Максим сделал все, что мог, для Иры. Поддерживал ее за локоть, отвез детей к ее матери в Москву, предлагал куда-нибудь уехать. Но после похорон мужа Ира осталась жить в академгородке, в пустой квартире. Степаненко часто звонил ей, приглашал к себе, в Москву. Ему хотелось вывести женщину из депрессии, помочь преодолеть горе.
- И к детям ближе будешь…
Ира отказывалась.
Несмотря на запрет начальства заниматься делом об убитом молодом ученом, Степаненко поклялся, что отомстит за друга. Он взялся за дело. Отпуск пролетел незаметно, и он приступил к служебным делам.
Несколько недель после смерти Колешки прошли в суматошном ритме. Степаненко был вынужден разгребать образовавшиеся завалы, вызванные его отсутствием на рабочем месте. В основном это были жалобы православных на различные секты. По тоталитарным сектам в последнее время особой активности не замечалось. Мысль отомстить за убитого Колешку, найти убийц не покидала Максима. Он ломал голову, пытаясь понять, чем же таким занимался ученый, из-за чего его деятельность была окружена плотной завесой местного ФСБ. Ладно, пусть он работал над военным заказом, пусть смог получить в частном порядке деньги на продолжение работы, что вызвало интерес бандитов. Но почему начальство ФСБ, в том числе и московское, не дало возможности ему, Степаненко, попытаться найти негодяев. Неужели все упирается в деньги?
Используя бюрократические порядки, он официальным путем затребовал у Арсеньевской милиции результаты судебно-медицинской экспертизы убитого Колешки. Ему отказали - опять вмешался Шмаков. Он предупредил Максима, что если он и впредь будет активничать, то ему не поздоровится. Шмаков пригрозил вновь выйти на его начальство.
Если Колешку убили из-за денег, рассуждал Степаненко, пусть это было даже сто пятьдесят-двести тысяч долларов США, на взятки могла уйти половина. Таким образом покупалась гарантия того, что никто не станет копаться, искать не только исполнителей, но и истинных убийц, то есть заказчиков. Если же предположить, что Шмаков получил пятьдесят тысяч "зеленых", то он не подпустит его, Максима, к Арсеньевску на пушечный выстрел. Предположение, конечно, с известной долей натяжки, но если уж рассматривать все варианты, то следует допускать и такой, самый гнусный. Шмаков отвалит изрядную сумму и сюда, в Москву, чтобы Максима замотали в рутинной работе, не выпускали из поля зрения.
Подозревать приходилось всех.
Степаненко не раз вспоминал шуточный разговор с Колешкой о характере его работы, когда тот ответил, что занимается клонированием тлей. Кажется, тогда Колешко утверждал, что для воплощения его идеи нужны деньги, труд, усилия многих людей: техников, ученых, простых ра-ботяг-лаборантов, которые способны месяцами снимать показания с датчиков, проводить исследования. Вероятно, среди них найдутся союзники. Стоит только поискать. Но для этого нужно иметь свободное время, очень много свободного времени. А отпуск у Максима был только в декабре.
И все-таки, почему Колешко обратился к нему? Разве только для того, чтобы вернуть "Ау-ди"? Ведь попросил отвезти домой! Не просто так, не на уху пригласил, а чтобы обезопасить себя. Но почему - не говорил, скрыл, что у него крупная сумма. Неужели так боялся бандитов? А его последние слова по сотовому телефону: "Теперь я выжатый лимон, я им все рассказал. Это миллиарды, это многие миллиарды долларов, Макс, они ничего не понимают. Это будущее России…"
Нет, что-то здесь было не так…
Максим терялся в своих предположениях, не знал, что предпринять…
Человек чувствует себя одиноким, если в трудные минуты жизни ему приходится самому принимать то или иное решение. Если у человека есть старший товарищ, к которому можно обратиться за советом, за дружеской поддержкой, даже просто за участливым словом, то чувство одиночества исчезает.
