Вчерашним утром около 9-00 сержант подразделения транспортной милиции 26-летний Н. (фамилия не сообщается, исходя из интересов следствия) заступил, как обычно, на охрану вверенной территории. По свидетельству прапорщика Зотикова, дежурившего в ту смену по отделению, ничего странного в поведении сержанта он не заметил. Молодой милиционер получил табельное оружие – пистолет ПМ – и две обоймы. Характерная деталь: сержант никогда не сдавал обоймы снаряженными, а всегда разряжал их и снова заполнял патронами только перед заступлением на новое дежурство. Пружина не должна уставать, – объяснял он, – иначе в нужную секунду патрон перекосит или вообще не подаст.
Пока неизвестно, какая же пружина внутри самого сержанта дала сбой в нужную секунду. Но после того как он заступил на службу и совершил первый обход залов ожидания и перрона, что-то заставило его изменить маршрут и вернуться в кассовый зал, где в киоске обмена валюты работала его знакомая, фамилию которой не называем по просьбе ее родных. Молодые люди уже виделись и разговаривали несколькими минутами раньше. По свидетельству очевидцев обменялись несколькими общими фразами, после чего спокойно расстались. Однако по возвращению сержанта вспыхнула короткая, но острая ссора, после которой милиционер выхватил пистолет и убил девушку тремя выстрелами в упор.
Придя в себя после минутного естественного всеобщего оцепенения, к месту происшествия бросились братья Христофоровы, случайные свидетели, ожидавшие на этот момент прибытия поезда, чтобы встретить свою мать. Под сводами кассового зала прозвучало еще два выстрела. Младший из Христофоровых, 20-летний студент Николай умер мгновенно. Старший, Геннадий 26 лет, строитель, скончался в машине "Скорой помощи" по пути в больницу.
После совершения уже тройного убийства сержант, не выпуская из рук оружия, побежал к служебному выходу, ведущему на товарные пути, однако дверь оказалась запертой. Вахтер самовольно покинул пост по личным нуждам, заблокировав, вопреки инструкции, дверь ломом. В данном случае это нарушение позволило избежать дальнейших жертв. Увидев, что к нему приближаются уже не безоружные ожидающие, а милиционеры с оружием наготове, сержант Н. выстрелил себе в висок.
Расследование трагедии взял под свой личный контроль губернатор области. Первым передал свои глубокие соболезнования родным и близким погибших сенатор Тошман, представляющий наш регион в Совете Федераций. Он, в частности, сообщил в телефонном разговоре с нашим корреспондентом о своем намерении представить братьев Христофоровых к награждению орденом "За мужество" посмертно, а также о назначении государственной пенсии матери погибшей кассирши, являющейся инвалидом труда.
Таково протокольное изложение произошедшего. Однако оно не дает ответа на главный вопрос: что же произошло за те полчаса между первым спокойным утренним разговором молодых людей и последующей ссорой, завершившейся роковыми выстрелами. Ведь сержант и убитая не были случайными знакомыми. Они находились в статусе официальных жениха и невесты. Уже была назначена дата свадьбы – и вдруг такой поворот!
Руководство транспортной милиции, ссылаясь на интересы следствия, отказывается от комментариев. Известно лишь, что кроме уголовного расследования проводится еще и внутреннее. Но из сложившейся в нашем отделении транспортной милиции порочной практики любой ценой защищать честь мундира уже сейчас можно смело прогнозировать, что объективных результатов как внутреннего, так и уголовного расследования общественность дождется не скоро. Если дождется вообще.
Поэтому независимым журналистам приходится полагаться исключительно на собственные источники информации, что, как понимают наши читатели, чревато, прежде всего, для самих журналистов. Но это нас не остановит!
Сослуживцы сержанта на условиях анонимности сообщили нашему корреспонденту, что их коллега отличался спокойным ровным характером, выдержкой и отсутствием каких-либо эмоциональных срывов. В отделении он считался надежным парнем. Милиционеры не менее других потрясены неожиданными действиями своего товарища и не находят ему объяснения.
