- Я получила телеграмму, - сказала она, - и поменялась с одной из наших девочек. Мне не придется работать в магазине ни в субботу, ни в воскресенье. - Она помялась и, покраснев, добавила: - Я упаковала сумку и сказала сестре, что проведу пару дней у подруги под Генуей.
- Габриэлла! - воскликнул я.
- Я поступила неправильно? - тревожно спросила Габриэлла.
- Ты поступила великолепно, - отозвался я, полагая, что нас ожидают отдельные мелкие неудобства днем и необходимость спать по разные стороны стены ночью. - Это так прекрасно, что просто даже не верится.
Затем мы отправились на станцию, сели в поезд и, следуя принципу лгать не больше, чем того требует необходимость, отправились в Геную. Мы заказали себе по номеру в большом безликом отеле, полном занятых своими делами бизнесменов. Оказалось, что наши номера на одном этаже - через четыре двери.
Когда мы сели за столик уютного ресторанчика, Габриэлла сказала:
- Все это очень грустно, Генри... Я про твоего отца.
- Да... - Ее искреннее сочувствие заставило меня ощутить себя обманщиком.
Я и раньше пытался прочувствовать утрату, но пришел к выводу, что наиболее сильные эмоции, связанные с отцом, - резкая неприязнь к его титулу. Я предпочитал, чтобы ко мне относились не как к лорду Грею, а как к самостоятельной личности. Но родственники и семейные адвокаты явно решили, что я, конечно же, успел перебеситься и теперь стану вести подобающий аристократу образ жизни. Его смерть, так сказать, предвещала мой крах.
- Я так обрадовалась твоему письму, - между тем говорила Габриэлла. - Я ведь страшно испугалась, когда ты не прилетел с лошадьми. Я решила, что ты передумал насчет меня.
- Разве Саймон ничего тебе не объяснил?
- Кто такой Саймон?
- Большой, полный, лысеющий человек. Он полетел вместо меня. Обещал все тебе передать и еще отдать флакон, - тут я улыбнулся, - флакон с пилюлями.
- Так они, значит, от тебя?
- Тебе передал их Саймон. Похоже, он просто ничего не смог тебе объяснить, потому что не говорит по-итальянски. Я забыл предупредить его, чтобы он говорил по-французски.
Но Габриэлла покачала головой и сказала:
- Флакон мне передал кто-то из летчиков. Сказал, что обнаружил его в туалете и решил передать мне - вдруг это я его оставила. Высокий человек в форме. Я его до этого уже встречала, но никакого полного, лысого Саймона не было.
- Значит, Саймон и не пытался с тобой объясниться?
- Нет, - покачала головой Габриэлла. - Я видела много высоких, полных и лысых пассажиров, но они ко мне не подходили.
- Ну как же, такой добродушный человек с мягким взглядом, - подсказал я. - Он ходит в жутком и старом зеленом вельветовом пиджаке, и в лацкан у него понатыканы булавки. У него привычка их всюду подбирать.
Но Габриэлла снова покачала головой:
- Такого не видела.
Саймон обещал передать флакон и мое послание Габриэлле, но не выполнил обещания и бесследно исчез. Мне не хотелось особенно приставать к Ярдману, чтобы выяснить, куда все-таки делся Саймон, - слишком активные поиски могли бы привести к обнаружению аферы с премией за импорт, а я смутно подозревал, что именно из-за этого Саймон и решил не возвращаться. Но даже если он принял такое решение под влиянием эмоций, он все равно выполнил бы данное мне обещание и увидел Габриэллу. Но, может, искусственно оживленная дружба не простирается так далеко?
- Что с тобой? - тревожно спросила меня Габриэлла. Я пояснил причину моих мрачных дум.
- Ты за него переживаешь?
- Он достаточно взрослый человек и сам понимает, что к чему, - отозвался я, но тут на меня нахлынуло воспоминание о том, что Питерс и Баллард тоже не вернулись - именно из Милана.
- Завтра утром ты поедешь назад в Милан и отыщешь его, - сказала Габриэлла.
- Но я же не говорю по-итальянски.
