Он, похоже, несколько опомнился и, как всякий настоящий мужчина, с которого неожиданно сорвали маску, попытался перейти в стремительное наступление:
- Откуда ты про Риту знаешь? И мое настоящее имя… откуда оно тебе известно?
- От верблюда, - немедленно ответила я. - Да, он тут просил передать тебе пламенный привет.
- Кто? - окончательно растерялся Шутилов.
- Верблюд.
- С-слушай, т-ты! - От ярости этот аферист даже начал заикаться. - Я т-тебе такого в-верблюда покажу!
- Руки коротки, - медовым голоском пропела я.
- Ах, так… - И он временно заткнулся.
В его хитро перекрученных мозгах явно забурлил мощный мыслительный процесс, который неизбежно должен был привести к ложному выводу. На что я и рассчитывала. Этот прохиндей уже давно разучился мыслить просто и ясно, как обыкновенные честные люди, и, пользуясь своей извращенной логикой, обязательно должен был когда-нибудь перехитрить сам себя.
- Значит… значит, это все-таки ты за мной по приказу Калиновского шпионила! То-то про его знаменитую баню как-то проболталась! Ах ты, - и дальше последовали нецензурные, но очень виртуозные выражения.
Подумать только, как легко слетает с некоторых псевдовоспитанных граждан тонкий лоск цивилизации! Извозчик старорежимный - и тот бы покраснел, а уж его лошадь и подавно. Нечто подобное я слышала только раз в жизни, когда один старый знакомый, пообещав мне необычное развлечение, провел меня на защиту диссертации своего брата "Исторические корни и дальнейшее развитие русских бранных выражений". Но, конечно, научная работа была зачитана далеко не так эмоционально и вдохновенно.
Когда он остановился, чтобы восстановить дыхание, в тщательно продуманное наступление перешла я.
- Ты, кажется, вообразил, что со своей Ритой беседуешь? Уверена, ей такая лексика не в диковинку.
- Что-о?! Да как ты смеешь, вобла сушеная, себя с ней сравнивать!
И его тирада перешла в новую фазу. Я узнала, что Маргарита - цветок нежный, благоуханный, а вот я… Выдержать его эпитеты, из которых "сушеная вобла" оказался еще самым мягким, мне помогло только твердое решение: ни в коем случае не позволять ему вывести меня из терпения. Мне непременно нужно было добиться, чтобы он решился на встречу.
- Ты закончил? - холодно спросила я, когда он иссяк. - А теперь слушай меня внимательно. Шутки в сторону, гражданин Шутилов! Никакого Кали… как его - Калинин? - я знать не знаю. Это раз. А два, за все можешь благодарить собственный длинный язык! Не надо было по всей Москве трепаться о своих преувеличенных мужских достоинствах, очень, кстати, средненьких.
Такого удара по самолюбию ни один мужик не выдержит.
- То есть?!
- Помнишь, я тебе говорила, что могу выйти замуж за миллионера? Слава богу, что он не поверил твоей трепотне, будто я втрескалась в тебя по уши. Хотя настроение ты нам обоим здорово подпортил. Вот теперь и наслаждайся семейной идиллией в обществе своей драгоценной Риточки! Она там тебя не очень изуродовала? Что-то у тебя голосок гнусавенький, наверное, нос разбила тебе каким-нибудь утюгом?
- Ты мне лапшу не вешай куда не надо! Жених-миллионер! Откуда тебе известно, что меня Андреем зовут?
- Повторяю: виноват твой длинный язык. Погоди, вот вернется мой Ник из-за границы, он с тобой быстро разберется. Наймет настоящих профессионалов, они тебя ему тепленьким приведут и зададут несколько вопросов. Послушаем, что ты тогда запоешь!
- Что еще за "Ник"? Не знаю никаких "Ников"! Кто тебе меня назвал?
- Так я тебе прямо по телефону и расскажу, как и кто! Если это тебе так уж интересно, приезжай завтра, нет, лучше послезавтра, в общем, когда у меня будет время. Я еще подумаю, стоишь ли ты моих разъяснений. Жаль, Рита не в курсе, за какого лгуна и бабника замуж пойдет. Право, мне ее искренне жаль.
- Себя пожалей. А к тебе я не поеду. Дурака нашла! Чтобы ты меня сразу Калиновскому заложила?
- Передай Маргарите мои соболезнования, - вздохнула я. - Похоже, она выйдет не только за бабника, но и за идиота, в одном лице. Сколько раз тебе повторять, не знаю я твоего Калиновского. Не хочешь приезжать, не надо. Сиди тогда и гадай на кофейной гуще, откуда я знаю, как тебя зовут на самом деле.
