* * *
- Ну как ты тут, Илюха?
- Забери меня отсюда, - мрачно проговорил младший брат. - Я тут сдохну. Ты что, перехватил эстафету у этих… которых так яростно спасал… Дедовского и Кирилловны?
- Тебе за твои подвиги еще и не такое полагается, - произнес Свиридов-старший. - Хорошо еще, что дядя Толя твои подвиги разрулил.
Да и из свидетелей не осталось никого уж в живых. Ни Ледовского, ни Самойловой… ни Лены Кормильцевой.
Илюха мертвенно побледнел, хотя при зеленовато-сером цвете его лица это казалось невозможным.
- Не надо, - тихо сказал он. - И так… сижу тут, как сволочь. Ты бы видел, с кем. Какой тут этот самый… контингент. Иногда думаю: черт, лучше бы мне сдохнуть вместе с пацанами. Вместе грех приняли, вместе и… эх! - Он махнул рукой и выразительно добавил:
- Да и Афанасий сейчас бы в больничке не парился. Как он там, кстати? Водку пьет?
- Куда ж он без нее? Недавно скандал был…
Он, значится, с каким-то ходячим больным из хирургического - у того рука в гипсе - так нажрался, что тот с лестницы свалился, когда в свою палату возвращался, и вторую руку сломал, а еще два ребра.
Илюхино лицо порозовело, и на нем появилась слабая улыбка.
- А вчера он какую-то медсестру осчастливил, - продолжал Свиридов вдохновенно, видя, что от его рассказа на лице брата проступает радостное, почти счастливое выражение. - Та, значит, в палату ввалилась с каким-то уколом не вовремя, а он только что бутылочку откупорил, закуску разложил, собутыльничка подтянул. И эта мымра - так некстати! Афоня хвостом круть-верть - дескать, день рождения сегодня у меня, такой я разнесчастный, даже на собственный день рождения выпить не дают.
Ну, ты Афоню знаешь… Девочка расслабилась, выпила рюмочку за его здоровье, одну, вторую…
В общем, когда третья бутылка кончилась, он вызвался проводить ее в дежурку какую-то, да там прямо на столе с обоюдного согласия и отжучил.
Оживившийся Илюха хитро ухмыльнулся и сказал:
- Да мы тут тоже не лыком шиты. Недавно в соседнюю палату дамочка одна поступила из моей академии. Катя… Она говорит, что тебя знает.
- Катя? - воскликнул Владимир. - Это такая миленькая, беленькая, которая показывала мне, как найти Степанова?
- Ну да.
- Так она что… тоже "герой" вмазывается?
- Да какая там "гера"? Просто родители однажды ее поймали, а она первый раз вообще…
Ну, сразу сюда и дернули: дескать, пусть дочка полечится, ничего плохого ей не будет. И действительно - ей тут неплохо… Мы тут время от времени такую пилораму в моей палате устраиваем, когда все "нарки" отрубаются, - твой Фокин со своей пьяной грымзой отдыхает!
- А что же тогда скулишь… на жизнь жалуешься?
Илья пожал плечами.
- Тут, знаешь, иногда вступит, - задумчиво проговорил он. - Вчера Анна Кирилловна снилась. И Лена Кормильцева. Не знаю… не знаю пока, как мне от всего этого очиститься… Что она тебе говорила… про каких-то там журавлей?
- "Вы, журавли под небесами, я вас в свидетели зову. Да грянет, привлеченный вами, Зевесов гром на их главу!" - негромко продекламировал Свиридов.
Илья отвернулся к стене.
- Да, так все и вышло, - пробубнил он. - Я - сволочь и тварь, да? Я никогда не забуду, как ты тогда ударил меня по голове, спас жизнь Якорю. А он все равно… все равно разбился.
- Нет, не все равно, - покачал головой Свиридов. - А что касается сволочи и твари, так скажу тебе, Илюшка, что в моей жизни были дела и похуже. И я же еще жив, как видишь. Совесть - это вовсе не такой смертельный яд, как ты думаешь. Особенно в наше время.
- Ты все, конечно, врешь? - быстро спросил Илья.
- Нет, не вру. На самом деле было и похуже.
…Владимир врал. Ничего хуже, чем то, что сделали Илья и его друзья, он в своей жизни не совершал: он никогда не позволял себе надругаться над женщиной. Но что ему стоит сыграть исчадие ада еще раз?
Ему, актеру до мозга костей, воспринимающему жизнь по законам сцены.
Особенно если эта фальшивая и все-таки глубоко трагичная игра облегчит, а быть может, даже спасет жизнь родному брату.
Да будет так.