… Пол Уайт сделал ход конем. Магистр смотрел эту программу, играя с ним в шахматы. Лорд наблюдал за игрой и очень удивился, что Соболь в итоге поставил рыжему эмиссару мат. Затем снова удивился, что ему не приходится оправдываться. Не смотря на то, что Максимов гнет в эфире свою собственную линию. Никак не согласованную с задачами организации. Вождь выразил уверенность, что на данном этапе важно доверие, которое завоевывает в народе их телевизионный протеже. В нужный момент ставленник озвучит правильную информацию.
- Как он отреагировал на фото сына? – поинтересовался Магистр. Это была его идея.
- Позвонил сперва мне. Потом сыну. Я напомнил ему о контракте, как вы и приказали. – доложил Лорд.
- А вот это хорошо. Сначала отец должен был позвонить сыну. Он действительно испорченный малый. Тот, кто нам нужен. Он сделает все ради популярности. Ему плевать на все остальное…
Глава 20. Канал… Первый… Поцелуй
"Знал бы режиссер, что в действительности меня торопило… Не ворчал бы так. Канал – это еще не все. У свободного мужчины, даже у самого отпетого трудоголика, должна быть личная жизнь". – Сегодня и впрямь я одолел передачу словно короткую дистанцию, едва не запыхавшись. Мне не терпелось скорее добраться до финиша, обольстительного и непредсказуемого.
Мы с Инессой поели в ресторане "Андреас", куда я заходил не из-за вкусной еды, а из-за промоутера Андреаса, в судьбе которого была печальная любовная история, так похожая на мою.
Девушка, о помолвке с которой он объявил во всеуслышание, облачившись в камзол Наполеона и преподнеся ей обручальное кольцо, укатила в Милан в сопровождении его партнера по ресторану. Андреас сгоряча ушел, но вскоре вернулся в свой бизнес, которому отдал столько душевных сил и здоровья. Вложил столько средств и времени. Женщина может разрушить твою личную жизнь, но ей нельзя позволить уничтожить твой бизнес. Спаси свой бизнес, и он одарит тебя новой личной жизнью…
Мы ели с Инессой немного. Не в обиду Андреасу, были неголодны. Хотя в глазах Инессы я прочитал намек на голод иного рода. Или хотел прочитать. Или мне показалось, что бокал красного "Шато Люсьер", заставил ее глаза посоловеть. Неужто спиртное способно на то, чего не может достичь одними словами даже прирожденный мачо. Сделать доступной неприступную Диану, форсировать Днепр, оседлать Багиру… Она поощряла мои вольности, шаловливые реплики, смеялась над моими анекдотами, пародиями диснеевских мультперсонажей в моем нелепом исполнении. И все же… Я с тревогой ожидал момента, когда встанет вопрос о продолжении "утиных историй"…
Небрежный поцелуй, первый, коим наградила меня Инесса, утроил мою настойчивость. После такого знака внимания я уже не сомневался в своей неотразимости и перестал метаться. У Андреаса пела джазовая звезда Маша Тарасевич. Мы вышли танцевать на танго. Я был неловок, но лишь в танцевальных па. Мои руки соскальзывали от талии к более пикантным изгибам. Инесса делала вид, что не замечает, провоцируя меня на продолжение интервенции. Небрежный чмок перерос в жаркий поцелуй. Я обнаглел настолько. Что вывел Инессу из ресторана, посадил в свою машину и привез к себе домой. И я не услышал при этом никаких возражений.
- Неплохая квартира… – оценила обстановку в моем холостяцком жилище Инесса.
- Выпьешь что-нибудь? – в какой-то мере демонизируя силу алкоголя, предложил я. Эту мысль о силе воздействия вина на женщину я записал на счет собственной скромности.
- Алкоголь не даст той остроты! – бастион моей скромности был разбит этим неосторожным заявлением. Я начал приставать.
- У тебя что, нет DVD? – остановила она меня, глядя на тумбу с телевизором.
- Есть. Стоит не распакованный в шкафу.
- Так распакуй его, - повелела гостья.
- И что мы будем смотреть? – поинтересовался я.
