– С удовольствием это сделаю, – я аккуратно освободил свою руку. – Я вам завтра позвоню. До свидания.
– Вы не можете просто взять и уйти.
– Могу. Тем более что я у вас ничего не брал. Я уже устал от вас и вашей не менее взбалмошной сестрички. В самое ближайшее время я сделаю все возможное, чтобы закончить дело. И мой вам добрый совет, уведите отсюда Гришу. Он до беспамятства влюблен в вас, и может натворить черт знает что.
На углу меня догнала Настя. Мягко прижавшись к моему плечу, она снова заплакала. Она плакала тихо и жалобно, как может плакать только глубоко несчастная женщина.
Отойдя на безопасное расстояние от Надежды Шарковской, я остановился возле телефона-автомата и порылся в карманах. Настя протянула мне целую горсточку мелочи. Когда я заметил, как дрожит ее тонкая рука, я вдруг почувствовал, что в моей груди нарождается какое-то новое, доселе неизведанное чувство. Это был хороший признак, потому что-то чувство, которое я выносил в своей груди, можно было смело назвать холодным и расчетливым бешенством.
Я быстро набрал телефонный номер названный мне Светланой. Ответивший мне голос мог принадлежать только старушке ангельского вида с ямочками на щеках. Я постарался вкратце изложить суть своего дела. Старушка внимательно выслушала и посоветовала мне как можно быстрее убираться из города. Я спросил, почему и тут мама сестер Шарковских поведала мне одну, довольно любопытную историю. Как-то раз, еще в голубом детстве, ее дочки-близняшки не поделили котенка, подаренного им на день рождения теткой. После упорной борьбы за обладание драгоценным котенком Светочка и Наденька наконец-то нашли компромисс и выбросили бедное животное в окно. По словам мамы, обе ее девочки считали себя победительницами. Светочка и Наденька вообще никогда никому не проигрывали, оставляя такую честь кому угодно, только не себе. Впрочем, та, что родилась на час позже и потом подалась в адвокатуру, обладала все-таки более мягким характером. Мама припомнила, что именно Наденька перевязывала голову мальчишке, на которого свалился котенок.
История с котенком заинтересовала меня, и постарался расспросить о ней подробнее. Словоохотливой маме Шарковских понравилась беседовать с посторонним, но очень вежливым человеком. Она рассказала мне еще целую кучу довольно любопытных фактов. Оказывается, в борьбе девочек за котенка был и такой этап, когда они обе гнали его. Это произошло после того, как окончательно обалдевший от приключений котенок перепутал спальни сестричек, то есть самовольно перебрался из одной спальни в другую. Тогда та девочка, от которой он ушел, не растерялась и принялась утверждать, что она сама выгнала надоевшего ей котенка. А та, к которой он пришел, не желая оставаться в дураках, заявила, что котенок ей совсем не нужен. Так на некоторое время бедный котенок стал изгоем. Но, увы, ненадолго. Едва он прижился в спальне мамы и девочки наверняка удостоверились в том, что за котенка можно снова хорошенько подраться, схватка возобновилась с новой силой.
Я беседовал со словоохотливой старушкой довольно долго, до тех пор, пока Настя не замерзла. Потом поблагодарил собеседницу и повесил трубку.
Мы медленно побрели по тротуару… Настя уже перестала плакать. К моему удивлению, все попытки заговорить с ней оказались безуспешными. Настя молчала и смотрела куда-то в сторону. У ближайшего кафе я остановился и предупредительно распахнул перед Настей дверь.
Честное слово, когда в октябре грустные дворники жгут листву, кофе приобретает какой-то особый, терпкий привкус. Он больше горчит, пахнет дымом, и его теплота кажется куда более приятной, чем, допустим, в жарком июле.
Я улыбнулся и задал Насте самый что ни на есть дурацкий вопрос:
– Ты любишь пить кофе в октябре?
Настя механически кивнула, рассматривая стакан.
– Посмотри за окно, – попросил я.
