- Да так, о своем. Послушай, Ветров, я смотрю, парень ты ничего, но тяжело тебе будет. Ты в своем роде единственный в роте, если не в части. Давай-ка я тебя к старшине коптером определю? Будешь всегда при нем.
- Мне особых условий не надо, товарищ старший лейтенант.
- С характером?
- Пусть будет так, как будет.
Доронин внимательно посмотрел на Костю.
- Извини, Ветров, а настоящий, родной отец, он что, давно не живет с вами?
- Он погиб. В Афганистане, в год моего рождения, так что я его даже не видел.
- Офицер?
- Так точно, летчик.
- Понятно. Значит, не хочешь коптером?
- Никак нет.
- Что ж, воля твоя. Хорошо, Ветров, иди во взвод. Ты во втором?
- Так точно.
- Иди. И передай командиру взвода, чтобы при был ко мне.
- Есть.
Когда Костя вышел, Доронин задумался. Этого парня ждало сложное испытание. Ветров обязательно попадет под плотный прессинг, и нужно принять меры, чтобы оградить его, но как это сделать? Тотально установить контроль невозможно, но усилить его следует. Парень при всех достоинствах просто не может быть подготовлен к жизни в суровых условиях, ему необходимо помочь, как, впрочем, и всем "молодым". Парадокс получается. Сейчас этих сопляков защищаешь, оберегаешь, чтобы не задела их "неуставщина", а потом они же, становясь старослужащими, сами начинают беспредельничать, унижая таких же пацанов, какими были сами каких-то полтора года назад. И объясняешь, растолковываешь, и вроде понимают они все, но ситуация неотвратимо повторяется. Словно через год-полтора их поражает какая-то эпидемия жестокости. Не всех, конечно, но большинство. И это факт.
В планах командира роты, кроме беседы с молодыми, назначено было и собрание старослужащих. Личный состав был собран в отсеке 1-го - 2-го взводов. Отработав общую тему, связанную с прибытием молодого пополнения, Доронин на личный разговор вызвал тех, кто потенциально мог оказывать давление на молодых солдат. Среди вызванных был младший сержант Гольдин.
- Гольдин! Надеюсь, ясно, почему ты оказался в канцелярии?
- Куда ясней, товарищ старший лейтенант. Одного не пойму, почему вы всегда заостряете на мне свое внимание? Где бы что бы ни произошло, сразу подозревают Гольдина. Что я, монстр какой?
- А ты, Гольдин, вспомни, разве не водятся за тобой грешки в отношении молодых? Или не ты заставлял молодых подшивать тебе подворотничок и чистить сапоги?
- Я, между прочим, товарищ старший лейтенант, в свое время не одну сотню этих самых подворотничков "дедам" подшил. И ничего, не ныл, исполнял все, как навожено. Чем эти "духи" лучше меня?
- Не забывайся, Гольдин, и не наглей. Ты не со своими друзьями базаришь, а с офицером разговариваешь. И демагогию свою брось. Видите ли, его в свое время припахивали, теперь, значит, подошла очередь самому нагружать молодых? А знаешь, чем попахивает твоя жизненная позиция? Трибуналом, Гольдин, трибуналом. И не дай тебе бог задеть серьезно кого из молодых. Я тебе быстро дело оформлю. И мне без разницы, что с тобой, по твоим же словам, когда-то делали в учебке. Понял?
- Понял.
- Ты хорошо понял?
- Так точно.
- Запомни наш разговор, Гольдин. Контролировать буду лично. Не искушай судьбу.
- Разрешите идти?
- Валяй и давай следующего.
С остальными военнослужащими из группы риска Доронин беседовал в том же духе. И хотя понимая Александр, что одних слов явно недостаточно и "старики" будут, несмотря ни на что, прессовать молодых, но, чтобы этот прессинг не вышел за рамки допустимого, профилактика подобного рода лишней не будет.
Костя с Николаем между тем находились в автопарке. К обслуживанию бэтээров их не допустили, выдав по огромной метле и поставив задачу вымести всю территорию, от "линии боеготовности" до забора.
- Ну как служба, Кость? - спросил Колян, широко, как косарь в поле, размахивая метлой, создавая вокруг себя довольно плотную пылевую завесу.
