* * *
- Кто там?
- Анна Кирилловна?
- Да, это я, - все так же из-за двери ответил сухой сдержанный голос, потом дверь приоткрылась, придерживаемая накинутой цепочкой, и в образовавшемся проеме Владимир увидел уже знакомое белое лицо и бесцветные глаза. - Кто вы? Что вам угодно?
- Я из детективного агентства "Донар", - проговорил Владимир, разворачивая перед ней свое удостоверение, естественно, не произведшее на Анну Кирилловну никакого впечатления. - Простите, что побеспокоил вас, но я хотел бы задать вам несколько вопросов по поводу ваших бывших студентов… Антона Малахова и Валентина Чурикова. Если вам, конечно, несложно.
На лице дамы промелькнуло что-то вроде скомканного удивленного недоумения, потом Анна Кирилловна откинула цепочку и проговорила:
- Проходите, молодой человек.
- Благодарю, - в тон ей проговорил Свиридов и вошел в просторную прихожую.
- Не разувайтесь, проходите прямо на кухню. Я варю кофе. Не желаете ли?
- Нет, спасибо.
В ярко освещенной кухне - скромно, но со вкусом обставленной - Анна Кирилловна внимательно рассмотрела Владимира и произнесла, медленно выцеживая каждое слово:
- Вы не похожи на детектива. Обычно в частных агентствах работают бывшие работники органов. Органы… - она передернула худыми плечами, - и придумают же такое название… анатомическое.
- А на кого я похож? - улыбнулся Свиридов.
- Вы знаете… на представителя среднего класса, вращавшегося в артистической среде.
Я вижу, как вы себя держите. Только вы еще молоды. Вот когда вам будет столько лет, сколько мне, а именно шестьдесят, то вы будете походить на старого актера.
Анна Кирилловна решительно не желала походить на всех остальных женщин: она назвала цифру своего возраста - шестьдесят! - так же неколебимо и спокойно, как, вероятно, давала новую тему на семинарах в Финансово-экономической академии.
- Простите, как вас зовут, молодой человек? - спросила она.
- Владимир.
- Я слушаю вас, Владимир. Какие вопросы вы хотели мне задать?
- Дело в том, что вы, по всей видимости, были последним человеком, которого видел Валентин Чуриков, прежде чем он упал с восьмого этажа. Олег Осокин сказал мне, что вы звонили ему домой.
- Да, звонила, - сказала она. - Осокин совершенно прав. Чуриков должен был сдавать мне экзамен, который задолжал еще с летней сессии.
Я принимала у себя дома. Я довольно часто принимаю задолженности у себя дома.
- Вы принимали у него в этот день или он не пришел?
- Нет, отчего же. Он пришел. Только не сдал.
- Вы не заметили в его поведении ничего необычного? Подавленности, нервозности? Ведь вы, судя по всему, очень неплохо разбираетесь в душевном состоянии людей, - с тонкой улыбкой предположил Владимир.
- Не нужно большого умения, чтобы разобраться в тот день в настроении Чурикова, - сказала Анна Кирилловна и внимательно посмотрела на Свиридова поверх очков. - Он был откровенно напуган. Никак не мог сосредоточиться. Путался в ответах на самые элементарные вопросы. Выпил пять чашек кофе, но это ему не помогло, только еще больше взбудоражило. Я предложила прийти ему в другой день. Если мне не изменяет память, завтра.
- А как вы вообще могли охарактеризовать его?
- Чурикова? Ну… в принципе средних способностей и интеллекта молодой человек. Несколько заторможенный. Судя по всему, с массой комплексов, которые он, впрочем, достаточно умело скрывает под маской коммуникабельности. Впрочем, нет… какие маски. Он на самом деле общительный молодой человек.
- Был общительный молодой человек, - с ударением на слове "был" поправил Свиридов. - Валентин… никогда не говорил с вами о чем-то помимо учебных проблем? Ведь порой малознакомому человеку можно сказать то, о чем умолчишь в беседе и с лучшим другом.
- Нет. Он вообще скрытный.
- А Антон Малахов? Видите ли, Анна Кирилловна: оба они, и Антон, и Валентин, покончили жизнь самоубийством после того, как сдавали вам зачет. Вечерами тех же дней. Трагическое совпадение, не правда ли?
- Если это вообще совпадение и самоубийства, - веско произнесла Анна Кирилловна.
- Вот именно. У вас есть какие-то предположения по этому поводу?
Преподавательница покачала седой головой.
- Что касается Малахова, - не совсем уверенно заговорила она, - то он в день своей смерти звонил от меня кому-то. Он был в откровенно взвинченном состоянии, дрожал всем телом… как видите, даже не дошел до своего дома, а звонил прямо от меня. А потом тут же ушел.