Внештатный психолог редакции и.о. доцента Матюганского филиала Юго-Западного отделения Восточно-Евразийского института музыки и туризма Трошин В.В. высказал предположение, что в данной ситуации сработал так называемый "постфронтовой психический синдром", присущий бывшим участникам боевых действий во Вьетнаме, на Ближнем Востоке, в Югославии и других горячих точках планеты. Сержант Н. в свое время проходил службу в составе подразделения внутренних войск на Северном Кавказе и принимал участие в боевых операциях против бандформирований.
Однако врачи областного госпиталя МВД, в котором сержант проходил ежегодные плановые обследования, не находили никаких отклонений в его психическом здоровье. Хотелось бы верить, однако ни для кого в Матюганске не является секретом, что такого рода обследования давно уже превратились в чистую формальность. Волосы встанут дыбом, если удастся вскрыть хотя бы часть должностных преступлений, совершенных ведомственными лекарями.
Тем временем, как и следовало ожидать, отсутствие реальной информации компенсируется "фольклорными версиями". Так один из технических работников вокзала, подающий себя за непосредственного участника инцидента, уверял нашего корреспондента, что слышал, как во время ссоры с невестой сержант якобы громко крикнул: "Теперь я знаю, чем ты им отстегиваешь! Сейчас Я тебе отстегну!"
Собеседник посетовал, что хотя он и пытался поделиться этой информацией со следственной группой, его не стали даже слушать. Мол, с его, свидетеля склонностью к выпивке ему еще и не такое могло почудиться.
Не в обиду упомянутому "очевидцу" будь сказано, но в наших широтах непьющий вокзальный носильщик – такая же диковинка, как пьющий мулла где-нибудь в Саудовской Аравии.
Милиция пока не спешит информировать общественность обо всех деталях трагедии, но пребывание главного редактора Калиновского в следственном отделе УВД уже дало первые положительные результаты. Как нам стало известно, будут повторно допрошены некоторые фигуранты этого дела.
Редакция продолжит свое независимое журналистское расследование. Естественно, если определенные, заинтересованные лишь в собственной выгоде политические силы не станут, как это уже не раз бывало, препятствовать честным журналистам в исполнении их святой обязанности доносить людям правду".
Провинциальные страсти жгут!
Что бы там ни говорили, а для тихого, сонного, пыльного, скучного и где-то даже тупого Матюганска тройное убийство с последующим самоубийством – это не просто событие. Пусть даже трагическое. Такого кровопролития город не знал, пожалуй, еще со времен гражданской войны, когда его по очереди захватывали то белые казаки атамана Шкуро, то опять же казаки, но уже красные – командарма Сорокина. Но это когда было! А тут – можно сказать, на глазах чуть ли не у половины города. Кошмар и ужас!
По случаю такой невиданности провожать всех троих безвинно убиенных в последний путь собрался чуть ли не весь город. Собственно, погребение и братьев Христофоровых, и кассирши "валютки" решили совершить в один день и час на одном кладбищенском участке да еще и в соседних могилах.
С одной стороны это позволило всем желающим и наглядеться, и нарыдаться вволю, а с другой вызвало среди некоторых отдельных циников предположение, что все это делалось (похороны, конечно, а не убийства) специально под сенатора Тошмана, который лично прибыл из Москвы, отдал последние почести и даже сподобился участливо поддерживать одновременно обеих матерей под локотки.
Но все это, естественно, были наговоры из-за тривиальной людской зависти. Тем более, что Тошман сочувствовал не только на словах. Лично возложил на крышки гробов братьев Христофоровых ордена "За мужество" и вручил матери кассирши официальное приглашение явиться в собес для оформления персональной пенсии по потере кормилицы.
