...
ИСКУССТВО УПРАВЛЕНИЯ: Первое свойство человеческой натуры, напрямую связанное с храбростью и также необходимое каждому лидеру, – это уверенность в собственных силах.
Это не было бахвальством. Какие бы решения ни принимал Черчилль, какие бы посты ни занимал, в каких бы ситуациях ни оказывался, он никогда не терял веру в себя, твердой рукой реализуя намеченные планы.
Подобная уверенность не в последнюю очередь была связана с непоколебимой верой нашего героя в то, что его ожидают великие дела.
"Я верю в свою Звезду, верю в свое предназначение", – писал леди Рандольф 22-летний субалтерн [589] .
Дженни Черчилль была далеко не единственным человеком, с кем Уинстон беседовал о своем будущем. Во время англо-бурской войны он скажет одному из своих сослуживцев:
– Поверьте моим словам, я стану премьер-министром Англии до того, как умру [590] .
Когда близкие Черчилля будут беспокоиться за него во время боев в Южной Африке, он ответит:
"Не волнуйся! У меня твердое предчувствие, что я создан для чего-то большего и буду сохранен" [591] .
Аналогичные мысли он будет высказывать и в годы Первой мировой войны, успокаивая свою супругу Клементину:
"Пойми же меня, бессмысленно беспокоиться из-за этих мелочей. Это всего лишь шанс или судьба. И наши шаги сбившихся с пути людей уже давно распланированы. Все, что нам остается, это с головой окунуться в игру, просто и естественно приняв ее правила и передав свою жизнь в руки Господа" [592] .
– Все мы черви, но мне хочется верить, что я светлячок, – заявит он дочери премьер-министра Вайолет Асквит во время их первой встречи летом 1906 года [593] .
В 1907 году, путешествуя по Африке, 32-летний Черчилль скажет губернатору Уганды Хескету Беллу, что к сорока трем годам станет премьер-министром. Почему к сорока трем? Именно столько было в тот момент мистеру Беллу [594] [595] .
Друзья и близкие Черчилля были поражены его ощущением судьбы. Во время англо-бурской войны он предложил своему коллеге, журналисту Дж. Б. Эткинсону, отправиться вместе на рекогносцировку местности на бронепоезде. Услышав отказ, Уинстон произнес скороговоркой:
– Ты прав. Но у меня такое ощущение, своего рода интуиция, если я поеду, что-то произойдет. Это нелогично, я знаю.
Предчувствие будущего премьера не обманет. Бронепоезд попадет под обстрел, сам Черчилль будет пленен, а дерзкий побег принесет ему первую славу.
– Неужели Уинстон идет рука об руку со сверхъестественными силами, которые указывают ему путь? – воскликнет Эткинсон [596] .
"Я часто задавалась тем же вопросом, – добавляет леди Бонэм Картер. – Снова и снова наблюдая за жизнью и успехами Черчилля, я приходила к выводу, что у него была непосредственная связь с судьбой. Когда говоришь об Уинстоне, трудно не поверить, что его жизнь не направлялась сверхъестественным лучом, – кто-то назовет это судьбой, кто-то инстинктом. Это какая-то высшая сила, которая вмешивалась в события и много раз хранила его для служения определенной цели" [597] .
Черчилль действительно верил в судьбу.
"Чем больше живешь, тем больше понимаешь, что все зависит от случая. Тем труднее верится, что ключевую роль в человеческой деятельности играет слепое сочетание различных событий, – отмечал он. – Случай, фортуна, удача, судьба, рок, провидение воспринимаются мной как нечто единое, только названное разными словами. Непосредственное влияние, которое каждый из нас оказывает на свою жизнь, постоянно контролируется внешней, высшей силой. Если каждый из нас проанализирует последние десять лет своей жизни, он обратит внимание, что крошечные события, нисколько не важные сами по себе, в действительности управляют нашими достижениями, нашей карьерой" [598] .
Черчилль полностью разделял точку зрения своего великого предка, генерал-капитана, первого герцога Мальборо, который указывал, что "большинство событий предопределены судьбой. Когда делаешь все максимально хорошо, остается лишь терпеливо ждать результата" [599] . Именно так Черчилль и поступал, когда в 1930-е годы последовательно и методично критиковал политику умиротворения Болдуина – Чемберлена, зная, что придет тот день, когда слова станут реальностью и нация вспомнит о его предупреждениях.