- Да ничего. Ты пыли только поменьше, дышать нечем.
- Вот и да, что ничего хорошего. А пылить, Кость, обязательно надо, иначе как твою работу заметит? Больше пыли, больше толку. Но это все, Кость, только цветочки. Мне братан после армии рассказывал, как их молодых гоняли. Не позавидуешь.
- И что конкретно он рассказывал?
- Много чего, сразу и не вспомнишь, давай лучше мести, а то вон чухан моргалки свои открыл и пасет нас.
За работой со стороны наблюдал один из сержантов роты.
- Смотри, Кость, так и пялится. А ротный у нас ничего мужик. Наверное, с понятием. Хорошо, что к такому попали. Ротный в армии - большое дело. Взводные - так, шелупонь. Только от ротного зависит, будет ли все нормально или кранты наступят.
- Мы ж его, Коль, совсем не знаем. Может, это он поначалу такой добрый, хотя, я согласен, мужик он вроде ничего.
- Вот и я о том. У меня нюх, Кость, на опасность хорошо развит, и опасности я пока не чую, пока все нормально складывается. Главное, что после отбоя нас ждет. Не может быть, чтобы "деды" не нагрузили. Если только ответственный постоянно будет в казарме… Тогда, пожалуй, сложновато им будет.
- А может, дедовщины такой здесь вообще нет?
- Ага! Куда ж она денется? Ты иногда думай, что говоришь-то. Ротный че сказал? Остро она не стоит, но с проявлениями ее мы столкнемся обязательно. Вот так. А че это значит? То, что рано ли поздно, но нас будут сношать, и от этого никуда не уйти. Иначе и быть не может. Какая тогда это армия?
- А ну кончай работу, - раздался голос одиноко стоящего сержанта. Когда пыль улеглась, он подошел к солдатам. - Вас сюда зачем поставили? - задал он вопрос, обращаясь к Николаю.
- Бетон мести, - ответил Колян.
- Так какого… вы базарите, промахи? Работы выполняются молча, усвоили, дефективные? Еще услышу или увижу, что переговариваетесь, - языком вместо метлы заставлю работать. Ясно, дебилы? Вперед, чего уставились?
Николай с Костей взялись с новой силой за прерванную работу. Сержант отошел под козырек бокса.
- Промахи, дефективные, дебилы… Сам-то кто? Болт мазутный, козел безрогий, - бормотал почти про себя Николай, - не нравится ему, как метем. Возьми метлу и покажи, раз делаем не так. А то: дебилы. Сам-то чухан-чуханом, а все туда же.
- Прекрати, Коль. Услышит - достанет.
- Да пошел он… - Колян, выругавшись, все же работу продолжил молча, иногда бросая враждебный взгляд на сержанта.
- Внимание, балбесы! - младший командир, или, вернее, подобие его, посмотрел на часы. - Перекур пять минут. В курилку бегом, марш!
Новобранцы побросали метлы и галопом ринулись к месту курения - открытой со всех сторон беседке. Николай, забив место себе и другу, внимательно рассматривал соседей по несчастью в надежде стрельнуть сигарету. Своих у него уже не было.
- Эй, белобрысый? Покурим?
- Уже курим.
- С кем это? Что-то я не слышал, чтобы кто-то забивал?
- Со мной курит, - откликнулся небольшого роста парень с восточными чертами лица.
- Куда тебе курить-то? Весь и так желтый. Короче, обойдешься, а мы курим с тобой.
- Че ты борзеешь? Лучше других?
- Лучше. А ты как думал? Может, тебе доказать это?
- Сам-то кто? - уже отступаясь, пробормотал парень, лишенный наглостью сослуживца желанного окурка.
- Ты не скули там. Оставлю тебе: Я добрый. Колян получил долгожданный бычок и смачно, растягивая удовольствие, втянул в себя изрядную порцию дыма, сразу ополовинив и так небольшой окурок.
- А ты откуда родом, чувак? - обратился Николай к тому, у кого перебил курево.
- Из-под Уфы.
- Татарин, что ль?
- Почему татарин? Башкир я.
- Ладно, на, затянись.
- Закончить перекур! По рабочим местам бегом, марш! - сержант строго следил за временем.
