- Мне очень жаль, - наконец сказал он, - но я все еще ничего не понимаю. С какой стати вы стали бы нарочно терять это или что-либо другое?
Глупейшая создалась ситуация, и с каждой секундой меня все глубже засасывала трясина безнадежности. Можно было, конечно, вырвать у него из руки Басенькин шарфик и бежать куда глаза глядят, издалека крикнув "спасибо". Можно было попытаться культурно разъяснить смысл моих слов. Не знаю, что хуже. И то, и другое одинаково плохо, но я умудрилась глупейшее положение довести до уже совсем абсурдного, ибо выбрала третий, самый глупый выход. Вернее, даже не выбрала. Все еще находясь под воздействием своего внутреннего монолога, я ляпнула:
- Какое счастье, что вы не встретились мне десять лет назад! Тогда бы я уж точно побежала топиться!
Ответ был достоин истинного джентльмена:
- Не смею подвергать сомнению слова пани, но не сочтите за труд объяснить - почему?
- Потому что десять лет назад я была молодая, глупая, исполненная самых трепетных чувств. Как нежный росток или едва распустившаяся почка, которые моментально скукоживаются от одного сурового дыхания заморозка.
- Не смею настаивать, но, боюсь, вы все еще говорите загадками.
- Да нет, все очень просто: вы с потерянным шарфиком появились как раз в тот момент, когда мыслимой были заняты абстрактными рассуждениями, в частности о том, с какой целью и как следует терять разные вещи. Ну я и запуталась…
- Допустим, но при чем тут замороженный нежный росток?
Нет, так мне никогда не вырваться из трясины, в которую я угодила по собственной глупости. Блондин задавал конкретные вопросы, требующие конкретных же и ясных ответов, а я своими ответами лишь усугубляла путаницу. Пришлось сдаться.
- Ладно, дайте сюда эту тряпку, - и я вынула из его руки Басенькии шарфик, - а то потом еще сошлетесь на материальные факторы… Для того, чтобы по возможности понятно и дипломатично все объяснить, мне потребуется не менее часа, у вас же, уверена, каждая минута на счету.
- А если не очень дипломатично?
Не знаю, как это получилось, но прогулку мы продолжили уже вместе.
- Не понимаю, с чего это вдруг вам захотелось разобраться в том вздоре, который я тут несла. Не все ли вам равно? - перешла я в наступление.
- Не все равно. Когда я слышу такой захватывающий вздор… О, простите, я не хотел вас обидеть, но ведь это ваши слова. Так вот, когда я такое слышу, мне обязательно хочется разобраться, понять причину сказанного, цель… Привык понимать все, относящееся ко мне.
- Обременительное хобби. Значит, я ошиблась и у вас масса лишнего времени?
- Нет, напротив, вы правы, времени у меня очень мало.
- В таком случае, зачем вы теряете свое ценное время, околачиваясь в этом паршивом скверике?
- Пытаюсь вытянуть из вас тайну странной реакции на возврат даме потерянной ею вещи.
Слишком уж упорно придерживался он темы, это начинало раздражать, и, боюсь, в ответе мне не удалось скрыть раздражения:
- Это была реакция не на утерянную вещь, а на вас! Неужели вы думаете, что я думаю, что вы не знаете, как дамы реагируют на вашу внешность? Вот так всегда! Как и следовало ожидать, я утратила последние остатки внутреннего контроля и выболтала то, чего ни в коем случае не следовало говорить! Да еще тоном величайшей претензии - уж не знаю, к судьбе или к нему.
Джентльмен не противоречит даме.
- Хорошо, - согласился он. - Допустим, вы в чем-то правы, хотя и сильно преувеличиваете мои скромные достоинства. Но тогда объясните, ради Бога, чем вам мешает моя внешность?
- Да познакомиться с вами мешает, ну что здесь непонятного? Не могу же я первая заговорить с мужчиной, которого уже тошнит от бабских приставаний! А для меня вы представляете интерес совсем в другом смысле.