- Момент подходит для эротики. Или ты предпочитаешь поболтать о политике?
- Только не о политике!
Я вытащил коробку, извлек из нее проигрыватель DVD и подключил его к телевизору.
- Выбор у меня небогатый, - с деланным сожалением констатировал я. – Боюсь, в моей видеотеке эротики-то и нет.
- А что есть?
- В основном записи ток-шоу со всего света, один кукольный проект. "Образцовое королевство в империи зла". Кое-какие боевики, гангстерские мелодрамы. Есть пару старых комедий…
- Дай-ка я сама взгляну, - напросилась на роль кинокритика Инесса.
-Смотри, - не возражал я, едва справляясь со своим нетерпением.
Неподдельный интерес Инессы к дискам меня позабавил. Но не более того. Я не сомневался, что она может быть разной и умеет играть. Мужчинами, в частности. Но, образ пресыщенной куклы, похоже, остался позади.
- А здесь что? – она опустилась на корточки.
- Ой, это настоящая гадость. Триллер.
- А это?
- Чертовщина. Мистика. По правде сказать, я и не помню, что у меня здесь валяется.
- А здесь что? – не сдавалась она.
- Да не помню я. Наверняка что-то профессиональное. Ну, хочешь, я схожу к соседям. Попрошу что-нибудь подходящее. Иногда мне кажется, что они не меня стесняются, когда здороваются. А чего-то другого. Может, они порно-актеры. Заодно выясню. Скажу, а ну-ка подавай фильм с вашим участием! Идти?
- Нет, обойдусь без кино, - обиженно заявила Инесса, поднялась с пола и завалилась на диван, потребовав сигареты. Будто знала, что и сигарет у меня нет. Ведь я не курю.
Ее точеные, даже несколько худоватые ножки с острыми, как я любил коленками и щиколотками в полторы ладони, те самые ножки, что она так грациозно скрестила, так, будто сплелись две ветви виноградной лозы, эти ножки заставили меня присесть рядом. Ибо стоя я не мог смотреть на них физически. Мне стало неудобно стоять.
- Продолжаем разговор, - она заметила причину моего замешательства и игриво фыркнула, - У тебя нет того, что мне нужно.
- Может вместо кино и сигарет сгодится музыка? – нашелся я.
- Без музыки я могу справиться. – Она не поддержала мою инициативу из вредности. Так мне показалось.
- Под музыку наше общение приятнее.
- Не хочешь убедить меня, что сам по себе, без музыки, ты ничего из себя не представляешь?
- А ты находишь меня привлекательным без музыки, сигарет и алкоголя? Без кокаина и не отвлекаясь на эротическую сценку кинофильма?
- Все находят тебя привлекательным. У слабого пола ты пользуешься успехом.
- За что же я в немилости у тебя?
- Ты не прав. Просто я человек импульсивный. Меняю настроение как перчатки. – Инесса по-ребячески свистнула.
- Ну, тебе позволительно. Ты ведь звезда…
- Приятно, когда звездой тебя считает звезда. Расскажи мне, как ты попал в звезды?
- Видимо, тем же макаром, что и ты… - этот разговор начинал меня раздражать.
- Я не о Лорде. У тебя ведь до него много чего было.
- Был "Холодный расчет". Был друг Миша Зеленгольц. Потом – большие неприятности.
- Все, что у тебя было до "Взлетов и падений" ты считаешь ерундой? Ведь так?
- Не так. Это были мои проекты. Каждый из них – мой ребенок. Будь он хоть калека – все равно любишь.
- А тебе нравиться быть звездой?
- Честно? Да. Это единственное состояние души, которое меня не угнетает. Слава – мой наркотик. Власть славы круче любого зелья. Ты сама не такая?
- Я не столь фанатична к славе. Сейчас я поняла, что не хочу быть звездой.
- Не важно, что ты не хочешь быть звездой. Этого хочет суфлер…
- А ты знаешь, кто этот суфлер.
- Догадываюсь. Он ведь у нас один.
- Мне кажется, ты не догадываешься. И он вовсе не один.
