Так, засланный казачок попался. Да провались оно! Как работать, жить отдельно, выходить замуж, - так я взрослая, а чтобы перекрасить волосы - требуется разрешение, которое еще и не выпросишь! Что они оба развивают во мне инфантилизм, в самом-то деле?
Но, несмотря на мой праведный гнев и негодование, я молча стерпела подзатыльник и смиренно выслушала все, что обо мне думала мамуля. Разумеется, она помянула и Верку, и Либру, и крашенную суку Г, и дьяволу подстилку Н. И не дочь я ей больше, и с головой у меня не лады, и вообще на африканку стала похожа!
- Вот, посмотри! - притащив меня к отцу, возмущалась мама. - Вот чем закончились твои похождения на сторону! Единственная дочь не желает быть похожей на мать! Ты мне в душу плюнула! Дожили! На кого ты теперь похожа? Ни на отца, ни на мать! Будто мы тебе и никто!
Моему терпению пришел конец. Забрав сумку и кепку, я молча вышла в подъезд, демонстративно хлопнув дверью. Следом от злости наградила пинком перила, отчего те заходили ходуном на всех этажах.
Пока я плелась до остановки, меня душили слезы. Я даже пропустила нужный автобус. Сколько себя помню, всегда ощущала, что не возместила родителям вложенных в меня и напрасно потраченных средств. Не оправдала взваленной надежды, не воплотила в реальность чужие планы. Всегда от меня чего-то требовали, ждали, просили. Лучше других знали, что мне нужно!
Поняв, что сама я не принесу ни богатства, ни славы, родичи вознамерились выдать меня замуж. Чтобы до конца своих дней получать законные проценты с отданного в пользование товара. Вначале искали богатого зятя, потом - хоть какого-нибудь. Ныне упорно навяливали Женьку. Конечно, кто же еще осмелится жениться на такой рохле? На садоводе-любителе, работающем на кондитерской фабрике, которая вот-вот закроется.
- С вами все в порядке? - коснулся кто-то моего плеча. Я вздрогнула и посмотрела на возникшего рядом парня.
- Да-да, - размазывая по щекам слезы, поддакнула я. Каким идиотом надо быть, чтобы задавать подобные вопросы! Неужели не видит, в каком я порядке?
Он нерешительно протянул мне платок, потому что свой я так и не нашла, хоть и перерыла содержимое сумки.
- Вы кого-то ждете?
- Как вы догадливы! Я жду автобус.
- Ждете, чтобы пропустить?
- Ну а тебе, что за печаль?
- Хотел предложить подвести. Мне как раз по пути. Вы меня, Надя, кажется, не узнали?
- А мы знакомы? - удивилась я, зная, что и сама бы себя не узнала в новом образе отмеченной дьяволом.
- Мы познакомились вчера у Лехи. Не помните разве?
Нет, я не помнила. Хотя, с моей рассеянностью это и не удивительно. Впрочем, что-то мелькнуло в памяти.
Белая рубашка - черный галстук.
Молодой человек представился Константином. Среди всех неудачников, окружавших Лешку, этот странно выделялся. Эдакая громоздкая белая ворона… с черным галстуком. Меня бы не удивила подобная куртуазность, если бы она исходила от заикавшегося, выглядевшего отпрыском интеллигента Лешки. Учтивость Кости же была какой-то… средневековой, а оттого казалась фальшивой. Странный тип. Едва не трещавшая на мускулах рубашка, платиновый крест на груди и солнце в небесных глазах с заутюженными уголками.
Я согласилась быть подвезенной и немедля навлекла на себя осуждающие взгляды присматривающихся ко мне соседок. Остались, старые клячи, жариться на солнцепеке и зашушукались: ушла, потаскуха, с первым встречным, предложившим утешить…
Пока мы шли к машине, я гадала, что же с этим Костей не так, коль он примкнул к нашей странноватой компании. Думала, увижу, на чем он колесит по городу и все пойму, но не тут-то было. У Женьки и Лехи были мотоциклы с обклеенными потертыми вкладышами рулями, а у Кости - новенькая серебристая "Ауди". Это никак не поспособствовало раскрытию тайны приятельских уз.
