- Зав-го-род-няя! встал из-за стола Обнорский. - Дуй в свой отпуск, который у меня с утра для тебя Скрипка выбивает (что у тебя с ним? - к слову), и чтобы я тебя неделю не видел. А через неделю сдашь материал про Офицерский. Думаю, антуража и правды жизни тебе хватит.
- …Ну что? Попросила прощения? - перегородила мне дорогу в приемной Ксюша.
- Ах, прости, дорогая. Не успела.
Очень спешу.
- Куда?
- Да у нас в тюрьме сейчас макароны дают.
3
ПАУЗА ЗАТЯНУЛАСЬ.
Кофе был выпит, и он повел меня осматривать второй этаж. Я знала, что мы неуклонно приближаемся к спальне.
И вот эта светлая комната, где по полу пляшут солнечные блики из-за распахнутых занавесок. Он неслышно подходит сзади и прижимает к себе.
Я люблю этот пронзительный миг ПЕРЕД…
***
Я ехала к Василиске на дачу, смотрела в окно электрички и поражалась, как за эти полтора месяца, что я пролежала в больнице, все изменилось. В садах зрели яблоки. Женщины на перронах торговали ранней смородиной и молодой вареной картошкой с укропом.
А тогда, в конце мая, сады еще только зацветали, деревья стояли полупрозрачными.
События того майского Валаама уходили в прошлое, а я, сама того не желая, слишком часто вспоминала героиню минувшей криминальной драмы - Мэри Блад. Эту полусумасшедшую ученую (в моем понимании, конечно, ведь экспертиза признала ее вменяемой).
Эту красавицу с черными гладкими волосами и бутылочного цвета глазами.
Состава преступления в действиях Марии Эдвардовны не обнаружили. Не было ни врачебных ошибок, ни незаконного лишения людей свободы, ни похищений, ни принуждения людей к изъятию органов. Наркотиков в частной клинике на Валааме тоже не обнаружили. Следствие длилось долго, но доказать ничего не смогли. Отсидев два месяца в следственном изоляторе, Мэри снова стала свободной. Как говорили, она уехала за границу.
Но почему же тогда мне все время казалось, что что-то я сделала не так…
Свои лихорадочные воспоминания о Мэри я объясняла затяжной ремиссией после болезни.
***
Вышел месяц из тумана. Противненький такой, рогатый. И в это время Васька как заорет:
- Ежик! Мама, Света, сюда!
Ежик!
Господи Боже мой! Ежа, что ли, никогда не видели? Нет, все-таки эти дачники ненормалйные. Над каждым мотыльком ахают, лягушки скользкие их приводят в умиление, возвратные заморозки в конце мая способны вызвать инфаркт. Сегодня, например, Василисина мама, Нина Дмитриевна, поочередно тыкала меня носом в какие-то колючки и приговаривала: "Светочка, ты только посмотри, это у меня монарда зацветает. А это, не поверишь, синеголовник…" Да верю я, верю, только не надо носом-то…
И Васька такая же. Зарекалась я вообще ездить в ее Петровку. Да только они со своей мамой решили, что мне после больницы нужны деревенский воздух, парное козье молоко (блевотина, пахнущая козлом!) и клубника с грядки.
И мою маму подговорили: "Поезжай, Светик, раз у тебя с Василиской отпуск совпал…"
Вообще-то я люблю бывать везде, где асфальт. Деревня меня не прельщает по определению. Тем более - садоводства. Ходишь по струнке между грядками - ни присесть, ни прилечь. И ноги всегда в пыли. И туалет - на улице.
О, эти деревянные будки со щелями и с "очком" в центре…
С клубникой меня тоже надули.
Клубника - моя слабость. Могу есть ведрами, и даже без сливок. Но почему наша ленинградская ягода вечно такая кислая?
А тут еще этот ежик в тумане.
***
Я услышала странный треск, когда вконец растаявшая от умиления Васька помчалась в дом за молоком для ежа - Кузи. Почему - Кузи? Бред какой-то.
Еж был какой-то полунатуральный - сам шел в руки, а на его иголках посверкивали странные белые крупинки.
- Васька, а чего это он в муке?
Или - в пудре сахарной?
Мать с дочкой продолжали повизгивать, тыкая Кузю ивовым прутиком.
Потом Нина Дмитриевна взяла его в руки и начала обнюхивать, смешно втягивая в нос воздух.
- Не пахнет. Это он, наверное, Светочка, мешок с известкой в сарае порвал: я извести купила - с хвощом бороться…
Да, так вот, я услышала этот странный треск и выглянула из-за старой яблони. Высоко к небу тянулся черный столб дыма. Где-то вверху, в вечернем небе, он размывался в очертаниях, зато снизу отсвечивал зловещим красным.
