Не договорив фразы, Сонька вдруг взвилась в воздух, перемахнула через завертевшийся волчком столик и антилопьими прыжками понеслась к гостинице. Провожая ее оторопелым взглядом, мы увидела раскрывшее объятья "деликатное существо". Франческо явно был чем-то расстроен, просто до невозможности, вот-вот расплачется. Соня пылко прижалась к возлюбленной груди, Данила рядом иронически крякнул, но реплик подавать не стал. Кавальери подсел к нам, поглядел поочередно в глаза мне и Дане и вдруг сказал что-то такое, от чего у Сони начались прямо акробатические изменения мимики: брови уехали под челку, рот распахнулся, словно у питона, глотающего слона, каждый глаз стал размером с японский фонарик. Но она справилась с собой и дрожащим голосом перевела:
- Моего отца пытались убить, он в тяжелом состоянии, я хочу выпить русской водки, помогите мне, пожалуйста!
Настала наша очередь виртуозно гримасничать, осознавая сказанное.
Через полчаса мы оказались именно там, где требовалось - в маленьком, безлюдном и беззвучном ресторане. Почти моментально на сцену явился штофчик со стопочками, и Кавальери долго-долго смотрел в его хрусталем сверкающие недра, точно это был шар гадалки, предсказывающий будущее и возвращающий прошлое. Потом, точно спохватившись, Франческо принялся опрокидывать в себя рюмку за рюмкой. Наверное, давал себя знать опыт употребления текилы - ее тоже пьют не глоточками, а опрокидонтом. Слова лились из итальянца Ниагарой, перемежаясь вначале паузами, затем - вздохами и наконец - всхлипами. Соня всхлипывала в унисон своему чувствительному Дон Жуану, поэтому ее перевод мы поняли не полностью. Хотя суть уяснили довольно скоро - ситуация была знакомая.
Оторвавшись от Сониных уст, душка Франческо вернулся к исполнению сыновнего долга. Пару дней назад, обнаружив Сонину непричастность к травле семейства Кавальери, синьор Алессандро занемог, стало пошаливать сердце. После перебранки в галерее сильно ослабевшего дяденьку даже пришлось, старательно поддерживая, отвести на минуточку в приемную, иначе тот не дошел бы до стоянки. Привезя недужного папашу в отель, Франческо сидел с ним, расспрашивал, выпытывал, но старая развалина держалась, как Форт-Нокс. Ничего конкретного про фамильную тайну сынок не узнал, а на следующий день, смутно ощущая свою вину, отправился в "Кому-АРТ", извиняться. Подзадержавшись на сутки с лишним в Сониных объятьях, Франческо, разумеется, беспокоился о папином здоровье, но он и представить себе не мог подобной катастрофы: папочка лежал в постели, с головой накрывшись одеялом, не издавая ни звука и без единого движения. Вначале Франческо решил, что отец демонстрирует таким образом свое одиночество и заброшенность, капризничает, словно ребенок - иногда и железобетонная натура Алессандро требовала разрядки и душевного тепла. Но то, что папенька, с его больным сердцем, лежит под душным одеялом, вызвало у сына резонное беспокойство. Несколько раз попытавшись заговорить с отцом и не добившись ответа, Франческо отшвырнул в сторону мягкие складки и… увидел огромное пятно крови, седой затылок Алессандро, слипшиеся от крови волосы и кисть руки, конвульсивно стиснувшую угол матраса.
Вопя не хуже Элеоноры, парень выскочил в коридор. Скорая обнаружила, что старичок еще жив, хоть и очень плох. Франческо отправился в больницу как раз в тот момент, когда милиция паковала подсвечник в форме девы с кувшином, соблазнительно изогнувшей бронзовый стан. По всем приметам, к стану прилагался плафон, но его на месте не оказалось - а в волосах Алессандро виднелись мелкие осколки стекла. В больнице испуганному Франческо сообщили, что его отец отделался сильным ушибом, тяжелым сотрясением мозга и, вероятно, приступом аритмии, но жить будет. Очнувшийся предок смог только одно прошептать удрученному потомку: "Мститель… Опять…" - и снова впал в забытье. Тут Кавальери-младшего прогнали от ложа больного и посоветовали заглянуть, когда папаша будет не так слаб и нервен.