Черчилля нисколько не смущало, что время было против него и с каждым годом он все более приближался к пенсионному возрасту. Он полагал, что, когда настанет его звездный час, у него хватит сил не прогнуться под исполинской ношей премьерства.
"Я не верю в невыносимые нагрузки премьерства, – заявит он накануне своего 60-летнего юбилея. – Есть старая поговорка, которая гласит, что Господь дает человеку столько сил, сколько ему необходимо. На собственном опыте я убедился: в критических ситуациях есть что-то в самом факте вызова. Когда знаешь, что вопросы первостепенной важности зависят от тебя, это активизирует скрытые резервы, поднимая тебя на вершину великих событий" [600] .
...
ГОВОРИТ ЧЕРЧИЛЛЬ: "На собственном опыте я убедился: в критических ситуациях есть что-то в самом факте вызова. Когда знаешь, что вопросы первостепенной важности зависят от тебя, это активизирует скрытые резервы, поднимая тебя на вершину великих событий".
Он смело мог повторить за Питтом-старшим, который сказал герцогу Девонширскому:
– Милорд, я уверен в том, что смогу спасти эту страну, я и никто другой [601] .
"Сила гарантирована любому, кто служит великой цели", – подытожит политик уже после окончания Второй мировой войны [602] .
...
ГОВОРИТ ЧЕРЧИЛЛЬ: "Сила гарантирована любому, кто служит великой цели".
Веру в свое предназначение Черчилль не потерял и после поражения на выборах в 1950 году, когда в политических кругах опрометчиво заговорили о том, что эта избирательная кампания станет последней для 75-летнего лидера консерваторов. Черчилль был уверен в предстоящей победе. По его мнению, она была не за горами.
"Я знаю, что снова стану премьер-министром, – скажет он одному из своих секретарей. – Я просто знаю это" [603] .
Предчувствие не обманет опытного политика. Пройдет полтора года, и он вновь въедет на Даунинг-стрит, впервые в своей жизни став премьер-министром по результатам всеобщих выборов. На тот момент Черчиллю будет семьдесят семь лет.
Уверенность Черчилля в своих способностях к лидерству – следствие непоколебимой веры в собственное предназначение. В какой бы ситуации ни оказывался британский политик, он никогда не пасовал перед трудностями. И не важно, о чем шла речь: о новой ступени в политической иерархии или о чем-то другом.
"Должен тебе признаться, что я бы очень хотел попрактиковаться в искусстве управления крупными военными формированиями, – писал Черчилль своей супруге в 1909 году. – Я чувствую уверенность в себе, уверенность в решении подобного рода вопросов" [604] .
Сталкиваясь с чем-то неизвестным, он не задавался вопросом: "Справлюсь ли я?" Ответ был для него очевиден. Не случайно девиз Черчилля – "Я никогда не думал о самоограничении – только о самовыражении" [605] . Он всегда смело засучивал рукава и активно принимался за дело. Подобная модель поведения была одинакова как для военных ведомств – Адмиралтейства, Министерства военного снабжения, Министерства военно-воздушных сил, – где британский политик чувствовал себя словно рыба в воде, так и для структур, с тематикой которых он был менее знаком. Например, Казначейство.
...
ГОВОРИТ ЧЕРЧИЛЛЬ: "Я никогда не думал о самоограничении – только о самовыражении".
Черчилль никогда не был на "ты" с математикой, но это нисколько не смутило его, когда он ответил согласием на предложение премьер-министра Стэнли Болдуина возглавить второй по значимости пост в политической иерархии Соединенного Королевства. Он сказал: "Я согласен, это полностью соответствует моим амбициям" [606] . По словам Роя Дженкинса, который также в свое время возглавлял Министерство финансов, это было "неожиданное и счастливое" назначение, одним из следствий которого должны были стать "осторожность в утверждении собственных взглядов" в малознакомой для Черчилля области. Однако, по мнению Дженкинса, в этом и заключалась дерзость гения, который настолько уверенно взялся за исполнение новых обязанностей, "как будто имел за своими плечами суммарный опыт таких канцлеров Казначейства, как Гладстон, Дизраэли, Ллойд Джордж и Бонар Лоу" [607] . К слову заметим, что дольше Черчилля пост министра финансов занимали лишь Уолпол, Питт, Пиль и Гладстон, каждый из которых впоследствии стал премьер-министром.