Таких шашлыковых костров не бывает.
- Вась, горим, что ли?
Василиска отставила блюдце и взобралась на скамейку.
- Ой, мамочки… Пожар!
Через минуту мы уже бежали по параллельной с Васькиной улице в направлении столба дыма. Васька - из-за страха (сушь стояла великая, в шесть часов вечера температура с тридцати градусов еще не начала падать), я - из любопытства: деревенский пожар - зрелище, как говорят, страшное (даже у Васькиного дома было слышно, как "стрелял" горящий шифер).
- Не пойму, где, - задыхаясь, сказала Васька. - Вроде ближе к парку.
Мы проскочили несколько улиц (как и во многих садоводствах, здесь "шестисотки" были устроены по квадратногнездовому принципу), выскочили на основную, которая вела к старинному заброшенному парку, и картина пожара предстала нашим глазам во всей своей ужасной красоте.
- Петровка, тридцать восемь! - ахнула Василиса.
***
Это была огромная усадьба. Хозяин, видимо, каким-то образом умудрился выселить соседей с трех ближайших участков, поскольку высоченный сплошной забор огораживал где-то с четверть гектара. А вот дом был неинтересный.
Огромная трехэтажная хламида из красного кирпича, под самой крышей отделанная темным деревом. Похоже, что дом строился лет десять назад, когда деньги у хозяина уже были, вкуса не было вообще, а пальцы веером уже расставлял.
С одной стороны - белые финские водосточные трубы, с другой - банальная шиферная крыша, с одной - строгие балясины на перилах высокой лестницы, с другой - лубочные наличники на окнах.
- При чем тут Петровка, тридцать восемь? - не поняла я.
- А, это хозяин, Борька, чудит. Садоводство-то у нас - в Петровке, а у него дом номер тридцать восемь.
Вот он себе такой адрес и придумал, чудик.
И Васька кивнула в сторону таблички с адресом над одним из окон. Там черным по белому было написано - "Петровка, 38".
- Дочудился… А кто он этот Борька?
- А фиг его знает! - отмахнулась Васька, во все глаза глядя, как занималась пламенем крыша второй хозяйственной постройки. - Ты думаешь, я всех в садоводстве знаю? Здесь же домов триста. Борька и Борька. Предприниматель вроде. Говорят, красивый…
…Вокруг усадьбы толпились жители ближайших участков. Пацаны на велосипедах, похоже, съехались со всей округи. Мужики курили, женщины отмахивались ветками ольхи от комаров. От группы к группе неслось: "Скоро на баню перебросится", "Надо забор ломать".
Васька заметила в толпе знакомую женщину:
- Люб, пожарные давно приехали?
- Приехали-то сразу, а что толку?
У одной машины вода уже закончилась, у второй - сейчас закончится.
- И что - взять больше неоткуда? - встряла я.
- Да в том-то и дело, что у Борьки на территории усадьбы пожарный водоем. А он только завтра с Кипра приезжает, если бы хозяин был на месте - давно бы уже потушили.
- А без хозяина разве шланг нельзя к водоему подтащить?
- Больно ты умная! - разозлилась Люба. - У него же там охранники. А им под страхом смерти никого из посторонних не велено пускать на территорию дачи.
- Неужели пожарные должны спрашивать - можно ли войти в горящий дом или нет? - обалдела я.
- Она что, не из Петровки? - повернулась Люба к Василисе. - У нас же в садоводстве богатые люди живут, у них - охранники с автоматами.
- Еще скажите - с гранатометами!
- Да ну тебя, шибко городская…
Из- за забора было видно, как три охранника по цепочке передавали ведра с водой и поливали крышу гаража, которая тоже занялась.
Нет, это был настоящий дурдом. За забором полыхали три хозяйственные постройки, бездействуя стояла "пожарка" (вторая уехала за водой), а люди бегали с ведрами. Причем бегали уже и соседи, на всякий случай поливая свои дома. И тогда я направилась к одному из пожарных.
- Молодой человек, а чего не тушим-то? - Я навесила на лицо одну из своих опасных улыбок.
Огнеборец в это время затягивался "элэмом" и поперхнулся при виде моей маечки на бретельках.
- Так воды нет, красавица.
- Как нет? А пожарный водоем за забором?
Пожарник помрачнел:
- Вы бы, девушка, шли лучше домой. Не ровен час сажей измажетесь.
- И все-таки?…
- А я не собираюсь встречаться с хозяином этой усадьбы, который приедет - весь "на пальцах" - разбираться из-за сломанного забора.
- А вы не боитесь, что он приедет - на тех же "пальцах" - из-за сгоревшего дома? Огонь-то ведь уже к особняку подбирается…
- А вот этого - не боюсь. Нам главное - вовремя приехать. А за базар ответят его охранники.