- Вот что, Мила. Я, кажется, несколько погорячился. Извини, пожалуйста, - в его голосе проскользнули прежние обольстительно-бархатистые нотки.
- Бог простит. А вот мой жених вряд ли. Советую заранее хорошего врача себе присмотреть! Частных психиатров теперь навалом, да и хирургов-косметологов тоже.
- Мила, ну, погоди, не злись. Нам действительно надо поговорить и во всей этой бестолковщине разобраться.
Следующие десять минут он уговаривал меня встретиться. Понемногу я как бы смягчилась и согласилась повидаться в нейтральном месте. Ехать на дачу к его приятелю я, разумеется, отказалась. Мне что-то не хотелось превращаться в удобрение для Колиного участка в свои сравнительно молодые и где-то даже цветущие годы. А уж Шутилов не преминул бы именно так распорядиться моей скромной особой.
В "Прагу", в свою очередь, отказался идти он, напомнив мне, что за ним следят. Даже если не я лично, то уж враги его непременно.
- А мне-то что до этого? - искренно удивилась я. - Это твои проблемы. Раз следят, значит, есть за что. Уж наверняка не мне одной ты чуть было жизнь не поломал. Небось на всех необъятных просторах нашей матушки-России толпы девчонок по тебе слезки проливают!
Он опять разозлился и заорал:
- Ладно, черт с тобой, миллионерша будущая, приду я в "Прагу", последний раз!
Я невинно поинтересовалась:
- Как на сей раз вырядишься? Дедом Морозом с бородой?
- Девочкой со спичками!
- Ради бога. Хоть Бармалеем.
- В семь вечера, как в тот раз, - буркнул он и, не прощаясь, бросил трубку.
Только я подумала, не стоит ли, презрев правила приличия, немедленно предупредить Макара Захаровича, как телефон вдруг снова зазвонил. Опять как в тот раз, в самом начале истории.
Ну, нет, теперь меня уже никто больше из дома не выманит. Даже если скажет, что через пять минут великий потоп начнется.
Я сняла трубку и осторожно кашлянула в нее.
- Людмила Сергеевна? - спросил мужской голос, смутно кого-то напомнивший.
- Да, я слушаю?
- Это Игорь.
- Игорь?
- Игорь Соколовский. Можете не звонить Быховскому. Мы вашу беседу с Шутиловым записали.
- Как… что… Так это вы меня подслушиваете?! - возмутилась я от всей души.
- Ну да. А разве Макар Захарович вам не сказал? - очень натурально удивился Соколовский.
- Какого дья!.. Извините. Я, конечно, понимаю: так надо.
- Вот и хорошо, что понимаете, - очень серьезно и без тени смущения произнес он. - Так вы не беспокойтесь. В "Праге" будут сидеть наши люди. Все, спокойной ночи.
- Погодите! Это ваши люди Мордвинова арестовали? Алексея Петровича?
- Нет, - помедлив, ответил Сокол.
- А кто же?
- Всего доброго, Людмила.
Так я и знала, что ничего эти ребятки мне не скажут. Тайна следствия, или как там это называется. Ну и пусть.
- Всего доб… Да! Раз уж это вы меня подслушиваете, то сделайте по крайней мере что-нибудь полезное.
- В смысле?
- Чтобы этот чертов треск прекратился. Разговаривать невозможно! - И я шваркнула трубку.
Не знаю, почему я так разозлилась. Очевидно, сдерживаемое в разговоре с "Вадимом" бешенство требовало немедленного выхода. Треск-то давно прекратился, а то, что меня прослушивают, возмутило меня лишь на секунду. Черт с ними, пусть слушают, но только Макар Захарович и его ребятки. Не дай бог, если этим займется Шутилов со своей теплой компанией жуликов.
* * *
Юля временно поселилась у старушки-соседки, которой очень кстати понадобилось съездить в Саратов к внукам. Так что дочь жулика имела полную возможность отслеживать дальнейшие приключения предков, устроив в кухне на полу возле дырки уютное спально-наблюдательное логово.
И вот что она увидела.
* * *
Когда поздним вечером первого сентября раздался звонок в дверь, Алексей Петрович с трудом оторвал голову от спинки кресла. Целый день он как заведенный нажимал заветный тайный номер, презрев всяческие наставления о конспирации, но тщетно. Вениамин Лукьянович словно сквозь землю провалился.
От бесконечных треволнений у Мордвинова сделалась дикая мигрень, которую не могли излечить ни коньяк, ни таблетки, ни тем более слезливые причитания верной подруги жизни.