От водки наших главных информаторов - Соню и Франческо - развезло неимоверно. Впрочем, им позволительно. Мы погрузили в авто любовную пару, павшую друг другу в объятья и кропившую сиденье обильными слезами жалости и взаимного умиления, после чего поехали домой. Кавальери я отвел к Соне, как и саму Соню, поминутно интересовавшуюся: "А куда мы? А где мы? А кто это? А зачем это?" Приступы пьяной любознательности глупой девчонки сопровождали нас до самого дома. У меня Данька рухнул на диван, закинул руки за голову и вздохнул:
- Ты смотри, как все лихо закручено!
- Слушай, а ведь дяденьку кокнули уже после Вериной смерти, - пробормотал я, не зная, с чего начать.
- Ну да, - глубокомысленно подтвердил Данила, - после. А что?
- Может, он что подозрительное видал?
- Да вряд ли! - не согласился Даня, - Он, когда в галерее был, чуть от инфаркта не помер, где ему было обстановку разглядывать! Но убийца не Кавальери-отец - теперь-то уж точно.
- А кто? Кавальери-сын? Адвокат? Или, может, Брилла?
- Ну почему сразу эти трое? А если посторонний кто? Даже наверняка - это посторонний. Итальянец он или русский - другой вопрос. Он и обнаружился раньше приезда Кавальери с их гоп-компанией, и соседку твою шмонал еще два месяца назад, и тетку ее…
- Стоп! - заорал я, подпрыгнув на месте, - Тетка! Про тетку-то мы и забыли!
- Почему забыли? - удивился Данила, - Мы же ей все распечатали, папки я отвез, даже степплер ей купил за свои за кровные…
- Да не в скрепках-папочках дело! - досадливо отмахнулся я, - Вы же с Софьей в бумажках рылись, домой мотались, а я с бабусей вплотную пообщался, плотнее некуда.
- Да ну? - с двусмысленным изумлением поднял бровь Данька, - Так-таки и некуда?
- Да иди ты со своими шутками юмора знаешь куда? - рассвирепел я, - Лучше слушай, что говорю! Тетенька упоминала таинственного Феденьку - родственника из Европы, который приходил, интересовался тем самым семейным древом, в архив нос совал, деньги сулил немалые за полную опись. Понимаешь, что это значит!
- Это значит, что ты, Оська, явный идиот! - неожиданно рявкнул Данила, - Ты почему молчал, дубинушка стоеросовая, слова народные?
- А ты поговори с сумасшедшей бабой часов пять-шесть кряду, а потом перечисли, какую хренотень довелось услыхать - по порядку и в подробностях!
- Ладно! - смягчился Даня, - Вспомни все, что эта Жо… п-п-п… прости Господи, сказала про европейского Федю.
- Да больше ничего: заходил, мол, интересовался, обещал издать историю Хряпуновых за хороший гонорар.
- Надо завтра же ехать к тетушке, узнать, как выглядел, как был одет, с акцентом говорил или без - все, что вспомнит! - голосом Фокса Малдера стал излагать Данила.
Вряд ли это поможет. У бабуськи в голове и вчерашний-то день не задерживается, где уж вспомнить события двухмесячной давности! Но что поделать: следствие переместилось в прошлую жизнь - баловство дедушек, глупости бабушек, недомыслие тетушек и корыстолюбие дядюшек. Подозреваемых было, как женихов у Агафьи Тихоновны: слишком много, чтобы взять первого попавшегося, и слишком мало, чтобы найти подходящего. С одной стороны - родственник, невесть откуда взявшийся, с другой - арестованный Чингьяле, умирающая от беспокойства Брилла, скорбящий Франческо (разве не бывает на свете скверных мальчиков, замышляющих дурное против папочек и мамочек?), с третьей - может, какой сослуживец гадит… И ни у кого нет надежного алиби! Мотива, впрочем, тоже. Или у всех один - выдоить из Кавальери сумму посолидней.