Доронин перед ужином собрал командиров взводов и отделений, поставил задачу ответственному офицеру и, не дозвонившись до Чиркова, направился к коммерческой палатке. Возле нее никого не было, и Александр наклонился к окошку.
- Здравствуйте, Катя!
- А, Саша? Добрый вечер!
- Как у нас идут дела?
- Как обычно.
- Хулиганы больше не достают?
- К счастью, нет. Видно, хороший урок вы им преподали.
- О них не думайте. Защитим.
- У меня сегодня удачный день. Сначала хозяин вдвое зарплату поднял, чего уж я никак не ожидала, теперь - вы!
- А я здесь при чем?
- Просто мне приятно вас видеть.
- Значит, не будете против, если я вас провожу?
- Не буду, но мне еще час работать.
- Ничего, я терпеливый, подожду.
Подошли покупатели, и Доронин отошел на тротуар. Слова Кати были приятны. Может быть, она тоже испытывает к нему какое-то чувство? Александру просто необходимо изменить жизнь, и Катя - тот человек, который может в этом ему помочь. Скромная, неизбалованная и уже хлебнувшая лиха. Ребенок? Ну и что, что ребенок? Это даже очень хорошо. Связав свою жизнь с Катей, он обретет полноценную семью. Да! Если бы так! С его стороны все понятно, но вот как Катя относится к нему? Нужно завоевать расположение, но как? Провожать ее каждый вечер - и то он не в состоянии. Служба есть служба, и времени она отбирает много.
- Вот мы где? - раздался со спины голос Чиркова.
- Привет, Володь!
- Привет! - и, подойдя к палатке: - Привет, красавица! - он вернулся к Доронину. - Как, Сань, дела на любовном фронте?
- Видишь, жду. Неопределенные дела.
- Помощь нужна?
- В чем?
- Ну… во всем…
- Не нужна, иди к жене. У вас-то как?
- Все на мази. Я сейчас, Сань, сделаю такой ход конем! Даша дар речи потеряет, клянусь мамой!
- Что же ты такого задумал?
- Цветы куплю. Много цветов. Зайду домой и брошу их к ее ногам. Эффектно?
- Эффектно. Даша тебе вопрос - откуда деньги взял?
- Да? А ведь точно. Не скажу же я ей, что бак бензина слил? И получки не было? Вот ситуация. Ну что за жизнь, блин? Жене и цветов без объяснений, не подарить.
- Скажи, что у меня занял.
- Ага, а потом, скажет, отдавать? Так на какой черт было тратить деньги на цветы, когда на жизнь не хватает? Вот незадача, мать ее! Ну придумай что, Сань?
- Объясни тогда так - мол, подшефные подарили. Ты им занятие показательное устроил, а они тебе цветы.
- Да? А с чего вдруг подшефные цветы-то станут дарить?
- А это уже их дело. Решили подарить, вот и по дарили. Ты-то при чем?
- Верно. Так, пожалуй, и скажу. Проверить она не сможет. Молодчик, Сань! Ладно, покатил я на рынок. Оставляю вас, ваше благородие, наедине с прекрасной дамой.
Вова скрылся в ближайшем переулке, Доронин продолжал ждать. Катя закрыла палатку ровно в восемь, и они пошли знакомой уже дорогой.
- Катя, вы местная?
- Да. Здесь родилась, выросла, училась и живу в маминой квартире, в той самой, где и появилась на свет. Отец умер, когда я была еще маленькой. Он был монтажником. Однажды страховочный трос оборвался, и папы не стало. Мама после этого долго болела, она очень любила отца, в результате стала инвалидом. А тут еще я со своими проблемами. Но стерпелись как-то, жизнь - она не останавливается. Бьет, калечит, но не останавливается. Помыкалась, Саша, порядком. По профессии я учитель младших классов. В школу устроиться не смогла - все занято. Кем только не работала. Нянечкой в яслях, санитаркой в больнице, кондуктором. За труд платили чисто символически, и ни на что большее я и не рассчитывала. Потом вот палатка подвернулась, сейчас с материальной стороны полегче стало. Но угнетает постоянная боязнь остаться без работы. Какое-то нервное ожидание чего-то худого.
