говорит: "Строевая выучка слабая. На левом фланге вижу шевеление". И перешел к кавалерии. Навстречу другой полковник: "Господин генерал! Нижегородский драгунский полк для смотра построен". И тут же, чуть тише: "Есть гусь жареный и четверть водки". Генерал оглядел строй, поправил усы и поздоровался: "Здравствуйте, славные драгуны-молодцы!"
Все весело засмеялись.
- Было время, - сказал генерал мечтательно. - Гуси водились…
Полковник Лосев тоном радушного хозяина сразу предложил:
- Может, позавтракаете с дороги? Как раз вчера гуся и подстрелили. - И смущенно, словно чего-то стесняясь, добавил: - Так и тянет обратиться: "господа офицеры".
- А ты не стесняйся, - вежливо поддержал его генерал. - Мы не гордые, стерпим.
Все засмеялись снова, на этот раз еще раскованнее, чем минуту назад.
- На субботу и воскресенье, господа офицеры, - осмелел Лосев, - подготовлены рыбалка и охота. По желанию.
- Где охота? - спросил генерал.
- В заказнике.
- Он же был обкомовский. Разве не закрыли?
- К чему? - удивился Лосев. - Наши демократы ружьишком побаловаться себе не отказывают. Лишили партаппарат незаконных привилегий. Себе их установили законом. И все.
Инспекция гармонически вписалась в распорядок, предложенный гостеприимным хозяином - Лосевым, и все же базу лихорадило. Ни схемы подчиненности, определенные уставом внутренней службы, ни штатное расписание, где в типографские рамочки с названиями должностей вписываются фамилии людей, эти должности занимающих, никогда не отражали и не отражают реальное соотношение сил и истинные взаимоотношения между начальниками и подчиненными.
В жизни стройная система субординации полна противоречий и противоборства, невидимой, но всем известной "холодной войны" местного масштаба. В ней каждая из сторон знает своих покровителей и союзников, супостатов и завистников.
На "Буране" офицеры знали, что Родион Ильич Студенцов - приятель и ставленник генерал-полковника Ремизова. А поскольку сын полковника Лосева женат на дочери генерал-лейтенанта Таратуты, чей сын является зятем Ремизова, то Лосеву бояться Студенцова не стоит, даже если проверка покажет, что на "Буране" недостатков тьма-тьмущая.
Акты проверок, если их составляет рука умелая, могут одного стереть в порошок, другого оставить целым и невредимым, а третьего даже возвысить, хотя на самом деле казнить следовало бы возвышаемого, осудить - невиновного и не трогать даже мизинцем обреченного на заклание.
В то же время нельзя сказать, что сам Лосев относился к инспекции безо всякой опаски. Положение фаворита не избавляло его от возможности серьезных неприятностей. Конечно, генерал-лейтенант Таратута - фигура. Но в самых элементарных шахматных партиях пешки порой так обкладывают сильные фигуры, что те в конце концов исчезают бесследно. Сколь бы ни было прочным кресло, в котором утвердился Таратута, никто не знал, что происходит с самим креслом. Ведь как ни добротно оно с виду, как ни надежно сколочено, а подползет к его ножке микроскопический жучок-древоточец, прогрызет норку и начнет точить, лущить древесину, превращая ее в сыпучую труху. Сантиметр за сантиметром проходят жучки тайными ходами в недрах кресел и тронов, и вдруг в роковой момент они рушатся от малейшего толчка. И ползут-расползаются слухи о том, почему и как рухнул столп, в прочности которого ни у кого не имелось сомнений.
Поэтому Лосев старался угадать причины, вызвавшие появление инспекции в гарнизоне. Он знал, что председателю комиссии всегда известны задачи, поставленные перед проверяющими, и больше всего боялся стать той костяшкой домино, которая, падая, опрокидывает весь длинный ряд взаимозависящих людей. А возможную первопричину такого толчка Лосев видел только в выводах инспекции.
- Сегодня пятница, - предупредил генерал Студенцов членов комиссии, - но мы поработаем. Майор Лежнев проверит электронную сигнализацию. База построена давно и я уверен, электроника устарела. Надо, чтобы в нашем акте прозвучали весомые рекомендации по улучшению всей системы.
- Понял, товарищ генерал, - с готовностью отозвался Лежнев.