- Откуда ты знаешь Лешку? - полюбопытствовала я, открывая дверцу. Плюхнувшись на переднее сидение, посмотрела на безделушку, висевшую на зеркале. Хм, поднявшийся на дыбы стальной единорог? И впрямь занятный парень.
- Я встречался с его кузиной.
- С Либрой? - не поверила я. - В смысле, с Любой?
- Если у него есть еще кузины, то он об этом нагло умолчал. Кстати, почему вы называете ее Либрой? Это от слова - весы, что ли?
- Потому что она непостоянна, потому что у нее днюха в октябре, - растерянно дернула я плечами, пристегивая ремень. - А если честно, я точно не знаю. Либра и все тут.
- У вас с ней несколько натянутые отношения?
- До вчерашнего дня нас было пивом не разлить.
- Да? - усомнился Костя. Дескать, а о том, что она встречалась с таким вот расчудесным парнем, ты узнала лишь сейчас.
Интересно, как долго Либра смогла вытерпеть этого не вписывавшегося в ее программу бой-френда? И кто стал инициатором разрыва? Наверняка наша капризуля. Если он и ее так допрашивал…
Костя предложил съесть по порции мороженого, заверив, что горечь заедают сладким. Неподалеку от дома было летнее кафе, куда мы и направились. Заняв пластиковый столик, принялись заедать горечь. Я подумала, что это неспроста и ждала, когда Костя начнет исподволь расспрашивать о Либре. Такое уже не раз случалось. Меня звали на свидания, только чтобы больше узнать о моей подруге, попросить устроить встречу, организовать знакомство. Я настолько свыклась с ролью парламентера, что перестала обращать внимание на предложения выпить кофе или съесть по пломбиру.
Я заметила остановившуюся напротив Лариску. Она как всегда крутила в пальцах одну из своих зажигалок. У нее их была целая коллекция - штук двести, если не больше.
Подойдя к нам, она обдала меня воной презрения и откинула крышку зажигалки.
- Мороженое кушаем? Горлышко не простудите. Дорогой, тебе передалась ее заразная болезнь? Слабоумие, забывчивость. Какие там еще симптомы у нашей Деньки?
- О, и ты была в инкубационном периоде, Лара Фобия? Прогрессирующее обострение врожденного порока развития?
- Извини, милый, мы на минутку отойдем, - склонившись и поцеловав Костю, сказала Лариска. - Нам по-девичьи надо посекретничать.
- Спасибо за угощение, - улыбнулась я несколько растерявшемуся Косте и поднялась. Мы неспешно отошли в сторонку.
- Слушай сюда! - сквозь зубы прошипела Лариска, щелкая зажигалкой. - Еще раз увижу с моим парнем - до старости парик носить будешь.
- Попроси его свозить тебя в серпентарий. Может, свидание с родичами пойдет тебе на пользу?
Хлопок откидываемой крышки, щелчок, шипение, хлопок. И снова одно и то же, одно и то же заученное движение. В очередной раз выпустив шипящее пламя, Лариска повременила с остальными манипуляциями, и мне показалось, что она метнет мне в лицо эту трепещущую огнем струйку. Но она ограничилась посланием на три буквы. Видно других не знала: алфавит не по ее части.
Я оглянулась на Костю, что чудом разглядел с высоты своего роста эту худосочную пигалицу. Ох, и комичная комбинация гормонов, как высказалась бы Верка об этой нелепой паре.
Заглянув по дороге к дому на мини-базар, я купила все для салата. Пока стояла возле хлебного ларька, увидела Игоря Яковлевича, волокущего в авоське яблоки, бутылку кефира и связку сушек. И как он в какой-нибудь люк не свалится, читая на ходу? Уткнется "рубильником" в свою книжонку и ничего не видит. Сколько ее можно читать? Интересно, он и спит с ней в обнимку? Так, снова я принялась издеваться над соседом, мстительная, злопамятная натура, кроющаяся за обликом порядочности! Какое мне до него дело?