Настя посмотрела.
– Октябрь. Падают последние листья, и мы пьем кофе… – я говорил противным голосом поэта-неудачника испытывающего очередной приступ вселенской скорби. – Пройдет год, снова будут падать листья, и мы снова будем пить кофе. Все проходящее, Настенька. Вечных истин нет, кроме одной. А она гласит, что все проходящее – вечно. Нужно жить дальше. Кстати, ты меня слушаешь или нет?
– Слушаю, – Настя кивнула. – Я тебя очень внимательно слушаю. Десять минут назад, в телефонном разговоре, ты расспрашивал какую-то женщину про кота, а теперь решил сойти с ума и заговорил о кофе в октябре.
– Я пытаюсь понять, что мне делать дальше.
– Жаль, что этого не может сделать Коля. Я уверена, что сейчас, в кабинете следователя, его бьют по голове большими, черными палками.
"Пора, – решил я. – Извини, пожалуйста, меня Настя, но пора!.."
– А тебе не приходила мысль, что Коля сам во многом виноват? – резко спросил я.
– Коля?.. А разве он, а не ты написал идиотскую статью?
– Я хотел вернуть кирпич.
– Плевать я хотела на твой кирпич.
– Не на мой, а на свой.
– На свой тем более. Мне нужен Коля.
– Во время следствия Коля сразу же заявил, что он, мягко говоря, не очень сильный человек. А таких, как известно, любят бить. Иногда из простого интереса.
– Во-первых, Коля не заявлял ничего подобного, – повысила голос Настя. – А, во-вторых, он умный и сильный. По вечерам, когда другие мужики пьют водку или лезут в постель к чужим женщинам, Коля сидит дома и работает.
– Конечно, – согласился я. – А когда не работает, то пьет сухое вино и играет с тобой в поддавки на щелчки.
– Вот именно этим он мне особенно дорог! – громким, трагическим голосом заявила Настя.
Мы встретились с ней глазами. Я невольно подумал о том, как сильно изменилось ее лицо за последние полчаса: оно осунулось, стало твердым, а возле носа вдруг пролегла легкая тень суровой морщинки.
Я немного подумал и сказал:
– Пойми, я не могу говорить с тобой о деле до тех пор, пока мне не удастся по-настоящему разозлить тебя. Понимаешь?.. Сейчас я пытаюсь добиться именно этого. Но я не уверен, что у меня у меня получается…
– Я готова тебя убить только за одно кислое выражение твоей физиономии, – твердо сказала Настя.
Я отрицательно покачал головой.
– Не верю.
Настя приподнялась, взяла с соседнего столика стакан с недопитым кофе и вылила мне его на голову.
– А теперь?
– Уже лучше, – я вытащил платок и вытер мокрые волосы. – Интересно, как Коля прожил с тобой семь лет? При определенных обстоятельствах твои чувства очень трудно понять. Ты – женщина загадка.
Настя встала.
– Я пошла домой.
– Ты не пойдешь домой. А теперь сядь и спроси почему.
– Пошел ты к черту.
– Отлично! Сядь.
Настя нехотя села и посмотрела на входную дверь. Любое мое следующее слово могло стать в нашем диалоге последним.
– Итак, мы начинаем действовать, – сказал я. – Точнее говоря, действовать будешь ты. Сейчас ты поедешь домой к адвокату Надежде Шарковской и познакомишься с ее любимым мужчиной Геной.
– Зачем?
– Затем, что завтра в час дня ты отправишься со мной в ресторан "Восток". Там мы пообедаем со следователем Светланой. Она тебя не приглашала, но ты придешь. Так вот, завтрашняя встреча не будет иметь никакого смысла, если мы не сможем к ней как следует подготовиться.
– Я ничего не понимаю, – призналась Настя.
– Откровенно говоря, и я тоже. Но вполне возможно, что завтра нам повезет. Теперь что касается твоего сегодняшнего задания… – я понизил голос до шпионского шепота, но на Настю это не произвело никакого впечатления.