От этого другого смысла я уже совсем одурела и поняла, что из трясины своих умствований мне в жизни не выбраться. Как объяснить незнакомому человеку и свою извечную мечту о блондине, свою страсть, свою неистребимую склонность к захватывающим приключениям и жутким тайнам, которые потом находят отражение в моих книгах, мою невероятную способность постоянно влипать в глупейшие истории, что я - Басенька, что я - не Басенька… И тысячу других вещей. К тому же он с каждой минутой нравился мне все больше, а я ему - это чувствовалось - все меньше.
- Из сказанного вами следует, что вы любите тайны и приключения, - резюмировал блондин тоном легкого укора и даже осуждения. Тон меня удивил, но еще больше удивило то, что из сказанного мною вообще может что-то следовать.
- Люблю, - призналась я. - А вы нет?
- Нет, ничего хорошего в них не нахожу, уж слишком они утомительны.
- Возможно, но утомляться я тоже люблю. Зато как интересно! Лично я очень довольна, что моя жизнь заполнена потрясающе интересными нелепостями, невыносимыми для нормальных людей. И когда наступает застой, период относительного спокойствия, он кажется мне ненормальным и даже подозрительным.
- И вы не устали от такой жизни? Неужели вам еще мало?
- Конечно! Меня утомляют не развлечения, а, наоборот, спокойное однообразие. Портится настроение, теряется интерес к жизни. Сразу как-то глупею…
- Сомневаюсь, не похоже на вас. Ведь и энергии, и интереса к жизни у вас хоть отбавляй.
- Вот еще! Откуда вы знаете, что на меня похоже, а что не похоже, если видите меня первый раз в жизни, да еще в темноте?
- А вам откуда известна моя внешность? Да к тому же достаточно перекинуться с вами двумя словами, и черты вашего характера прояснятся даже в беспросветной тьме. Мне не приходилось встречать человека столь кипучей жизненной энергии.
- Вы это говорите так, будто осуждаете. Мне же, напротив, активность характера всегда казалось достоинством.
- Мне тоже. А скептицизм, который вы уловили в моем тоне, объясняется лишь тем, что иногда энергия и активность направляются людьми не туда, куда следует, и это приводит к весьма плачевным результатам.
Бушевавший во мне хаос вдруг пронзил резкий сигнал тревоги. Что он такое говорит? На что это он намекает? Неужели знает об афере Мацеяков?!
В глубине души зародилась уверенность в том, что ему все известно. Он знает, я не Басенька, и деликатно дает мне это понять. Каким-то боком он причастен к этому делу, понятно каким, совершенно непонятно каким, неясно, что он тут делает, хотя совершенно понятно, что именно…
Я совсем запуталась в своих рассуждениях о том, что понятно и что непонятно. Кто он, в конце концов, такой и чем занимается? И, как водится, не удержалась, чтобы спросить:
- А кто вы, собственно, такой? Случайно, не журналист?
- Да, - спокойно ответил он. - Я журналист.
Какое-то проклятие тяготело надо мной в тот вечер, я все время говорила вещи, которых не следовало говорить, и просто не в состоянии была удержаться от того, чтобы не брякнуть глупости. И теперь брякнула:
- А еще кто? Блондин, подумав, ответил:
- Кто еще? Ну, например, рыбак.
- Кто?!
- Рыбак.
В глубинах моего совершенно замороченного сознания мелькнула мысль, что всякий нормальный человек непременно бы удивился и спросил, с какой стати ему быть кем-то еще. Этот же отвечал так, будто находил мой идиотский вопрос вполне естественным.
- Какой рыбак? - поинтересовалась я. - Из тех, что стоят на берегу Вислы, запустив в нее палку?
- Нет, это удильщики. А я обыкновенный рыбак, из тех, что выходят в море на лов рыбы.
- Как-то очень далеки одна от другой ваши профессии. А может, вы еще кто-нибудь?
- Может. У меня весьма широкий круг интересов. Например, меня очень интересуют последствия необдуманных действий, к которым побуждает человека излишек неупорядоченной энергии.