Купив булку хлеба, ныряя из тени в тень, я добралась до дома и с досадой вздохнула при виде примостившегося на своем излюбленном местечке соседа. Сегодня праздничный день? Иначе с чего бы ему так прифрантиться? Никогда не видела его столь элегантным! Наверное, я отстала от жизни! Не знала, что нынче в моде повязывать галстук на голую шею и носить спущенным на майку в дуэте с мятым пиджаком. Впрочем, мои ухмылки ему до лампочки. Жует себе сушку, навесив на черные усы крошек, и запивает кефиром, при этом бегая глазами по строчкам. Похоже, он и впрямь спит со своим любимым бестселлером.
Буркнув приветствие, уже не ожидая на него ответа, я вошла в прохладу подъезда, и устало поднялась на первый этаж. Открыв дверь, воцарилась в прихожей. Какое облегчение, как приятно скинуть туфли. Пешка почему-то не выбежал меня встретить и даже не облаял. Только настороженно покосился на принесенный пакет. Похоже, стал бояться сумок.
Когда я готовила простейший ужин, как попало рубя-кромсая огурцы и помидоры, позвонила Либра. Пообещала занести деньги, что брала в долг месяц назад. Через четверть часа я увидела ее из окна. Проплыв мимо соседа, она пираньей нырнула в подъезд. Увидев меня, вздрогнула и рассмеялась. Неужели еще долго будет привыкать к моему новому имиджу? Мы устроились за чаем в кухне и традиционно сплетничали. Я рассказала о поездке к родителям, о встрече с Костей и о том, что он утешается Лариской Зажигалкой.
- Да, было дело, мы с ним встречались, - равнодушно или скорее кисло призналась Либра. - Но знаешь же, я люблю разнообразие. И вообще не мой типаж: я боюсь всего громоздкого, а он выше меня на голову, даже когда я в туфлях на самом высоком каблуке. Почему рассеклись по параллелям? Ревность его меня достала. Я - существо свободолюбивое, не терплю, когда кто-то пытается ограничить мое личное пространство. Эти его сообщения с тупыми фразами: "Где плаваешь, Русалка? Не тяни на дно неведением. Я в сетях ревности и вот-вот утону". Und so weiter. А он спрашивал обо мне? Ну и не больно надо. Кстати, между мной и Лешкой что-то намечается.
- Между тобой и кем? - изумилась я, чуть не захлебнувшись горячим чаем. - Он же твой брат!
- Тьфу, типун мне на язык! - поспешно отмахнулась Либра. - Я хотела сказать, между мной и Женькой. Он как проводил тебя домой, от меня до утра не отставал.
- Этого следовало ожидать, - с легкой обидой отозвалась я и принялась полоскать под краном чашки. - Они все, рано или поздно, оказываются в тебя влюблены. Так было всегда. У тебя с давних пор дело чести - заставить каждого признать, что ты им интересней той, с кем они ходят на свидания. Свидание - такая гадкая формулировка.
- Де-е-енька! - затянула Либра почти искренне, почти жалостливо и, подойдя ко мне, ласково обняла за плечи. - Просто я лишний раз доказываю, что парень тебя не стоит. Проверки чувств еще ни один не выдержал. Так на кой такие тебе сдались?
- Я привыкла, что парни время от времени говорят: "Прости, Надя, ты хорошая девчонка, но я люблю Либру". И я их понимаю, черт подери. Будь я пацаном, тоже бы не устояла.
Либра звонко рассмеялась, и мы еще какое-то время стояли в обнимку. Потом она вспомнила, что обещала с кем-то встретиться и засобиралась уходить. Взяв на прогулку Пешку, я вызвалась проводить ее до остановки и заодно купить рыжему клопу банку корма, так как грызть мясные сухари он напрочь отказался.
- Я люблю тебя, Денька, не забывай об этом, - сказала Либра, когда мы дошли до остановки. - О, мой автобус едет! Опять забит, как банка кильками. Ладно, пока!
Я видела, какими глазами смотрели на Либру стоявшие рядом мужики. Видела, как один парень хлопнул ее по ягодице, когда она поднималась по ступенькам автобуса. Шикарные длинные волосы, закрашенные пудрой веснушки, разные брови и слегка раскосые светло-карие глаза. Все это - наша Либра. Роковой красавицей ее не назовешь, но есть в ней что-то особенное, к чему рвутся все ее воздыхатели. Она мастер скрывать свои недостатки. Никто, кроме нас с Веркой, не знает, что она сутулая, что у нее торчат уши, и что грудь у нее на размер меньше, чем кажется остальным. И при этом ей просто не давали прохода. В нее влюблялись, ее ненавидели, ей завидовали, к ней ревновали и хотели на нее походить.