- Кому? Вы не слышали ничего?
- Признаться, я не имею обыкновения слушать чужие телефонные разговоры. Но тут я все-таки кое-что случайно услышала. Он назвал своего собеседника… таким странным прозвищем.
- Не Якорь? - быстро спросил Свиридов.
- Нет, не Якорь, - тотчас следовал четкий ответ. - Одну минуту… не помню…
- Подумайте хорошенько, Анна Кирилловна, ведь после этого звонка Антон пришел к себе домой и сиганул с пятого этажа головой об асфальт. Подумайте!
- Хорошо… сейчас… вертится, но вот никак не могу поймать… что-то такое бильярдное… Кий?.. Или Дуплет? М-м-м… Круазе?
- Карамболь? - продолжил ряд бильярдных терминов Свиридов.
Анна Кирилловна внимательно посмотрела на него, а потом медленно произнесла:
- А вы знаете, да. Карамболь. Да, Карамболь - так он назвал этого человека. И, кажется, Антон… просил его помочь.
- Карамболь, - задумчиво проговорил Владимир. - Вы уверены, Анна Кирилловна?
- Совершенно. К счастью, бог сохранил мне твердую память, невзирая на возраст.
- Вы выглядите куда моложе шестидесяти, - сказал Владимир. - Вероятно, потому и не скрываете своих лет… Значит, Карамболь?
- Да. Точно.
- Благодарю вас, Анна Кирилловна. Вы очень помогли мне. Позвольте откланяться. Надеюсь, что сообщенное вами поможет докопаться до правды.
- Уверена, что это так и будет, - медленно произнесла Анна Кирилловна, и ее тусклые глаза внезапно вспыхнули, и Свиридов увидел, что они вовсе не блекло-серые, выцветшие и равнодушные, а ярко-голубые. - Правду нельзя спрятать, Владимир. Даже в наше время. Как нельзя спрятать в карман солнце. Рано или поздно - ткань прогорит, и свет прорвется через все покровы… И это лучше, чем самая непроглядная бархатная тьма…
Самойлова говорила спокойно и выдержанно, но глаза были яркими, а за спокойствием чувствовалась такая сила и страстность, что Свиридов понял: старая преподавательница в самом деле верит в то, что говорит.;
- Есть старая легенда о правде, - сказала она, вставая со стула. - В Древней Греции в глухом лесу, где не было ни одного человека, убийцы напали на знаменитого поэта Ивика. И уже умирающий Ивик поднял голову к небу, в котором летели журавли, и сказал:
Вы, журавли под небесами,
Я вас в свидетели зову.
Да грянет, привлеченный вами,
Зевесов гром на их главу!
Ивик умер… вскоре нашли его труп и предали земле. Но на большом народном празднике, когда тысячи людей собрались на горе, над их головами проплыла стая журавлей. И какой-то человек сказал своему спутнику: "Видишь? Ивиковы журавли".
И кто-то услышал имя любимого поэта. "Почему эти люди говорят о нем? Они что-то знают? Задержать их! Допросить их!"
К суду, и тот, кто молвил слово,
И тот, кем он внимаем был!
И все открылось: правда, как вода, сломала плотину. Конечно, Владимир, вы можете не разделять моего мнения. Этого возмутительного в наше время прекраснодушия. И где? В криминальной столице России. За один подобный романтический взгляд на преступление уже нужно привлекать к ответственности, - с горькой иронией сказала Анна Кирилловна. - Более того… вы даже можете не знать этой легенды и имени человека, изложившего ее. В наше время это уже стало ненужным. Ведь правда?
- Правда, - согласился Владимир. - Еще никто не увеличил свой валютный счет в банке прочтением баллады Шиллера в переводе Жуковского.
Самойлова, уже открывавшая перед ним дверь, взглянула на Владимира и слабо улыбнулась:
- Я почему-то еще в самом начале подумала, что вы воспитывались в каком-то элитном учебном заведении. Типа Итонского колледжа в Англии. Конечно, это не так, - в нашей стране нет аналога Итона, к тому же вы, судя по всему, учились еще в союзное время… Но все равно: приятно было с вами поговорить.
- Вы в чем-то правы, Анна Кирилловна. Конечно, не аналог Итона, но все же закрытое элитное учебное заведение, - ответил Владимир, окончивший высшую школу ГРУ, курируемую лично начальником Генерального штаба СССР.
* * *
Старая, немного фанатичная чудачка.
"Дама старой закалки, старой формации, из категории тех пожилых женщин, которых Свиридов не без иронии именовал экс-фрейлинами двора. По всей видимости, она в самом деле верила в то, что говорила", - подумал Свиридов, спускаясь по лестнице.