- И вы стараетесь им противостоять?
- Как могу, стараюсь…
- В таком случае у вас очень много работы.
- Не могу пожаловаться на ее недостаток.
- И значит, вы тоже, не желая того, оказываетесь втянуты во всевозможные глупые истории? - осторожно заметила я. - Наверняка таинственные и захватывающие? И надоели они вам до чертиков, вот почему вы мечтаете о тишине и спокойствий?
- Удивительно точно сформулировано! Может, немного вы и упростили, но суть выражена верно.
- В таком случае вы полная противоположность мне. Я лично мечтаю о таинственных и захватывающих приключениях и не выношу тишину и спокойствие.
- И поэтому хватаетесь за все, что только подвернется вам под руку?
Я так и вросла в землю. В этом месте аллейка кончалась. Мы остановились как раз под фонарем и глядели друг на друга. На его спокойном лице ничего нельзя было прочесть, во взгляде выражался вежливый интерес, и только. Я же, вместо того, чтобы разгадать, что значат его слова, чтобы как следует осмыслить услышанное, думала лишь об одном - он смотрит не на меня, а на лицо Басеньки. И видит идиотскую челку, дурацкую родинку, агрессивные брови и капризный рот обиженной примадонны… Черт с ним, с лицом, сейчас главное - ответить поумнее, а у меня, как назло, ни одной умной мысли. Редко попадался мне такой сильный противник. А может, он вовсе и не противник? Так распорядилась судьба, вот ему сейчас открою всю правду! Стой, не делай глупостей!
И обиженная примадонна обиженным тоном поинтересовалась:
- А откуда вы знаете, проше пана, за что я хватаюсь?
- Да ниоткуда, просто делаю вывод из того, что вы мне сказали.
В его глазах мелькнула лукавая искорка, и вдруг совершенно непонятным образом все вокруг преобразилось. Исчезла куда-то гнетущая меня тяжесть, хотя я ясно осознавала, что весь вечер только и делаю, что покорно подчиняюсь развитию событий, не зависящих от меня ни в малейшей степени. Обычно я подчиняю себе события, а тут все происходит независимо от моей воли. Главное же - я совершенно вышла из роли Басеньки, оставив от нее только лицо… Мы продолжали ходить по аллейкам, и я совершенно не отдавала себе отчет в том, сколько времени прошло, лишь ноги робко напоминали о пройденных километрах. Не было недостатка в темах для разговора, напротив, эти темы множились, как кролики весной, мы перескакивали с одной на другую, все было чрезвычайно ново и интересно. Мне казалось, что я знаю этого человека уже много лет, я забыла о необходимости соблюдать осторожность. Остатка здравого смысла мне хватило лишь на то, что я запретила провожать себя, разрешив довести только до края сквера.
На прощание я инстинктивным жестом протянула руку, и, разумеется, джентльмен не замедлил мне представиться.
- Раевский, - вежливо сказал он и выжидающе взглянул на меня.
- Х-х-х-х, - захрипела я, в панике пытаясь сообразить, на что можно переделать первую букву моей фамилии - кашель, хрип, все, что угодно, только не Хмелевская! Никакая сила не могла заставить меня произнести и фамилию Мацеякова, она просто застряла в горле. Ну ее к черту, верну им паршивые пятьдесят тысяч… И я ограничилась нечленораздельным бормотанием.
* * *
Муж весь извелся от нетерпения, поджидая меня.
- Наконец-то, я уж думал, ты под машину попала, - раздраженно приветствовал он меня. - Не иначе, в Марше мира участвовала? Я тут жду и жду, а ты себе там прохлаждаешься, а тут такое, такое… Теперь мне все известно!
Я позволила себе размечтаться, разнежиться, расслабиться психически. Очень нелегко было вот так, сразу, перестроиться на восприятие суровой действительности. Дом Мацеяков, муж и шаман совершенно вылетели у меня из головы, и в первый момент я просто не понимала, о чем говорит этот человек.
- О чем ты?