- Тебе, разумеется, не обойтись без переводчика. А переводчиком у тебя буду я.
- Лучшего переводчика и быть не может, - рассмеялся я.
Беззаботно болтая, мы дошли до отеля.
- Ну как таблетки? - спросил я.
- Отлично. Я дала их жене булочника. Обычно она работает нормально, но стоит ей забеременеть, и ее начинает тошнить от одного вида теста. Булочник очень сердится, потому что ему приходится нанимать помощника. Он плохой католик, - рассмеялась Габриэлла. - Он выпекает для меня огромный кремовый торт, когда я приношу таблетки.
В отеле никто не проявлял к нам ни малейшего интереса. Я прошел прямо в халате к ее номеру и постучал. Она открыла мне тоже в халате и, впустив, заперла за мной дверь.
- Если бы моя сестра увидела нас, с ней случился бы припадок.
- Если хочешь, я могу уйти.
- Неужели сможешь? - спросила Габриэлла, обнимая меня.
- Мне это будет нелегко...
- Я не требую твоего ухода.
Я поцеловал ее и сказал:
- Боюсь, теперь это и вовсе невозможно.
- Я согласна, - сказала Габриэлла и радостно вздохнула. - Раз так, давай получать от общения удовольствие.
За этим дело не стало.
Утром мы поехали обратно в Милан. Мы сидели в вагоне и украдкой держались за руки, словно этот контакт мог удержать воспоминания ночи.
Я и не представлял, как приятно держать за руку девушку. Я словно включился в электрическую цепь - теплую, приятную и все же находящуюся под высоким напряжением.
Мы были вместе, и это радовало. В остальном нас ожидали разочарования. Мы так и не напали на след Саймона.
- Не мог же он раствориться, - сердито буркнул я, когда мы вышли на холод из очередной больницы. И здесь нас тоже ожидала неудача, хотя местный персонал потратил немало времени, чтобы проверить, не поступал ли к ним кто-то соответствующий нашим описаниям за последние десять дней.
- Где же еще нам его искать? - грустно спросила меня Габриэлла. В ее голосе и осанке чувствовалась усталость. Она весь день держалась молодцом - постоянно переводила мои вопросы и полученные на них отрицательные ответы. Она держалась спокойно и по-деловому, и не ее вина, что мы так ничего и не узнали. Мы побывали в полиции, в государственных учреждениях, в похоронных бюро. Мы обзвонили все миланские отели - он не останавливался ни в одном.
- Может, порасспросить таксистов в аэропорту? - наконец предложил я Габриэлле.
- Но их так много. Кто запомнит человека, прилетевшего уже много дней назад?
- У него не было багажа, - в очередной раз повторил я стандартную фразу. - Он и сам не подозревал, что отправится в Милан. Он не мог спланировать это заранее. У него нет итальянских денег, он не говорит по-итальянски. Куда он направился? Что предпринял?
Габриэлла удрученно покачала головой. Ответа не было.
Мы сели на трамвай и поехали на вокзал. До поезда было еще полчаса, и мы стали расспрашивать тамошних служащих о Саймоне. Безрезультатно.
Уже в полночь мы пришли во вчерашний ресторанчик поужинать и только там сумели позабыть усталость и горечь неудач. Мы не нашли Саймона, но эти совместные поиски лишь укрепили наши с Габриэллой отношения.
Когда мы возвращались в отель, она тяжело опиралась на мою руку. У нее совсем не было сил.
- Как я тебя утомил, - тревожно заметил я, но Габриэлла только улыбнулась.
- Ты и не подозреваешь, какая от тебя исходит энергия.
- Энергия? - удивленно переспросил я.
- Ну да.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Внешне ты не производишь впечатление энергичного человека. Ты спокойный и действуешь плавно, словно хорошо отлаженная машина. Без лишних усилий. Без судорожных рывков. Без сбоев. А внутри что-то вроде генератора. Он постоянно рождает энергию. Я весь день от тебя заряжалась.
- Это тебе кажется, - рассмеялся я.
- Нет, нет, я говорю правду.
