- Ладно, Билли, - вздохнул Ярдман. - Только сначала сделай все, что положено. Закрой занавески на иллюминаторах. Нам не нужны зрители. И скажи, чтобы Джузеппе выключил посадочные огни. А то он уже приготовил краску и лестницу. Вы с Альфом можете приступать к делу - надо закрасить название авиакомпании и регистрационный номер самолета.
- Ладно, - сказал Билли. - А тем временем я что-нибудь придумаю. - Он приблизил свое лицо ко мне и произнес: - Что-нибудь особенное для его графской милости.
Раус-Уилер перешагнул через труп Патрика, сел в кресло и закурил сигарету. Его руки тряслись.
- Почему вы позволяете ему это? - спросил он Ярдмана.
- Бесценный работник, - вздохнул Ярдман. - Прирожденный убийца. Такие редко встречаются. У него поразительное сочетание бесчувственности и страсти к насилию. Если можно, я даю ему порезвиться. Это вроде награды за труд. Он ведь убьет любого, было бы приказано. Я бы не смог так, как он. Ему убить человека - все равно что раздавить букашку.
- Но он так молод, - возразил Раус-Уилер.
- От них польза именно в этом возрасте, - сказал Ярдман. - Билли сейчас девятнадцать. Лет через семь-восемь я бы уже не стал ему доверять так, как сейчас. Есть риск, что после тридцати убийца сделается слишком сентиментальным.
Раус-Уилер прокашлялся, пытаясь говорить так же равнодушно, как Ярдман, но голос у него срывался. Он сказал:
- В общем, у вас на поводке тигр.
Он хотел закинуть ногу на ногу, но задел каблуком труп Патрика. С гримасой отвращения он попросил:
- Нельзя ли его чем-нибудь прикрыть?
Ярдман кивнул, встал и пошел к багажному отделению, откуда достал серое одеяло и накрыл им Патрика, а я смотрел на Раус-Уилера, который избегал моих взглядов. Кто же он такой, размышлял я, и почему так необходимо перевезти его через границу, даже ценой жизни троих ни в чем не повинных пилотов?
Неприметной наружности человек лет тридцати пяти с мешками под глазами и капризным ртом. Человек, который никак не мог привыкнуть к насилию, царившему вокруг него, и пытающийся умыть руки. Пассажир, билет которого оплачен смертью.
Накрыв Патрика, Ярдман присел на доски бокса. Верхний свет отражался на его лысине, и от черной оправы очков на щеках и под глазами возникли глубокие тени.
- Я очень жалею, мой мальчик, жалею всей душой, - сказал Ярдман, закуривая сигарету и глядя на результат упражнений Билли в стрельбе. - Он натворил черт знает что.
Пожалуй, если и жалеет, то самую малость. Во всяком случае, не всей душой. Если у него вообще таковая имеется. Вы понимаете, чего хочет Билли? - спросил Ярдман, выбрасывая спичку.
Я кивнул.
- Может, вы могли бы пойти ему навстречу, мой мальчик? Попросите о снисхождении. Иначе, признаться, у вас возникнут трудности.
Я вспомнил свои глупые хвастливые слова в первый день знакомства с Билли - что я могу быть очень крутым. Теперь нужно было это доказывать. У меня на этот счет были большие сомнения.
Не дождавшись от меня ответа, Ярдман сказал не без сожаления:
- Глупо, мой мальчик. Не все ли вам равно, как себя вести, если впереди смерть?
- Поражение. - Я прокашлялся и проговорил отчетливо: - Поражение на всех уровнях.
- В каком смысле? - нахмурясь, спросил он.
- Коммунисты слишком алчны, - сказал я.
- Не понял, - отозвался он. - Вы говорите что-то не то...
- Им мало убить человека, им надо еще сломать его перед смертью. А это уже слишком.
- Ничего подобного, - сказал Раус-Уилер голосом правительственного чиновника.
- Разве вы не читали в газетах отчеты о процессах в Москве? - сказал я, удивленно вскидывая брови. - Все эти так называемые признания...
- Русские, - сказал он упрямо, - открытый и простой народ.
- Конечно, - согласился я. - Но некоторые из них очень похожи на Билли.
