Лекарство оказало свое действие, и вскоре дыхание Айвэна стало ровным, каким оно бывает у спящих. Мы с матерью на цыпочках вышли из спальни и вернулись в кабинет. Пэтси с мужем уже успели уйти.
– Что имел в виду Сэртис? – спросила меня мать. – Что означают эти слова: "В следующий раз ты у нас завизжишь?"
– Наверное, какую-то угрозу.
– Да, он не шутил. – Мать казалась взволнованной и растерянной. – Есть в Сэртисе что-то такое... Ах, дорогой мой, что-то ненормальное.
– Ма, – сказал я, придавая себе беспечный вид, – нормальных людей почти не бывает. Начни хотя бы с собственного сына.
Ее беспокойство нашло отдушину в смехе и сменилось заметной радостью, когда я позвонил из кабинета Айвэна Джеду Парлэйну и сказал, что задержусь на юге еще на двадцать четыре часа.
– Я приеду завтрашним ночным поездом, – сказал я Джеду. – Боюсь, что он прибывает в Далвинни в четверть восьмого утра. Да еще будет суббота.
Джед слабо запротестовал:
– Роберт хочет, чтобы ты вернулся сюда как можно скорее.
– Скажи ему, что я задерживаюсь по просьбе матери.
– Полиция уже действует вовсю.
– Очень плохо. Понимаю тебя, Джед.
Эдна приготовила в тот день отличный обед, и мы с матерью отдали должное ее кулинарному искусству. Потом был приятный, мирный вечер. Я сидел в гостиной у матери, и мы почти все время молчали. Не хотелось нарушать царящего вокруг нас покоя. Правда, я сказал матери, что виделся с Эмили, но как бы между прочим.
– Да? – без особого интереса спросила мать. – Как она там?
– Хорошо. Очень занята. Спрашивала об Айвэне.
– Да, она звонила. Очень любезно с ее стороны. Я не мог не улыбнуться. Реакция матери на мой уход от жены была, как всегда, спокойной, беспристрастной и объективной. Мать считала, что это наше личное дело. Она все понимала, думал я. Единственное, что я тогда услышал от нее, так это фразу, что одинокие люди все равно никогда не бывают одни. Неожиданное замечание, которое она сама не могла бы, наверное, объяснить, но моя мать давно уже свыклась со стремлением своего сына к уединению. Я хотел – и не мог – подавить в себе это стремление.
* * *
Утром, когда все еще крепко спали, мы с Айвэном долго беседовали между собой.
Он выглядел лучше, чем накануне. Исчезла вчерашняя бледность. Айвэн казался приободрившимся, и ум его был ясен.
Я подробно рассказывал ему обо всем, что узнал и сделал за последние два дня. Айвэну пришлось смириться с масштабом ограбления пивоваренного завода, и он одобрил мою встречу с Маргарет Морден. Наверное, он надеялся на нее, как капитан тонущего судна надеется на спасательную шлюпку.
– Это моя вина, что дело обернулось так скверно, – вздохнул Айвэн. – Но, знаешь, я ни за что не поверил бы, что Норман Кворн способен на такое. Я знал его много лет, из скромного бухгалтера сделал финансовым директором, ввел в правление... доверял ему. Я отмахивался от того, что говорил мне Тобиас Толлрайт. А теперь я потерял веру в самого себя.
– Такое часто случается, – сказал я, чтобы хоть как-то утешить Айвэна.
Он горестно кивнул мне:
– Как говорится, доверяй, но проверяй. Но Норман... как он мог!
Айвэна огорчало не столько финансовое бедствие завода, сколько крушение его собственной веры в людей. Предательство пережить труднее, чем материальные потери. Ничто не причиняло Айвэну такой боли, как сознание, что его предал человек, которому он безоговорочно верил. – Я хочу, – проникновенно сказал Айвэн, – чтобы ты возглавил завод. Ты мог бы, у тебя получилось бы, я никогда не сомневался в этом. Когда ты женился на молодой, энергичной и привлекательной женщине, я надеялся, что образ твоих мыслей изменится и мы с тобой будем действовать сообща. Как бы это было хорошо! Ты мог бы жить в Ламборне, где у нее конюшни, и управлять заводом в Вонтидже, всего в семи милях оттуда. Большинство молодых людей с радостью ухватились бы за такую возможность. Но нет, ты не такой, как все. Ты хочешь жить по-своему и заниматься живописью. – Тон Айвэна не был презрительным. Просто он считал, что мое занятие живописью – блажь. – Твоя мать, кажется, понимает тебя. Она говорит, что горный туман в клетке не удержать.