- Пошли! - муж схватил меня за рукав и, не дав раздеться, поволок в кухню. - Я химик! Я все понял! Я раскрыл их штучки!
"При чем здесь химик?" - успела подумать я, но тут увидела результаты его деятельности и поняла. Шаманское имущество лежало на кухонном столе и представляло собой жалкое зрелище. Из каменной рамы в нескольких местах были повыковырены камни, из рыцаря торчали, щепки, а лишенные ярмарочных украшений подсвечники казались какими-то обкусанными.
- Гляди! - муж с такой силой ткнул меня в спину, что я чуть не свалилась на шедевр изобразительного искусства. - Гляди! - возбужденно заговорил он, размахивая руками. - Ты пошла гулять, мне нечем было заняться, ну я и принялся изучать вот это! И знаешь, что я тебе скажу? Железные подсвечники вовсе не железные, а глиняные совсем не глиняные! Если это железо и глина, то я - китайская роза!
- Так что же это?
- Это… это… - от волнения муж забыл слово и тщетно старался его вспомнить. - Мрамор не мрамор, а вот когда делают стены под мрамор и такие завитушки на потолке…
- Лепнина? Алебастр?
- Вот-вот! Сколько они весят? Столько же, как мрамор?
- Ты спятил? Мрамор - это камень, а лепнину делают из гипса. Разница в весе тонны две, не меньше.
- А я что говорю! И мрамор подделали, и подсвечники надувные!
Господи, что он говорит? Просто не в себе человек. Вырвавшись от него, я отошла на безопасное расстояние и посоветовала:
- Постарайся успокоиться и расскажи все по порядку. Может, дать тебе воды? Или давай, сделаю холодный компресс на головку. При чем здесь лепнина и как подсвечники могут быть надувные?
- Да ты сама погляди, ослепла, что ли, на своей дурацкой прогулке?
И он опять силой заставил меня нагнуться над раскуроченным произведением обезумевшего гения. Теперь, похоже, обезумел муж и в припадке бешенства пообгрызал подсвечники, а сейчас стоял, как палач над жертвой, и силой тыкал меня носом в упомянутое произведение, громко сопя от волнения. Приглядевшись, я увидела отпиленный кусок железного подсвечника, разломанные куски мраморной рамы.
Взяв в руку отпиленный кусок подсвечника, я с изумлением обнаружила, что он действительно полый, а внутри что-то поблескивает.
- Там внутри что-то есть? - спросила я, не веря своим глазам.
Муж так энергично кивнул головой, что она у него чуть не оторвалась.
- Золото! - сказал он замогильным голосом. - Золото, лопнуть мне на этом месте! Во всех.
Невероятно! Теперь уже я добровольно принялась за осмотр искореженных сокровищ шамана. Внимательно изучила куски рамы, остальные подсвечники, заглянула внутрь рыцаря. Толстая деревянная доска, на которой он был нарисован, тоже оказалась полой и не целиком деревянной. Осторожно ухватившись за щепку, я немного увеличила дыру в брюхе рыцаря. Муж посветил фонариком - на фоне потемневшего от времени дерева блеснули драгоценные камни и благородный металл.
- Похоже на икону, - нерешительно предположила я, не до конца осознав значение открытия. - Старинную, в золоте и драгоценных камнях.
- Икона, как пить дать! - тяжело дыша, подтвердил муж. - Такой антиквариат, такие ценности - и в такой гнусной упаковке! Ты что-нибудь понимаешь?
Щипать себя, чтобы убедиться, что не сплю, мне не пришлось, это сделал рыцарь, точнее, щепка, о которую я укололась. Еще раз внимательно осмотрев достояние шамана, я наконец оторвалась от него, расстегнула жакет и уселась на стул. С этого и надо было начинать!
- Зажги газ, - попросила я мужа. - Дело серьезное, нужно как следует обдумать. А для начала напьемся чаю.