"Сущая Клеопатра", - подумала я, помахав ей, вставшей у окна, и пошла к круглосуточному магазинчику за подарком для Пешки.
…Задержавшись у подъезда, я заметила лежавшую на скамейке книжку. Ту самую, что видела в руках, подмышкой и в авоське соседушки. Как же это он мог с ней расстаться? Наверное, так поддал кефирку с бубликовой закусью, что до второго этажа едва добежал. Странно, уже почти стемнело, а свет нигде не горит.
Равнодушно пожав плечами, я дернула Пешку и пошла дальше, но остановилась и оглянулась на пухленький цветной квадратик. Не зря, наверное, соседушка не выпускал этот бестселлер из рук. Женский, иронический, эротический роман? Да уж конечно не советы рыболова и не биография Сталина! Впрочем, кто его знает? У всех свои заходы.
Пока никого поблизости не было, я вернулась к скамейке и прихватила книжонку с собой. Поднявшись на второй этаж, позвонила в дверь с намерением вернуть пропажу соседу, раз он ею так дорожит. Постояв немного и предположив, что дома никого нет, спустилась к себе. Отнесу днем или милосердно толкну в почтовый ящик.
Сняв с негаданно расплясавшегося пекинеса поводок, я вошла в кухню, на ходу открывая банку с собачьим лакомством.
- Ты давай не дури, а то мне твоя хозяйка по возвращении уши надерет, если с тобой что-нибудь случится.
Я бросила несколько ложек паштета в миску и погладила рыжего клопа по хребту. И вовремя успела отдернуть руку! Пешка чуть не впился в нее, лязгнув зубами и зарычав. С грохотом поставив банку на табурет, я недоуменно смотрела на паразита, с трудом сдерживая порыв открыть дверь и дать ему пинка под хвост. Но он хозяин, а я - квартирант и живу здесь лишь потому, что он есть в жизни одинокой Марьи Сергеевны.
Закинув банку в холодильник, я вышла в коридор. Глянув на брошенную на тумбочку книжку, поборола охватившее любопытство. Заглянуть в аннотацию удерживала брезгливость к ее владельцу. Да и какой смысл начинать читать, если завтра собираюсь вернуть ее наверняка горюющему по ней соседу?
Пощелкав по каналам, посмотрев отрывки уже идущих фильмов, рекламы, новостей я разочарованно выключила телевизор и снова бросила взгляд на бельевую тумбу. В конце концов, если чтение меня хоть немного увлечет, верну книгу, когда дочитаю. А соседушка пусть помучается, поищет всюду, где мог ее оставить. Будет знать, как игнорировать мои скромные: "здравствуйте".
Я честно хотела привязать себя к культурной библиотеке Марьи Сергеевны, но ничего путного из этого не вышло. Стыд и позор мне! Хоть убейте, терпеть не могу классику. Полгода мусолила "Войну и мир", примерно столько же листала "Униженных и оскорбленных", что уж говорить о том, по кому звонил колокол. Наконец нашла в себе силы признать поражение. И как же стало хорошо! Сколько же после того я проглотила дешевых, отвратительно написанных псевдо-детективов!
Вытолкнув себя из кресла, я взяла тряпку и тщательно обтерла книжку. Присмотрелась к довольно красочной, местами помятой обложке. На ней была изображена приоткрытая дверь, украшенная стальными вьюнами. У основания застыла переливающаяся росой изумрудная трава. В небольшой проем сочился яркий бело-золотой свет, затмевающий все то, что таилось по другую сторону.
Я долго стояла, уставившись в эту сияющую щель. Хотелось дотянуться до витой ручки и дернуть ее на себя. Распахнуть эту дверь, окунуться в золото лучей, шагнуть за порог и узнать, что же там скрыто! Я поняла, что дико злюсь на художника, сотворившего такой ядовитый соблазн. И вдруг опустилась меланхолия. Такое впечатление на меня производили разве что картины Хуго Симберга. На обложке не было ни раненых ангелов, ни садов смерти. Но она являла собой недозволенное искушение.