– Очень жаль, – невпопад сказал я. Мне были понятны преимущества того, что предлагал мне Айвэн. Я и сам не знал, почему не могу согласиться на это.
Переменив тему разговора, я сказал отчиму о том, что просил миссис Маргарет Морден уговорить кредиторов не ставить крест на Челтенхемских скачках, убедить их, что семнадцатые состязания на "Золотой кубок короля Альфреда" могли бы подкрепить веру людей в пивоваренный завод и помочь увеличению объема продажи продукции, а это принесло бы заводу выручку, которая только и способна спасти положение.
Айвэн улыбнулся:
– Сам дьявол был бы рад иметь тебя союзником.
– Но я говорю лишь то, что есть на самом деле.
– Как бы я хотел, чтобы ты был моим сыном, – вдруг сказал он.
От этих слов я на некоторое время растерялся и не знал, что сказать Айвэну, а он, казалось, и сам удивился такому признанию, но в то же время не собирался от него отказываться. Наше молчание затянулось.
Первым нарушил его я, как бы на всякий случай сказав:
– Гольден-Мальт...
– Да. – Взгляд Айвэна остановился на моем лице и сделался острым. – Ты спрятал его?
– А вы хотели, чтобы я сделал это?
– Конечно, хотел. Я надеялся, что ты сумеешь, однако...
– Однако, – продолжил я за Айвэна, когда он замолк, – вы член Жокейского Клуба и не можете позволить себе быть нечестным, а кредиторы могут захотеть включить Гольден-Мальта в имущество несостоятельного должника и продать его. Я похитил его из конюшни Эмили, но ни одна даже опытная ищейка не найдет его, и если он должен исчезнуть больше, чем на неделю, я сумею перевести его в другое место.
– Где он сейчас?
– Вам лучше не знать этого, чтобы ненароком не проговориться.
– А кто знает о его местонахождении, кроме тебя?
– В настоящее время только Эмили. Если я переведу его в другое место, это будет для нее прикрытием. – Я выдержал небольшую паузу. – Есть ли у вас какое-нибудь доказательство, что Гольден-Мальт – ваша личная собственность? Документ о продаже?
– Нет. Я купил его за наличные, когда он был еще жеребенком. Надо было выручить друга, которому понадобились деньги. Он избежал уплаты подоходного налога. – Ах ты, какая досада!
– Кто знал, что ждет коня впереди, на пути длиною в шесть лет.
У самого локтя Айвэна зажужжал телефон. Айвэн жестом показал мне, чтобы я ответил вместо него.
– Алло! – сказал я и услышал в ответ голос Тобиаса Толлрайта!
– Это ты, Ал? – спросил Тобиас. – Это Тоб. Он был чем-то встревожен.
– Что случилось, Тоб?
– Мне позвонил один человек и сказал, что сэр Айвэн отменил твои полномочия доверенного лица.
– Что за человек?
– Некий Оливер Грантчестер. Адвокат. Он говорит, что ведет дела сэра Айвэна.
– Да, он и заверил все копии документа о моих полномочиях, – сказал я. – С ними что-то не в порядке?
– Он говорит, что они выданы тебе по недоразумению. По-видимому, Пэтси Бенчмарк убедила сэра Айвэна сказать так.
– Обожди, пока я поговорю с моим отчимом, – сказал я.
Положив телефонную трубку на стол, я объяснил Айвэну возникшую ситуацию. Он поднял трубку и сказал:
– Мистер Толлрайт, каково ваше мнение о деловых качествах моего пасынка?
Он улыбнулся, слушая, что отвечает ему Тобиас, а потом заявил:
– Я не отказываюсь ни от одного слова, под которым стоит моя подпись. – Выслушав Тобиаса, Айвэн продолжил. – Моя дочь дезинформировала мистера Грантчестера. Александр действует от моего имени по всем вопросам, и больше никому я таких прав не передавал. Ясно? – Он передал мне трубку, и я сказал Тобиасу:
– О'кей?