Я не был настроен на выслушивание аллегорий.
- Чего ты хочешь? – рассердился я. – Чтобы я поверил, что для тебя ничего не значит телеэфир? Я более честен. Для меня он многое значит. Восторженные поклонницы, овация, удачный экспромт. Я бываю по-настоящему счастлив, когда мой труд высоко оценен людьми, которых я чаще всего не знаю. Но которые не злятся на меня за это, а наоборот, любят.
- Любят? Они любят тебя, пока видят, и забудут, как только тебя перестанут показывать.
- Ладно. Пусть так. Я сидел без работы. И это случилось со мной еще до кризиса. Перспективы, когда снимают с производства уже поставленные в сетку вещания проекты, мрачные. Особенно для тех, кто пробивает новую тему. Для тех, кто, в чем ты не желаешь убеждаться, не гей! Я потерял веру в людей. Оказаться у разбитого корыта после стольких лет напряженного труда… Получается – барахтался на месте. Даже не плыл против течения, а плавно топтался на одном месте, перебирая ластами в мутной воде. Стоило ли тогда вообще рыпаться? Стоило лезть в эту индустрию? Вокруг уже злословили, смеялись, показывали пальцем. Наставляли студентов школы телевидения, как не надо жить. Все поставили крест на Максимове. Амбициозный выскочка, попытка которого занять свою нишу на телевидения провалилась даже без треска. Он и озвучить свой провал как следует не смог! Сосунок, возомнивший себя звездой. Сломаться? Мне не оставалось ничего, кроме как капитулировать и устроиться дорожным рабочим в бригаду строителей. Там меня укатали бы в асфальт в момент, когда бы я зазевался, проходя мимо витрины с телевизором. От меня уже никто ничего не ждал, как не ждут ничего от трупа. Теперь ты знаешь, чем для меня было предложение Лорда…
- Я не сомневаюсь, ты отработаешь его участие в твоей судьбе.
- Если то, что я делаю сейчас, хотя бы частично покрывает ставку, которую на меня сделал мой неожиданный благодетель, то я доволен и готов работать на любых условиях.
Инесса придвинулась ко мне совсем близко.
- Растрогал бедную девочку, - шепнула она и приступила к существенной, как я посчитал, части нашей романтической программы. Инесса одну за другой расстегнула пуговицы на моей рубашке и, нежно раздвинув ее полы, дотронулась до моей груди и нежно поцеловала. Я расслабился. Но все прекратилось, едва начавшись. Она отпрянула от меня и, подойдя к бару, налила себе виски.
- Прости меня, я не готова сегодня, – игриво извинилась она, осушив стакан до дна.
Я не хотел уступать. Подойдя, я обнял ее и попытался поцеловать.
- Мне не семнадцать лет. Чрезмерная настойчивость обернется окончательным отказом. Я не готова… - повторила она.
- Ты меня тоже прости, - оскорбился я. – на меня плохо действуют частые перепады давления. От них болит голова. Прости, что не могу тебя проводить. Всего доброго.
- Да. Так будет лучше. До свидания! – бросила она на прощание и направилась к двери. – Не обижайся!
Она вышла и дверь моей квартиры захлопнулась.
- Вот стерва! – плюнул я от горечи и налил себе виски в ее стакан. – Сама не знает. Чего хочет! Мои яйца тебе этого не простят.
Я быстро забыл о своем фиаско на фронте Казановы и вспомнил о сынишке. Зачем Лорду понадобилась деза с фотографией? Что это – угроза? Чего от меня потребуют? Инесса не очень-то жалует "карлика". Что-то знает, пытается намекнуть. Но не открывается до конца. Куда я все-таки вляпался? Виски меня успокоил.
Глава 21. Купила мама конека…
Скандалы на главных телеканалах вспыхивали и гасли, как перед падением большого астероида на маленькую планету.
В "Останкино" творилось что-то неладное. Это можно было назвать хаосом, если бы им кто-то не управлял. Казалось, хаос и являлся приоритетной целью, после которой либо катастрофа, либо новый порядок.