Юля комментировала их выражениями типа: "Во дают!" и прочими, не испытывая к поверженному отцу ни капли сочувствия. Ну, ни единой. Хотя, конечно, жалко старого придурка… немножечко. Чуть-чуть.
От причитаний нежная супруга постепенно перешла к обвинениям в ненужном и опасном авантюризме и вот уже третий день кряду костерила мужа на чем свет стоит, грозя окончательно выйти из-под его воли.
Ко всему этому прибавилась небрежно нацарапанная открытка от дочери. Юля заботливо извещала, что начала кампанию по принудительному разделу лицевого счета.
Вследствие всех этих неурядиц и ужасов, разрастающихся как снежный ком, Мордвинов утратил последние остатки воли, спокойствия и рассудка. Он хотел только одного: чтобы либо он, либо все остальные провалились в тартарары и всё это наконец кончилось! Так или иначе.
Правда, он еще не дошел до той стадии, когда обращаются за подмогой к милиции или бегут в прокуратуру. Угроза неизвестного шантажиста, что за его квартирой и личностью ведется неусыпное наблюдение, ввергла господина Мордвинова в состояние детской беспомощности. Она вряд ли уменьшилась бы, знай он, что за ним следят не партнеры-мафиози, а единокровная дочь.
К тому же пришлось бы вдаваться в ненужные подробности и объяснять, что с господами Калиновским и Корякиным его связывают гораздо более тесные отношения, нежели он утверждал ранее. А попутно неизбежно возник бы и неделикатный вопрос о полутора миллионах баксов - и фальшивых, и настоящих.
Мордвинов перестал спать, бриться и выходить из дома. Как затравленный зверь, он целыми днями просиживал в самом темном углу своей нелепой помпезной комнаты-квартиры, обмотав голову мокрым полотенцем и огрызаясь, как побитая цепная собака, когда жена особенно его доставала.
На столе перед ним выстроилась батарея полных бутылок, под столом перекатывались опустошенные, а вместо закуски Алексей Петрович глотал элениум и родедорм.
Поэтому он еле сумел приподнять свою тяжелую голову, когда раздался роковой звонок в дверь. Приподнял и тут же со стоном уронил обратно на спинку кресла.
- Галя, посмотри, - хрипло велел он супруге, которая безостановочно моталась взад-вперед по комнате, как толстое ворчливое привидение.
- Сам бы задницу свою жирную от кресла оторвал и посмотрел! - непочтительно огрызнулась супруга, буквально на глазах из нежной подруги жизни и верной соратницы превращавшаяся в строптивую мегеру.
За стенкой Юля тихо прыснула в ладошку и отхлебнула глоток холодного пива.
Мордвинов грохнул кулаком по столу и просипел сорванным голосом:
- Я кому сказал, подойди к двери!
Галина Юрьевна зашлепала к двери, не переставая ворчать и постепенно повышая голос. Мордвинов заскрипел зубами, закрыл глаза и прошептал самому себе:
- Чтоб она… Чтоб ее…
Он не успел договорить, чего именно желает заботливой супруге, доброго здоровьица или же кары небесной. Объект его неоконченной тирады, то бишь жена, влетела обратно в комнату и застыла на пороге, нелепо раскинув в стороны руки. А по бокам ее воздвиглись две молодцеватые фигуры. Одеты они были в хорошо знакомую каждому нечестному и даже честному человеку милицейскую форму.
Опомнились супруги Мордвиновы только в "воронке", увозившем их неведомо куда.
Первой пришла в себя подруга страсти нежной, доказав это тем, что внезапно накинулась на мужа с гневными выкриками:
- Допрыгался! Добился-таки своего!
Алексей Петрович ответил ей бессмысленным мычанием и забился в угол машины.
- Лелик! - неожиданно меняя тон, слезливо воскликнула Галина Юрьевна. - Леличек, что же теперь будет?
Мордвинов обратил на нее воспаленные от бессонницы глаза и истерически расхохотался:
- Тюрьма теперь будет!
В квартире соседки Юля озадаченно покрутила головой, поднялась с разложенного на полу матраса и принялась названивать Пашке Гению.
* * *
Я проторчала в вестибюле ресторана "Прага" больше часа. Шутилова не было и в помине.
Гадая, как он будет выглядеть на этот раз, я впивалась взглядом не только в каждого рослого мужчину, но и, вспомнив незабвенную комедию "Тутси", в каждую высокую женщину.
Результатом такого моего поведения стала весьма неприятная беседа с одним из администраторов ресторана. Спросив, знаю ли я какого-то Бориса Никифоровича, и услышав, что не знаю, администратор весьма прозрачно намекнул мне, что раз своего "участка" в зале у меня нет и я пришла сюда "работать" на новенькую, то мое место - возле туалетов. Кстати, компания девиц, понятно, какого поведения, усиленно дымившая сигаретами неподалеку от своего "рабочего места", тоже бросала на меня недвусмысленные взгляды. По-моему, они не горели желанием принять меня в свой трудовой коллектив ударниц постельного фронта, а готовились общими силами выставить на улицу и слегка попортить эпителий.