– Ну и ну! – ответил Тобиас. – Эта женщина опасна, Ал.
– М-м-м... Послушай, Тоб, ты знаешь каких-нибудь хороших, честных и умеющих хранить тайну сыщиков?
Он усмехнулся:
– Хороших, честных и умеющих хранить тайну? Постой... – Я услышал, как что-то зашелестело в трубке – наверное, листочки его записной книжки. – У тебя есть чем записать?
На столе лежал карандаш, но записной книжки у меня под рукой не оказалось. Я перевернул коробку с салфетками Айвэна и на ее дне записал имя и номер телефона фирмы в Рединге.
– Спасибо, Тоб.
– В любое время к твоим услугам, Ал. Положив трубку, я сказал Айвэну:
– Пэтси также распространяет слухи, что я украл кубок короля Альфреда.
– Но ты ведь сделал это, разве нет? – невозмутимо спросил меня Айвэн.
ГЛАВА 5
Я ощутил внутренний холодок и не без вкрадчивости в голосе спросил:
– Почему вы думаете, что кубок у меня? Айвэн взглянул на меня удивленно, но пока еще спокойно:
– Потому что я послал его тебе, вот почему. Ты умеешь надежно прятать вещи, так сказал мне Роберт. Вот я и послал тебе кубок, чтобы ты как следует спрятал его. Что за чертовщина, подумал я. О Боже. Нет, нельзя поминать всуе Господа!
– Как? – спросил я. – Разве вы послали его мне?
Только сейчас, кажется, Айвэн понял, что как ни хорош был его план, что-то в нем дало сбой. Он нахмурился, но все еще не проявлял особого беспокойства.
– Я дал кубок Роберту, чтобы он отдал его тебе. Вернее, я сказал ему, где найти его. Ты слушаешь меня? Не смотри на меня такими глазами. Я просил твоего дядю Роберта забрать этот злополучный кубок в Шотландию, чтобы ты мог надежно укрыть его. И не говори мне, что у тебя его нет.
– Хм, – сказал я и откашлялся. – Когда вы отправили кубок в Шотландию?
– Не помню. – Айвэн небрежно махнул рукой, так, словно эта деталь не имела для него никакого значения. – Спроси у Роберта. Если ты не получил кубка, значит, он у него.
Сдерживая дыхание, чтобы не выдать своего волнения, я сказал:
– Кто еще знает, что вы отправили кубок ко мне?
– Никто. В чем дело? Роберт отдаст кубок тебе, когда ты приедешь в Шотландию. А когда дела завода будут улажены, ты вернешь его мне, потому что кубок, как Гольден-Мальт, принадлежат мне, и я не хочу, чтобы его сочли принадлежащим заводу и продали за бесценок как имущество несостоятельного должника.
– А документ о приобретении у вас есть? – спросил я без всякой надежды на положительный ответ.
– Не будь смешон.
– Ладно, не буду. Значит, нет. Делая вид, что меня не так уж и беспокоит, что ответит Айвэн, я спросил его:
– А когда все это произошло? Когда вы просили дядю Роберта забрать кубок в Шотландию?
– Когда? Да, кажется, на прошлой неделе.
– На прошлой неделе... Значит, пока вы были еще в клинике?
– Разумеется, пока был в клинике. Подумай хорошенько, Александр, когда же еще? Я чувствовал себя скверно, наглотался всяких лекарств, и еще эти инъекции... Небо казалось мне с овчинку, как говорится. И тут Роберт пришел навестить меня, и вовремя, а то Тобиас Толлрайт уже до смерти надоел мне. И он, Роберт, разумеется, а не Толлрайт, сказал, что на следующий день уезжает в Шотландию на ежегодную охоту и рыбную ловлю, а также на игры, а я подумал, не спросить ли его насчет кубка, и спросил. Он согласился выполнить мою просьбу, но сказал, что ты лучше справишься с этим делом. Я только спросил его, вполне ли можно доверять тебе, а он ответил, что доверил бы тебе свою жизнь.
"Ух ты!" – подумал я. И сказал:
– Какой день был тогда, не помните?