- Билли - англичанин.
- И куда же вы направляетесь? - спросил я.
Он поджал губы и промолчал.
- Надеюсь, - сказал я, - что ваше туристическое агентство достаточно подкрепило вашу веру в открытость, доброту и величие представителей той части земного шара, куда вы решили направиться.
- Мой мальчик, что за красноречие! - воскликнул Ярдман.
- Красноречие помогает. Отвлекает от разных мыслей, - пояснил я.
Меня вдруг охватила какая-то безрассудная отвага, и в голове сразу прояснилось. Разговаривать с этими двумя было гораздо лучше, чем в одиночестве ждать Билли.
- Цель оправдывает средства, - напыщенно повторил Раус-Уилер от кого-то услышанный девиз.
- Чушь, - возразил я. - Вы слишком высокого о себе мнения.
- Я... - сердито начал он, но осекся.
- Ну, кто вы? - сказал я. - Продолжайте. Можете не стесняться. Расскажите все как есть человеку, стоящему одной ногой в могиле.
Я вывел его из равновесия, и это уже было приятно.
- Я государственный служащий, - чопорно произнес он.
- Были, - напомнил я.
- Ну да...
- Какое же министерство?
- Финансов, - сказал он с самодовольством человека, допущенного в святая святых.
Министерство финансов. Вот это да!
- И какой же пост вы там занимали?
- Ответственный. - В голосе раздражение. Похоже, карьеры не сделал.
- Почему решили сбежать?
- Не ваше дело, - обходительность Раус-Уилера как ветром сдуло.
- Вы не совсем правы, - сказал я притворно извиняющимся тоном. - Коль скоро ваше решение сменить хозяев некоторым образом отразилось и на моей будущности, это касается и меня.
Он промолчал.
- Надеюсь, - иронически продолжал я, - вы направляетесь туда, где вас оценят по достоинству.
Некоторое мгновение в его глазах горела такая же злоба, как у Билли. "Мелкий человек, - думал я. - Полон грошовых обид. Отгоняет от себя малейшее подозрение в том, что на самом деле он не так блестящ, как ему кажется". Впрочем, это никоим образом не преуменьшало ценность информации, которую он, похоже, нес в своей голове.
- А вы? - обратился я к Ярдману. - Зачем вы-то этим занимаетесь?
Он мрачно посмотрел на меня. Кожа еще больше натянулась на его черепе.
- Идеология? - спросил я.
Он сбил пепел с сигареты, прикусил нижнюю губу и коротко ответил:
- Деньги.
- Неважно, что за товар везти, главное, чтобы за перевозку хорошо заплатили?
- Именно, - сказал он.
- Солдат-наемник. Убийство по заказу. Верность тому, кто больше платит.
- Верно, - сказал он.
Теперь понятно, вдруг подумал я, что я никак не мог его раскусить.
- Но поверьте, мой дорогой мальчик, - сказал он, - что я никогда не желал вам ничего дурного. Кому угодно, но не вам.
- Спасибо, - сухо отозвался я.
- Когда вы попросили у меня место, я чуть было вам не отказал. Но, во-первых, я был уверен, что вы долго не задержитесь, а во-вторых, ваше имя придавало конторе определенную респектабельность, что было бы нелишне. - Он вздохнул и продолжал: - Вы меня удивили. Вы так хорошо справлялись с работой... Очень хорошо. Даже слишком. Конечно, мне надо было с вами расстаться, когда умер ваш отец. Но я упустил эту возможность. Проявил эгоизм. Дождался, пока вы не наткнулись на то, что мы так тщательно скрывали.
- Это сделал Саймон Серл, - напомнил я.
- Саймон тоже, - охотно согласился Ярдман. - Очень жаль. Он тоже был поистине бесценным работником. Аккуратный, надежный. Просто незаменимый.
- Не могли бы вы поправить мне рубашку? - попросил я. - Очень холодно.
Ярдман молча встал и привел мой костюм в надлежащее положение. Прикосновение ткани к ожогам было неприятно, но это с лихвой возмещалось зашитой от холода.
Ярдман снова сел на свое место, закурил новую сигарету от окурка, не предложив закурить Раус-Уилеру.