Я покачал головой. Во мне никаких генераторов не было. Я был самый обычный, не совсем удачливый человек, и то, что ей казалось хорошо функционирующей машиной, было лишь аккуратностью.
Габриэлла уже засыпала, когда я пришел к ней в номер. Я запер за собой дверь и забрался к ней в постель. Она сделала усилие, чтобы стряхнуть сон.
- Спи спокойно, - сказал я, легонько целуя ее. - Утро вечера мудренее.
Она довольно улыбнулась и свернулась калачиком в моих объятиях. Я лежал, баюкал ее, гладил ее теплое, мягкое тело. Голова Габриэллы покоилась у меня на груди, волосы лезли в рот, и меня вдруг охватило острое до боли желание защитить ее от всего плохого и разделить с ней все, что у меня было. Да, Генри Грей, с удивлением думал я, оказывается, ты всерьез двинулся неизведанными путями любви.
В воскресенье утром мы отправились бродить по Генуе - беседовали о пустяках, смотрели по сторонам, взирая на груды кожаных изделий в магазинах под сводами галерей. Днем мы самым невероятным образом попали на футбол: Габриэлла оказалась заядлой болельщицей.
В воскресенье вечером мы легли спать рано, потому что как сказала Габриэлла, нам придется вставать в шесть, чтобы ей не опоздать на работу. Но в ту ночь она так крепко прижималась ко мне, словно это было последнее наше свидание, а когда я поцеловал ее, щека Габриэллы оказалась мокрой от слез.
- Ну что ты плачешь? - сказал я, вытирая их пальцем. - Не надо.
- Я сама не знаю, в чем дело, - усмехнулась Габриэлла. - Наш мир - грустное место. Да и красота как динамит. Что-то внутри тебя взрывается. А наружу выходит слезами.
Я был безмерно тронут. Я не заслужил этих слез. Я стал пристыженно вытирать их и понял, почему люди говорят, что любовь причиняет боль, почему Купидона изображали с луком и стрелами. Любовь и впрямь пронзает сердца.
Лишь когда на следующий день мы сели в ранний поезд на Милан, Габриэлла впервые заговорила о деньгах. По ее смущению я понимал, что она боится меня обидеть.
- Я скоро верну тебе деньги за отель, - сказала она, пытаясь говорить спокойно, хотя это и стоило ей некоторых усилий. Когда мы спускались вниз, я сунул ей в руку банкноты. Она не хотела, чтобы я платил за нее при всех, а у самой Габриэллы таких денег не было.
- Ни в коем случае, - сказал я.
- Просто отель оказался куда дороже, чем я думала...
- В больших отелях на тебя обращают меньше внимания, - рассмеялся я.
- И все же...
- Нет.
- Но ты же не много зарабатываешь. Ты не можешь позволить платить за все - за отель, за поезд, за обеды...
- Я заработал деньги, когда выиграл скачку.
- И тебе этого хватило на все?
- Я выиграю еще одну скачку, и будет порядок.
- Джулио не нравится, что ты возишь лошадей, - сказала Габриэлла со вздохом. - Он говорит, что если бы ты был хорошим жокеем, то занимался бы этим все время.
- А что делает Джулио?
- Работает в налоговом управлении.
- А! - улыбнулся я. - Ну, может, ему станет легче, если он узнает, что мой отец оставил мне достаточно денег, чтобы я мог тебя навещать, - по крайней мере, когда я их получу.
- Я не буду ему этого говорить. Он судит людей по тому, сколько у них денег.
- Ты хочешь выйти за богатого человека?
- Но не для того, чтобы доставить удовольствие Джулио.
- А кому же? Себе?
- Пусть он будет не богатый, но и не бедный тоже. Я не хочу ломать голову, как купить детям башмаки.
Я погладил ее пальцы и сказал:
- Пожалуй, мне придется выучить итальянский.
- А что, английский - трудный язык? - блеснула она улыбкой. - Можешь попрактиковаться со мной. Если ты будешь меня часто навещать. Если не станешь откладывать деньги отца на черный день.