И он отошел от меня, потому что из-за поворота появилась машина с прудов.
***
Через полчаса пожара как не было.
Люди начали медленно расходиться по своим участкам. Мы с Васькой, вконец изъеденные комарами, тоже засобирались домой.
И вдруг я увидела… Гошу. Весь в саже, взмыленный, он спускался с лестницы, приставленной к баньке на соседнем с усадьбой Бориса участке. Он тоже увидел меня и чуть не свалился на землю.
- Ты чего здесь? - Я не верила своим глазам.
- А ты?
- Я-то здесь в отпуске, у подруги. А ты?
- А я… Я тоже в гости приехал. Смотрю - пожар…
- Только что-то ты не те дома водой поливал.
- Да на сам-то пожар не пустили, я вот бабке соседской на всякий случай баньку и поливал - чтоб не занялась… Света, а ты почему так резко исчезла? Я в четверг в редакцию заходил, хотел узнать - как ты… Я знал, что Рома - ну тот "рыжий" - после водки уснет. Я потом в отделение зашел еще раз: Колька сознался, что отпустил тебя - я на это и рассчитывал… А ты - исчезла.
- Да меня шеф в отпуск выпроводил раньше срока. Вот сижу здесь на природе - статью пишу.
- Мы увидимся? - Гоша, как маленький, ковырял землю носком ботинка.
- Конечно. Только, знаешь, сейчас я побегу: и подруга ждет, и комары зажрали.
Сворачивая за угол дома Бориса, я снова увидела эту чудаковатую табличку - "Петровка, 38". Что же это за человек такой? Правда - красивый?
***
Уже подходя к дому, мы с Васькой услышали странное хихиканье. Возле крыльца, расставив руки, танцевала…
Нина Дмитриевна. Завидев нас, она слегка смутилась, но потом громко заговорила:
- А вот и мои девочки, красавицы мои. Какой хороший, красивый вечер.
И звезды, и цветы, и мои девочки. - И она снова захихикала.
- Ма, ты чего? - Васька с недоумением уставилась на мать. - Верка, что ли, заходила? Выпили, что ли? - Она с подозрением приблизила к матери лицо, втянула ноздрями воздух. - Не пахнет…
А Нина Дмитриевна продолжала пританцовывать: "Какая ночь, какие доченьки у меня…"
***
На следующий день в обед Васька собиралась в город за продуктами. Звала с собой, но у меня еще вчера к ночи созрел план. Я до обеда дописала статью для "Явки с повинной" про Офицерский и, сославшись на то, что город мне осточертел и я еще не успела загореть, а погода может в любой момент испортиться, передала статью с Василисой и осталась.
Я тщательно готовилась к этой встрече. Надела красивый шелковый сарафан, чуть-чуть подвела глаза и направилась по дороге к парку. Я никогда не ошибаюсь в предчувствиях - встреча обещала быть незабываемой.
Прошла параллельную улицу, свернула к парку - в сторону кленов. Вот и Петровка, 38.
Поразительно, но калитка в высоком заборе подалась сразу. Я огляделась.
Справа стояли два хозблока и гараж с прогоревшими крышами: оттуда еще тянуло гарью. Возле пожарища копошились три молодых парня (представляю, как им влетело от вернувшегося хозяина). Но, похоже, что они не замечали меня. Стало даже как-то неинтересно: то, мол, никто из посторонних заходить не может, то заходи незнамо кто…
- …Даже если вы заблудились, я счастлив, что в поисках верной дороги вы заглянули ко мне!
Я вздрогнула от неожиданности. Слева от высоких кленов ко мне приближался… принц. В шелковых - на восточный манер - шальварах, с голым загорелым торсом, с пушистыми усами "скобкой". Высокий и широкоплечий, двигаясь легко и изящно, он был неестественно красив - в этой садоводческой Петровке, за этим нелепым высоким забором, хозяин этого эклектичного дома.
- Я вчера была здесь на пожаре.
Пришла выразить сожаление… Мы все хотели помочь, но нам не дали. Я - ваша соседка.
- И хорошо, что вам не дали… Этого еще не хватало - чтобы такая девушка…
- Света.
- …чтобы такая девушка, как вы, Света, носилась с ведрами возле моего скромного дома.
Он буравил меня своими красивыми глазами. И от этой привычной ситуации сразу стало легко и свободно.
- Дом у вас, как выясняется при ближайшем рассмотрении, действительно скромный.
Мы шли по песчаной тропинке мимо роскошно цветущих цикламеном полиантовых роз к крыльцу.
- Чтобы не разочаровывать вас окончательно, придется выпить с вами кофе в доме. Хотя летом лично я предпочитаю беседку.
