Иронический детектив, пародия на "милицейский" роман.
Содержание:
-
Тайна зеленого фургона 1
-
Автобаза 2
-
Профессора и мозолисты 3
-
Несколько слов о мозолях 3
-
Поэма о Ширинкине 3
-
Книголюбы 4
-
Дачники 5
-
Детективные страсти 6
-
Праздник на Трубной 8
-
Взлет и падение Люсина-Рюмина 10
-
Человек с "Сикстинской мадонной" 12
-
До встречи 12
-
Примечания 13
Вячеслав Костиков
ERRARE HUMANUM EST
(Иронический детектив в стиле "ретро")
Тайна зеленого фургона
Не поддавайся иллюзиям, не верь тишине, читатель. Мир полон неожиданностей и страстей - глубоких и темных, как Марианская впадина. Пока вы пьете на кухне душистый цейлонский чай, где-нибудь в Чикаго или Ливерпуле зарвавшийся хулиган пытается вырвать у прохожего авоську с кровяным зельцем. Да что зельц! Что колбаса! Знаете ли вы, сколько налетов могут совершить в Нью-Йорке, пока вы будете сдувать в Парке культуры имени Горького пену с кружки пива? Древние как-то умели все это измерить и с потрясающей силой излить. В этом и Еврипид, и Эсхил, и Софокл. Без страстей не было бы Вильяма Шекспира и Данте Алигьери, не родились бы братья Карамазовы, не был бы построен Днепрогэс.
Словом, страсти надо лелеять: они украшают жизнь и мобилизуют волю.
Вот почему так лукаво засветились глаза полковника Багирова, когда в сводке событий за день он прочитал известие о таинственном исчезновении продуктового фургона в районе Ваганьковского рынка. Первой его мыслью было: ''созорничали виртуозы прилавка"; но он вспомнил недавний слет передовых коллективов Госторга, задушевный отчет о нем а "Вечерке", и ему стало неловко за свои мысли. Нет, здесь орудует недобрая воля индивидуалиста, подумал он.
Полковник Багиров редко ошибался. Он был одним из опытнейших сотрудников МУРа, предельно собранный, с гибким и точным умом. Умел понять он и слабости людей. Это давалось нелегко, но зато с какой любовью глядели на него глаза нарушителей морали и норм, если ему удавалось вернуть их к станку или поставить на трудовую вахту.
"У человека все должно быть прекрасно - и лицо, и одежда, и мысли", - любил Багиров повторять вслух полюбившиеся еще до войны слова А.П.Чехова. И лишь когда он оставался один, на отдыхе или в кругу семьи, то добавлял задумчиво: "И конечно, личное оружие".
Предельная требовательность к себе у полковника Багирова проявлялась как в большом, так и в малом. "Нет такого малого, из которого со временем нельзя было бы взрастить большого", - говаривал он молодежи. В связи с изменившейся обстановкой на Ближнем Востоке он при помощи самогипноза за семь недель выучил арабский язык. "Лишний язык никогда не помешает", - смущенно оправдывался он в кабинете у врача.
То была любимая шутка его старого фронтового друга, взявшего за время войны более тридцати "языков".
- Так-то оно так, - согласно кивал врач, - но вот ведь давление опять подскочило.
- Давление не температура, - шутил Багиров, - спадет.
В последнее время Багиров тренировал руку на скоропись.
- Неугомон ты наш, неугомон, - журила зятя любившая его в глубине души теща. - Это-то зачем? Не романы же писать.
- Пригодится… - строго отвечал Багиров. Шутки тещи он не всегда понимал, но в душе любил ее тоже.
Несколько дней назад к нему на практику пришла группа стажеров с юридического факультета. С ними-то ему и предстояло раскрывать дело об исчезновении продуктового фургона. Пока вырисовывалась следующая картина.