- Поверьте, мой мальчик, я вовсе не собирался брать вас в нашу поездку из Милана. Когда мы вылетали из Гатвика, я собирался устроить нечто, что заставило бы вас задержаться и опоздать на самолет.
- Например, застрелить мою девушку, - мрачно сказал я.
- Нет, разумеется, - огорченно возразил он. - Я понятия не имел о ее существовании, пока вы мне ее не представили. Я тогда решил: а не посоветовать ли вам провести с ней денек-другой, чтобы мы могли спокойно полететь дальше без вас? Он, - Ярдман указал на покрытое одеялом тело Патрика, - сказал, что вы от нее без ума. К несчастью для вас, мой мальчик, он рассказал еще и о том, как всерьез вы занялись поисками Серла. Он рассказал нам о флаконе с таблетками. На такой риск мы уже не могли пойти.
- Риск, - с горечью повторил я. - Оказывается, все дело в риске.
- Разумеется, мой мальчик, - сказал он. - Риск - слишком большая роскошь в нашем деле. Мне и так постоянно приходится рисковать. Это может плохо кончиться. В данном случае я оказался прав. Вы сами мне сказали, куда собираетесь, вот я и велел Билли последовать за вами и удостовериться, что пара голубков будет нежно ворковать, и ничего более. Но вы вдруг вылетели из ресторана как ошпаренные и понеслись в какую-то булочную. Билли поехал за вами на машине Витторио и позвонил мне оттуда. - Ярдман развел руками. - Я велел ему убить вас обоих и обыскать под видом прохожего, решившего помочь. Он должен был сделать это, как только вы выйдете.
- Вы не хотели даже узнать, было ли что-то во флаконе, кроме таблеток?
- Риск, - повторил Ярдман. - Я же вам сказал: для нас это слишком большая роскошь. Кстати, где записка Серла?
- Никакой записки не было.
- Ну конечно, она была, мой мальчик, - с упреком сказал Ярдман. - Когда Билли привез вас к самолету, вы проявили так мало удивления, не задавали никаких вопросов... У меня есть кое-какой опыт.
- Все в бумажнике, - пожал я плечами.
Он посмотрел на меня с одобрением и, перешагнув через Патрика, прошел в туалет, откуда вынес мой пиджак. Он выложил содержимое карманов рядом с собой на доски. Когда он извлек стодинаровую купюру и развернул ее, оттуда выпал клочок бумаги и пучок сена.
- Поразительная беспечность, - сказал он, вертя купюру в руках. - Билли плохо спрятал деньги.
- Значит, в самолете было много денег?
- Колеса надо смазывать, - отозвался Ярдман, - а югославам глупо платить фунтами. Агенты требуют, чтобы им платили такой валютой, которую они могли бы тратить, не вызывая подозрений. Разумно. Я и сам так делаю.
Он повертел в руках клочок бумаги, потом стал разглядывать его на свет. Несколько секунд спустя он положил его обратно и поглядел на Раус-Уилера.
- "Людей", - ровно произнес он. - Когда это прочитаешь, мой мальчик, многое становится ясно. - Это было утверждение, не вопрос.
"Габриэлла, - молился я про себя, - выживи и все расскажи". Я закрыл глаза, пытаясь представить, какой она была тогда, на последнем обеде. Веселая, прелестная Габриэлла, любовь моя...
- Мой мальчик, - заговорил Ярдман сухим безучастным голосом, - с вами все в порядке?
Я открыл глаза и прогнал Габриэллу подальше от дьявольской интуиции этого человека.
- Нет, конечно, - сказал я.
- Вы мне нравитесь, мой мальчик. - Ярдман искренне рассмеялся. - Мне будет вас очень не хватать в агентстве.
- Не хватать? - удивился я. - Вы возвращаетесь?
- Ну конечно, - он тоже явно был удивлен. - А как же иначе? Моя транспортная система... кое-кем весьма ценится, и в ней есть постоянная нужда. Да, я возвращаюсь, только самолет с мистером Раус-Уилером полетит дальше.
- А лошади?
