- А еще он, когда ревел, по полу чем‑то стучал: такой грохот стоял - хоть уши затыкай или из дома беги. Мне и подслушивать не было нужды, говорю же - орал на всю улицу. А уж мне ли не слышать, когда такое над самой головой? И не просто вопил - аж надрывался, так драл глотку, что небось с того и разболелся. Вот теперь в санаторий уехали. Да это ненадолго, вернется - и снова все начнется сначала. Мне тут как‑то показалось, что они вернулись, двери у них хлопали и шаги по комнатам слышались, но, слава богу, не он. Тот ведь и пяти минут не мог просидеть без того, чтобы не драть глотку. А почему бы нормально не сказать, без рыку этого? Чаю, дескать, желаю, того–сего не могу найти, по телевизору опять черт знает что показывают… Так нет, нормальным голосом ни за что не скажет, все орет. Натура такая. А уж если какой футбольный матч, не дай бог, совсем пропадай! Уж и не знаю, чем он по паркету долбит, топорищем, что ли? Говорю пани: весь дом трясся, а мне хуже всех, ведь у меня все это прямо над головой. Ведь он, проше пани, даже когда смеялся, тоже медведем ревел, а уж коли смеялся - весь дом знал с чего. То пуговицу в суп бросит и от счастья разрывается, если кому в зубах застрянет. Эвке, дочери значит, в постель под простыню шишки подкладывал или миски с водой, а раз киселя налил, я хорошо слышала, он так просто гремел, от смеха заходясь, - в киселе, мол, искупалась. Любил такие шуточки.
О Езус–Мария! И бедняга столько вытерпела? Почему раньше не сбежала? Хотя, если еще была несовершеннолетняя, ее бы обратно к любящему родителю полиция приволокла.
- Фамилия моя Вишневская, - неожиданно произнесла хозяйка квартиры, и я подумала, что придется знакомиться. Но ошиблась. Это было просто продолжение ее излияний. - Как он только не измывался надо мной! То пани Ягодка, то Вишенка, то прямо в лицо: "Мое почтение пани Свиневской" - и корчится от смеху, заливается. "Ой, простите чешская ошибка", дескать, нечаянно оговорился… Я в долгу не оставалась и тоже обзывала его то паном Выкриком, то Стрикачем, то еще как пообиднее. А он только ржал как лошадь. Ужасный тип, просто невыносимый!
Я получила полную картину того, как жилось в семье бедной Эве. Ее отец и в самом деле жуткий тип, а после того, как сбежала дочь, от злости сделался и вовсе невыносимым, так что ничего удивительного в бегстве Эвы нет. Только вот и пользы мне от откровений соседки тоже немного, вряд ли я узнаю от нее, где же искать Эву Марш.
- Это действительно ужасно, - совершенно искренне оценила я нарисованные женщиной жуткие картины. Только вот… тот, ее… ну, которого вы назвали хахалем, с которым она так и не обвенчалась… Может, вы случайно знаете, как его звали?
- А какой вам толк от того, даже если и знаю, ведь она от него тоже сбежала! - отрезала соседка. - С ним, с этим… - указала она пальцем на потолок - видимо, бедняге даже называть по фамилии мерзкого соседа было противно, - с ним, говорю, они так подружились, что, если бы что о дочке слышал, сразу бы ему сообщил. Но я так считаю: все равно неправильно убегать от отца! - неожиданно закончила она.
Я удивилась.
- А вы бы не сбежали? - непроизвольно вырвалось у меня.
- Я! Я бы ему такой кисель устроила, век бы меня помнил!
- А с матерью она не поддерживала отношений? Мать‑то ведь нормальная.
- Какая там нормальная, вы что?! Она вторая половина этого медведя ревущего. Сама по себе, может, и нормальная женщина, но ему ни в чем не противится, даже если он не знаю что отмочит! Невозможно, чтобы она знала и ему не сказала. Вы не думайте, ему такое тоже в башку приходило, я много чего слышала, орал на нее диким голосом: "Сию минуту выкладывай, где эта паскуда! Ты должна знать, где она скрывается!". А мать клянется спасением души - не знает она, и плачет, плачет, аж жалко ее становится. А он свое знай гнет. Так что Эва правильно сделала, не сказав даже матери.