У Максима был такой человек. Роберт Гаврилович Селезнев вышел в отставку из органов пару лет назад. В свое время Степаненко проходил вместе с ним стажировку в "Интерполе". Селезнев, будучи уже в возрасте, получил возможность поехать на Запад в качестве поощрения. Степаненко, впервые попав в настоящий капиталистический город, ощутил невероятный азарт. Кровь играла в жилах, душу пронизывало авантюрное настроение. Селезнев не разделял его воодушевления, только посмеивался. Как ни крути, они потомки чекистов, надо держать марку, и по борделям особо не шастать.
Степаненко не знал, была ли у Селезнева эта поездка на Запад первой, но тот вел себя совершенно спокойно, словно все внешняя, красочная сторона западной цивилизации утратила для опытного разведчика ощущение новизны.
У них было много свободного времени. Кровь у Степаненко бурлила. Селезнев лишь ради чувства товарищества сопровождал его в ночных похождениях. Перебирали адреса борделей, причем Селезнева больше всего интересовала цена - хотел сэкономить и на этом. Да и по тем временам доллар имел значительно больший вес, чем сейчас, пожалуй, до августовского кризиса девяносто восьмого. Селезневу хотелось привести как можно больше "баксов" в Россию. Он утверждал, что на это "дело", он имел в виду девочек, в России можно было потратить гораздо меньше и с большим успехом.
Однажды они попали в передрягу. Пришлось расстаться с золотыми часами и приложить все усилия к тому, чтобы их не сдали в полицию. Общие невзгоды если не сдружили, то сблизили Максима с Селезневым. Потом, после стажировки, они иногда встречались, обменивались мнениями по тем или иным проблемам. Как-то незаметно Селезнев стал играть роль старшего друга и советчика. Обладал большим опытом, ошибался редко.
На этот раз Степаненко напрямую попросил у Роберта Гавриловича совета. Что делать? Как найти убийц друга?!
- Так-с, - задумчиво произнес Селезнев. - Ты наговорил мне бочку арестантов Колешко, Богомолов, бандиты, рюкзак с долларами, Шмаков, жена Колешки, двое маленьких детей. Ты скажи, какая твоя цель?
Степаненко внимательно и с горечью в глазах посмотрел на Селезнева.
- Вижу, ты и сам толком не знаешь, чего ты хочешь, - пробурчал Роберт Гаврилович. - Видимо, ты хочешь просто очистить свою совесть, да? Или все же отомстить за друга?
- Я хочу восстановить истину…
- Нет, дорогой, - проговорил Селезнев. - Тебе стыдно за собственную беспомощность перед Ирой, женой убитого Колешки…
Степаненко не совсем уверенно кивнул.
- А может, в тебе играет подспудное желание завоевать сердце дамы. Ты как-то обронил, что Ира твоя бывшая пассия…
- Не совсем… - воспротивился Степаненко. И подумал: "Вот черт, в проницательности не откажешь… Знал бы, какую лунную ночь я провел с Ирой, вообще разложил бы на лопатки…"
- Ну, если не хочешь вернуть расположение женщины, это уже лучше… Кстати, она тебе сейчас не перестала нравиться?
- У меня были женщины и получше.
- М-да. Ладно, в любом случае толку от того, что ты станешь разворачиваться в Арсеньев-ске, не будет, - сказал Селезнев. - Колешку не вернешь. Кого-то упечь в тюрягу на скорую руку не получится. Все же, Максим, советую тебе пару раз съездить в академгородок, пошурудить там. Это успокоит тебя… А потом, потом пройдет время, все забудется… Скорее всего дело Колеш-ки - обычная уголовщина. Хуже будет, если тебе повезет…
- В каком смысле?
- Если ты натолкнешься на что-нибудь серьезное. В таком случае ниточки обязательно выведут в Москву.
- Значит, все-таки стоит этим делом заняться? Только вот как? Начальство категорически против.
- Да это тебя Шмаков заложил. За ним числятся кое-какие грешки, вот он и против того, чтобы кто-то лишний в его парафии шурудил. Вот что. Ты поезжай в Арсеньевск. На выходные. Пару раз съездишь, а там будет видно. Кстати, этот Богомолов - стреляный воробей. К нему присмотрись. Дам я тебе адресок одного человечка. Правда, он уже в летах. Он в деле, конечно, уже не помощник, но переночевать у него сможешь.
- А как, Роберт Гаврилович, расценивать последние слова Колешки…
- А?! Будущее России? Не знаю, - Селезнев пожал плечами. - Ученые всегда с таким, понимаешь, вывихом. Они более чем кто способны переоценивать собственные достижения.
- Алексей мне показывал действующий образец, - сказал Степаненко. - Не знаю, насколько он был эффективен…
- Допустим, - прервал его Селезнев, - твой друг и в самом деле что-то там изобрел. Допустим, что иностранцы "заказали" братве этот кристалл или что там у него было. Даже если они завладели опытным образцом, это ничего не даст. Саму технологию изготовления им не выкрасть… Не совсем серьезно все это.
Глава XXIV. Эльвира
Солнечный луч пробился через щель в шторах, подкрался к красивой спящей женщине и разбудил ее. Эльвира шумно вздохнула, понежилась и открыла глаза. Часы показывали половину десятого. Повернувшись на бок, Эльвира погладила плюшевого тигренка, лежавшего под боком. Как было бы хорошо, если бы поутру ее кто-нибудь так гладил.
Как ей не везет в последнее время. Несмотря на физическое здоровье, она чувствовала себя глубоко несчастной. Нет, она была замужем, но муж у нее был болен глупой и непорядочной болезнью. Его интересовали только маленькие девочки.
Эльвира прошла в ванную комнату, напустила воды и скользнула в нее. Вода едва не выплеснулась через край. Как давно она не была на юге, как давно у нее не было поклонника!
Она испытывала повышенную потребность в мужской ласке даже тогда, когда муж, скрывая свою редкую болезнь, жил с ней. Нельзя сказать, чтобы он не исполнял свои супружеские обязанности, но все происходило механически, без огонька, без задора. Он-то, вероятно, и выбрал ее в жены, уже зная, что у нее в первом браке не было детей. А когда они удочерили двоих девочек, уже больших, Эльвира поняла, что с сексуальной ориентацией мужа что-то не совсем в порядке. И однажды она застала его с одной из удочеренных.
Эльвира пыталась развестись, но он смог убедить ее, что это лишнее. Можно жить порознь и наслаждаться жизнью. Несмотря на свой порок, муж быстро продвигался по служебной лестнице. Она не знала, чем он там занимался, но у него всегда водились деньги, и деньги немалые. Он выстроил себе шикарную дачу, скорее не дачу, а настоящий маленький дворец, обнес ее высоченной металлической решеткой и занимался в этом дворце со своими маленькими стервами-прости-туточками тем, что могла породить его разнузданная и извращенная фантазия.
Единственное, что он требовал от нее - вести на людях себя как можно пристойнее. Арсеньевен - городок маленький, все на виду. Этим он ограничивал ее свободу в отношениях с мужчинами. Многие из знакомых и свободных мужчин просто боялись Эльвиры. Кому взбредет в голову иметь жену руководителя регионального управления ФСБ в любовницах?
Тогда Эльвира связалась с теми людьми, для которых большинство людских законов не писаны. Она поняла свою ошибку слишком поздно. Эти люди были хуже зверей. Они и были звери. Она заинтересовала их в первую очередь только для того, чтобы ее муж оказался у них на крючке. Так и вышло.
А время шло, уходило безвозвратно. Ей казалось, что она стареет с каждым днем. В своей интимной жизни Эльвира все больше стала предаваться фантазиям, все чаще увлекалась спиртным. Подумывала даже попробовать наркотики. Может, думала она, новые, неизведанные ощущения заменят хоть на какое-то время неизбывную тягу живой, бунтующей плоти к противоположному полу.
Муж обеспечивал ее достаточно, она могла и не работать, на работе были подруги, коллектив, хоть какое-то общение с людьми. Она мечтала найти человека, с которым она бы могла, как вычитала у какого-то писателя, состариться.
Нельзя сказать, чтобы она сидела сложа руки. Ходила по ресторанам, кафе. В Арсеньевске ресторанов было всего два, в гостинице и в центре города. Зато всяких забегаловок была уйма. Но в них ошивалось одно жлобье. Все чаще ее походы по питейным заведениям заканчивались тем, что какие-то люди настойчиво усаживали ее в машину и приказывали таксисту или частнику везти домой. Однажды ей удалось затащить такого таксиста в постель. Он, торопливо сделав свое дело, быстро смотался, даже не захватив ее телефон, который она настойчиво предлагала. Глупенький, он не знал, какие райские наслаждения его могли ожидать.
Эльвира вышла из ванны и стала перед трюмо в прихожей выбривать подмышки. Зеркало трюмо бесстрастно отразило женщину с фигурой не более как тридцатилетнего возраста. Налитая грудь, полные плечи, мощный, но стройный торс с закругленными бедрами. То, что она не рожала, сохранило ее тело, но так хотелось отдать кому-то свою нежность. Черные глаза были загадочны, а пухлые губы так и манили поцеловать.
Эльвира улыбнулась сама себе и вспомнила, как на ее день рождения к ней неожиданно приволокся какой-то мужнин коллега. Стоило ей повести бровями, как он без ума набросился на нее, пробовал завалить, как самец. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы она не опомнилась…
Правда, она была в тот день в дурном расположении духа. В ее день рождения к ней пришла только одна из подруг… Только одна!
Эльвира подумала, что если бы не легкая проседь в черных волосах, ей можно было бы дать лет двадцать пять, хотя он, конечно, намного старше.
А тот мужчина, коренастый блондинчик, ничего себе. Затвердело у него мгновенно. Поди, он нормальный семьянин, жена, дети. Вот бы ей такого…
Эльвира внимательно посмотрела на себя. Нет, она слишком располнела в последнее время. Надо сесть на диету, иначе она превратиться в этакую клушу…
Она взбила волосы, решив прическу сделать к вечеру. Надев белье, черную юбку и легкую белую блузку, Эльвира спустилась во двор, вышла на улицу и, выстукивая каблуками по тро-туару неторопливую мелодию одинокой женщины, отправилась на прогулку.
Навстречу ей попалась парочка в обнимку. Еще какие-то сосунки, не обращая внимания на прохожих, целовались на лавочке в тени вековой липы. Эта несносная молодежь раздражала ее. Городишко такой провинциальный, а нравы как в Москве или Питере.
Это раздражение дало ей повод зайти в первый попавшийся по пути бар.
Глава XXV. Степаненко продолжает действовать
В пятницу Максиму удалось вырваться с работы пораньше. Дорога в Арсеньевен заняла чуть менее четырех часов. Степаненко хотел весь вечер пятницы посвятить активным поискам убийц Колешки. В выходные особо не развернешься… Впрочем, за двое суток он надеялся разыскать хоть что-нибудь, что могло вывести на след внезапно пропавшего ученого.
По адресу, который дал Степаненко Селезнев, в старой хрущовке-полуторке на втором этаже проживал мрачный старикан с кустистыми бровями - некто Воронов Владимир Степанович. Степаненко представился, назвал имя Селезнева. Старик пошевелил бровями, поправил желтенький динамик слухового аппарата в ухе, достал с антресоли подушку без наволочки, из темновишневого шкафа - стопку постельного белья. Провел в меньшую комнату квартиры, указал на диванчик без покрывала, буркнул:
- Ключей не дам. Я всегда дома.
Вслед за этим старик предложил чаю. Степаненко вежливо отказался.
- Тогда чего-нибудь покрепче? - старик немигающими, выцветшими глазами посмотрел на гостя.