Получив на хладокомбинате партию товара, шофер выехал на линию. Товар предназначался двум рыбным магазинам. Далее из протокола опроса водителя следовало, что, проезжая возле Ваганьковского рынка, он, Махлюдов, увидел, что в палатке на углу есть пиво, ну и соблазнился…
Багиров отвел глаза от протокола и долго смотрел в окно. Как он понимал эти маленькие слабости, которые так много еще приносили людям зла! Эта пивная палатка уже давно была у него на примете. "Надо бы перенести ее за окружную дорогу", - подумал он и снова углубился в чтение.
С машины - было записано со слов шофера - Махлюдов не спускал глаз, отвлекся лишь на минуту, когда требовал долива. В это время фургон и исчез.
- Что было в фургоне - выяснили? - спросил полковник у стажера Салихова.
- Пока не удалось, - виновато ответил тот.
- Какое решение предлагаете?
- Мы взяли пробы воздуха с места, где стояла машина, и отправили на экспертизу. Кроме того, в лабораторию отдан волос шофера, который тот случайно обронил в отделении милиции.
- Кто подобрал? - поинтересовался Багиров.
- Практикантка Андалузова, товарищ полковник.
- Молодец, шельма! - радостно рассмеялся Багиров. - Я ее еще на приемном экзамене приметил. Хорошая смена растет! Побольше бы нам таких Андалузовых. Ни одного озорника не осталось бы на нашей планете Земля. Ну и что же показал анализ воздуха? - спросил Багиров. - Что вы молчите, Салихов? Докладывайте, что вам подсказала наука.
- Неувязка получается, товарищ полковник… сконфузился за науку стажер.
- Ну?
- В нашем банке данных такого запаха нет.
- На чьем оборудовании проводился опыт?
- Приборы английские, точь-в-точь как в Скотленд-Ярде.
- Что же, дело это хорошее, - вздохнул Багиров, - но увлекаться не советую. Портит это молодого следователя. Лишает инициативы, атрофирует чутье. Надо искать простые логические решения, и тогда золото, которое страна платит за буржуазные "ноу-хау", останется в казне народа.
Полковник поднял телефонную трубку.
- Дайте мне начальника продторга… Федор Максимыч? Ты? Как старые раны? Ну, ничего, ничего. Сейчас время такое - все заживает. Ты скажи мне лучше, тот фургон, что вы послали в рыбный магазин… Ну-ну, понял… План - дело святое… Ты мне скажи, какой был груз? Копченые угри? Я так и подумал. А у моих знатоков, видите ли, в банке данных запахов не хватает. Ну, до скорого. На днях загляну повидать внуков. Чую, мало ты им рассказываешь о нашей легендарной юности…
За окном уже пошаливал вечер. Из сада Эрмитаж донесся смех конферансье. "Второе отделение началось, - подумал Багиров. - Уставшие за день москвичи отдыхают в парках и возле эстрад. Пора и мне. Пора!"
Он вышел на улицу.
Багиров проживал возле Трифоновского колхозного рынка. Утром за ним присылали машину, но после службы он любил пройтись до дому пешком по вечерней Москве. Вот и сейчас, шагая мимо приветливо светящихся окон, он думал о том, что вот не за горами еще одна зима тревоги нашей и, хотя кривая правонарушений клонится вниз, забот не убывает. А ведь нужно выкраивать время и для семьи, и для музыки (Багиров, не признаваясь в этом самому себе, страстно любил Скрябина), и для хобби.
О хобби кроме жены и тещи никто не знал. Трудно, трудно было догадаться, что этот суровый с виду человек имеет почти девичье пристрастие к цветам. Зимой, когда балконы москвичей заметал белый снег, Багиров вытаскивал из-под ванны луковицы выведенного им самим морозоустойчивого сорта тюльпанов и бережно, как патроны, переносил на балкон. Проходила неделя, другая, на улицах пуржило, москвичей слепил косой снег, а на балконе Багирова по утрам раскрывались красные и белые тюльпаны. Иногда, в особо лютые морозы, нежные цветы приходилось согревать дыханием, и тогда полковник не спал всю ночь.
"Почему так несправедливо устроен мир?" - думал Лева, шагая от метро "Баррикадная" в сторону Ваганьковского рынка.