- Вот и принимайтесь. Мы должны показать образцовое отношение к обязанностям. Пусть в обстановке хаоса, характерного для сегодняшнего дня, наша ответственность станет положительным примером. - Генерал взглянул на часы. - Работаем до двадцати одного. Только потом ужин.
- Ясно.
- Майор Нырков, вы соберите караульную роту. Потолкуйте с людьми. Попросите высказаться о состоянии охраны объекта. Исполнители должны чувствовать, что их мнение нам не безразлично.
- По опыту знаю, товарищ генерал, подобные беседы не дают результатов, - сказал Нырков довольно хмуро. - Все предпочитают отмалчиваться.
- Я знаю, - отрезал генерал строго. - Пассивность - черта типичная. И все же попробуйте расшевелить людей. Нам будет полезно включить в отчет мнение самих исполнителей. Вы, как обычно, на охоту не поедете, верно?
- Так точно, не поеду.
- Отлично. Раз вы остаетесь на базе, то и проведите проверку караула. Ночью. А мы начнем плотную работу с понедельника.
Майор Нырков обосновался в классе, предназначенном для подготовки караула к несению службы. Сел за стол, обложился схемами, инструкциями, таблицами. Он знал: армейская служба - не мёд, а в караульных ротах горчит особенно. "Через день на ремень", - так определяют свои тяготы солдаты. В любое время года, в любой час суток стоят на постах часовые - живые души с автоматами на изготовку, наделенные законом особыми правами. Зимой от холода часовых не спасают тяжелые постовые тулупы, и мороз прожигает до самого тела даже сквозь слой овчины. Летом выматывает зной, даже если часовой стоит под тенью грибка и одет в одну только рубашку. При этом подобные лишения подчас не имеют особого смысла и сводятся на нет безалаберной, полной формальностей системой охраны объектов. В чем эта безалаберность проявлялась на базе "Буран", и предстояло разобраться Ныркову.
Познакомившись с инструкцией по охране и обороне объекта, он узнал, что ежедневно в состав караула здесь назначается двадцать три человека: прапорщик - начальник караула, сержант - разводящий и двадцать один солдат - караульные. По семь часовых в одну смену. Хотя по уставу полагалось, чтобы разводящий выставлял не более пяти часовых, здесь допускали небольшое отступление от правил. Учитывая то что время следования смены на посты и возвращение в караульное помещение составляло менее часа, на втором разводящем экономили.
Караульное помещение располагалось в кирпичном одноэтажном здании, поставленном в южной части охраняемой зоны. Выходя из домика, смена заряжала оружие у глухой каменной стены и отправлялась на посты, двигаясь против часовой стрелки по периметру зоны.
Развод караулов и смена их проводились ежедневно в восемнадцать часов. В шестнадцать в класс привели солдат караульной роты. Среди них и те, которые на новые сутки заступали в наряд. В учебный класс пришли также заместитель начальника базы подполковник Иконников и офицер штаба майор Якушев. Они сели за стол рядом с инспектирующим, хотя тут же поспешили обозначить свою второстепенную роль.
- Начинайте, товарищ майор, - предложил Ныркову подполковник. - Вы здесь у нас хозяин.
Нырков спрятал улыбку. Он хорошо знал цену своей свободе. Она определялась длиной привязи, на которой ему позволяли двигаться уставные порядки.
- Товарищи солдаты и офицеры! - начал Нырков. - Одна из позиций, которую проверяет инспекция, - это безопасность базы, надежность ее охраны. Первый вопрос к вам всем: все ли здесь в норме? Какие существуют неиспользованные возможности? Прошу смелее. Говорите.
Никто на призыв не откликнулся. Все сидели с серьезными лицами, но то была серьезность, рожденная не столько мыслью, сколько безразличием.
- Прошу смелее, - повторил свой призыв Нырков.
- А никто и не боится, - подал голос чернявый остроглазый лейтенант, сидевший в первом ряду. - Просто от разговоров у нас пользы нет.
Солдаты довольные зашевелились, заулыбались.
- Чувствуется, вам есть что сказать, - обрадовался Нырков. - Так скажите.
- Зачем?
- Разве вас не интересует служба? - в голосе Ныркова прозвучала досада.
- Так точно, не интересует. Я подал рапорт об увольнении в запас.