Правда, потом Федорин с Калинычем у себя в редакции костерили народного избранника последними словами: расшифровка диктофонной записи надгробной речи сенатора показала, что тот нес откровенную галиматью, в которой не сходились концы с концами не только смысла, но и правил российской грамматики. Хотя, надо воздать ему, Тошману, должное – речь его была настолько эмоциональной, что в "прямом эфире" воспринималась очень даже волнительно. Во всяком случае, те, кто остался дома и смотрел прямую телетрансляцию скорбного действа, обрыдались всласть и вдоволь – совсем, как в старые времена на индийском кино про Гиту и Зиту.
Естественно, прощание с несчастным самоубийцей прошло тихо, без речей, оркестров, любопытствующей публики и приглашенных журналистов. Никто кроме особо посвященных даже не знал, где именно и когда бедолага отправился в свою последнюю дорогу.
В результате этот, как принято говорить в милиции, эпизод подвигнул на неординарное решение самого прокурора города. Нет, он не возглавлял лично следствие – хотя бы потому, что дело сразу взяла на контроль губернская прокуратура. Он даже не ездил на место преступления и не протирал новенькие форменные брюки, ползая на коленях по залу ожидания в поисках куда-то закатившейся шестой гильзы. Все это было бы мелко, не соответствовало масштабу занимаемой должности. Поэтому главный матюганский правоохранитель, по сути, впервые созвал пресс-конференцию.
Народу набежало больше, чем на шефский концерт Киркорова. Попыталась пробраться в зал даже сбежавшая из инфарктного отделения Тонька, но ее быстренько отшили на входе, как не числящуюся в списке аккредитованных журналистов.
Прокурор старательно зачитал по бумажке отчет о проделанной за год работе, из которого следовало, что и ему самому, и его подчиненным, в принципе, все это время делать было не фиг, ибо, благодаря неусыпной заботе тех, кому положено заботиться, а главное – тех, кого народ облек на выборах своим доверием, славный город Матюганск и его окрестности представляют собой удивительный оазис общественной тишины и гражданского спокойствия. Особенно на фоне статистики в соседних, конкретно не названных регионах.
Закончив чтение, прокурор с облегчением вздохнул и поинтересовался, будут ли вопросы. Первым, как всегда, выскочил московский собкор:
- В каком состоянии находится следствие по делу об убийствах на вокзале?
Прокурор удивленно поднял бровь, зачем-то покосился на свой левый погон и только после этого взглянул на интересующегося:
- Какое такое дело и какое такое следствие вы имеете в виду?
Москвич опешил. Потом уточнил:
- Относительно тройного убийства с последующим самоубийством стрелявшего. Или может это не он стрелял?
- А, вы об этом? Так считайте никакого дела толком и не было. Это все ваша пишущая братия раздула, как всегда, можно сказать, на ровном месте. В поисках жареных фактов для раздувания фальшивых сенсаций. Дай вам волю, так вы сюда еще и колумбийскую наркомафию присобачите!
Местные журналисты хоть и не любили столичного выскочку, однако солидарно загудели. Прокурор понял, что сказанул лишнего, покосился на свой правый погон и стал выкручиваться из ситуации:
- Вы меня неправильно поняли. Уголовное дело, конечно, было. То есть, я имел в виду, что сотрудник милиции, как установлено, действительно застрелил троих случайных людей… или двоих, а одну не случайно?… ну да ладно, суть не в том. А в том, что следствие уже завершено и дело закрыто.
- Как закрыто? – хором взревели "акулы пера", сообразив мгновенно, что у них из-под носа уводят кусок хлеба с маслом и черной икрой.
- А вот так. В полном соответствии, безо всяких там… сами знаете.
- А как же суд? – подскочила желторотая пигалица из местной ФМ-радиостанции.