Наверное, мне должно было польстить, что я еще котируюсь, но волнение мое было слишком велико. Я начала было что-то путано объяснять ресторанщику, но тут его легонько тронули за плечико.
Я с надеждой подняла глаза и с разочарованием увидела, что это всего лишь стажер Соколовский, которого трудно было бы узнать в шикарном дорогом костюме, если бы он по обыкновению не вертел по-птичьи головой.
Он отвел администратора в сторонку и что-то тихонечко пошептал ему на ушко. После этой односторонней беседы ресторанщик незамедлительно испарился, а Сокол, сделав непроницаемое лицо, прошел обратно в зал, еле заметно подмигнув мне на ходу.
Девицы, видимо, решили, что моя "крыша" будет покруче их собственной, и, пошушукавшись, перестали обращать на меня внимание.
- Добрый вечер, - тихо произнес кто-то за моей спиной, слегка покашливая.
Я быстро обернулась и еще раз испытала разочарование. Это был второй, по кличке Кирпич. Она подходила ему как нельзя лучше, родная мама бы вернее не назвала.
- Можете идти домой, - пристально глядя мимо меня в зеркало, прошептал Кирпич, поправляя галстук.
- Почему? - тоже шепотом спросила я.
- Он не придет.
- Откуда вы знаете?
- Мы его от "Арбатской" вели, да он, гад, "хвост" почуял и испарился.
- То есть он вас заметил? Изумительно. Большое спасибо. По гроб жизни вам обязана!
Кирпич вынул из нагрудного кармашка расческу и принялся драть свою густую шевелюру, обиженно зашептав в мою сторону:
- Заметить он нас не мог. Я ж говорю, почуял, сволочь. Недаром его Фантомом прозвали. У него нюх, что у волка!
- Как? - вскрикнула я, начисто позабыв о конспирации. - Вы сказали - Фантом?!
- Да тише вы! - Кирпич зашипел на меня, как проколотая шина. - Топайте до дому, мы вас прикроем.
Я уже несколько оправилась от шока и попросила:
- Только, пожалуйста, делайте это так, чтобы ваш Фантом не выскочил откуда-нибудь из-за угла и не всадил мне шило в почку. Мне еще пожить охота.
- Само собой, - негодующе прошептал Кирпич. - За кого вы нас держите?
Я не стала уточнять это обстоятельство, просто вышла на вечерний Арбат и побрела на троллейбусную остановку к Дому книги. План мой с треском провалился.
Недаром я тогда сдуру брякнула Макару Захаровичу, что мой загадочный любовник - настоящий фантом. Пальцем в небо? А вот и наоборот, в самое яблочко попала! Если я уцелею в этом водовороте, обязательно выпытаю у старого чекиста, не заставило ли мое творческое воображение работать его сыщицкую смекалку?
Значит, Вадим-Андрей-Фантом почуял опасность и решил от греха подальше в ресторан не идти. Небось посмеялся над своим "хвостом", перекинулся, сделал какую-нибудь хитроумную петлю в двух шагах от "Праги" и скрылся бесследно. И этот Кирпич еще спрашивает, за кого я их держу! Лопухи, они и есть лопухи, хоть и со звездочками на погонах.
Шансы вернуть вкладчикам их взносы упали до нуля. Как мы теперь установим, где этот чертов Фантом прячет настоящие деньги? А мне свидание с ним выпадет только в том печальном случае, если он решит по-тихому прирезать меня "во избежание". Уж слишком много мне теперь о нем известно. Прямо как в старом фильме: "Я знаю, что ты знаешь, что я знаю". Приятная перспектива, всю жизнь мечтала!
В троллейбусе я встала у большого заднего окна, с внутренним облегчением заметив внушительную фигуру Кирпича, телепавшегося у средних дверей. Но, несмотря на это приятное соседство, я подозрительным оком косилась на всех входящих пассажиров без разбора.
Слава богу, ехать мне было недолго. У гостиницы "Украина" я сошла и направилась по темным дорожкам Украинского бульвара к своему дому.
Сознание того, что лопухастая, но неизменно доблестная милиция меня бережет и охраняет, несколько успокоило мои взвинченные нервы. Доставая на ходу ключи из сумочки, я подошла к подъезду.
И тут от стены отделилась темная фигура и остановилась прямо напротив меня, загородив дорогу.