- Думаю, нам хватит, - сказал я, с улыбкой глядя в ее темные глаза. - По крайней мере, на башмаки детям.
* * *
На следующий день я отправился с лошадьми в Нью-Йорк, несмотря на неистовые протесты семьи. В доме по-прежнему жили мои родственники, в том числе три старших злоязычных сестры, и они не стеснялись открыто выражать свою точку зрения. Я выдерживал осаду во время ленча. Общее мнение сводилось к тому, что мое отсутствие на уик-энде - это плохо, но желание продолжать работу в фирме Ярдмана выглядит просто скандально. Мама была в истерике и в слезах, Алиса - в гневе.
- Обдумай свое поведение, - чуть не хором вещали они.
Я обдумал - и через три часа после возвращения из Милана отправился к Ярдману, а потом в Гатвик.
Мама снова затронула тему моей женитьбы на богатой наследнице. Я не стал сообщать ей, что, по сути дела, помолвлен с бедной итальянской девицей, которая работает в магазинчике сувениров в аэропорту Милана, занимается контрабандой противозачаточных таблеток и не говорит по-английски. Я решил, что сейчас это будет несколько неуместно.
Полет в общем-то прошел нормально. Мне помогали Тимми и Конкер, а также пара конюхов, сопровождавших четырех чистокровных лошадей из "Старой Англии".
Работа у нас шла споро. Но в Нью-Йорке мы задержались на тридцать шесть часов из-за неполадок в двигателе, и когда мы наконец приземлились в Гатвике и я позвонил Ярдману, он попросил меня подождать там новой партии маток, которая должна была прибыть днем.
- Куда на сей раз? - осведомился я.
- Снова в Нью-Йорк, - быстро ответил он. - Можете отпустить Тимми и Конкера. Я сам приеду с бумагами и привезу Билли и еще двоих вам в помощь.
- Мистер Ярдман, - сказал я. - Если Билли попытается устроить драку или каким-то образом попробует меня задеть, мои отношения с вашей фирмой заканчиваются по приземлении самолета в Нью-Йорке. Я не стану разгружать лошадей и снимаю с себя всякую ответственность за них.
Ответом мне было короткое удивленное молчание. Ярдман не мог позволить себе расстаться со мной в нынешних неопределенных обстоятельствах.
- Мой мальчик, - наконец отозвался он со вздохом, - я вовсе не хочу, чтобы у вас были осложнения. Я поговорю с Билли. Он порой не очень соображает, что делает. Я напомню ему, что его шуточки нравятся далеко не всем.
- Буду вам очень признателен, - отозвался я не без иронии, услышав, как он трактует поведение Билли.
Что бы там Ярдман ни сказал Билли, это сработало. Билли был угрюм, ни в чем не шел навстречу и при случае давал понять, как он ко мне относится, но впервые я закончил наш совместный полет без единого синяка или царапины.
В самолете я присел рядом с Альфом и стал расспрашивать его о последней командировке Саймона в Милан. Это было непросто, ибо бедняга был глух как пробка.
- Мистер Серл не сказал, куда он собирается? - кричал я.
- А?
После десяти выстрелов мне удалось пробить брешь, и Альф кивнул:
- Он летел в Милан с нами.
- Понятно, а куда он собирался потом?
- А?
- Куда потом собирался?
- Не знаю, он не вернулся.
- А он не говорил, куда собирается?
Молчание. Я снова прокричал вопрос.
- Нет. Мне не говорил. Может, Билли знает. Он с ним о чем-то переговаривался, понимаете?
Я понимал. В первую очередь я понимал, что нет смысла больше расспрашивать Альфа. Билли тоже можно было не беспокоить. Если он что-то и знал про Саймона, то наверняка уже рассказал Ярдману. Если, конечно, Саймон не попросил его держать язык за зубами. Но Саймон, кажется, недолюбливал Билли и вряд ли доверил бы ему свою тайну.
- Куда отправился мистер Серл, когда самолет приземлился?
Я совершенно охрип, когда Альф наконец ответил:
- Он был с Билли и остальными. Я пошел вперед выпить пива. Билли сказал, что они подойдут. Но так и не подошли.