- Жулики они, уж это точно, - отозвался муж, послушно доливая водой чайник. - Не знаю, кто такой шаман, но ежу ясно - дело не чисто, а расплачиваться придется нам с тобой. Подбросили нам эту пакость, знают, что мы ее никуда не денем, так и будет лежать. А тут того и гляди нагрянет милиция…
- Глупости, вот уж что нам не грозит! Каждый гражданин имеет право держать свои сокровища в том виде, как ему нравится…
- …и даже упаковать в рыцаря?
- Да хоть в… Тьфу, чуть не выразилась! Да во что угодно. А напускать на нас милицию им нет никакого смысла, ведь она сразу установит, что мы - это не они. Нет, милицию на нас не напустят. Разве что… погоди…
- Разве что?..
- Постой, не мешай. Мелькнула какая-то умная мысль…
Муж замер у плиты, а мое воображение заработало полным ходом:
- …разве что их убили и хотят, чтобы подозревали нас с тобой. Возможно, где-то обнаружат их трупы, явятся сюда, а тут мы с награбленным имуществом, подделываемся под законных владельцев, ну и привет, поймали преступников! А когда мы, арестованные по подозрению в убийстве, начнем давать показания… Ни один нормальный следователь нам не поверит. А поверит - тоже ничего хорошего, тогда осудят за то, что живем под чужими именами. Получается, и так, и так мы преступники, никакого выхода не вижу!
Муж у плиты запустил обе руки в волосы и принялся отчаянно их теребить. Его лицо выражало тупой ужас. Охрипшим голосом бедняга прошептал:
- Ты это серьезно?
Я с трудом попридержала мое распоясавшееся воображение, которое уже принялось мне подсовывать Басенькин труп, извлеченный из какого-то болотца в какой-то незнакомой местности. Стоп! Это что же получается? Супруги Мацеяки выложили сто кусков за то, чтобы их убили?! Ничего себе логика! С трудом оторвавшись от созерцания Басенькиного трупа, я заставила себя встать со стула, сняла жакет и повесила его на спинку, а сама принялась расхаживать по кухне, рассуждая вслух:
- Ну ладно, убийство отпадает, что же тогда? Нас с тобой хотят втянуть в какое-то темное дело… Хотя, может быть, не нас, а этого шамана, нас же используют… используют нас… Для чего нас используют? Ясно, для того, чтобы втянуть шамана! Хотя… опять получается ерунда. Как мы можем втянуть человека, о котором и представления не имеем?
Муж очнулся, опустил руки и прикрутил газ под закипавшим чайником.
- Ну с убийствами ты явно загнула, но все равно, дело нечисто. Согласен, золото, драгоценности могут быть и законными, вот только зачем их так по-дурацки прятать? Это же сколько труда положено! Второй момент - наше сходство напоказ. Слушай, а на этих прогулках за тобой никто не следит?
Следит! Еще как следит! Все во мне перевернулось, ноги подкосились. Хотя… можно ли, честно говоря, назвать это слежкой? И снова неимоверный хаос наполнил мою бедную голову. Реалии суровой действительности смешались с мечтами об идеальном мужчине, конкретные факты с догадками и вымыслами. Нет, не стоит мужу говорить о блондине, мы и так запутались, зачем еще более усложнять себе жизнь?
А муж, не дожидаясь ответа, мрачно тянул свое:
- С одной стороны - дурацкий маскарад, с другой - нашпигованные настоящими драгоценностями халтурные поделки. Одно я бы еще как-нибудь пережил, но и то, и другое для меня уж слишком…
- И для меня тоже, - согласилась я.
- А пятьдесят тысяч я уже вложил в квартиру. Что делать - ума не приложу.
- Заварить чай. Надеюсь, умеешь?
Пока он занимался чаем, я малость подумала и пришла к твердому выводу:
- Еще немного - и я созрею до того, чтобы пойти в милицию.
- Вот те раз! Да ты никак спятила?
- А ты предпочитаешь дождаться того, чтобы милиция сама пришла к нам? Ведь пока мы с тобой ломаем голову над загадками, пока в полнейшей темноте пытаемся понять, что да как, может такое случиться, что будет поздно! Я бы на всякий случай с ними связалась.