Просторная беседка, увитая девичьим виноградом и клематисами, мелькнула слева от дома. Там же поблескивал искусственный пруд. Не пожарный водоем, как уверяли вчера все за забором, а изящный рукотворный пруд - с плакучей ивой, полоской живучки у самой воды, с парковыми скульптурами по берегам. Эта усадьба так разительно отличалась от соседских, всего в десятке метров - с грядками, подсолнухами, картофельными бороздами. Мне захотелось задержать шаг, подольше постоять в этом прекрасном маленьком парке, но Борис уже ступил на крыльцо и протягивал мне руку.
***
Если усадьба Бориса являла собой разительный контраст с соседскими участками за заборами из сетки-"рабицы", то внешний вид его дома совершенно не соответствовал тому, что оказалось внутри.
Внутри дом неожиданно оказался просторным и красивым. Огромный холл был обшит панелями из серого клена, напротив изразцового камина уходила на второй этаж легкая винтовая лестница. В больших вазах стояли свежие цветы. Не похоже было, что здесь жил одинокий мужчина. Однако и "женского следа" тоже не наблюдалось.
Мы пили кофе с коньяком и болтали так, будто были давно знакомы. Борис закончил Техноложку ("химик", как пошутил он), успел поработать на советском заводе, посидеть на 120 рэ. Потом начались кооперативы, и он рискнул.
И вот - дорос до собственной фирмы.
В общем, дела идут, контора пишет.
- А почему же вы все-таки запрещаете охранникам пускать кого-либо к вам в усадьбу? Ведь вчера чуть дом не сгорел…
- Ну, во-первых, Светочка, не такие уж они и охранники. Один - газоны стрижет, другой - истопник (баня, камин, дрова на зиму все на нем), третий за собаками и домом следит. Еще одна женщина из местных пару раз в неделю приходит порядок навести… Такой большой дом присмотра требует, а я могу себе позволить содержать помощников… А то, что не пускаю… А что тут посторонним смотреть? Завидовать?… Не люблю я завистников.
- Ну, если бы у вас тропинки были золотыми плитками вымощены…
- Если бы я мог мостить тропинки золотом, я бы это сделал не в России, а где-нибудь в Калифорнии. Вы, Светочка, как психотерапевт, должны меня понимать - сами ведь здесь живете…
(Я представилась Васькиной профессией - этот номер мне часто сходит с рук.)
Мы еще какое-то время говорили ни о чем. Шарик - вопрос, шарик - ответ: этакий пинг-понг - узнавание.
Кофе был выпит. ПАУЗА ЗАТЯНУЛАСЬ…
***
Мы сидели на распахнутой постели и курили. Во всем теле была необыкновенная легкость. Говорить не хотелось.
Я протянула руку и машинально взяла со стола книгу.
- "Хроники капитана Блада".
- Да, это моя любимая книжка с детства.
- Капитана Блада… Блад…
Тебе что-то напоминает это имя? - Борис приподнялся на локте.
- Да, я что-то в газетах вспоминаю.
- Света, ты читаешь газеты? Ну ты меня уморила.
- Да, иногда просматриваю. Профессия обязывает (как приятно, когда врать легко). Вроде был шумный процесс против одной профессорши - Марии Блад. Она - известный в городе специалист по очистке крови.
- А что она натворила? Кровь плохо очищала?
- Клинику содержала частную, где ставила опыты над наркоманами. В общем, преступница.
- Ее посадили?
- Нет. Ничего не доказали.
Значит, не преступница.
- Да ты не понял - опыты над живыми людьми!
- Ну так ведь она же - ученый! Ну скажи, пожалуйста, разве может студент мединститута стать настоящим хирургом, если будет все время препарировать трупы в анатомичке или резать лягушек? Ведь надо же однажды со скальпелем и к живому человеку подойти.
- Но она все это делала в закрытой частной клинике. Это у нее бизнес был такой.
- Деньги брала? Так они ей на реактивы, на аппаратуру были нужны.
Может, она мир хотела спасти от опасной заразы; может, без пяти минут Нобелевский лауреат. А как же по-другому науку двигать?… И при том… Опыты - над наркоманами… Не такие уж это и люди…
Борис неожиданно посерьезнел, голос у него стал жестким. Я вспомнила недавний разговор с коллегой - Соболиным: "Они, Светочка, не люди, а - нелюди. Я бы их всех за Уральский хребет, в резервации…"
Ты так говоришь, словно эта Мария тебе очень нравится. А она, между прочим, как писали (врала я), - лесбиянка.
- Ну, тогда она мне точно нравится, - вдруг развеселился Борис. - У нас с ней, оказывается, много общего: я ведь тоже безумно люблю хорошеньких женщин.
И он накрыл меня подобно урагану…