И все-таки это именно после визитов к ней Малахов и Чуриков покончили жизнь самоубийством. Или что там с ними произошло… возможно, есть шансы докопаться до истины.
Как там, то бишь… "вы, журавли под небесами, я вас в свидетели зову. Да грянет, привлеченный вами, Зевесов гром на их главу!"
…Интересно, сумеет ли оценить красоту шиллеровского стиха человек по прозвищу Карамболь?
Глава 4
РЕКЛАМНЫЙ ЩИТ "МАЛЬБОРО"
- Гоп-стоп, мы подошли из-за угла… гоп-стоп… ты много на себя взяла-а, - пробубнил Фокин и остекленело уставился на сидящих с ним за одним столиком Илью Свиридова и Олега Осокина.
Сегодня они пили с утра. Афанасий не пошел на работу, а Илья и Олег - на учебу.
Вместо этого они раздавили пару бутылок на квартире у братьев Свиридовых, где все они и ночевали, а потом, расхрабрившись, Илья предложил "выйти в люди" и продолжать банкет в каком-нибудь приличном кафе околоресторанного типа.
Нет надобности говорить, что предложение его было принято на "ура".
И вот теперь, уже под вечер, они сидели в кафе в нескольких минутах ходьбы от свиридовского дома, вдохновенно пили водку с ананасовым соком, а Фокин демонстративно пил кальвадос и держал следующую речь:
- Прочитал я н-недавно объявление в газете: м-молодая красивая зенщи… женчина двадцати двух лет, бля., бля… бля… андинка 90–60 - 90, без вредных привычек, сексуальная, темпераментная… жильем и материально обеспечена… продаст вам мотор от катера "Амур".
Илья захохотал.
- Да тебе, Афоня, больше подойдет: "Алкоголик без вредных привычек ищет обеспеченную жильем женщину, гонящую самогон…"
- Да…
Совершенно уже пьяный Осокин поднял голову от тарелки с недоеденной курицей, сиротливо раскидавшей полуобглоданные ноги, басовито икнул и пробормотал.
- Познакомлюсь с милой девушкой для семяизвержения… тьфу ты, для этого… выремяпре-про-вож-де-ния…
- А где Владимир? - вдруг проговорил Фокин. - Он же сегодня пошел к вашему Ледовскому… может, устроил ему маленький Апокал… кал… ипсис?
Афанасий мутно взглянул поверх всклокоченной Илюхиной головы и сказал:
- Все… пора. Мне завтра груз сопровождать.
А там… трясет. Нельзя… больше.
- И меньше тоже, - сказал Илья.
Олег же загадочно молчал, уткнувшись носом в остатки курицы.
- Пойдем, - решительно поднялся Фокин. - Илюха, давай этого майна… то есть вира… транс-цен-ден-таль… ы-ы-ы…
И, отчаявшись выговорить умное слово, так некстати вклинившееся в его содержательный монолог, Афанасий ткнул пальцем в Осокина.
- Я сам, - с трудом сказал тот. - С-сам.
Илья стал кантовать своего трагически заблудшего друга, а Фокин топтался рядом и бессмысленно бормотал под нос:
- В городе Рязани… пироги с глазами… их ядять, а они глядять…
Общими усилиями загулявшая троица извлеклась из кафе, но дальше все пошло сложнее.
Оказалось, что их телеса не желают сохранять строгий перпендикуляр с земной поверхностью: в глазах рябило, хороводило и кружилось, весело расползались радужные круги, плитки проспекта хулигански выскальзывали из-под ног, а стены домов угрожающе пульсировали, явно нацеливаясь обрушиться прямо на голову многострадальным выпивохам.
Ко всему прочему, Свиридов-младший начал всячески попустительствовать на ниве поругания общественного порядка. Он приставал к прохожим, порывался разбить парочку витрин, уверял какую-то напуганную седенькую старушку в том, что он знавал Клару Цеткин, Шарля де Голля и лично мумию Мао Цзэдуна, а потом встал на четвереньки, сделал странное скачущее движение и заорал:
- Конница Буденного, ежкин крендель… урррра!!
На этом его и задержали стражи порядка.
Бесспорно, будь здесь Фокин, он воспротивился бы такому обороту событий и даже вступил бы в предполагающий рукоприкладство конфликт с пэпээсной братией, но Афанасий потерялся за два квартала до этого.
Олег же Осокин и вовсе провалился в какой-то подвал, где и почил сном праведника.
* * *
…Проснулся Олег от пронизывающего холода и боли в ушибленном локте. Его наручные часы показывали семь минут двенадцатого.