– Точно не помню. Почему ты придаешь этому такое значение?
Болезнь причинила Айвэну немало боли и страдания – все так. Однако не его молотили по ребрам тяжелые кулачищи, не его боднули в лицо головой, и не он в полубеспамятстве летел вниз с горы, ударяясь о камни. Не у него потом трое суток ныло все тело, покрытое ссадинами и синяками, так что приходилось глотать таблетки доктора Роббистона, чтобы жизнь казалась сносной.
В ту пятницу утром я был уже почти в норме. Лишь прикасаться к некоторым местам не стоило, чтобы не причинять себе лишнюю боль."В следующий раз ты у нас завизжишь..." Устроившись поудобней на стуле, я продолжил разговор:
– Вы сказали Пэтси, что я присмотрю за кубком и позабочусь о его сохранности?
– Я хочу, чтобы вы с Пэтси лучше относились друг к другу, – сказал Айвэн, – но нашей семье не везет с детьми. У вас у обоих – и у тебя, и у Пэтси – упрямые характеры. Такой позор, что вы не можете стать друзьями.
– Да, жаль, – сказал я, и это была правда. Я не кривил душой. Мне в самом деле хотелось, чтобы у меня была сестра. – Жаль, что она сказала Десмонду Финчу, будто я украл кубок, а он поверил и везде трезвонит об этом.
– О, Десмонд, – дружелюбно-снисходительным тоном произнес Айвэн, – превосходный человек во многих отношениях. Таких добросовестных людей, как он, в наши дни нечасто встретишь. По крайней мере, все это трудное время я мог быть уверен, что производство и сбыт идут как положено.
– Да, – согласился я.
Прилив хорошего самочувствия, сопровождавший Айвэна в то утро, пошел на спад. Мы тихо сидели вдвоем, и время тянулось так медленно, что порой казалось, будто оно вот-вот остановится. Я спросил у Айвэна, не принести ли ему кофе, но он отказался.
Чуть позже, очнувшись от полудремы, Айвэн заговорил тихим голосом:
– Если бы ты знал, как заботилась обо мне Пэтси, когда я лежал в клинике! Она приходила каждый день. И все там, в клинике, говорили, какой я счастливый отец, что у меня такая любящая, заботливая и красивая дочь... Может быть, она входила и выходила, когда у меня был Роберт, и слышала наш разговор, но я не представляю себе, как ей пришло в голову, что ты украл кубок. Наверное, ты все-таки ошибаешься насчет этого.
– Не волнуйтесь, – сказал я. – Не стоит.
* * *
Мать щедро ссудила меня наличными, и я уехал поездом обратно в Рединг и сразу же пошел на фирму "Юнга и Аттли", сыщиков, рекомендованных мне Тобиасом. Какой-то неприятный мужской голос по телефону назвал мне адрес учреждения и назначил время. И вот я в казенном офисе, который без труда разыскал по указанному адресу. Приемная, потом служебное помещение, письменные столы, заполненные какими-то папками и книгами шкафы, компьютеры, вешалка для посетителей. А вот и одушевленный предмет, мужчина примерно моего возраста, в джинсах, грубых черных башмаках, в майке, которая показалась мне не совсем свежей. На черном широком поясе агрессивно блестели металлические пуговицы. Небритый подбородок, коротко стриженные темные волосы, в правом ухе – серьга и на тыльной стороне пальцев обеих рук черными буквами – слово НАТЕ. Такая вот картинка.
– Да? – сказал он, когда я вошел. – Что вам угодно?
– Я ищу "Юнга и Аттли". Я звонил...
– Да, – сказал голос, который я слышал по телефону. – Помню. Юнг и Аттли – партнеры. Вон там, на стене, их фотографии. Кто именно из них вам нужен?
Он показал на две глянцевитые черно-белые фотографии размером восемь на десять дюймов, приколотые канцелярскими кнопками к доске, висевшей на грязноватой стене. Рядом в рамочке я увидел свидетельство, дающее Юнгу и Аттли разрешение на деятельность в качестве частных детективов, хотя, по моему разумению, такого разрешения в Британии не требовалось. Придумано, чтобы произвести впечатление на несведущих клиентов, предположил я.