Да, еще Софья говорила про итальянского малого по имени Кавалла, который унаследовал от своего недалекого предка по имени Антонио жадность, мстительность и темперамент истинного халявщика. Что ж, кандидат не хуже и не лучше остальных. Но если он крутится где-то рядом, то вряд ли под своим именем. Им может оказаться кто угодно, хоть уборщица дурацкого Сонькиного заведения - как ее там, тетя Мотя, что ли? Надо с Данилой посоветоваться, он в логике посильнее моего.
Услышав с дивана мирное сопение, я понял, что остался без собеседника. Припомнив, как в былые времена сиживал перед схемкой, выводил плюсы-минусы, за и против, я пошел на кухню и поставил чайник. Я, конечно, не Бэтмен - без конца мир спасать, но покушений в последнее время многовато. Если папашу Кавальери кокнул Чингьяле, безобразия прекратятся, спокойная жизнь вернется - но верится в это с трудом. Адвокаты, если верить западным фильмам, поголовно люди беспринципные, неискренние, за копейку удавятся. А Микеле был такой славный, симпатичный, влюбленный - неужто, кохая свою любушку Лео, он себе только алиби обеспечивал, и все? Конечно, никаких объективных данных нет, что наш итальянский друг невинен, как молочный поросенок, но психологически… Или, например, его любовница - могла она Чингьяле подставить? Теоретически - могла. А трехчасовой оперный концерт без заявок слушателей мог быть исполнен из расчета на легковерие всех подряд: нас, российской милиции в лице добрейшего Кубытьки, самого посаженного в кутузку Микеле. Вот, однако, в чем загвоздка: женщины охотно пользуются ядом, пистолетом, даже по башке могут треснуть, как мы с Данькой однажды имели случай убедиться, но перерезать глотку другой бабе одним идеально точным ударом, а потом любоваться, как жертва фонтанирует, заливая все вокруг кровью - для прекрасного пола поведение, мягко говоря, нетипичное. Нож - прерогатива мужчин. Хотя и тут бывают исключения…
В общем, роздал всем сестрам по серьгам, и никакой дедуктивный метод не помог. Под утро я со скрипом разогнул затекшую спину и пошел спать.
* * *
Основательно Оська вчера посидел - десяток окурков, куча бумажек - и ни одной с конечным выводом. Всегда ему эмоции мешают. И энтузиазм. Если уж Гершанок вобьет себе в голову, что обязан помочь ближнему, он будет ночей не спать - все добрыми делами заниматься. А вот я - другое дело. Я по натуре отчаянный эгоист, лишних усилий тратить не люблю - и вчера тоже: понял, что надо потолковать с тетей Жози, да и задрых себе, как ни в чем не бывало. Хоть выспался. Надо приготовить завтрак, добудиться остальных - и ехать к тете.
Помявшись от неловкости, я решил проявить бездну такта: позвонить нашей комиссарше Жюли Леско и пригласить ее вместе с поклонником на завтрак в приятной компании. Соня, как ни странно, была уже на ногах, бодро пропищала в трубку: "Привет!" и поклялась вскорости прибыть в сопровождении своего "кавальера". А я тем временем реанимировал моего сонного друга - тряс за плечи, хлопал по щекам, поливал водой, поил кофе, но эффекта добился минимального. Если Иосиф Прекрасный и к тетеньке Хряпуновой приплывет такой снулой рыбкой, бабуся может всерьез обидеться на его заторможенность. А нам это совсем ни к чему. Нужно парня взбодрить - хоть скипидаром.
- Я тут пересмотрел твои заметки, - осторожно завел я разговор про наболевшее.
- Уах-ха… - зевнул Оська.
- Много дельных, - продолжил я.
- Ах-ха…
- А почему ты не веришь в виновность Чингьяле?
- Ха-а-ах…
Так, этот план провалился. Приступим к плану бэ.
- Мне кажется, что убийца все-таки человек со стороны. А ты рассматриваешь только знакомых. Глупо донельзя. А также недальновидно и непредусмотрительно. И вообще, не ожидал от тебя.