Да я и сама так думала.
-А раз был такой случай… - Не очень уверенно продолжила сплетница, видимо еще не решив, стоит ли говорить. Но не выдержала. - Похоже, Эве жаль было мать, и она позвонила. Мол, все в порядке, жива, здорова. И все.
- И что?
- А вы как думаете? Все из нее вытянул об этом звонке. Откуда звонила, по сотовому или обычному, и что там попутно было слышно в телефоне, ну все, до самой малости! Ему бы пыталыциком в инквизицию! Говорю вам, она от него ничего не в состоянии скрыть. Двадцать лет я все это слушаю, и всегда так было.
- Какая жалость. Очень огорчится моя приятельница. Я надеялась что‑нибудь узнать об Эве по старому адресу. И ничего. Моя приятельница только этот адрес и помнит.
- А этот хахаль… Я даже знаю, кто он, - вдруг заявила пани Вишневская, не слушая меня. - Такая у него лестничная фамилия… сейчас… перила… поручни… Вот! Поренч он! Флориан Поренч. Раз я слышала, как соседка вышла за ним на лестничную клетку и крикнула вслед ему: "Пан Поренч, муж просит передать вам, чтобы вы о той бумаге не забыли!" Поренч, значит. Я сначала было подумала, что она и в самом деле что‑то хочет ему сказать о лестничных перилах, потому как у них там перила были расхлябанные, легко поранить руку. Но сразу поняла - не то. А что он Флориан, так узнать проще простого. Когда он к ним приходил, этот медведь на весь дом рычал, только и слышно: "Флорек" да "Флорек".
Дрогнуло сердце. Флориан Поренч? С трудом верится. Неужто тот самый? Память моя еще не совсем пробудилось, но смутно припомнилось… Да, и имя и фамилия совпадают. Теперь я по крайней мере знала, где искать и кого расспрашивать…
К счастью, пани Вишневская не делала попыток угостить меня чаем, кофе и черствым печеньем, однако поток ее излияний продолжал стремительно нестись вперед. Я вслушалась. Вот промелькнуло имя настоящего мужа Эвы и быстро исчезло на горизонте. Почему‑то сплетница нашла лишним остановить на нем мое внимание. Кажется, замужество было коротким и пани Вишневская не очень в него верила. К сожалению, она в основном повторялась, со злобной мстительностью на все лады расписывая главное действующее лицо. Видно, Эвин папочка и в самом деле был неординарной фигурой, раз заполонил все сознание жёлчной бабы, так что она даже такой благодатной теме, как моральное падение блудной дочери, и ее сожительству без благословения ксендза не посвятила должного внимания. А ведь такие особы больше всего любят клубничку, к тому же она и в нормальном замужестве Эвы не была уверена. Из дому сбежала, связалась с мужчиной, от родителей отказалась - вон сколько всего. Но для Вишневской Эва была лишь маленьким эпизодом, все затмил папочка.
Наконец я с облегчением попрощалась. Вся моя добыча сводилась к одному имени - Флориан Поренч.
* * *
Уже с порога Магда возбужденно принялась докладывать о результатах своих поисков.
- Знаешь, Иоанна, от этого дела такая идет вонь, ну прямо как от сортира при коммунизме! И я подумываю, нс стоит ли тебе самой подключиться к нему при твоих криминалистических способностях, у меня‑то их нет, у меня стремления совсем другого рода. Такая пошла потеха, что и не знаю, чем кончится.
Я успокоила ее - это ненадолго, кончится скоро - и поинтересовалась, что будем пить.
- Вино! Я специально приехала на такси. Только вчера вернулась, не мешало бы обмыть расставание с моим Десперадо. Обычно у тебя хорошее вино, а как сейчас?
- Как всегда, хорошее. Такое приятное и незверское - пьется с удовольствием. А на закуску паштетики с маслинами.
- Супер! А то я уже пожалела, что не привезла колбасы, чтобы поджарить ее в камине. Хотя сейчас какой камин? Тепло ведь.