- Катя, вы просто выбиты из колеи, лишены душевного равновесия, ибо сталкиваетесь с трудностями в одиночку. Вам необходима поддержка. Нужно сказать себе: все! Не желаю я больше так, хочу и буду жить новой жизнью. А я всегда готов поддержать вас. Не скрою, Катя, вы мне нравитесь, если не сказать большего. Я хочу вновь обрести смысл жизни, а не плыть по течению, надеясь на то, что в результате куда-нибудь да вынесет…
Катя шла молча, низко наклонив головку в шерстяной спортивной шапочке, из-под которой выбивались густые темные волосы. Александру вдруг захотелось окунуться в них лицом, почувствовать волнующий запах ее духов, запутаться в ее волосах на всю оставшуюся жизнь.
- Спасибо, Саш. Но поймите и меня правильно, мы знакомы всего лишь несколько дней, хотя я поняла, что человек вы благородный. Есть в вас что-то, чего не хватает многим. Но мне нужно время, чтобы привести чувства в порядок, определиться. Не обижайтесь ради бога на меня, неблагодарную, я хорошо отношусь к вам, Саша, но, пожалуйста, не торопите меня. Я не готова пока принять решение.
- Но вы и не отрицаете возможность того, что у нас может быть будущее?
- Нет, не отрицаю.
- Этого достаточно, Катюша. А время? Его у нас впереди много - вся жизнь, я подожду.
Они подошли к знакомому дому. Александр, улыбаясь, сказал:
- Домой вы меня, по понятной причине, не приглашаете. Я понимаю и не настаиваю. До свидания, Катя.
- До встречи.
Катя прошла через скверик к подъезду, остановилась на входе, обернулась к стоящему недалеко подтянутому и стройному офицеру. Задержала на нем взгляд, улыбнулась, помахала рукой. Александр ответил ей тем же. Когда Катя вошла в подъезд, Доронин глубоко вздохнул, посмотрел вокруг, улыбнулся неизвестно чему. "Мы будем вместе. Обязательно будем". Ему захотелось обнять неизвестную старушку, проходящую мимо, обнять березу, стоящую рядом, обнять весь мир. Жизнь продолжалась, и все теперь впереди. Они проживут долгую, счастливую жизнь. Жизнь, полную смысла. Тоска окончательно отступила. И водка больше была не нужна.
Предсказания Николая, что дедовщина по-любому проявит себя, подтвердились. Прошла неделя усиленного контроля. Ничего в смысле нарушения дисциплины не происходило, и его решено было смягчить. Офицеры и так были загружены службой, и дополнительные длительные нагрузки на пользу не шли, неизбежно сказываясь на качестве их основной деятельности. Поэтому Доронин с понедельника отменил суточный режим нахождения ответственных офицеров в роте, и теперь контролирующий порядок оставался в казарме до отбоя. Этим не преминули воспользоваться отдельные старослужащие, которым не по нутру были введенные ранее порядки.
Однажды уже спящих Николая и Костю поднял дежурный по роте, сержант Смагин.
- Подъем, духи! Оделись и в сортир, на беседу, быстро!
- Какую еще беседу? - спросил спросонья Колян.
- Там узнаешь какую, а ну мухой взлетели!
- Началось, - буркнул Коля.
- Не бойся, Кость, - прорвемся.
Пришлось подчиниться. Друзья, протирая глаза, зашли в туалетную комнату. Там находились Гольдин - их командир отделения, Кузя - старослужащий Кузнецов из первого взвода, Корявый - Коркин, сослуживец и одногодок Кузи. Замыкал шалман дежурный по роте - Смагин. Туалетная комната делилась на две. Передняя - умывальник, задняя - собственно туалет. В передней, почти посередине, сидел на стуле, закинув ногу за ногу, Гольдин. Остальные расположились полукругом. Смагин встал у двери, как бы перекрывая выход. На окна опущены темные шторы светомаскировки.
- Ну что, духи? - начал Гольдин. - Служба медом кажется? А? И думаете, бляди, так и дальше будет? Как ротный вам пел? Гвоздь в грызло! Поняли, обмороки?