Мистер Юнг был спокойный, полный достоинства человек в темном костюме, полосатом галстуке и шляпе. Весомость его облика подчеркивали на снимке большие, внушительные усы. Мистер Аттли показался мне очень положительным человеком. Светлый спортивный костюм. В одной руке футбольный мяч, в другой свисток. Ни дать ни взять – школьный учитель, тренирующий детей.
Я отвернулся от фотографий, с трудом удерживаясь от смеха, и сказал, глядя в наблюдавшие за мной плутоватые глаза:
– Я вижу вас таким, какой вы на самом деле.
– Что вы имеете в виду?
– На обеих этих фотографиях вы.
– Какой вы глазастый. Тоб не зря предупреждал меня.
– Я просил его найти для меня честного, хорошего и умеющего хранить тайну детектива.
– Он нашел его. Что я должен делать для вас?
– Где вы изучали свою профессию? – спросил я.
– В исправительной школе. Так, по мелочам... Ну что, нужен я вам или уже нет?
– Умение держать язык за зубами – вот что нужно мне. Нужнее всего.
– Отлично. Это мое приоритетное направление.
– В таком случае вам надо будет кое за кем следить и выяснить, не встретится ли этот кое-кто кое с кем еще, или установить, не знает ли он, где искать других четырех человек.
– Идет, – преспокойно согласился он. – Кто они?
Я нарисовал ему тех, кого надо было найти. Карандаш я успел где-то потерять, и рисовать пришлось шариковой ручкой. Он внимательно рассмотрел все пять портретов: четверых подонков, напавших на меня возле хижины, и Сэртиса Бенчмарка.
Я назвал ему имя Сэртиса и его адрес. Об остальных, сказал я, мне ничего не известно, кроме того, что у них крепкие кулаки.
– Синяк вокруг вашего глаза – их рук дело?
– Да. Они ограбили мой дом в Шотландии, но сами они, судя по их выговору, выходцы из юго-восточной Англии.
– Он кивнул.
– Когда они, так сказать, нанесли вам визит?
– Во вторник утром.
Он назвал свой гонорар, и я уплатил ему за неделю вперед, назвав номер телефона Джеда и попросив обо всем сообщать ему.
– Как мне называть вас? – спросил я.
– Юнгом или Аттли – на ваш выбор.
– Мне больше нравится Юнг и Аттли Аутрейджес.
– Вы такой остроумный, смотрите, не порежьтесь о самого себя.
Уходил я от "Юнга и Аттли" в превосходном настроении.
* * *
Последние послеполуденные часы, оставшиеся до наступления вечера, я провел, делая покупки в магазинах. Меня сопровождала мать, платившая за все по кредитной карточке и давно уже смирившаяся с моими расходами.
– По-моему, ты не застраховался на случай кражи твоей зимней одежды, подъемного механизма и красок, – сказала она.
Я покосился на ее профиль, стараясь сдержать улыбку.
Мать вздохнула.
– Я застраховал свой джип, – сказал я.
– И то хорошо.
Вернувшись в дом в Кресчент-парке, я переоделся. Галифе, жакет на подкладке, шлем и защитные очки я должен был вернуть Эмили, как только представится возможность. Айвэну я сказал (предварительно созвонившись с Маргарет Морден), что кредиторы пивоваренного завода оказались сговорчивы и согласились встретиться в понедельник.
– Почему бы тебе не остаться здесь? – спросил меня Айвэн не без раздражения. – Твоя мать была бы очень довольна.
Я не рассказал ему о нападении на меня и об ограблении моей хижины, чтобы не причинять ненужных волнений, а он не допытывался, где и как я схлопотал синяк под глазом. Я нашел такое объяснение необходимости моего отъезда, которое могло бы удовлетворить Айвэна.
– Сам хочет, чтобы я приехал к нему... и вообще... надо как-то решить вопрос с кубком.
Айвэна это устроило. Он кивнул, соглашаясь со мной:
– Спрячь его понадежней. Потом мы втроем обедали. Эдна опять оказалась на высоте. После обеда я пожал Айвэну руку, обнял мать, нагрузился своими сумками и коробками, добрался до вокзала, сел в поезд "Роил Хайлэндер" и проспал всю дорогу до самой Шотландии.