- Правильно. Это во–первых. Во–вторых, камин требует внимания, а у нас с тобой, насколько я понимаю, грандиозная афера, так что не стоит отвлекаться. Колбасой займемся в следующий раз, при третьем трупе.
Магда резко обернулась.
- О! Так ты уже знаешь?
Я принялась откупоривать бутылку штопором.
- Знаю, - пыхтя, ответила я гостье. - Евгениуш Држончек. И чуть ли не у меня на глазах.
- Но это не ты?..
- Вот еще! Он меня только смешил, а это не причина и даже не повод. И для мотива слишком мало.
- Ты права, на него не стоило тратить силы. А откуда ты об этом вообще знаешь? Если не ошибаюсь, об этом еще не писали, все раздумывают над формой и содержанием, а если серьезно, говорят, менты потребовали пока не сообщать в печати. Так каким образом тебе удалось узнать раньше? Ведь только вчера…
Я коротко рассказала ей обо всем и достала рюмки. Магда плюхнулась в кресло, чрезвычайно заинтересованная и очень встревоженная.
- А откуда возьмется третий труп? И кто это будет?
- Понятия не имею, но очень надеюсь, что уж кто‑нибудь постарается. Следующий из той же отрасли. Пока они лишились крупной шишки и мелкого примитива, может, теперь окажется нечто среднее… А ты кончай тянуть и говори, что с кассетами? Я вся извелась от нетерпения.
- Погоди, погоди, ведь это такая сенсация! Ты и в самом деле считаешь, что мотив кроется в их творчестве?
- А ты сомневаешься? Любишь классиков? Теккерея читаешь?
- С наслаждением!
- Ну, тогда представь, что на роль Ребекки Шерп Вайхенманн выбрал бы тебя.
Магда подавилась паштетиком и чуть не облилась вином. Как известно, Ребекка Шерп была худенькой, маленькой блондинкой, Магда же являлась воплощением статных, я бы сказала - монументальных красавиц. Высокая, черноволосая, темноглазая она бы могла служить моделью Фидию, Праксителю, даже Микеланджело, хотя, чтобы понравиться последнему, ей пришлось бы малость пополнеть.
- Так я же не актриса.
- Ну и что? Это не имеет никакого значения. Подходишь ему - и этого достаточно. Хорошо, что по "Ярмарке тщеславия" сделан кинофильм, и я, к счастью, не знаю режиссера, а то, если бы того режиссера кто‑нибудь пришил, опять стали бы приписывать мне…
- А его почему?
- Да боюсь, я слишком много кричала, что в экранизации беременность длилась три месяца.
- Не смеши меня! Я не видела экранизации, к сожалению…
- И не жалей, ничего не потеряла, хотя такая физиологическая аномалия стоит того, чтобы взглянуть на нее. Как известно, возвращение Наполеона продолжалось сто дней, то есть три месяца с небольшим, и ровно столько же длилась беременность. Хуже того, Амелия вообще выходит за Джорджа незадолго до битвы при Ватерлоо, Ребекка могла, конечно, постараться забеременеть раньше, но этого никто не заметил, так что обе рожают одновременно, сразу после победы. Можно сказать, в военной суматохе. Знаешь, мне от этого нехорошо делается.
- Мне тоже. Трудно поверить. А ты не ошибаешься?
- Я даже записала на пленку, но, кажется, стерла запись. Так что с кассетами Марш? Отчего афера?
Сев поудобней, Магда отпила глоток вина.
- Не стану тебе рассказывать все с самого начала, сама все знаешь, но представь, при одном упоминании о кассетах все замешанные в этом деле бледнели и пытались уклониться от ответа. Но у меня есть свои каналы, упрямства и настойчивости тоже хоть отбавляй, так что я добралась до сути. И сделала выводы. Так вот, две книги Эвы Марш были экранизированы нелегально!
- Ах! - вырвалось у меня.
- Она ни за что не хотела отдавать их телевидению, нет никакого договора с ней, нет ее согласия на экранизацию…
- Издатель!