Я невольно вспомнил сестричек Шарковских и едва не прослезился от умиления: как все-таки легко работать с женщинами, у которых чувства опережают мысли!
– Ты позвонишь в квартиру адвоката, – продолжил я. – Когда тебе откроет дверь симпатичный мужик по имени Гена, скажешь ему, что ошиблась адресом.
– А что это за тип Гена?
– Это тебе и предстоит выяснить. Причем в довольно грубой и – извини! – возможно, даже несколько вульгарной форме.
Брови Насти поползли на лоб.
– И какой именно?
– Поймешь по ходу дела.
– Но я не знаю адрес Нади и…
– Узнаешь его в адресном бюро возле центрального рынка, – прервал я очередные сомнения Насти. – Там у центрального входа сидит довольно шустрая и рыжая тетя, которая за пятьдесят рублей подскажет тебе не только любой адрес, но и место, куда хозяева прячут запасной ключ. Далее, ты войдешь в квартиру…
– А если этот Гена меня не пустит?
– Какой идиот моложе сорока лет не впустит в квартиру очень красивую, промокшую и продрогшую женщину?
– Но я не продрогшая и тем более не промокшая.
– Это легко устранимо. Купишь в киоске бутылку минеральной воды и выльешь себе на голову. Потом…
– Подожди, но на улице нет дождя.
– Настенька, это просто замечательно, что на улице нет дождя! – Я повысил голос. – Если бы сейчас шел дождь, я бы от горя рвал на голове волосы! Это первое. Второе, неужели ты думаешь, что если мужчина впустил в квартиру красивую, мокрую женщину, он тут же побежит к окну, что бы проверить идет ли на улице дождь? Людям, и особенно мужчинам, свойственно верить в удачу.
– Хорошо, дальше.
– Дальше ты будешь сушиться, пить с хозяином чай и болтать о пустяках. Например, о погоде.
– О погоде лучше не надо.
– Почему?
– Потому что тогда Гена действительно может посмотреть в окно.
– Пожалуй, ты права, – согласился я. – Ну, так вот, чтобы отвлечь его от окна, ты снимешь плащ, туфли…
– А остальное? – быстро спросила Настя.
Вернувшееся к Насте хладнокровие порадовало меня. Кто бы мог подумать, что взбалмошная и смешливая Настенька, оказавшись в критической ситуации и выплакав не такую уж большую порцию слез, вдруг совершенно неожиданно превратится в женщину с холодным взглядом профессионального карточного игрока? Нет, жизнь все-таки волшебная штука и иногда она может преподносить большие сюрпризы. Боже ж ты мой!.. Ну, что, например, сможет сделать, что противопоставить какая-то там социальная революция, Великая ли французская, Наивеличайшая ли Октябрьская, или пусть просто демократическая с тем переворотом, который сейчас произошел в душе ставшей одинокой Насти? Что?!.. А ничего. Ноль. Потому что все уйдет, все рухнет, все исчезнет, а Настя останется. Именно, именно так, а не наоборот, как учат дураков в школах. Знания, говорите?.. В общем, семечки все это, ваши знания, паутинки на ветру и утренний мороз в начале июня.
– Больше ничего из одежды ты снимать не будешь, – твердо сказал я Насте. – Поскольку Коля в тюрьме, то за твой моральный облик несу ответственность я.
Настя кивнула. Я отхлебнул кофе и продолжил:
– Дальше я начну говорить загадками. Теперь спроси зачем?
– Зачем?
– Затем, что когда человек назубок знает свою роль, он теряет способность к импровизации. И ему перестают верить. Теперь слушай меня дальше очень внимательно: в общем, тебя ждут большие неприятности.
– Какие?
– Не знаю, но дай Бог, что бы они были. Советую тебе встретить их достойно. Если тебя начнут бить…
– А меня что и бить будут? – все-таки удивилась Настя.