Лева Бакст, проходивший практику в отделе Багирова, считал себя невезучим. Не везло ему во всем: в любви, потому что девушка, которой он целый год дарил цветы, вышла замуж за другого; на скачках, потому что кобыла Абитуриент засекла себе ногу и пришла четвертой; и наконец, в работе, потому что Багиров назначил руководителем группы по делу о зеленом фургоне не всеобщего любимца Гогу Остракидзе, а Наиля Салихова, молодого упрямого татарина с жесткими, как рукопожатие спортсмена, волосами.
Из всех заданий, которые распасовал между членами группы Наиль, Леве Баксту досталось самое неприятное - идти к пивной палатке, возле которой оставил машину Махлюдов, и поговорить с продавщицей.
"И ведь знает же, что я не выношу пива", - распалял себя стажер. У Левы на пиво была аллергия. Стоило ему пройти в нескольких метрах от пивного ларька, как в носу начиналось предательское щекотанье и по щекам текли слезы. "Испытывают мою волю", - подумал Бакст.
Палатку у Ваганьковского рынка, возле которой проворонил машину шофер, Лева знал превосходно. Неподалеку жила его тетка, к которой он время от времени забегал занять до стипендии денег.
Разливальщица, против ожидания, встретила его приветливо.
- МОП-31-43? - уточнила она.
- Точно!
- Зеленый фургон с передними ведущими? Слева по борту вмятина, справа следы подкраски?
"Молодец, - подумал Лева. - Какая наблюдательность!"
- Я ему сразу сказала: что же это у тебя, парень, клапана стучат, подремонтировать не можешь? А он все смешком да смешком. Вот и досмеялся. Пока долива требовал, машину-то и увели. Она вот здесь стояла - видите там масляное пятно. У него картер, у ротозея, подтекает…
- А того, который машину угнал, не заметили?
- Проворонила! Мне один тут насчет сдачи начал мозги дурить, ну я, понятно, и разволновалась, не то я бы его, мерзавца, как живого сфотографировала. Нас в народной дружине и не такому учат. Я портреты всех своих завсегдатаев помню.
- А это зачем? - поинтересовался практикант.
- Как это зачем? А если он завтра бытовую травму жене нанесет, общественный порядок осквернит или, не дай бог, нахулиганит в подъезде? Кто его облик до общественности донесет? А насчет этого шофера… как его?
- Махлюдов, - подсказал Лева.
- …я бы на вашем месте к нему присмотрелась. Два раза, сквалыга, дол ива требовал! О чем это говорит?
- Своего не упустит…
- Вот, вот… Сегодня своего не упустит, а завтра на народное позарится.
Автобаза
- На автобазу заглядывать не советую, - сказал Салихов при прощании и как-то странно ухмыльнулся.
"Он что-то уже знает", - подумал Бакст.
Из-за этой ехидной улыбочки Наиля Лева и решил наведаться к Махлюдову.
База оказалась у черта на куличках, в пригороде. На заросшем бурьяном пустыре Левины ботинки мгновенно потеряли блеск. Он уже начал жалеть о том, что не послушал совета Салихова, как вдруг до него донеслись приятнейшие звуки арфы. Где-то рядом играли полонез Огинского. Бакст прибавил шагу и вскоре очутился перед высоким забором, за которым привольно шумели молодые березы, липки, тополя.
"Друг, ты вступаешь на территорию повышенной культуры", - было выведено славянской вязью над входной аркой. Откуда-то сверху наплывала табличка с надписью "У нас не курят", и очень приятный женский голос напомнил несколько противопожарных правил.
Но удивляться Леве было некогда. Навстречу, радостно улыбаясь, шел невысокого роста человек в клетчатой ковбойке и делал приветственные знаки.
- Как хорошо, как славно, что вы пришли, - заверещал он. - Конечно, до передовых автобаз нам далеко, но все же хочется поделиться наболевшими достижениями. Кому, как не представителям профсоюза…
- Но я не из профсоюза. Я следователь…
- Вот как! - как будто даже обрадовался встречавший. - Это даже лучше! Нам нечего скрывать от следственных органов. Я, позвольте представиться, член культкомиссии автобазы, - и встречавший назвал свою фамилию. - Баранкин, Василий Баранкин.