- М-да-а? - глаза у Гершанка раскрылись и полыхнули недобрым огнем, - А у тебя что, есть умные предложения для меня, дурака? Давай-давай, а я послушаю!
Сработало! Просыпайся, друг ситный, просыпайся, ты мне нужен злой, энергичный, догадливый и обаятельный - то есть не лично мне, а нашему общему делу!
Затренькал дверной звонок - пришли Софья и Франческо. Оба хмурые, но не от похмелья, а, скорее всего, от переживаний. Мы провели их на кухню и усадили за стол, и Оська тут же проникся сочувствием к бедным влюбленным, заговорил о непременном удачном окончании расследования, поимке убийцы, вот-вот ляпнет: "Честным пирком да за свадебку!" Надо его окоротить, пока не поздно. Впрочем, Кавальери-младший все равно ни слова не понимает, а Соне не только переводить - ей даже слушать лень: сидит вялая, всклокоченная, под глазами круги, лицо землистое.
- Сонь, ты себя нормально чувствуешь? - осторожно осведомился я, заметив неладное.
- Ну, знаешь! - вздохнула Софья, - Если такое нормой считать…
- Не придирайся к словам! - я постарался смягчить назидательный тон и говорить с отеческой заботой, - Ты здорова? Сможешь к Жозефине поехать?
- Ах да, надо тащиться к старой шизофреничке! - поморщилась Соня, потом вдруг сосредоточенно нахмурилась, вспомнила вчерашний день (наверняка не весь) и недоуменно посмотрела на меня, - А зачем к тетке-то?
- Слушай, мы же тебе не объяснили! - радостно встрял Иосиф - он любит демонстрировать свою хорошую память, - Я вспомнил вчера вечером о неучтенном персонаже, которого вскользь помянула тетя Жо, пока вы с Даней… э-э-э… - он осекся, заблеял и опасливо покосился на Франческо, самозабвенно уминающего московскую плюшку с маслом.
- Хватит дурака валять, - прошипела Софья, вскакивая из-за стола и подходя поближе, - Сказано было: не понимает он ни хрена! А вот глядеть со значением не надо! Итак, пока мы с Даней "э-э-э", то тетя тебя что? У-у-у?
Я не удержался и пакостно захихикал. Жози действительно Оську едва не изнасиловала - она, кажется, от вида рыжего и конопатого мужчины остатки разума теряет. Моя реакция подлила масла в огонь.
- Тетя твоя, старая метелка, - рыкнул Иосиф, - говорила о твоем родственнике - придурке из Европы по имени Феденька. Ему, видите ли, приспичило получить полную опись семейного архива, книгу родовых тайн и звездочку в петличку!
- А вот про звездочку там не упоминалось, это тебя память подводит! - прогнусил я, заикаясь от смеха.
Ну очень забавно выглядела окрысившаяся парочка, тыкавшая друг в друга пальцами: сразу чувствуется - старые добрые друзья.
- Ты еще будешь мне указывать! - Оська моментально переключился на меня, намереваясь сорвать раздражение на более подходящем объекте, чем слабая (гм!) хрупкая (гм-гм!) девица (гм-гм-гм!).
И тут Софья присвистнула - да с таким азартом! Все оглянулись в ее сторону, а хрупкая девица прищелкнула в воздухе пальцами и торжествующе рявкнула:
- Так и мне говорили про Феденьку из Европы! Про его связи с издательскими домами и гонорар немереный.
- Значит, не врет, как ты думаешь? - спросил я, понимая, что тете Жо приврать - что… ну, неважно.
- Шансы на то, что все сказанное про таинственного Феденьку - правда, - занудил Иосиф, - увеличиваются вдвое. Или втрое. У тети Жози, по-моему, дважды одна и та же фантазия возникает редко.