– Не исключено. В конце концов, если где-то колотят мужа, то почему бы и его жене не попробовать пару тумаков? В случае чего одеваться будешь на лестничной площадке. Но перед этим ты должна сделать все возможное, что бы как можно дольше задержаться в квартире. Если вслед за тобой забудут выбросить твои вещи, позвонишь и напомнишь о своем существовании. Но не подходи слишком близко к двери, это может быть опасно. Потом ты приедешь ко мне домой.
Я замолчал. Настя раздумывала меньше минуты и потом сказала:
– Хорошо, я согласна. А когда вернется Коля?
– Коля вернется завтра.
Автобусная остановка находилась в трех десятках шагов от кафе. Мы прошли их молча, думая каждый о своем. Я посадил Настю в "маршрутку" и направился домой пешком. Мне необходимо было не спеша обдумать сложившуюся ситуацию.
В конце концов, размышлял я, любая истинная трагедия начинается с пустяка. Например, Оттело задушил Дездемону не из-за раздела имущества, а всего лишь из-за дешевого носового платочка. И даже прародительница Ева подсунула Адаму в раю совсем не бомбу, а вполне обычное с виду яблочко. Черт возьми, но такие действительно грандиозные явления природы как огромные пожары, землетрясения или наводнения встречаются в человеческих трагедиях довольно редко и почти всегда остаются на втором плане. Что ни говори, а человек слишком эгоистичен для того, что бы уступать первенство даже матушке-природе.
Размышляя подобным образом, я совершенно незаметно добрался до своего дома.
Как я уже говорил, жизнь любит преподносить неожиданные сюрпризы. Но все-таки самые неожиданные сюрпризы это те, которые поджидают человека на пороге его собственного дома.
Едва я вошел в темный подъезд, вдруг чей-то хриплый и злой голос спросил меня:
– Где кирпич, сука?
Ждать моего ответа две смутно виднеющиеся фигуры не собирались. В ту же секунду на меня обрушился целый ураган ударов.
Должен заметить, что драка в темном подъезде с двумя абсолютно не знакомыми людьми занятие не только малоприятное, но и опасное. Как говорил один мой товарищ, когда бьют неизвестно за что, могут ударить черт знает чем.
Но мне повезло. Первые несколько секунд я смог устоять на ногах, а затем мне удалось довольно удачно увернуться от очередного удара и один из нападавших, что есть силы, врезал кулаком по почтовому ящику моего соседа-майора. Раздавшийся следом вопль распугал очередь, собравшуюся возле магазина на противоположенной стороне улицы. У соседа-майора раньше частенько воровали газеты, и недавно он воплотил в жизнь свою давнишнюю мечту – соорудил себе почтовый ящик из броневых плит боевой машины пехоты. Получив от меня увесистого пинка, "контуженный" хулиган пулей вылетел из подъезда и в дальнейшей "дискуссии" участия уже не принимал.
Второй нападающий оказался явно слабее. Когда мне удалось выкрутить ему руку за спину, он охнул и коротко сказал: "Все, хватит!"
Прежде, чем задать ему первый вопрос, я долго и тяжело дышал, привалившись спиной к стене. Неизвестный делал то же самое, но в полусогнутом положении и уткнувшись головой в стену.
– Так, где все-таки кирпич, сука? – наконец, спросил я. – Меня это тоже интересно.
– На участке твоего друга его уже нет, – нехотя ответил незнакомец и тут же присел от резкой боли в руке. – Честное слово нет. Его весь вывезли.
– Кто вывез? – невольно удивился я.
– А откуда я знаю?
Я попытался собраться с мыслями, наш диалог становился все более интересным. У меня возникла смутная догадка. Я вспомнил мужика, который принялся заново отстраивать свой сарайчик.
– Хорошо, давай начнем с самого начала, – предложил я. – Откуда ты взял свой кирпич?
– Купил. А-а-а, гад, не дави, больно же!..
– Говори правду.
– Ну, взял.
– Где?
– Со стройки. Недалеко от моего дома котельную новую хотели построить.