Поведение Черчилля может показаться высокомерным, однако эта модель окажется единственно правильной, когда от его уверенности как лидера будет зависеть судьба нации.
Лидер, источающий уверенность
В начале Второй мировой войны Черчилль входил в число немногих членов правительства, кто был полностью уверен в предстоящей победе.
"Не считая Уинстона, военный кабинет пропитан духом пораженчества, – с прискорбием отмечал депутат от Консервативной партии Лео Эмери на третьи сутки после вступления Великобритании в войну. – Не верю, что он сможет просуществовать больше нескольких месяцев" [608] .
Для Черчилля никакой другой альтернативы, кроме продолжать сражаться, не было.
"Впереди нас ожидает тяжелейшее противостояние, но если мы объединим наши усилия, я не сомневаюсь в нашей победе", – скажет он в начале сентября 1939 года французскому послу в Лондоне Шарлю Корбину [609] .
Черчилля нисколько не смущала суровая действительность. По его мнению, "с какими бы разновидностями препятствий мы ни сталкивались, они нисколько не должны служить основанием для снижения нашей активности" [610] . К аналогичным выводам приходят и современные исследования:
"Проблемы возникают постоянно. Без решительного продвижения вперед и убежденности в положительном итоге лидер оказывается парализованным и пассивным. Ошибки и риски неизбежны. Всегда найдутся недовольные. Именно уверенность в себе помогает преодолевать эти и другие трудности" [611] .
Когда препятствия на пути казались непреодолимыми, Черчилль предлагал черпать уверенность в прошлом:
"Столкнувшись с трудностями, мы обретем уверенность, если вспомним напасти, которые уже смогли преодолеть" [612] .
...
ГОВОРИТ ЧЕРЧИЛЛЬ: "Столкнувшись с трудностями, мы обретем уверенность, если вспомним напасти, которые уже смогли преодолеть".
Также британский политик разделял точку зрения Фридриха Ницше, который в одном из своих последних сочинений "Сумерки идолов, или Как философствовать молотом" писал: "Что не убивает меня, то делает меня сильнее" [613] .
"Великий страх перед вторжением сослужил нам добрую услугу, – говорил Черчилль. – Он позволил сформировать прекрасную армию, которую мы когда-либо имели. Каждый мужчина и каждая женщина пребывали в состоянии полной боевой готовности" [614] .
Настрой Черчилля на победу поражал подчиненных.
"Уинстон свято верит в свою миссию избавить нашу страну от постигших ее напастей, – перешептывались между собой члены его личного аппарата. – Он без сомнения готов пойти даже на то, чтобы убить себя, если это будет необходимо для достижения поставленной цели" [615] .
"Уинстон определенно вызывает уверенность, – записал в своем дневнике в июле 1942 года начальник оперативного отдела генерал Кеннеди. – Я восхищаюсь тем неспешным образом, каким он пробирается сквозь колоссальные завалы работы, и при этом кажется, что он делает все шутя. Я могу понять, почему те, кто находится рядом, так преданы ему и готовы ему подчиняться. Я помню, как Дадли Паунд однажды сказал: "Вы не можете не любить его", – я могу лишь присоединиться к этому мнению. Существует то, что должны признать и враги, и критики Уинстона, – у него лишь один интерес в жизни в настоящий момент, и это задача победить в войне. Каждая секунда посвящена этому. У него не видно ни малейших признаков усталости или измождения, он выглядит лучше, чем те политики, которые работают меньше. Исключительное проявление силы" [616] .
Уверенность британского премьера в победе поражает тем больше, если учесть тот факт, что Черчилль не знал, какими именно средствами будет одержана победа.
"Я уверен, что мы победим в этой войне, – делился он с главой штаба ВВС сэром Чарльзом Порталом и главным маршалом авиации, начальником истребительной авиации сэром Хью Даудингом в октябре 1940 года, – но должен вам признаться, что не вижу конкретных способов, как нам удастся этого достичь" [617] .