- Никто не подошел?
Кроме Билли и Саймона, в Милан летели еще двое конюхов с конезавода.
Наконец Альф покачал головой:
- Нет, я выпил пиво и вернулся к самолету. Там уже никого не было. И я тогда сел перекусить.
Я оставил расспросы, потому что мои голосовые связки могли вот-вот сорваться.
На обратном пути у нас появился помощник в лице очень бледного и очень толстого типа, который не знал, что делать с руками, и все время потирал их о галифе для верховой езды, словно надеясь отыскать в них карманы. Формально он сопровождал лошадь-двухлетку, но я сделал вывод, что, скорее всего, это какой-то родственник тренера или владельца, который просто таким образом экономит на билете. Я не стал выяснять, кто он такой на самом деле, потому что поездка выдалась трудной и обратную дорогу я в основном проспал. Альфу даже пришлось расталкивать меня, когда мы подлетели к Гатвику. Зевая, я взялся за разгрузку. Было уже воскресное утро, и, чувствуя необычайную усталость, я поехал прямо домой, мечтая завалиться в кровать.
Дома меня ждало письмо от Габриэллы. Я стал подниматься к себе, читая его на ходу.
Она писала, что расспросила всех таксистов и водителей автобусов в аэропорту, не случилось ли им везти высокого полного толстяка, у которого не было вещей и который не знал ни слова по-итальянски. Никто не мог припомнить ничего подобного. Кроме того, она навела справки во всех агентствах по найму машин с отделениями в аэропорту Мальпенса, но и они не имели дела с Саймоном. Она проверила списки пассажиров всех авиалиний в день, когда Саймон прибыл в Милан, и за несколько последующих дней, но он нигде не значился. Я лежал в горячей ванне и думал, надо ли мне продолжать его искать. Если призвать на помощь профессионалов, даже частных детективов, то они начнут раскапывать причины его исчезновения в Англии и скоро их отыщут. Ордер на арест Саймона вовсе не входил в мои планы. Это послужит для него лишней причиной оставаться в бегах. Возможно, он и не хотел, чтобы его могли отыскать, - иначе он бы не исчез так внезапно и уже давно дал бы о себе знать. А вдруг с ним что-то случилось? Хотя я не мог взять в толк, что именно. Собственно, я вообще не подумал бы об этом, если бы не исчезновения Питерса и Балларда.
У Саймона были партнеры в его афере. Его двоюродный брат и человек во Франции. Возможно, следует спросить у них, не давал ли о себе знать Саймон. Но это невозможно, размышлял я, ведь мне неизвестны их имена. У Саймона была старая тетка где-то здесь, в Англии, но я и фамилии ее не знал. Все это оказалось для меня слишком сложным - я уже засыпал в ванне.
На следующий день в девять тридцать я появился в конторе на причале. Я пришел забрать свое жалованье за прошлую неделю и посмотреть расписание на следующую. Ярдман сдержал обещание. В дни скачек в Челтенхеме командировок не было. Сегодняшняя доставка шести цирковых лошадей в Испанию была помечена большим знаком вопроса. К счастью, поездка в Милан, запланированная на пятницу, - надо было везти маток - никаких вопросительных знаков не имела.
Когда я зашел к Ярдману, тот сообщил, что доставка цирковых лошадей откладывается на следующую неделю, поскольку дрессировщик обнаружил, что по гороскопу эта неделя у него неблагоприятна для путешествий. Ярдман не скрывал своего отвращения к астрологии, которая только мешает работе.
- Значит, в пятницу Милан, - сказал он, вертя в руке карандаш. - Я и сам бы слетал, если бы удалось вырваться. Очень не вовремя Серл нас оставил. Я дал объявление о вакансии. Не знаю... В общем, если получится, я обязательно слетаю в Милан пообщаться с нашими контрагентами. Такие поездки только идут на пользу делу. Я всегда посещаю страны, в которые мы экспортируем товар. Хотя бы раз в год.
Я кивнул. Конечно, делу от этого только польза.