Пара репортеров заперлась в кабинете, объявив голодовку и пригрозив самосожжением за незаконное увольнение и невыплату гонораров. Эту парочку вывели, применив силу. Еще один выбросился из окна женского туалета, когда узнал, что его дочь, заявившая в милицию об инцесте, на самом деле не его дочь. Что расстроило извращенца больше – заявление в милицию или запоздавшая весть о мнимом родстве – так и осталось загадкой, размазанной на асфальте. Другой, будучи геем, вследствие давней паранойи обзавелся травматическим пистолетом, зафиксировал его на проходной как реквизит и застрелил в лифте своего преследователя – им оказался впервые оказавшийся в телецентре чиновник из антимонопольного комитета. Следователям убийца объяснил, что мужчина пытался к нему приставать. Признавшись в убийстве, он настаивал на том, что он не гей. Его показания мог подтвердить любой стриптизер в "Красной шапочки" на Тверской, а не только бывшие танцоры, которых он устроил на работу.
Кризис разорил половину телезвезд. Особенно тех, кто не достроил себе дворцы и перебирал харчами, перепрыгивая с одного канала на другой. Их заменяли "мостодонты", менее привередливые, более эрудированные, не менее узнаваемые. Такие как Дибров. На радостях от возрождения в эфире Дима в очередной раз объявил, что его использовали и признал себя вечным холостяком. Затем снова женился. Но интриги не добавил, хоть и венчался, а новая супруга забеременела. Были дела поважнее, хотя что может быть важнее молодости, красоты и детей…
Глянец просел. Гламур умер. Люди устали от грязи. От пошлости. От лжи. Они могли смотреть на немногих. Многие их раздражали. Редкое слово могло до них достучаться. Редкий человек способен был его произнести… И совсем никто не способен был объяснить матерям, почему гибнут их дети, и кто в этом виноват.
Война, которой никто не объявлял, на самом деле шла, и забытые цинковые гробы сотнями, тысячами грузили на "вертушки" и транспортные самолеты. Правительство пыталось дистанцироваться, долго не позволяло втягивать страну в бойню, но теперь ему не везло. Против него работала мощная система, обладающая колоссальным финансовым и информационным ресурсом. И одолеть ее можно было только всем миром.
Самым циркулируемым слухом в "Останкино" являлась информация об исчезновении Фридмана. Его официальная супруга Дарья Доева, управляющая рекламой и производством, оставшись без связи и поддержки, впала в депрессию и умотала на дачу. Поговаривали, что ей кто-то угрожает. Когда компетентные органы задали этот вопрос Лорду, он ответил, что он вовсе не такой… На этом допрос закончился.
Авторитетная телеакадемия приказала долго жить в силу полного разброда и раздрая, аналогичного конфликту в союзе кинематографистов. Там бывший глава кинодеятелей приватизировал мираточащую луковицу и заявил, что только он один правильно крестится. Новоявленный босс приказал своим сторонникам проигнорировать Московский кинофестиваль и новый съезд, байкотировать премию "Белый орел" и суд, признавший его нелигитимным, а главное - отобрать у старого главы союза печать, счета и Оскара. Сам Оскар остался глух к распрям, но согласился рассматривать себя в виде оружия дуэли. Секундантом старого главы, который говорил, что нового главу подставили темные силы, стал агент национальной безопасности, а нового, который на самом деле был старше старого – агент 007. Агенты ФСБ, спецназ ГРУ, структуры СВР, воссозданный СОБР и другие силовики самоустранились. Они были заняты реальной войной.
А тут, как всегда, пир во время чумы… "Тэфи" подвергли унизительной обструкции в угоду новой премии, номинации которой сортировали не специалисты, а только зрительские рейтинги. Организаторы назвали приз "Дерби". Скаковая лошадь, выпрыгивающая из экрана. Статуэтку изготовили из золота, рамка экрана и грива скакуна были платиновыми. Вместо зрачков сверкали бриллианты из республики Саха.
Декораторы украсили сцену массивными металлическими звездами. Художники по свету создали иллюзию звездопада на фоне ночного небосклона. Ведущие появлялись из "чрева" Останкинской башни, напоминающей ракету с первым космонавтом.