Пытаясь ответить на этот вопрос уже после того, как СССР вступил в войну, Черчилль учил британских дипломатов:
"На все вопросы, как вы собираетесь выиграть войну, следует отвечать: "Стремлением сражаться до тех пор, пока нацистский режим не рухнет, как это произошло с правлением кайзера в последней войне". Для этого мы будем биться с врагом везде, где только можно. Мы будем подрывать их боевой дух пропагандой, мы будем вводить их в уныние блокадой, мы будем беспрестанно бомбить их родные земли, бомбить безжалостно, лишь увеличивая и увеличивая вес наших бомб. Во время последней войны мы не могли сказать, когда сможем одержать победу, но мы добились ее, не сдаваясь и продолжая держаться, несмотря ни на что. Мы без малейшей тени сомнения противостояли целый год один на один Германии и Италии, и сегодня британский народ непоколебим в своем стремлении разрушить нацизм" [618] .
Не случайно именно в годы Второй мировой войны Черчилль все чаще повторял любимый афоризм: "Жернова Господа мелют медленно, но истирают в порошок" [619] .
...
ЛИДЕРСТВО ПО ЧЕРЧИЛЛЮ: В годы Второй мировой войны Черчилль все чаще повторял любимый афоризм: "Жернова Господа мелют медленно, но истирают в порошок".
Несмотря на широкую поддержку в народе, среди обитателей Вестминстера были политики, которые считали, что Черчилль, совмещающий сразу два поста – премьер-министра и министра обороны, – слишком много на себя взял и будет лучше, если он ограничит свои полномочия. Однако лидер британцев был полностью уверен в собственных силах: он довезет тяжелый воз до победного конца. Никакая хула и критика со скамьи палаты общин или со страниц газет не могла переубедить его в этом.
"Я прекрасно сознавал силу своего положения, – признавался он. – Я мог рассчитывать на добрую волю народа, так как я содействовал тому, что он выжил в 1940 году. Также военный кабинет и начальники штабов проявляли по отношению ко мне исключительную верность. Я был уверен в себе. Когда этого требовали обстоятельства, я ясно говорил подчиненным мне лицам, что не соглашусь ни на малейшее ограничение моей личной власти и ответственности. В печати высказывались всевозможного рода предположения о том, что мне следовало бы остаться на посту премьер-министра и выступать с речами, но передать фактический контроль над ведением войны кому-нибудь другому. Я твердо решил не отступать ни перед кем, взять на себя главную и личную ответственность. Я вспоминал мудрую французскую пословицу: "Лишь спокойствие дает власть над душами"" [620] .
...
ГОВОРИТ ЧЕРЧИЛЛЬ: "Я был уверен в себе. Когда этого требовали обстоятельства, я ясно говорил подчиненным мне лицам, что не соглашусь ни на малейшее ограничение моей личной власти и ответственности".
"Я стал первым министром короля не для того, чтобы председательствовать при ликвидации Британской империи", – резюмировал Черчилль свою политику во время выступления в Мэнш-хаус в ноябре 1942 года [621] .
...
ГОВОРИТ ЧЕРЧИЛЛЬ: "Я стал первым министром короля не для того, чтобы председательствовать при ликвидации Британской империи".
Уверенность в себе по праву считается одним из важнейших качеств эффективного лидера.
"Лидер, позитивно оценивающий себя и проявляющий уверенность в собственных способностях, вызывает доверие, уважение и восхищение группы, – отмечает профессор Ричард Л. Дафт. – Такой человек своим примером мотивирует окружающих и вдохновляет их на преодоление сложностей. Деятельным лидерам необходима уверенность в себе. Лидеры инициируют изменения, и им часто приходится принимать решения в условиях дефицита информации" [622] .
...
МНЕНИЕ ЭКСПЕРТА: "Деятельным лидерам необходима уверенность в себе. Лидеры инициируют изменения, и им часто приходится принимать решения в условиях дефицита информации".
Профессор Ричард Л. Дафт
Уверенность и решительность становятся основополагающими качествами лидера в процессе принятия жестких и важных решений.
"Никто не санкционирует начало атаки, не испытывая при этом сомнений, – объяснял Черчилль. – Но все сомнения если и присутствуют, то только до момента принятия решения. Когда же выбор сделан – время сомнений осталось в прошлом. На важнейшие вопросы лидер должен дать ответ "да" или "нет" и быть связан со своим решением" [623] .