- А ты откуда это знаешь? Да, продало издательство, минутку, как его…
- "Гратис"!
- Именно "Гратис". Подай она на них в суд, наверняка бы выиграла. На Западе дело пахнет миллионами: возмещение убытков и все такое… У нас же хоть до посинения мотайся вокруг луны. Пани директор, которая поставила свою подпись перед запуском фильма в производство, уже не работает, а была это на редкость глупая, продажная и сексуально озабоченная баба, любой мужик моложе ста лет мог заставить ее подписать что угодно. Три года как ушла, успев отмочить парочку таких номеров, что глаза на лоб лезут. А ты знаешь это издательство?
Настала моя очередь. Такое удовольствие поведать верному другу про все эти пакости! Я поудобнее устроилась на диване тоже с рюмкой в руке.
- Еще бы мне не знать! Два молодых человека в расцвете сил, оба, откровенно говоря, очень недурны собой. Теперь понимаю, по какой причине окаменели, услышав имя Эвы Марш, и почему у них не оказалось ее договора.
- Она его порвала! - обрадовалась Магда. - И хорошо сделала. В суд не подала, насколько мне известно, но они все еще ее боятся, так как в издательстве до сих пор работают люди, чьи подписи фигурируют под договором с нею. Директриса их заставляла…
- А куда она подевалась, эта директриса? Перешла в Министерство культуры? Тогда не страшно: там никто ничего не делает - значит, и вреда никакого.
- Во всяком случае, малейшего упоминания об экранизации Эвы Марш они боятся как черт ладана и кассеты спрятали в очень укромном месте: под кроватью, под полом или в древней гробнице на кладбище. Но я все равно дознаюсь, назло врагам! У меня, чтоб ты знала, там, кроме приятелей и друзей, имеются и враги.
Я от всего сердца похвалила мою дорогую помощницу. К сожалению, я никак не могла вспомнить фамилий создателей той гадости, в которую они превратили творения Эвы Марш. Лишь в титрах могла их увидеть, но для этого нужны кассеты с фильмами. Я очень сомневалась, чтобы даже у Ляльки они сохранились - она в гневе могла их уничтожить, выбросить, что‑то другое на них записать… Магда тоже никаких фамилий не запомнила. Однако подсказала идею - их могла знать Марчуся. У той вообще больше контактов с продюсерами, непризнанными гениями, чтоб им, этим ублюдкам…
- А я вращаюсь в кругах других извращенцев, - добавила Магда.
- Однако ты можешь знать, кто такой Кшицкий! - не уступала я. - Меня о нем расспрашивали - я говорю о ментах, которые ведут расследование, - а я не знала. Кажется, он был ассистентом Вайхенманна.
Магда удивилась.
- Вальдек Кшицкий?
- Конечно, я знаю Вальдуся. Ассистентом он стал недавно, а может, и вообще не стал, знаешь, такой ученик чародея. Я сама удивилась, что он добровольно сунул башку в ярмо, потому как мальчик он был неглупый и вообще человек приличный. И к Вайхенманну так же подходит, как фрак для сенокоса…
- Подходил…
- Правильно, подходил… Хорошо, что это уже в прошлом.
- А зачем он вообще к нему подался?
- Кажется, Вайхенманн сам предложил ему сотрудничество. Потребовалась свежая кровь, а Вальдусь как раз и подвернулся. А что, он теперь ходит в подозреваемых?
- Похоже на то. Вот ты сама как считаешь, он способен был его укокошить? Скажем, от зависти, в нервах, потому как от идей чародея ему нехорошо делалось. Я ведь не знаю, как он относился к погибшему подонку.
Магда, подумав, отрицательно покачала головой.
- Негативно относился, я знаю. Но Вальдусь начисто лишен бандитских замашек, он в преступники не годится. А за те несколько месяцев, что проработал у Вайхенманна, не мог дойти до такого состояния, чтобы уже не владеть собой. А если бы и дошел, сделал бы это в присутствии всех актеров. Нет, я бы на Вальдуся не ставила…
Я бы тоже. У меня в запасе был еще кое‑кто.