- Придет приказ на ваше увольнение, тогда о службе можете не думать. А сейчас я все же прошу вас вспомнить о деле.
- Будто оно здесь кого-то интересует всерьез, - дерзко заметил лейтенант.
- Меня интересует, - сказал Нырков. - И у вас нет оснований мне не верить.
- Тогда доложите своим начальникам, что объект такого рода, как наш, надо охранять всерьез. То, что здесь находится, - не сельхозтехника. Потому и правила должны быть самыми строгими.
- Что вы имеете в виду? Кстати, вы даже не представились…
- Лейтенант Тырин. Командир второго взвода. Недостатком охраны считаю отсутствие специально подготовленной группы для борьбы с террористами, а также…
- Выпейте валерьянки, Тырин, - недовольно оборвал его подполковник Иконников. - Откуда здесь у нас террористы? От сырости?
Майор Якушев одобрительно хохотнул.
- Хорошо, - сказал лейтенант. - Пусть не с террористами, а с боевиками. Сегодня организованная преступность - факт реальной жизни. Боевики хорошо вооружены, дерзки и непредсказуемы. Владеют приемами ближнего боя. А наш обычный караул - вчерашние школьники, которые стреляют из автоматов раз в полгода. По фанерным щитам. Насколько я знаю, уже целый год не было практического гранатометания. Если случится нападение, караульных придется посылать на заклание. Навыков ближнего боя у них нет.
- Садитесь, Тырин, - предложил Иконников раздраженно. - Еще немного, и майор из центра решит, что попал в район с особо опасной обстановкой. А ваше пренебрежительное отношение к солдатам, которые здесь честно служат, меня, признаюсь, настораживает. Если случится что-то…
- То хуже ничего не придумаешь! - в свою очередь, перебил подполковника Тырин. - Для всякого дела нужны специалисты. Почему мы не верим, что сегодня преступники могут оказаться вооруженными и подготовленными лучше, чем караул?
- Пушку подвезут, - сказал майор Якушев и снова хохотнул.
- Не делайте из меня дурака, товарищ майор, - сказал Тырин резко. - Дело не в оружии, а в вооруженности. Сколько раз я говорил, что часовых следует снабдить рациями. Кто-нибудь прислушался? Сколько раз предлагал отработать на месте варианты отражения внезапного нападения на караул. Кто-нибудь меня поддержал? Скажите, где мой рапорт, в котором предлагалось подготовить в составе караульной роты специальную группу по борьбе с террористами?
Иконников сидел набычившись. Лицо его медленно краснело, на щеках двигались крутые желваки. Было видно, что подполковник изо всех сил сдерживает себя. Наконец он не выдержал.
- Хватит, Тырин! Ваши страхи нам хорошо известны. Я смотрел ваш формуляр в библиотеке. Там записаны одни детективы. От такого чтива у вас в голове сплошная криминальная каша. Надо чаще обращаться к уставам. - Повернувшись к инспектору, Иконников добавил: - До базы лейтенант Тырин служил в Закавказье. Оттуда и привез все свои страхи…
- У вас все, товарищ подполковник? - спросил Нырков с подчеркнутой вежливостью. Иконников кивнул утвердительно. - Ваши соображения, товарищ лейтенант, - сказал Нырков, глядя на Тырина с симпатией, - кажутся мне крайне интересными. А то, что вы сравниваете положение на базе с тем, что узнали в Закавказье, называется стремлением обобщить боевой опыт. Когда вы писали рапорт?
- Знаете что, товарищ майор, кончим эту игру. Я ведь не мальчик. Мне весь наш разговор напоминает анекдот…
- Серьезно? - в голосе Ныркова не слышалось ни раздражения, ни обиды. - Какой именно?
- Старшина проверяет, насколько находчив солдат. Дает ему вводную: "Вы стоите на железнодорожном переезде. Видите, как по одному пути навстречу друг другу летят два поезда. Ваши действия?" - "Подаю сигнал опасности руками". - "Дело происходит ночью, и рук не видно". - "Подаю сигнал фонариком". - "У вас его нет с собой". - "Тогда я отбегу подальше, потому что бэмс будет ой какой сильный!"
Солдаты засмеялись, лишь Иконников и Якушев сидели нахмурившись.