Прокурор снисходительно хохотнул:
- Видите ли, милая барышня, тот суд по нашему ведомству не проходит. Если, конечно, он на самом деле есть. Небесный суд имею в виду. А тут, на земле дело закрыто в связи с гибелью единственного и реального виновника. Так что – нечего тут расписывать страсти-мордасти, понимаешь. А то скоро простой народ не то что на вокзал побоится зайти, а даже по своей квартире среди бела дня с топором ходить будет. Еще вопросы есть?
- Есть! – рявкнул главвред Калиныч, демонстративно не поднимаясь со стула, –Газета "Матюганские известия". А что послужило мотивом такого, я бы сказал, неординарного поступка?
Прокурор подумал, покачал головой, громко вздохнул и, наконец, изрек:
- Как там в одном фильме пелось? Наша служба и опасна, и трудна… Нагрузка, как вы знаете, у нашей милиции большая. Я бы сказал даже – очень большая. Зарплата, скажем честно, недостаточная. Многие прихватывают сверхурочные. А то и выходные. Ну, в общем, организм, как вы знаете – он не железный. Вот у сержанта организм и не выдержал. Что-то там ему то ли приснилось, то ли померещилось, вот он за оружие – хвать! – и устроил тут горячую точку, понимаешь.
Федорин обычно на таких массовых сборищах сидел себе тихонечко в уголке и особо не отсвечивал. А тут вдруг словно какой-то бес его толкнул, и он встал – да и врезал напрямик:
- Если судить по вашему отчету, господин прокурор, то в нашем городе криминогенная обстановка, как таковая, отсутствует вообще. Преступностью, можно сказать, и не пахнет. Тогда от каких это трудов милиция загоняет себя так, что у нее сдают нервы и она начинает стрелять по живым людям, а не по тем, что ему померещились? На поражение. Ни одного промаха. Руки, стало быть, не дрожали.
Прокурор опешил, а пишущая братия радостно загоготала. На выручку пришел молоденький помощник, который что-то нашептал начальству на ухо. Прокурор приободрился, поднял руку, дождался тишины и объяснил:
- Тут вот мне совершенно правильно подсказывают: я забыл, что у этого стрелка, оказывается, во время службы в армии была закрытая черепно-мозговая травма. Он при поступлении в милицию это дело скрыл, а оно – сами знаете… голова, даже милицейская, это вам не стенка. По ней просто так бить – с рук не сойдет. И вообще, чем вот тут хихикать над некоторыми отдельными неприятными частностями, стоило бы обратить внимание на борьбу с одним новым для нашей России явлением.
Аудитория не то что примолкла – дыхание затаила.
- Я имею в виду так называемую ксенофобию. До нашего региона он, слава Богу, пока еще не дошел, однако в столице и в Петербурге имели место некоторые отдельные инциденты. Но мы должны быть готовы. И мы, и вы тоже. Потому что, понимаешь, образно говоря, навозом разбрасываться – это каждый, простите, дурак сможет. А вот найти в этой куче рациональное зерно – это вам не жареные факты…
Тут прокурор понял, что он заговорился окончательно – и замолк. Однако пигалица, она же "милая барышня" на поверку оказалась из тех, которые считают, что последнее слово всегда должно быть за ними.
- Господин прокурор, – ехидненько спросила она, – насколько я понимаю, вы имели в виду преступные акции против представителей национальных меньшинств, в частности – евреев?
- Совершенно верно! – обрадовано подтвердил прокурор.
- Тогда как вас понимать относительно необходимости быть готовым? К чему готовым? К акциям против уважаемого сенатора Тошмана?
- А вот этого не надо! Не-на-до! Намеки ваши совершенно безосновательны, так что оставьте их при себе. При всем моем уважении к евреям, равно как и к другим народам, я вам должен сказать, что наш избранник более русский, чем некоторые изо всех здесь присутствующих, вместе взятых.
- Не поняла! – растерялась смелая радистка.