- Запись? - спросил Лева, кивая на репродуктор, из которого лились звуки полонеза.
- Ну что вы! - обиделся Баранкин. - Это же наша Зоя! Диспетчер. Улучила свободную минутку, ну и радует коллектив. Готовимся к смотру народных талантов. У нас и поэты есть, и художники. Барда своего вырастили. Моторист Зударев.
Я с утра все баранку крутил,
И все думал: удастся ли мне,
Пока есть еще творческих сил,
Прокатить самосвал по Луне?
- Грамотно, - сдержанно похвалил Лева.
- Приходите к нам в клуб, не то увидите. У нас шофера "Танец с саблями" играют на аккумуляторных банках. Студия грамзаписи уже заинтересовалась. Или возьмите карбюраторщика Григорьева. Абсолютный слух! А рисует как! Вот уж воистину - кому дано, тому дано. Полюбуйтесь-ка! Его рук творенье…
Баранкин подвел Леву к огромному, в несколько человеческих ростов плакату. На плакате был изображен сидящий в кабине шофер, похожий чем-то на Георгия Победоносца. Колесами самосвала он давил водочную бутылку. Внизу черным росчерком была пущена надпись: "Раздавим гадину!",
- В изостудии каждый вечер пропадает. Жена жалуется: совсем-де семью из-за культуры забыл. И ничего не поделаешь: новая эпоха, новые конфликты. Я уж с ним пробовал говорить. Да где там! Не помогает! Весь в творческом поиске. Сейчас новое полотно задумал: "Шофер на распутье". Мы его даже с линии сняли, чтобы не мешать порыву.
- А вот это новинка, - сказал Баранкин, подводя Бакста к скамеечке, вокруг которой кустились кудрявые георгины.
На скамеечке сидел мрачный человек с опухшим лицом и маленькими глазками. Рядом стоял улей, шустрили пчелы.
- Раньше здесь была курилка. Дым, смрад, никотинище. А теперь уголок гигиены шофера. Цветы, насекомые. Здесь можно посидеть, подумать над совершенными ошибками. "Еrraге humanum est!"
- Сами придумали? - поинтересовался Бакст.
- Ну что вы! - застеснялся Баранкин. - Социологи подсказали.
- Кусают пчелки? - обратился Баранкин к сидящему.
- Кусают, ядри их в жало, - вздохнул опухший человек,
- Это моторист Бухалов, - пояснил Баранкин. - Лечится укусами пчел.
- Послушайте, - воскликнул изумленный Лева, - ну а нарушения у вас бывают? Все-таки автобаза… Народ горячий, могут, извините, и сдерзить. Сами говорили: "Errare humanum est" - "Человеку свойственно ошибаться".
- Бывает! Знаете, бывает! - радостно воскликнул Баранкин. - Вот на днях неприятность вышла.
- Наезд?
- Иу что вы!
- Двойной обгон? Превышение скорости? - допытывался Лева.
- Да нет же! Скорость наши ребята превышать не станут. С самодисциплиной у нас хорошо. К тому же мы недавно выступили с инициативой снизить скорость в Москве до 30 км в час, а на окружной магистрали до 1 5 км.
- Поддержали?
- Нет, - сокрушенно махнул рукой Баранкин. - Не подхватили… Но мы сейчас новый почин поднимаем, - успокоил Леву Баранкин.
- Какой же, если не секрет?
- А вот этого я вам не скажу, - лукаво рассмеялся Баранкин. - Узнаете сами из прессы и телевидения. А вот и наш нарушитель, боль коллектива! - указал член культкомиссии на идущего в глубине двора человека. Человек этот нес под мышкой рулон картона и, видимо, очень торопился.
- Кто такой?
- Да Махлюдов. Молодой еще, вот и получился срыв. Уж не по этому ли вы к нам делу?