Сержант встал, подошел к Косте, тыча его пальцем в грудь:
- А ты, интеллигент вшивый, считаешь себя на особом положении? В стукачи заделался, козел трухлявый? Отвечай, когда сержант спрашивает!
- Что-то я не пойму о чем вы, товарищ сержант?
- Ах, ты не понимаешь? Может, так поймешь?
Гольдин резко ударил Костю в солнечное сплетение. Удар был неожиданным, и Костя не успел напрячь пресс. Боль перехватила дыхание, и он согнулся. Тут же ребром ладони Гольдин ударил по незащищенной шее. Костя охнул и упал на пол.
- Ты че делаешь? - подал голос Колян. - Очумел, что ли?
- Че? Че ты, балбес, вякнул?
- А ничего! За что бьешь?
- Да ты никак борзый, дущара?
Гольдин попытался ударить Колю, но тот, имеющий довольно богатый опыт деревенских кулачных боев, легко уклонился, не сходя с места.
- Вы че беспредельничаете? Нагрузить хотели? Грузите. А зазря бить нечего.
Почувствовав в Коляне скрытую угрозу своему дешевому авторитету, Гольдин решил сменить тактику.
- А ты, Горшков, ничего. Смекаешь, что к чему. Видать, не раз был бит.
- И бит был, и сам бил неслабо. Мне до фени все, когда заведусь.
- Ну-ну! А че за этого заступаешься? Он же стукач?
- Кто тебе такую ерунду сказал?
- Голь? Че ты с ним базаришь? - вступил в раз говор Кузя. - Он же сам напрашивается, так грузи его по полной.
- Слышал, Горшков? Сам напросился. Так что давай, душок, вали за косяками.
- За чем? - удивился Колян.
- Ты че, в натуре, с луны свалился? Дряни никогда не курил?
- А на что она мне?
- Вот балбес. Про анашу слышал?
- Слышал.
- Так вот. Забивается анаша в косяк и курится. Понял, придурок? За столовой махнешь через забор, дальше пойдешь прямо, у моста свернешь к реке. Там в бараках таджики живут. У них и возьмешь дряни - два косяка.
- А бабки?
- Какие бабки, дурак?
- Че они мне, так дадут, что ли?
- А вот это нас не колышет. Как хочешь и на что хочешь бери. И чтобы через час был тут. Придешь пустой - не взыщи.
- Да по пути пузырь водяры возьми, - озадачил Коляна Смага.
- Въезжаешь? Сделаешь все как надо, дальше по-другому будем базарить. Не сделаешь - кранты и тебе, и твоему дружку. Въехал? Давай вали. Время пошло.
- Ладно, принесу че надо, только это, его, - Колян показал на Костю, который начал приходить в себя, - не трогайте, не надо.
- Какой базар!
Николай повернулся и вышел из туалетной комнаты. Как только он ушел, Гольдин вернулся к разговору с Костей, который только отдышался от коварного удара.
- Ну так че, душок? Теперь понял, что я хотел сказать? Молчишь? Ну так запоминай. С этого дня лично ты ежедневно будешь чистить обувь, подшивать подворотнички, стирать и гладить форму мне и моим друзьям. И делать это будешь втихаря, чтобы не дай бог тебя не засекло офицерье. Ну а если стуканешь кому, тогда не взыщи. Тебе кранты. Домой на коляске увезут в лучшем случае. Понял, интеллигент? - Обувь, говоришь, чистить? - поднимаясь, переспросил Костя. - Добро.
Он встал и вдруг, схватив сержанта за плечи, дернул на себя, нанося головой удар в лицо. Гольдин охнул. Отпущенный, он потерял ориентацию и тут же получил удар между ног. Корявый с Кузей, придя в себя от неожиданности, бросились на Костю. Костя успел локтем отбить руку Кузи и ударить в челюсть, но и сам получил увесистый и больной удар в затылок. В глазах потемнело, но Костя нашел в себе силы развернуться и въехать левой в сопло Корявому. Подоспел Смагин, который сбил Костю с ног. Подняться ему уже не дали. Разъяренные деды принялись избивать его ногами, стараясь не попасть в лицо. Гольдин постепенно приходил в себя в углу туалета и наконец дал команду своим дружкам прекратить избиение.