- И они с ним, - кивнул Ярдман. - У них хорошая родословная. Мы были готовы их убить, но нам сказали, что их примут живыми, учитывая их будущее потомство. Так что, мой мальчик, мы возвращаемся по железной дороге, одна партия с Джузеппе, другая с Витторио.
- Обратно в Милан?
- Именно. А наутро мы узнаем трагические новости. Самолет, на который мы случайно опоздали, потерпел крушение над Средиземным морем. И все, в том числе и вы, погибли.
- Но есть же радары...
- Мой мальчик, мы профессионалы.
- Хорошо смазанные колеса?
- Вы быстро все схватываете. Как жаль, что я не могу соблазнить вас перспективой присоединиться к нам.
- Почему бы и нет? - подал голос Раус-Уилер. Ярдман терпеливо ответил:
- А что я, по-вашему, могу ему предложить?
- Жизнь, - торжественно сказал Раус-Уилер.
Ярдман даже не удостоил его объяснением, почему это невозможно. Похоже, министерство финансов в лице Раус-Уилера немногое потеряло.
Из другого конца самолета послышался голос Билли:
- Мистер Ярдман, может, вы и мистер Раус-Уилер мне поможете? А то этот самолет весь изрисован разными надписями. Нам его придется красить заново.
- Хорошо, - сказал Ярдман, вставая.
Раус-Уилер не был расположен махать кистью.
- Я вообще-то не совсем готов... - начал он.
- Вы хотите опоздать? - поинтересовался Ярдман.
Он отошел в сторону, пропуская Раус-Уилера, у которого заметно поубавилось спеси. Они прошли по проходу и спустились по лестнице у кабины пилотов.
Отчаяние может сдвинуть горы. Я даже не надеялся, что у меня выдастся несколько минут наедине с самим собой, чтобы проверить это на практике, но я уже думал, как можно, применив силу, освободиться от привязи. Ярдман с трудом просунул веревку между железным скрепляющим брусом и доской бокса. Ему пришлось проталкивать веревку лезвием перочинного ножа. Она бы вообще не пролезла, если бы доска не оказалась с изъяном и брус не был чуть погнут. Большая часть брусьев шла вровень с досками, без зазора.
Я стоял в двух футах от угла бокса, где брусья соединялись чекой. Запястья у меня быстро оказались в занозах, и, повозившись пару минут и продвинувшись дюймов на шесть, я решил, что ничего у меня не выйдет. Казалось, брус еще теснее прилегает к боксу после всех моих телодвижений, да и дергать веревку становилось все труднее и труднее. Расстроенно покачав головой, я решил использовать ноги и, согнув одну из них в колене, уперся подошвой в бокс. Одновременно я стал давить на брус руками, разводя запястья в разные стороны. Сработало. Я продвинулся на дюйм. Я мрачно делал свое дело и в результате добавил еще три дюйма. Наконец мне удалось дотянуться пальцами до чеки. Я стал подталкивать ее снизу вверх, затем начал вытаскивать сверху, и через какое-то время металлические брусья распались и я выдернул веревку.
Но теперь надо было все начинать сначала. Оставалась самая малость - освободить связанные руки.
Ярдман бросил мой пиджак на доски разобранного бокса. В кармане пиджака был острый перочинный нож.
Я опустился на колени. Нож был на месте. Я быстро открыл лезвие, крепко ухватил его и стал пилить невидимые путы между запястьями. Я уже успел растянуть веревку, что заметно ослабило ее крепость, и, прежде чем я успел посетовать, что дело идет медленно, веревка разорвалась и руки у меня оказались свободны. Ярдман не проявил излишней жестокости и не связал их так туго, чтобы прекратилось кровообращение. Я пошевелил пальцами. Все в порядке.
Подхватив пиджак и бумажник, я начал пробираться к кабине, нагибаясь, чтобы не стукнуться о полки, не споткнуться о тросы и вообще не шуметь, чтобы маляры не кинулись со всех ног в самолет.
Я прошел мимо отсека бортинженера и, не доходя до кабины пилотов, остановился. У левой стены лежал труп Майка.