- Именно по этому, - признался Лева. - Хотел уточнить детали, порасспросить, что думают о нем на базе?
- Плохого ничего сказать не могу. Конечно, сохранились от прошлого кое-какие дурные привычки: любит пиво, недавно окурок на клумбу бросил. А в целом - талант. Мы, пока он без машины остался, привлекли его к организации выставки прикладного творчества. Проявил массу выдумки!
- Что еще за выставка?
- Понимаете, - начал объяснять Баранкин, - производство у нас специфическое. Случается, что иной возвращается из рейса усталый, с напряженными нервами. А другой бензина на заправке нанюхался, вот психика и пошаливает. Отправь такого человека домой без подготовки, он и теще нагрубиянничать может, и спиртное в рот взять себе позволит. Мы уж и с врачами, и с психологами советовались. Ну и решили применить испытанное средство рукоделие! Удивлены? А между тем ничто так не умиротворяет, как вышивание гладью. Смотрели фильм "Чрезвычайный посол"? Как там шведский король гладью шил! Вот мы и подумали: король смог, а уж наши не подкачают. Ну и ввели! Десять минут до работы и десять после. Кто гладью кроет, а кто крестом.
- Что же вышивают?
- Это уж у кого к чему душз. Махоркин карбюратор в разрезе вышил; Квашина, того на коленчатый вал потянуло. Очень наглядно получается. Водитель Смирнягин своего лучшего друга постового Гаврилюка в кресте запечатлел с поднятым жезлом. Милиционеры смотреть приходили. Очень хвалили.
- А Махлюдов? Махлюдов что-нибудь вышил?
- Чего не помню, того не помню, - сокрушенно ответил Баранкин. - Да вы у него сами спросите. Идемте, я вас провожу…
Комната, где работал Махлюдов, была чем-то вроде мастерской художника. Один угол был загроможден большими листами картона.
Махлюдов занимался тем, что оклеивал щиты белой бумагой. Следователя он встретил неприветливо.
- Я все рассказал в милиции, - заметил он мрачно.
- Придется повторить…
Интуиция подсказала Баксту, что надо каким-то психологическим приемом оторвать шофера от привычного, видимо, занятия и усадить на табурет.
- Закуривайте, Махлюдов, - Бакст широким жестом протянул пачку сигарет.
- На территории не положено.
- Да, да, вы правы… Вот если бы пивка, как в тот день…
Напоминание о пиве, по задумке стажера, должно было психологически надломить шофера. Но Махлюдов надламываться не захотел. Бакста это рассердило. "Придется выкладывать карты на стол", - подумал он и, приняв официальный тон, спросил:
- Почему вы не заявили в милицию немедленно? Где вы пропадали полтора часа после угона фургона?
- У тети был, на Ваганьковском кладбище.
- У тети?
- Да, у тети… Она умерла месяц назад.
- Вы хотите сказать, что после пропажи фургона вы пошли на кладбище разыскивать могилку любимой тети? - съехидничал Бакст.
- Разве это запрещено?
- Ну хорошо, хорошо, - беря себя в руки, проговорил стажер. - Предположим, что вы в самом деле были на кладбище. Но не полтора же часа! Извините меня, - вкрадчиво добавил он, - но даже наш самый гуманный в мире суд не поверит, что вы, молодой, пышущий, как видно, здоровьем человек, битых полтора часа проплакали над могилкой тети.
- Я не плакал над могилкой, - признался шофер. - Я ее искал.
- А свидетели, свидетели у вас есть? - буравя Махлюдова глазами, резко спросил Бакст.
- Нет…
- Ну вот видите, - как-то по-особому мягко проговорил Лева. Он уже чувствовал, что окончательно загнал шофера в угол, и приготовился уже сказать любимую фразу: "Ну а теперь рассказывайте, как все было…", как вдруг заметил, что листы картона, стоявшие до сих пор-неподвижно в углу, задвигались и, отряхивая с пиджака пыль, из-за них вышел полковник Багиров.