- А чего тут понимать? Он – половец. А половцы, считайте, это те же русские, только мы пахали, а они скот пасли. Касательно сенатора Тошмана – когда мы с ним только познакомились, он мне лично дал почитать эту… как ее… ну, которую Нестор сочинил.
- "Повесть временных лет", – подсказал помощник, уже вслух.
- Точно! Ну, я не всю, правда, прочел. Но одно место помню точно: "Приехали половецкий хан Чекман и брат его Тошман к великому князю киевскому". В гости приехали. Так что – информация достоверная. Судя по всему, тот Тошман – предок нашего.
Федорин хорошо помнил из институтских лекций, что половцы к Владимиру, который Мстиславович, не в гости ездили, а всего лишь послов слали, кажется, чтобы забить стрелку на предмет неуплаты "землепашцами" половецкого налога на недвижимость. Но предпочел промолчать. Что изменится от того, что он эту легенду развенчает? Другую придумают… покруче, чем у сивого Нестора.
- А Чекман куда девался? – поинтересовался кто-то из "Матюганских новостей".
- Дальше на запад пошел. Я слышал – на Украине в одном городе мэр был по фамилии Чекман. Уважаемый, кстати, человек. Так что – прежде, чем такие вопросы задавать, книжки читать надо.
В заднем ряду кто-то выкрикнул, не представляясь:
- А если еще бутылку "Половецкой" сходу засадить, так и не в такое поверишь.
Прокурор развивать опасную тему не стал:
- В общем, пресс-конференцию закончили, прилагайте усилия, а мы, в свою очередь, вас тоже заметим.
Прокурор важно вынес себя из зала и только, переступая порог, испортил всю картину. Споткнулся и под злоехидное "гы-гы" собравшихся журналистов с размаху грохнулся на четыре точки.
- Камера! Крупный план! Держи его ж…у! – заорал московский корреспондент, но многоопытный прокурор, не поднимаясь с четверенек, рысью покинул зону видимости, лягнув на ходу правой задней конечностью дверь, захлопнувшуюся перед самым носом оператора.
После этого шутовского действа Федорин возвратился не в редакцию и не домой. Почему-то ноги сами понесли его на вокзал.
Он зашел во всегда шумный и вечно грязный зал ожидания и остановился перед киоском "обменки". Поискал глазами дыры от пуль на стекле, а потом вспомнил, что все три выстрела ревнивый сержант сделал в открытое окошко.
- Закрыто, молодой человек, закрыто. Ежели обменять – так это либо в центр, либо во-о-он там, два обалдуя у двери. Но у них и на "липу" нарваться можно.
Федорин оглянулся – советчиком оказался невысокий старый человечек в изрядно потертой железнодорожной куртке. На правом лацкане суровой зеленой ниткой была пришита бляха носильщика с номером, а чуть пониже – такой же ниткой накрепко прихвачен советский значок ударника коммунистического труда без колодки. Человечек не дышал перегаром, а – как бы это точнее выразиться? – находился в своеобразной ауре паров этилового спирта.
- Да мне не менять… я так… – буркнул Федорин, надеясь, что "ударник" отвяжется и уйдет. Но не тут-то было!
- А вы, извиняюсь, откуда будете?
- Из газеты я.
- Не из той, что меня пьяницей обозвала?
Пока Федорин обдумывал, как ему уклониться от прямого ответа, носильщик сам разрешил проблему.
- Да я не за то обижаюсь, что меня в алкаши записали. Веселие Руси, чтоб вы знали, молодой человек, в питии есть. И так тому быть!
Федорин с тоской подумал, что снова нарвался на бывшего интеллигентного человека, которому важнее не столько выпить, сколько потрындеть. А тот продолжал:
- Вот я и говорю: мне обидно, что фамилию не помянули. Вроде я какая-то голь перекатная. Или хуже того – бомж.
- Да зря вы так, – примирительно вздохнул Федорин. – Может, вас никто и не обижал. Просто опечатка. Выпала фамилия. При наборе.