– Хотели? – прервал я. – Впрочем, я понимаю. Теперь ее просто не из чего строить.
Дальнейший рассказ незнакомца был довольно путанным. Но, тем не менее, он полностью подтвердил мое недавнее предположение о перепуганных дураках.
– Когда ты был на участке? – спросил я.
– Сегодня утром. Хотел свой кирпич назад забрать…
– Передумал возвращать?
– Ага. Слух пошел, что статья твоя – туфта. Мой сосед смеется и говорит: мол, я раньше тебя кирпич сдал, но зато мне при обратной дележке больше досталось. Мы с братаном через забор посмотрели, а сосед-то, оказывается, вместо пяти тысяч штук десять привез. Обидно нам стало. Где же, спрашивается, справедливость?
– Вот и набил бы соседу морду.
– А причем здесь сосед, когда ты все начал?
Я усмехнулся. Порывшись в карманах незнакомца, я извлек оттуда что-то похожее на водительские права.
– Слушай меня внимательно, парень, – как можно тверже сказал я. – У меня есть один знакомый следователь, довольно милая женщина. Она будет очень расстроена, если узнает, что в подъезде меня периодически подкарауливают какие-то темные личности. Ты хочешь быть крайним?
– Нет, – честно признался незнакомец.
– Правильно. Учти, после бесед со следователем Светланой Шарковской ее клиенты любят ошиваться возле кабинета психиатра и задавать всем один и тот же вопрос: "Кто крайний?" Они пристают с ним даже к нянечкам и уборщицам. Ты все понял?
К сожалению, я не мог отпустить своего оппонента просто так. Мне пришлось дать ему увесистый пинка, так как в противном случае он мог расценить мое поведение как слабость и заявиться еще раз.
Глава пятая
в которой рассказывается о том, что интриганы все-таки иногда достигают своей цели, а также о том, что любая интрига по своей сути иногда донельзя аморальна.
Дверь квартиры мне открыла Рая.
– Надя Шарковская уже здесь? – деловито осведомился я, снимая плащ.
– Здесь, – Рая улыбнулась и обвила мою шею теплыми руками. – А от тебя кофе пахнет.
– Я мыл им голову. Кстати, Надежда на меня не ругалась?
– Нет. Сейчас она руководит совещанием.
– Каким совещанием?! – искренне удивился я.
Рая рассмеялась.
– Не скажу до тех пор, пока ты не спросишь, за что я тебя полюбила.
– Хорошо. Так за что ты меня полюбила?
– За то, что ты веселый обманщик. А теперь скажи мне, откуда у тебя синяк на лице?
Я заглянул в зеркало. Кулак прошел вскользь, и синяк был совсем меленьким.
– Это не синяк, – заверил я жену. – Это след твоего последнего поцелуя.
– Опять обманываешь?
– Конечно. А теперь объясни мне…
Договорить я не успел. Рая что было сил, прижалась губами к тому месту на моем лице, к которому совсем недавно прикасался чужой кулак. Поцелуй был крепким, и мне стоило большого труда не поморщиться.
Рая довольно улыбнулась.
– Действительно не синяк, – заключила она.
Потеряв всякую надежду выяснить у жены, что же происходит в моем доме, я мимоходом поцеловал ее в ответ и прошел в зал.
Картина, которую я там увидел, была более чем живописна. Наверное, именно такие видения чаще всего посещают сны бывших премьер-министров и королей в изгнании: в комнате с конспиративно задернутыми шторами сидели за столом не менее десятка человек, причем как минимум трое из них произносили взволнованные речи. Совещанием руководила адвокат Надежда Шарковская. Это я понял по тому, что адвокат пыталась всех перекричать. Затея Надежды с собранием была довольно прозрачна – она испугалась, что мне удастся отстранить ее от дела. И она сделала довольно логичный шаг, решив стать другом моей семьи.
Я осмотрелся. Все гости, за исключением темпераментной Надежды, снова оказались родственниками моей супруги. Они еще не знали о моей склонности к аферам и пришли мне помочь.