Когда я немного пришла в себя, в который раз удивляясь очнувшейся впечатлительности, обнаружила, что у книжонки нет ни названия, ни имени автора, ни привычного анонса. Ни строчки об издательстве, формате и заверений автора, что все герои и события вымышлены. В ней не было место ничему лишнему, даже страницы не были пронумерованы. Это - плоть, не тронутая печатью повседневности. Но ведь так не бывает. Если только эту книжонку не сотворили на каком-нибудь самопальном оборудовании.
Пройдя в зал и завалившись в кресло, я включила бра и несколько нерешительно погрузилась в чтение. Каким-то из незадействованных органов чувств ощущала, как меня стремительно затягивает в феерический мир. Я спускалась по лестнице слов, иногда обрываясь в глубину пробелов и утопая между берегами строк. Я медленно погружалась в поделенное страницами пространство, вдыхала столь ощутимый запах знакомых цветов и почти осязала предметы. Зная, что сижу в кресле кататоником, мысленно шла по тропам и щурилась от закатных лучей солнца, смаковала сладость выпитых напитков. Я была странствующим рыцарем, скачущим на огромном коне, была влюбленной в него девой, шорохом листьев и росой.
Частью разрастающейся вселенной.
Из непередаваемого ощущения меня выдернул Пешка. Я вздрогнула, вынырнула из хмельного плена и, еще плохо соображая, уставилась на пекинеса. Тот стоял в середине зала и лаял на сумку, как мне показалось вначале. Но вскоре я поняла, что Пешка смотрит в сторону телевизора. И когда я подняла глаза на выключенный "ящик", меня чуть не парализовало от ужаса. За телевизором стояло соседское зеркало, в котором отражался зальный проем. А в нем, в полумраке прихожей, стоял Игорь Яковлевич. Именно на него лаял Пешка, не решаясь подойти ближе.
Не знаю, как удержалась от крика. Не помню и того, что делала, поняв, что в квартире никого нет, а входная дверь закрыта изнутри. Выпив валерьянки, расплескав половину, я включила свет в ванной, в туалете, в кухне, в спальне и зале. Люстры, ночники, бра и даже фонарь. Осталось еще дверцу холодильника распахнуть! Я искала спасения в свете. Мне нужен был хоть один лучик того закатного сияния, что сочился в "незапертую дверь".
- Что это могло быть? - слоняясь по залу, бубнила я. - Может, заснула? Померещилось на почве просмотренных недавно фильмов? Тогда почему бы мне ни увидеть вампира? И Пешка! Он лаял на отражение, он видел… кого? Соседа? Если бы соседушка действительно был в квартире, а потом по-молодецки выскользнул в форточку кухонного окна, то Пешка, учуяв чужака, лаял бы в сторону коридора. Соседушку этого он терпеть не мог, и не преминул бы вцепиться ему в штанину. Но нет, он спокойно лежал в своей корзине и вдруг кинулся прямиком в сторону телевизора.
Пришла к выводу - я сошла с ума. Накинула на зеркало полотенце и села возле телефона. Мне хотелось позвонить Верке, но посмотрев на мирно тикающий будильник, не поверила глазам. Пятнадцать минут четвертого. Читать я села в начале одиннадцатого, с час бродила по комнатам, устраивая светопреставление на радость энергосбыту. Неужели я часа три была погружена в события выдуманного мира? Той мне, сидевшей в кресле кататоником, показалось, что время пробежало бусинами по наклонной плоскости. Отделившаяся от тела вторая я, плававшая среди символов, звуков, запахов, прожила отрезок чужой жизни, так глубоко проникшей в душу.
Запрыгавший на полочке мобильный хотел меня доконать. Снова за такой короткий перерыв тело словно пронзило молнией. Обычно я немногословна, но на сей раз, отдышавшись, материлась так, что покраснела от стыда. Мой дед, ярый поклонник матерщины, мной бы наверняка гордился. Будь он художником, сломал бы свои кисти, признав, что ученик в мастерстве его переплюнул.
Ответив на звонок, я заверила пьяного мужика, что он ошибся номером, а после гордо удалилась в кухню и выпила еще одну рюмку валерьянки.