Впрочем, если бы Олег был чуть трезвее, он бы понял, что часы просто остановились.
От удара ли, от падения…
Выбравшись из подвала, он медленно побрел по почти пустому проспекту, рассеянно глядя себе под ноги. Он так погрузился в себя, что не заметил, как траектория его передвижения пересеклась с координатами фонарного столба.
Он поднял голову только в самый последний момент и подумал, что надо бы свернуть влево или вправо, но, пока мозг выбирал направление, ноги уже сделали роковой шаг, и Олег пребольно стукнулся лбом о шершавую прохладную металлическую поверхность.
- Баля-кха-муха!
Это привело его в чувство. Он потер пострадавший от столкновения лоб и, ускорив шаг, внимательно огляделся по сторонам, словно человек, только что вынырнувший на поверхность речной глади.
Самочувствие его было далеко от оптимального. Попросту говоря, его банально тошнило от нервно выпитого у Ильи Свиридова и потом в кафешке разнокалиберного спиртного.
Через несколько шагов ощущение тошноты стало нестерпимым.
Он свернул в первую попавшуюся подворотню, оперся левым плечом на деревянный столб, поддерживающий какой-то навес, перегнулся вперед, и его вырвало.
Рвота оказалась кратковременной. Олег распрямился, в тот же момент почувствовал на своем плече чью-то руку.
Он обернулся и увидел - в размытой белесой дымке, словно размытая старинная картина, - смутно знакомое лицо и строгие глаза за затененными стеклами очков.
- Где же это ты так напился, Осокин?
Голос звучал словно со стороны. Из глубокого гулкого ущелья. Или из пустой сорокаведерной бочки. Олег тут же поспешил поклясться про себя, что со следующего дня ни грамма спиртного.
Все. Хватит.
Однако эта здравая мысль непроизвольно прозвучала вслух и была облечена в следующую вербальную форму:
- Ну-у-у… шоп ищщо рраз… да не… я же с сегодняшнего дня… а какое севво… число?
И потом с места в карьер принялся рассказывать историю про то, как двое его друзей, приняв LSD-25, долго разговаривали с фонарным столбом, приняв его за профессора философии Геттингенского университета.
Впрочем, он не успел сказать и половины того, что хотел, как был остановлен:
- Что же это ты кричишь на всю улицу? Время уже за полночь.
- Д-да? - Осокин был убежден, что, когда он вышел из кафе, не было и одиннадцати. А от Свиридова до него минут десять ходьбы, не больше. - А в-вы… где-то я вас видел… м-м-м… а вы что тут делаете… в такое n-поззз… нее врем… ик! а-а-а. А?
- Я тут живу.
- Д-да? - Олег запрокинул голову и увидел на стене дома огромный рекламный щит "Мальборо". - Зы-ы-ы… - …дессь? Смешно… ну да! Вот в энтом доме жила одна знакомая блядь… На групповуху под "винтом" легко разводилась… Она нам вчетвером подписалась, что… в-в-в… А вы из какой квв…вартиры? Если из двадцать п-первой, то нам по пути. А-а-а… эта шалава ведь уже п-п… капут!! Гырмы-сы-выррр!..
Олег пошатнулся, норовя угодить носом в асфальт, но сильные руки, схватив его за плечи, крепко встряхнули. Это оказало нужное воздействие.
Он беспорядочно замотал головой и уже внимательнее посмотрел на собеседника.
- А-а-а… так это вы… А… Алексан… сан… Кир… кор… не помню батюшку вашего… в-в-в… Алекса… бррр… уфф!
- Узнал наконец.
- М-м-м… двад-цать пер-вая от-ме-ня-ется… - по слогам произнес Олег. - Шалава-то сдох…ла. Еще два месяца назад… Гитлер капут! Дойчен золдатен унд официрррен… зо-ондер коммманден нихт капитулирррен!! - дурным голосом завыл он, поворачиваясь вокруг собственной оси, и вдруг почувствовал, что ему стало трудно дышать, потому что в горле что-то сдавленно забулькало, заклокотало… С запоздалым ужасом Осокин распознал на губах солоноватый привкус крови…
Олег зашелся в беззвучном крике, больше похожем на предсмертный клекот птицы, и упал, чтобы уже никогда не встать.
Никогда.
…Со стороны это выглядело так: темная, затянутая в перчатку рука вонзила что-то тонкое и длинное в горло Осокина. И это тонкое и длинное пронизало беззащитное горло Олега насквозь.
Гитлер капут.
- Воистину капут, - пробормотал убийца и раскачивающейся, какой-то старческой походкой побрел к дому с рекламным щитом "Мальборо".