Публика на церемонию собралась взыскательная: кумиры эстрады, мэтры телевидения, деятели искусств, известные режиссеры, актеры, роскошные теледивы и их продюсеры, поп-идолы, которых попросили занять сцену в перерывах между вручениями, журналисты и политики, словом, весь цвет.
Из Англии выписали Боя Джорджа, что прибавило скандальности, учитывая его постоянные приводы под конвоем констеблей в лондонский Скотланд-Ярд. Персона автора сингла "Ви шел ту ми фром хард" была призвана усладить вкусы как бывших зеков, так и действующих геев. Цветы вручали всевозможные мисс от " топ-файва" конкурса красоты "Мисс Россия" до "ферст фо" "Мисс Вселенной". Здесь была и моя хорошая знакомая обольстительная Вера Красова, девушка мечты, достойная уважения, моего в частности. Не за то, что гордилась своим статусом, что теперь вела шоу в парном конферансе с Иваном Ургантом. Это нормально. Именно я первым посоветовал Вере периодически "включать надменную". Но уважал я ее за то, что она, не взирая на ухаживания толстосумов, оставалась верна своей первой любви – скромному суши-повару, с которым не желала расставаться ни за какие коврижки. Правда, я не имел возможности отследить поведение красотки в момент ее алкогольного опьянения. Может, зря я идеализирую людей…
Наступил черед номинации "Лучший ведущий общественно-политической программы". На сцену поднялся рабочий завода "Красный пролетарий" и прядильщица с Ивановской мануфактуры. Им выпала честь объявить народных любимцев. Зал замер, уставившись на экран.
Прядильщица объявила трех номинантов: Соловьев, Заречная, Максимов. Недосягаемый столп профессионализма и пара относительных новичков высшего медиа-эшелона. Чье же имя в конверте? Конверт в руках у прядильщицы. Она хлопает глазами и запинается. Нелепость ее наряда уже никого не волнует. Главным условием шоу объявили народность, искренность, правду. Все приходят в своем. Никаких гримеров и визажистов. Народ устал. Народ хочет видеть реальных людей, а не постановочный фольклор.
На экране промелькнули нарезки с сюжетами о трех лучших в стране ток-шоу. "Барьер", "Детектор лжи", "Взлеты и падения"!.. Показали маникюр прядильщицы. Даже домохозяйки на кухнях возмутились. Но теперь они не завидовали телевизору. Там звали на программу простых тружениц, таких же, как они. И даже чуть страшнее… Нет, прядильщица была намного страшнее. У нее на ногтях были заусеницы. А рабочий ничего. Статный.
"Стахановец" не числился в шутниках, но вспомнил, что режиссер просил его пообщаться с ткачихой на предмет ее гардероба. Он пообещал, выслушав для примера пару дежурных реплик от сценаристов, но так и не подготовился к диалогу. Набравшись смелости, он брякнул:
- Хорошо выглядишь!
- Ты тоже. - поддержала "коллегу" ткачиха.
- Замужем? – с угрюмым видом спросил рабочий.
- Пока нет. – искренне ответила она.
- Надо что-то решать… - двусмысленно вздохнул рабочий, - Кто рвать будет?
- Кого?
- Не тебя, конверт!
Все согласились, что реплики были смешными. Рабочего инструктировали долго, как именно они обязаны поступить с конвертом. Но он, ободрившись аплодисментами, молниеносно вырвал конверт у прядильщицы и зачитал голосом Левитана, каким он его представлял, имя лауреата.
- Влад Максимов!
Я находился в зале. Сидел с краю на седьмом ряду. Все это время я словно пребывал в беспамятстве. Но свою фамилию я все-таки услышал. Рабочий, имитирующий голос диктора войны с виртуозностью фрезеровщика, играющего в гольф, меня разбудил. Я встал на ватных ногах, но они понесли мое так же облегченное эйфорией тело к сцене. Зал рукоплескал. Многие встали, выкрикивая "Браво!"
Я принял награду и, подойдя к микрофону, произнес: