Женщина повернулась к двери, стала сражаться с замками, беспомощно оглянулась. Максим посмотрел ей в глаза и прочитал в них затаенное страдание. Страдание от одиночества, от какой-то непонятной безысходности. Если он сейчас уйдет, то навсегда останется врагом красивой и изящной, хотя и крупноватой женщины. Она готовилась к празднеству, к шуму, к веселью, возможно, к любви, но на ее праздник никто не пришел. Разве что одна из подружек…
Степаненко шумно втянул воздух, в нос ударил запах ее волос, тонкий аромат духов, скрытый, далекий запах ее тела. Ему почему-то стало не по себе.
- Помогите, - прошептала женщина. - Тут столько замков, что я…
Он кивнул, слегка отстранил ее, стал щелкать рычажками замков и, покосившись, еле устоял на ногах, так закружилась голова. В разрезе платья он увидел, как спелый налив, ее грудь.
Замки были побеждены. Женщина распахнула перед ним дверь и холодно пожелала всего хорошего.
Дверь медленно закрывалась за спиной Степаненко, но до конца так не захлопнулась - он услышал тихий голос женщины:
- Вы не представились?
- Максим, Максим Степаненко, - поспешно, полушепотом произнес майор.
- Если он появится, я сообщу ему… - сказала она, открывая дверь пошире и опираясь на косяк.
О, какая дивная поза!
- Но все-таки, как мне его найти?! - почему-то тоже прошептал Степаненко.
Женщина поманила пальчиком Максима внутрь квартиры. "Определенно, я стал пользоваться успехом у женщин, - подумал Степаненко, отважно шагая в квартиру, - вчера Ира, теперь вот эта…"
Он шагнул внутрь квартиры, прикрыл дверь за собой. Ее руки внезапно обвили его шею. Он было отпрянул, но уперся спиной в дверь. Женщина прижималась к нему всем телом, поймала его взгляд. В ее глазах была, как выразился бы поэт, бездна. Их губы слились в поцелуе. Рефлекторно, сам того не желая, Степаненко положил руку пониже ее спины. Через тонкую ткань не прощупывалось белье.
- Идем, - с трудом владея собой, произнесла женщина. При этом ее рука безошибочно, дважды, щелкнула замком, надежно запирая дверь.
Степаненко на ходу сбросил пиджак, но едва наклонился над страстной хозяйкой квартиры, как она неожиданно вскрикнула… и изо всех сил, наотмашь, влепила Максиму звонкую пощечину. Оплеухи, следовавшие одна за другой, ошеломили на минуту Степаненко.
- Ах ты… - вскричал опешивший Степаненко. - Блядь благородных кровей! - выругался он, держа хозяйку квартиры за руки. Она вырвалась из его рук, хотела броситься к двери, но он сильно толкнул ее, заступил дорогу своим телом и стоял, остолбеневший, с налитым кровью лицом. Ему нужно было забрать собственный пиджак, но таким образом, чтобы не выпустить женщину из квартиры. Чего доброго, эта дура начнет кричать, что ее изнасиловали!
Некоторое время они, тяжело дыша, не сводили друг с друга глаз.
- Вот что… - наконец сказал он спокойно. - Не знаю как вас по имени-отчеству. Я сам понимаю, что это не совсем красиво… И за поступок мой, и за скверное слово прошу прощения.
- Мне не нужны ни ваши извинения, ни, тем более, вы сами… Уходите.
Пиджак мигом очутился на нем. Но Максим не ушел, а молча стал ходить по комнате. Он понимал, что женщину прежде всего надо успокоить. Она сидела в кресле, потихоньку всхлипывая, то и дело вытирая неизвестно откуда появившимся платочком лицом. Ткань платья на груди была в темных пятнах от слез. Настоящих, неподдельных.
- Вам надо принять что-либо успокоительное, - сказал Степаненко. - Хотите, давайте выпьем. Вместе…
- Я и так уже пьяна, - женщина охватила лицо руками.
- Где я могу найти Андрея Шмакова? - Степаненко боялся, что его голос прозвучал опять слишком жестко.
Женщина поднялась, подошла к секционному шкафу, откинула створку, быстро набросала на клочке бумаги адрес, через плечо подала Максиму.
- Не надо давать волю чувствам, - вздохнув, сказал Степаненко.
- А вам не надо строить глазки, - уже успокоившись, сказала женщина. - Надеюсь, вы не станете трепаться…
- А ничего не было…
- Да, ровным счетом ничего, - женщина, словно в знак примирения, улыбнулась, тяжело вздохнув при этом. - И не думайте, что вы победили. Адрес я дала, потому что… Словом, Андрей почти не бывает дома…
По адресу, раздобытому столь странным образом, Степаненко нашел за городом приличный коттедж, обнесенный металлической решеткой в человеческий рост.
Калитку открыла толстогрудая женщина с немигающим взглядом. Степаненко представился. Женщина провела Степаненко в дом, усадила в гостиной на диван, обтянутый коричневым американским велюром. Не успел Степаненко как следует осмотреться, как в гостиную вошла девушка лет тринадцати-четырнадцати. Она казалась значительно старше своего возраста, с развитой фигурой.
"Дочь?! - подумал Степаненко. - Конечно же, не жена и не любовница… Правда, на мать не похожа…"
Девочка поздоровалась, уселась на другой конец дивана и, откинув полу пеньюара, демонстративно заложила нога за ногу таким образом, что стали видны ее трусики.
"Это еще что за новости?" - подумал Степаненко, отводя взгляд.
- Папа скоро будет? - не выдержал он напряженного молчания.
- Сейчас придет, - тоненьким, певучим голоском ответила девочка, сняла ногу с коленки, раскинула полы пеньюара, плотно сжав коленки.
Степаненко неодобрительно посмотрел на девочку. Совсем еще подросток. Хотя фигура что надо. Такие уже чувствуют зуд не только в гениталиях, но и всей шелковистой, туго натянутой кожей, которая уже не могла обойтись без раздевающего взгляда и того, что следовало после. Впрочем, эта девица переросток. В смысле - тело выросло, а мозг немного отстал. Поэтому стоит ли любоваться ляжками девицы, выросшими, словно у бройлерных цыплят, но с такими же куриными мозгами?!
А девица засунула пальцы в трусики и уставила немигающий взгляд на Степаненко. Хорошо сформированная грудь при вздохах подымала шелковый зеленый пеньюар.
"Детская нимфомания…" - мелькнула мысль, когда Степаненко внимательно изучал лицо с сочными зовущими губами, обрамленное короткой подростковой прической. Взгляд у девочки был наглый, вызывающий.
Стукнула дверь. Девочка отдернула руку, закрыла полы пеньюара.
В гостиную вошел хозяин, высокий плечистый мужчина лет сорока пяти. Широкое открытое лицо со спокойным взглядом вдумчивых глаз, уверенные движения, медленная походка - все говорило о том, что характеру этого человека не свойственна суетливость, торопливость.
"Мужчина как мужчина, а дочь - блядь", - подумал Степаненко. Поздоровавшись, он на какое-то мгновение задержал руку Максима в своей руке, бросил тревожный взгляд на девочку.
- Алиса, мне нужно поговорить с гостем…
Девочка послушно встала и удалилась.
Степаненко рассказал о случившейся с молодым ученым неприятности, опуская кое-какие подробности. Он представил все, что произошло с Колешко, как внезапный, не мотивированный ничем наезд бандитов. Руководитель регионального управления ФСБ внимательно слушал его.
- Беда мне с этими учеными, - сказал он. - Готовы годами корпеть над своими пробирками, установками и черт знает над чем еще, а когда у них что-нибудь получается, требуют вознаграждения. Раньше все было отлажено: госпре-мии, звания, почет, персональные дачи и прочее. Теперь всего этого нет, кануло в Лету. Вот они и засуетились… Одни сразу уехали, другие тут что могут распродают… А Колешко, - Шмаков наморщил лоб. - Нет, без картотеки я не вспомню. Кажется, до недавнего времени был засекреченным. Ну да ладно. И что же ты просишь у меня для твоего Колешко?
- Ненавязчивый контроль.
- Mr, - Шмаков нахмурился. - Это сложно.
- Если на Колешко обратили внимание местные преступники, то это не так сложно, как вы думаете…
- Местные? Вряд ли. Впрочем, помогу. Ничего не обещаю, но займусь. В прошлому году тут прихлопнули одного, так сказать, посредника. По фамилии Карпов. Конечно, еврей, и конечно, что-то вроде промышленного шпионажа. Все вынюхивал, где что плохо лежит. Я имею в виду те технологии, которые раньше были задействованы в оборонке, а теперь остаются невостребованными.
- Я попробую через Москву организовать прикрытие, - сказал Степаненко. - Думаю шугануть бандюг, чтобы они оставили Колешку в покое.
- Шугануть? - удивленно повел плечами Шмаков. - Вряд ли тебе это удастся.
- Почему?
- Полагаю, что он сам станет искать с ними встреч.
- Но он не такой, как они.
- Знаешь, Максим, я определил в людях, с которыми имею дело по роду занятия, несколько типов поведения: обычная братва - дуболомы; начальство братвы - паханы, это которые похитрее. Вот два типа поведения. Еще два - иностранная разведка и женщины. И за последние годы выкристаллизовался пятый, особый тип поведения. Присущ исключительно ученым.
- И в чем же он заключается?
- В любом случае они сначала тратят жизнь на черт знает что, а когда обнаруживается, что кроме их пробирок и установок есть еще и солнце, и все то, что под этим солнцем греется, бросаются наверстывать упущенное время. Вот есть тут у нас академик Богомолов, может быть, ты слышал. Известная фамилия. Крупнейший авторитет в области радиоэлектроники. Так вот, старую жену пробросил, уже пенсионерку, а взял, прости за невольную рифму - почти пионерку. Были бы парткомы, старушка пришла бы жаловаться туда. А так - заявилась ко мне, плачет, верните мужа…
Шмаков говорил, а Степаненко слушал его вполуха, все время думал о странном поведении его жены. Да и дочери. Впрочем, большой странности тут не было. Жили порознь. Отец с дочерью, мать отдельно.
- …а тут вышло, что инвестиции, которые Богомолов привлек для своих исследований, исчезли неизвестно куда, - продолжал Шмаков. - Какое-то общество с ограниченной ответственностью взяло деньги, обещали прокрутить и вернуть с лихвой, но вдруг исчезли… Прокуратуре тут работать да работать, а тихо все. Значит, поделились. Нынче все делятся… Администрация Президента с ФСБ, ФСБ с МВД, менты с преступниками, убийцы с жертвами…
Глава XXII. Степаненко
После контакта со Шмаковым Степаненко в тот же день возвратился в Москву. На следующий день его вызвало начальство и он получил первую головомойку. Нет, не за несанкционированное отсутствие, а за то, что вмешивался в дела регионального управления ФСБ. И хотя Степаненко понимал, что никуда он не вмешивался, крыть ему было нечем. Промолчал. Он понимал, что Шмакову достаточно было сделать один звонок и пожаловаться, чтобы здесь, в Москве, приняли соответствующие меры. Вероятно, вокруг до недавнего времени закрытого НИИ крутились хорошие деньги, и кто-то побеспокоился, чтобы чужие не совали туда нос.
Домой Степаненко попал лишь поздно вечером - пришлось по работе наверстывать упущенный день. Как обычно его встретил на лестнице пушистый полуперс. Он вплелся в ноги и стал мордочкой тереться о ботинки.
Кота вырастила мать. После ее смерти Степаненко отдал пушистого наглеца соседке. Та иногда выпускала кота на лестничную площадку, где он с любопытной тоской смотрел в щель лестничных маршей. Когда Степаненко возвращался домой, кот иногда встречал его. Случалось и так, что животное по привычке заходило в прежнее жилище, жило у Максима до тех пор, пока он не возвращал его соседке или выдворял на лестничную площадку. Слишком больно Максиму было видеть, как кот разгуливает по квартире в поисках прежней хозяйки. Сердце екало от неприятного воспоминания - мать обожала кота, казалось, больше, чем сына.
Неприятности на работе почему-то всегда ассоциировались с матерью. Кот вился в ногах, когда Степаненко открывал квартиру. На этот раз раздосадованный незаслуженным нагоняем на работе, Степаненко не выдержал и отшвырнул кота ногой. Полуперс обиженно зашипел.
Последующие дни он пытался выйти на бандитов. Перебрал картотеку, переговорил с многими сотрудниками, и через несколько дней ночью Степаненко разбудил звонок сотового телефона. Звонил Колешко.
- Максим, буду краток. Бандиты осадили дачу.
- Что? Тебя плохо слышно, говори громче! Ты по сотовому?
- Да. Я уже вызвал милицию. Но боюсь, они не успеют.
- Тогда отдай деньги. Понял?! Отдай…
В трубке послышалось шипение.
- Говори же, - почти прокричал Степаненко.
- Жалко. Жалко денег… - слышалось в трубке.
- Я потом этих бандюг из-под земли достану… - опять прокричал Степаненко. - Всю службу на ноги поставим.
- Эти деньги несколько незаконные… Я же тебе рассказывал. Пойми, - слышалось в ответ. - Теперь я выжатый лимон, я им все рассказал. Это миллиарды, это много миллиардов долларов, Макс, они ничего не понимают. Это будущее России.
- Какие миллиарды? Ты бандитам отдай деньги. Не погибать же из-за этого мусора? И сам погибнешь, и жена, и дети. Отдай деньги!
Потом Степаненко услышал странный звук, похожий на грохот ломаемой мебели, звон разбитого стекла. Возможно, это и был именно этот звук. Степаненко представил, как на дачу пробираются вооруженные до зубов бандиты, вышибают дверь или приставляют к окну второго этажа лестницу… А там дети, Ира.
Степаненко закричал в телефон:
- Скажи номер свой! Свой номер назови!
Но трубка не отзывалась. Ровное шипение доносилось из нее, словно кто-то жарил на сковородке только что отваренные шампиньоны.
Степаненко чертыхнулся. Быстро оделся, сунул пистолет в подплечную кобуру, сотовый телефон - в карман, бросился из квартиры.
Как достать вертолет?
Прямо из машины позвонил знакомому пилоту, обслуживавшему их ведомство. Сонный голос ответил:
- Извини, не могу. Даже утром и весь завтрашний день. В прошлый раз и так влетело. Если бы попутный рейс - пожалуйста.
"Нет, я не успею, - лихорадочно думал Степаненко, выруливая на Рязанское шоссе. - Путь неблизкий".
К рассвету он прибыл на дачу Колешки. В доме и на участке уже хозяйничала милиция. По их мрачным физиономиям он понял, что произошло самое ужасное, что могло произойти. Оттолкнул на пороге возникшего перед ним сержантика, прошел по лестнице на второй этаж. Ира, жена Ко-лешко, с воем бросилась к нему.
- Где Алексей…
- Они… Они забрали его с собой, - с трудом выговорила Ира и зарыдала.
Он обнял ее, усадил на диван. Насмерть перепуганные дети забились в угол, подтянув одеяло под подбородки.
В комнате появился широкоплечий мужчина в милицейской форме, еще один в штатском, два дюжих омоновца.
- Кто вы такой? - спросил широкоплечий.
- Я майор ФСБ Максим Степаненко.
- Если вы из ФСБ, - сказал широкоплечий, - у вас должно быть официальное предписание для участия в следственных действиях…
- Колешко мой друг.
- Тогда вообще вам здесь не место, - нагло заявил мужчина в штатском.
- А вы кто такой? - почти пронзительно прокричал Степаненко, теряя над собой контроль.
- Я? Руководитель следственной бригады майор Якушев, - проговорил мужчина в штатском. - Если вы… из Москвы, друг семьи, разрешения все равно надо спрашивать, а не лезть напролом. Вы толкнули сержанта милиции. Это вам не Москва.
Не отвечая, Максим потянул за руку Ирину. Она послушно двинулась за ним. Закрывшись в спальне, Степаненко попросил Иру рассказать, что произошло. Всхлипывая и дергаясь, бедная женщина сообщила, что все началось с того, что вечером соседи обнаружили мертвого пса.
- Байкала?
- Да, они отравили его. Я сразу подумала, что это отравление. Но Алеша не захотел тебе звонить.
- Почему?
- Ты что, не знаешь его? Он никогда не обращается за помощью к другим, он привык полагаться только на самого себя… И вот… Ночью они ворвались сюда… Сначала на первый этаж… Мы забаррикадировались в зале… Там мебель потяжелее…
- У него было оружие?
Ира взглянула на него. Глаза были запухшие.
- Не бойся, говори.
- Да, - прошептала она. - Он выстрелил, раз или два. Нет, точно два раза. Больше патронов у него не было… Они выломали дверь, набросились на него… Я кричала, я звала на помощь, но что я могла поделать?
- Ты сделала все, что могла, успокойся, не кори себя. Значит, они увезли его?
- Да.
- Они деньги нашли? - полушепотом спросил Степаненко.
Ира взглянула на него.
- Нет, кажется, нет.
В дверь раздался стук.
- Тсс, - прошептал Степаненко. Дверь отворилась, заглянул следователь в звании майора.
- Нам надо для протокола… Допросить… - запинаясь, проговорил он. Рубашка на нем была явно не свежая, глаза злые, красные, чувствовалось, он измотан, давно не может выспаться как следует.
Ира вопросительно взглянула на Максима. Он кивнул ей.
- Пострадавшая, следуйте за мной… - сказал майор.
Понимая, что допрос продлится долго, не теряя времени, Степаненко ринулся в город, к Шмакову. Увидев Степаненко, тот встревожился. Максиму даже показалось, в его глазах затаился испуг.
- Знаю, в курсе, - проговорил Шмаков, - но поделать ничего не могу. Это обычная уголовщина.
- Его похитили, - сказал Степаненко. - Надо организовать поиски.
- Этим уже занимается милиция, - спокойно добавил Шмаков и холодно добавил: -
Насколько мне известно, тебе запретили заниматься этим делом.
"Вот оно что, - подумал Степаненко. - Не все так просто…"
- Все-таки надо помочь, - в голове Максима появились просительные нотки, - по-товарищески, как коллега коллеге, Андрей Ильич, помоги.
- Твоего друга "рубанули" обыкновенные бандиты, - сказал Шмаков. - Тут нет ни политики, ни каких-либо государственных интересов. Одни частные интересы…
- Любой государственный интерес состоит из суммы частных… Да ладно, - вздохнул Степаненко, понимая, что добиться помощи от Шмакова без указки из Москвы он не сможет и придется действовать самому. Он молча, не прощаясь, направился к выходу. Получалось, что на дачу Максим вернулся ни с чем. Следователи, окончив свою писанину, уехали, оставив возле дачного участка милицейский наряд. Убитые горем жена Колешки и дети сидели в доме одни. Сейчас Ира вовсе не походила на ту очаровательную замужнюю женщину, способную провести ночь при луне с чужим мужчиной. В ее глазах читались испуг и вина. Точно такую вину испытывал и Максим. И вдобавок к ней - стыд за собственное бессилие предпринять все, чтобы немедленно найти пропавшего отца семейства.
Глава XXIII. В Москве
Степаненко вернулся в Москву. Утром следующего дня ему позвонил Шмаков. Сочувственным голосом он сообщил, что Алексея Колешку нашли мертвого на дне озера… Вызванные из Арсеньев-ска водолазы вытащили из воды еще не успевшее разбухнуть тело. Труп обезображен до неузнаваемости. На теле видны следы пыток.
- Благодарю за информацию, - ледяным голосом проговорил Степаненко. - Всего хорошего.
Он пошел к начальству и взял отпуск за свой счет на несколько дней. Нужно было помочь Ире. Его отпустили.
- Но никакой самодеятельности, - предупредил его начальник управления. - Хватит с нас тех жалоб, что уже есть. Менты есть менты, не встревай.