- Слушай, вот еще один. Не приходилось ли тебе слышать такое имя - Флориан Поренч?
- Что ты говоришь! - изумилась Магда. - Да и ты тоже наверняка слышала. О нем тогда только все и говорили, это имя гремело на всем телевидении. Его так и называли: клоп кровососущий, или та же пиявка, да мне он был до лампочки. А вот Мартуся направо и налево поносила его - кажется, он совсем отравил ей жизнь. Ее спроси, она должна знать.
Я и без ее советов собиралась в первую очередь расспросить Мартусю, просто еще не успела. Магда появилась первой, как только я вернулась домой. И вообще, события развивались на редкость молниеносно, следовали одно за другим. Всего четвертый день, как я вернулась на родину, а происшествия обрушились на меня словно Ниагара. Суток не хватало, времени не оставалось на то, чтобы спокойно посидеть и все обдумать. И еще все сердятся, что я так стараюсь скрыть ото всех свое возвращение из‑за границы! Просто не знаю, отчего так получается, но стоит мне появиться в стране, как все приходит в движение и с каждым днем одно накручивается на другое, прямо какая‑то свистопляска! А ведь, говорят, есть люди, которые скучают, выйдя на пенсию.
Словно подслушав мои мысли, Магда поспешила опередить мои возможные упреки:
- Только не говори мне, что я тебе мешаю и явилась лишь отнимать время, - потребовала она. - И не давай понять, что мне следовало бы улетучиться.
- Да ты что! - успокоила я подругу. - Избави бог! Даже смотреть на тебя - и то одно удовольствие, а уж беседовать… И не будь все вокруг так серьезно, я бы сейчас просто вся светилась от радости. Не собираюсь ни на что намекать, никуда тебя не отпущу, тем более что у меня еще есть вино.
Магда схватила в руки свою сумочку.
- Можно, я покажу тебе своего Десперадо? У меня тут несколько его фотографий. Сама понимаешь, я сейчас наполовину им занята, знаешь, такие чувства обуревают, сама удивляюсь. Он будет в Варшаве на будущей неделе, а я попытаюсь организовать себе командировку для репортажа о Тригороде, Гданьск–Гдыня–Сопот, конкуренция ужасная, но я отобьюсь, может, и удастся, тема историческая, шестнадцатый век, янтарь, семнадцатый век..
- Сразу вспоминаешь Деотыму, об этой писательнице как‑то подзабыли…
- А я что говорю? Экранизация для взрослых, настоящая, продуманная, уж я бы собрала материал…
- Минуточку! - спохватилась я. - А ты уверена, что это уже не перехватили? Что‑то такое вспоминается…
- Может, еще довоенное, - отмахнулась Магда. - Я ничего похожего не припомню. А мой мексикано Десперадо уже там зафиксирован, работы мне месяца на три, уж я постараюсь не спешить, вот смотри. Это он.
Нуда, черт побери, и в самом деле, парень - огонь, вот они с Магдой оба на снимке. Магда права - настоящий цивилизованный Десперадо, Техас, Мексика, Европа! Редкий экземпляр.
- Ему бы только коня и лассо, - похвалила я. - И такой, знаешь, кольт на ремне."
- Два!!!
- Можно и два. Не мой тип, но тебе я не удивляюсь. Очень хорошо, займись янтарем. Однако до того раздобудь мне кассеты с телевидения. Чтобы я уже совсем искренне пожелала тебе больших успехов!
Значит, мне остался Поренч. Что у него общего с Эвой Марш? Хахаль Эвы Марш отравлял жизнь Мартусе, Эва у него была в Варшаве, Мартусе он паскудил в Кракове, такой вот вояжер! И когда это было, не одновременно же?..
Память моя мгновенно проснулась. Давно к чертовой матери выбросила я из головы тему, от которой были одни неприятности. Но вот теперь отчетливее стали проявляться некоторые подробности, вызывающие самые противоречивые чувства. А среди них на первом плане явственно возникал ужас от предполагаемой ошибки.
И возможно ли вообще такое, чтобы Эва Марш выбрала себе такого вот Поренча?!