- Вечером, Владимир Степанович, - согласился Степаненко. - Пока у меня дела, а я за рулем.
Воронов понимающе зачмокал. Степаненко быстро покинул свое новое пристанище. Он решил еще до вечера попытаться установить контакт с теми людьми, которые могли опознать на фотороботах типов, причастных к гибели Колешки. Фотороботы он сочинил на компьютере по памяти. Он видел бандитов, когда они стреляли в него из автомата. За компьютером помогал ему Дима Сидоренков. Он каждые выходные все предлагал совершить грибной поход.
Степаненко подъехал к первому попавшемуся по дороге пивному бару. Внутри заведение было отделано под псевдорусский стиль со стволами настоящих берез, бочками на цепях, братинами и прочим этнографическим барахлом.
Было около восьми вечера. У стоек торчала молодежь, уставившись в телевизор, по которому крутили то ли клипы, то ли боевики. Степаненко взял кружку темного пива, уселся за стол таким образом, чтобы ему было видно лицо работающего бармена. Телевизор глушил и раздражал.
Понаблюдав за барменом, Степаненко решил, что ему можно показать фотороботы бандитов. Для начала Степаненко показал фоторобот лица кавказского типа. Бармен пожал плечами. И совершенно неожиданно взгляд Степаненко скользнул по фигуре женщины, сидевшей рядом на высоком табурете. Стройный стан был туго схвачен черной юбкой. Максиму почему-то показалось, что он знаком с этой женщиной. Он взглянул со стороны и чуть не оторопел. Нет, он не ошибся. Женщина оказалась уже известной ему женой Шмакова.
Ошибки быть не могло. Правда, теперь черные волосы казались не так черны; они были с проблесками ранней седины, а юбка слишком туго обтягивала бедра, что указывало на их полноту. Вообще, женщина на этот раз имела весьма затрапезный вид: стакан в руке усиливал это впечатление.
Почувствовав, что ее разглядывают, жена Шмакова посмотрела в сторону, затем оглянулась. Несколько мгновений она не узнавала Максима, затем ее брови изогнулись, а губы брезгливо дернулись.
- Добрый вечер, - улыбнулся женщине Степаненко. - Вы не против, если я присоединюсь к вам.
- Не возражаю, - ответила она, слегка подвинулась, хотя в этом не было никакой необходимости. Она указала глазами на соседний табурет и сделала какой-то жест бармену. Степаненко обошел женщину и уселся на табурет. Бармен поставил перед ними две рюмки и наполнил их коньяком.
- Это в качестве компенсации, - указала женщина глазами на рюмку, - за ваш не совсем удачный визит.
- Благодарю, - ответил Максим. - Сдается мне, в прошлый раз мы выступали в одинаковых ипостасях, и посему несем ответственность в одинаковой мере.
- Потому рюмки и две, - быстро нашлась с ответом женщина.
- Если бы и на этот раз вы отказали мне в компании, уверяю вас, я стал бы вас преследовать более настойчиво, - сказал Степаненко, согревая коньяк в ладони.
- Почему?
- Вы из той редкой породы женщин, от которых мужчины теряют не только головы.
- Вот как? - женщина кокетливо поправила прическу и облизала пересохшие губы.
- Думаю, нам пора узнать имена друг ^руга, я могу напомнить свое имя.
- Не надо. У меня, как жены… - женщина замялась, подыскивая нужный оборот речи, - жены работника определенного ведомства прекрасная память.
Степаненко отметил, что у женщины при произнесении последней фразы конвульсивно передернулись плечи.
- Вас зовут Максим, а меня Эльвира.
Говорили они громко, чтобы перекричать музыку, глушившую разговор.
- Думаю, что нам есть о чем поговорить, Эльвира, - сказал Степаненко. - Только здесь шумновато.
Женщина насторожилась.
- Послушайте, давайте поужинаем, - предложил Степаненко. - Вместе. Или вам нравится здесь?