С трудом отведя от него глаза, я двинулся к выходу. Проходя мимо багажного отделения, за которым начиналась дверь, я увидел свою сумку и вспомнил, что в ней черный свитер. Он был бы куда уместней, чем пиджак, - у него высокий ворот, и он не так давил бы на обожженные места. Я быстро достал его, надел и переложил бумажник в брюки.
Дверь была приоткрыта, но, если я открою ее шире, свет из самолета выдаст меня. Что ж, решил я мрачно, если ближе всех ко мне окажется Билли, значит, мне опять не повезло.
Ближе всех ко мне оказался человек, которого я ранее не видел, - Джузеппе. Он стоял на лесенке у правого крыла и закрашивал название авиакомпании на фюзеляже. Он был недалеко от меня и увидел, как я открываю дверь. Джузеппе увидел меня и крикнул остальным. Я бросился вниз. Они все стояли на лесенках, и я решил, что, может, успею.
Но Джузеппе оказался парень не промах. Кроме того, он был молод и проворен. Настоящий молодой боец-коммунист. Он не стал спускаться по лестнице, а, пробежав по крылу и ухватившись руками за его край, спрыгнул вниз с трехметровой высоты. Увидев на крыле его силуэт, четко вырисовывавшийся на фоне звездного неба, я свернул налево и побежал. В отличие от моих врагов, я не привык к темноте и не разбирал, куда бегу. Джузеппе крикнул что-то по-итальянски, Ярдман ответил. Билли выстрелил совсем не в ту сторону.
Я бежал, выставив вперед руки и надеясь, что не врежусь во что-нибудь слишком твердое. Главное, внушал я себе, не останавливаться. Меня было трудно различить в черном свитере, и я бесшумными прыжками несся по травяному полю. Если я далеко уйду от самолета, им меня не отыскать - ведь их всего пятеро, да и от Альфа толку мало. Не останавливаться и раствориться в темноте! А потом у меня в запасе ночь, чтобы найти оазис цивилизации и кого-то, кто говорил бы по-английски.
Поле было поистине без конца и края, и бежать мне было больно. Но не все ли равно, внушал я себе, больно или нет, когда за тобой гонится Билли. Главное не стонать, а то услышат, но с каждым очередным тяжким вдохом, разрывавшим мне ребра, это делалось все труднее.
В конце концов я остановился и упал на колени, жадно вдыхая воздух. Я слышал только шум ветра, видел только звезды наверху и кромешную тьму перед собой. Вскоре я поднялся и двинулся дальше. Лишь в кошмарных снах поля не имеют конца, в том числе и летные.
Не успел я подумать, что, кажется, все-таки спасся, как вспыхнули яркие белые огни: четыре спереди, подальше, четыре сзади, поближе, и я оказался между ними. К горлу подкатил ком. Оказывается, я бежал по взлетно-посадочной полосе. Я круто свернул и прибавил ходу, но Джузеппе отстал от меня ненамного. Я увидел его, только когда он выскочил сбоку. Я резко свернул, но он подставил мне ногу, и я полетел в траву.
Все было кончено. Джузеппе придавил меня ногой к земле так, что я не мог пошевелиться. В рот и глаза мне лезла трава.
Подбежал Билли. Он что-то радостно горланил, словно пьяный. Облегчение и торжество, собственно, и опьяняли его.
- Что тут у тебя, дружище? - спросил он Джузеппе. - Чертов аристократ жрет траву? Вот это да!
Я сообразил, что он сейчас сделает, и локтем парировал его ботинок, нацеленный мне в ребра.
Быстрым военным шагом подошел Ярдман.
- Прекратите, - скомандовал он. - Пусть встанет.
Джузеппе отошел в сторону, и, когда я попытался подняться, Билли все же осуществил задуманное. Я снова полетел в траву. Все превратилось в поток огня - в ало-золотистую реку.
Мне казалось, что лежал я недолго. Потом очень долго поднимался. В конце концов я встал, тихий и спокойный. Мы по-прежнему находились на полосе между огней. Ярдман стоял передо мной, Билли и Джузеппе сзади. От самолета, задыхаясь, спешил Раус-Уилер.
На свету глаза Ярдмана оказались зелеными. Я их увидел впервые. У меня было такое ощущение, словно я отдернул занавеску и заглянул ему в душу.