- Ага, - кивнула Сонька, - Мне она про придуманные заслуги наших предков всегда по-разному рассказывает. А про реальные - одинаково. Ну, почти…
- Словом, как говорится в еврейском анекдоте, надо ехать, Мойша, надо ехать, - заключил я, - А пока, мальчики и девочки, прошу к столу! - и широким жестом указал на…
Ах ты, Господи! Зря мы оставили этого итальянского обжору без присмотра! Превосходно нарезанные и красиво разложенные разносолы точно смерч унес, прозрачное брюхо кофейника на две трети опустело, от свеженьких (сам за ними с утра бегал!) булочек остался кукиш - и даже без масла! Потому что среди этой мерзости запустения сидел чертов проглот Франческо и кормил с пальца остатками масла другого чертова проглота - Сонькиного кота! Ощутив нечто недоброе в наступившем гробовом молчании, Кавальери поднял на нас прозрачные глазки, зеленые, как виноградины, и такие же осмысленные - и безоблачно улыбнулся: "Ха-ай!" Гад!!! Убью!
Первой захохотала Соня. Она согнулась пополам и села у плиты прямо на пол, к ней от души присоединился Гершанок, а глядя на их реакцию, и я улыбнулся - не слишком искренне и с некоторым усилием, но улыбнулся. В общем, сам виноват. Это мне наказание - за то, что провоцировал Оську и Софью на скандал. Надо было за продуктами следить, а не этих двоих носами сталкивать! Но инцидент скоро был улажен - у Иосифа в холодильнике нашлось еще немного сырно-колбасной благодати, а вот за булками пришлось сбегать еще разок. Соня составила мне компанию и всю дорогу, чуть виновато взяв меня под руку, тараторила про плотный ленч и итальянский аппетит. Я позволил себе хмуро заметить, что Франческо-Гаргантюа мог бы и про наш аппетит подумать, он тоже был недюжинный - в первом-то часу дня! Как-то нехорошо быть столь откровенно инфантильным… Я ждал энергичных отрицаний со стороны любящей синьорины, но Софья лишь расхохоталась:
- Сразу видать, что ты с Оськой - лучшие друзья!
- Почему? - с некоторой туповатостью поинтересовался я.
- Да он тоже пытался меня предупредить, что Франческо - не лучший вариант судьбоносного выбора!
- Какого еще выбора?
- Выбор мужа, - Соня постучала себя по лбу, - Гершанок намекал насчет инфантильности и эгоизма Кавальери и предлагал мне подумать, прежде чем выходить замуж за Франческо.
- А вы уже…
Однако, этот итальяшка - шустрый малый! Времени зря не теряет!
- Да нет, - досадливо отмахнулась Софья, - Ничего такого! Я даже не уверена, что он меня пригласит во Флоренцию или хоть открытку на Рождество пришлет. А Оська уже все за всех решил.
- Ну, это в его характере! - усмехнулся я, представляя, какими красками живописал мой заботливый друг Сонино будущее в семье Кавальери.
Насколько мне довелось узнать Соню Хряпунову, девица она здравомыслящая, с твердым характером, трезвой самооценкой и четкой системой ценностей. Если уж Софья решила оженить на себе флорентийского инфанта, у которого основное достоинство, как у жеребца (и не надо двусмысленных ухмылок, я имею в виду родословную!), то своего барышня добьется. Даже если папаша Кавальери ляжет поперек входа в церковь и начнет оглашать паперть истерическими протестами и жалобными причитаниями. Но перед брачными поползновениями Сонечка непременно все разложит по полочкам - совершенно так же, как поступает мой друг Гершанок в затруднительных ситуациях. А после учета всех pro и contra она примет взвешенное, как на лабораторных весах, решение. Правда, Сонька предпочитает казаться мягкой, сентиментальной, романтичной и даже несколько беспомощной - но это все пуховая рукавичка на железную перчатку.
За вторым, точнее, за повторно накрытым завтраком мы разговорились с Франческо, но, разумеется, на тему более актуальную, чем глупые амуры. Иосиф завел речь о бедолаге Чингьяле, крепко севшем в предварилку. Я стал для затравки подбрасывать реплики насчет возможной вины Микеле, а Кавальери - бурно отрицать участие Чингьяле в истории с убийствами и покушениями: