17
Во дворе висели его вещи. Все чистое, перестиранное. Рюкзак стоял в сенях. Плотно упакованный пакет с героином лежал на месте нетронутым. Слепцов облегченно вздохнул. Как все просто и незатейливо. Миллионы долларов валяются рядом с граблями и лопатами, и никому до них нет дела. Тут не нужны банковские хранилища. Он вспомнил гору денег, которую они забирали из банка. Выложи в сенях подобную, никто не тронет. Где еще найдешь такое место на земле? Тут деньги не решают человеческих проблем. Людей кормит земля и тяжелый труд.
В больших городах население страдает от беззащитности и бандитского беспредела, в этих местах другая беда - волки. Схема та же, проблемы разные. Закон природы - выживает сильнейший. О справедливости рассуждают только фантазеры вроде него, занимаясь поисками истины и утверждая с пеной у рта, будто добро должно победить зло. Приедет эдакий принц на белом коне, благородный герой, и снесет гидре огнедышащую голову. Ждите! Вывелись сказочные герои. Те, кто ими себя мнит, не размахивают мечами и булавой, а идут на компромиссы с темными силами, на сделки, превращаясь в безвольное отребье.
Слепцов распахнул дверь и вошел в огромную комнату с русской печью посередине. Никаких перегородок, дверей, как в шатре. Женщина сидела в красном углу у окна под иконами и штопала его пробитую картечью рубашку. Сказочная картина - девица из сказки с длинной русой косой, лежащей на плече.
Сидя в четырех стенах теплой московской квартиры, такого себе не нафантазируешь. Жаль, что он не походил на молодого былинного богатыря с благородным сердцем.
- Вы поправились? - тихо спросила она, подняв свою очаровательную головку. - Так и должно быть.
Слепцов подошел к ней и присел на скамью.
- Пустяки. Вашими молитвами.
- Отец Григорий сказал, что вы встанете на ноги и придете сюда. Я вас ждала. А мне велел свой грех замаливать. О вас он сам помолится.
- Уникальный старикан. Все наперед знает.
- Да. Его не обманешь. Правда, я и не пыталась. Увидит человека, и все уже о нем знает. Кому советом поможет, кого пожалеет, а к другому не подойдет вовсе.
- Какой же грех ты замаливаешь, Глаша?
- Страшный грех. Замаливай, не замаливай, но я бы вновь его совершила, вернись все на круги своя.
- На грешницу ты не похожа.
- Трифона я убила. И не жалею об этом. Как только вас погрузили на телегу и Иннокентий повез вас в мопастырь, я вернулась к дому. Тришка очнулся. Тут меня прорвало. И откуда силы взялись, не знаю. Схватила я полено, да как начала его дубасить. Била, пока не выдохлась. Кончился Трифон. Так я мертвого продолжала дубасить. Откуда столько ярости в человеке берется. Всю ненависть из себя выплеснула.
- Ладно, Глаша, забудь.
Женщина заплакала и положила ему голову на плечо. Вот только этого ему не хватало. Он себя еще не причислил к лику святых. Павел обнял ее и прижал к груди.
- Успокойся. Все страшное позади. О будущем думать пора.
- Если бы не вы, то и думать ни о чем не пришлось бы. Пристрелил бы нас Тришка, - бормотала она, уткнувшись носом в его рубашку. Мог он воспользоваться случаем? Конечно, мог. Только такой благодарности ему не хотелось. Дело тут не в благородстве. Павел любил завоевывать женщин, а не получать от них подачки. Он еще верил в силу своего обаяния, оттого и делал глупости. Далеко ходить не надо. Случай с Ариной тому подтверждение. Его использовали, как последнего лоха. По сути дела, он таковым и являлся. Полсотни лет прожил в иллюзиях. А когда жареный петух клюнул, начал жизненным опытом обзаводиться. Вещь полезная, но не поздновато ли?
- Знаю, Глаша. Жизнь с пьяницей не сахар. Но я бы выпил стаканчика два, чтобы сбросить напряжение. Угости, если есть. Докучать не стану.
Реакция была спокойной. Понимающая женщина. Она даже улыбнулась.
- Как вас зовут-то?
- Паша меня зовут. И не называй меня на вы. Я себя дедушкой чувствую.
- Какой же ты дедушка. О таких мужиках мечтают. Хороший удар под дых. У него вспыхнули щеки. Ишь как вывернула. Тут любой общипанный гусь возомнит себя жар-птицей. Умеют женщины вселять надежду, если захотят. Но могут и поленом оглушить. Хотелось ей
верить. Такова человеческая натура. Верят только тому, что хотят услышать сами.
Глаша достала из погреба бутыль с самогонкой. Закуска скромная, но есть ему не хотелось.
Он пил, а она сидела за столом напротив, подперев подбородок ладонями, и не отрывала от него глаз.
- Надолго ты к нам? - спросила она.
- Завтра Иннокентий отвезет меня на станцию. В Москву еду. Дел в столице набралось очень много.
Ее взгляд потух. В глазах появилась грусть.
- Я сама отвезу тебя на станцию. Не возражаешь?
- А как же ребенок?
Она глянула на деревянную кроватку, стоящую возле печи.
- Дочка самостоятельная. В особой опеке не нуждается.
- Здесь, поди, и школы нет?
- Я сама была учительницей. Безграмотной не останется. В деревне детей нет, кроме Оксанки. Молодежь по городам разбежалась. Трое мальчишек в монастырь ушли. Здесь не живут. Здесь доживают. Уйти некуда. Нас нигде не ждут.
Павел не хотел расспрашивать ее о жизни. Пришлось бы о себе рассказывать. А он не желал теребить душу воспоминаниями. Без того тошно. Сейчас хорошо. Выдался на пути островок безмятежного счастья. Зачем загаживать его своими проблемами.
Хмель ударил в голову, и он окончательно расслабился.
Они даже смеялись. Ветерок подул снизу и поднял сухой пожелтевший листок к облакам, где ярко светит солнце и кругом чистота и прозрачность. Лови мгновение и ликуй. Надолго ли?
Проснулись они вместе. Так случилось. Само собой. В эту ночь его не посещали кошмары.
Во дворе стояла запряженная телега. Иннокентий не посмел войти в дом. Он ждал, читая молитвенник.
Слепцов облачился в рясу и надел парик. Борода своя выросла. Глаша достала из шкатулки крест своего отца и надела ему на шею.
- Он счастливый. Мой отец прожил до восьмидесяти лет в радости и покое. Может, и тебя убережет от злых духов.
За поводья села Глаша. Иннокентий не возражал. Он передал Павлу деньги и перекрестил его.
- Отец Григорий сказал, что тебя, брат Павел, ждут испытания, но ты с ними справишься, если хватит сил не поддаться соблазну войти в сговор с дьяволом.
Общие слова. Сговоры к хорошему не приводили. Об этом его сам дьявол предупреждал - наркобарон Садык. Нет, его хлебом не корми, дай только возможность сунуть нос не в свое дело. Жизнь познает со всех ее сторон, а потом из болота выбирается своими жидкими силенками. Пока везло. Как тому парню, бросившемуся с двадцатого этажа. Пролетает мимо восьмого и думает: "Пока все идет хорошо!"
Они сели на телегу и тронулись в долгий путь.
Стоит ли о нем рассказывать? Все кончилось хорошо.
Долгое прощание на перроне и никаких обещаний. Павел для себя решил: надо вызволить Глашу из пучины страданий. В Москве у него есть деньги. Он сумеет наладить свой быт, встанет на ноги, а потом вспомнит о тех, кто был с ним добр и кто еще помнит о нем.
Поезд тронулся. Глаша провожала его тоскливым взглядом.
Монашеская ряса и впрямь оказалась спасительной. В Самаре по вагонам прошли милиционеры с собаками. Одна из настойчивых псин уткнулась носом в его рюкзак и начала царапать его лапами. Рюкзак стоял в ногах Павла, и он побледнел. Плацкартный вагон забит людьми, в форточку не выкинешься. Он сидел у окна, прижатый со всех сторон пассажирами и мешками. Каждый жил как мог. Налегке в плацкарте не путешествуют.
- Чей это рюкзак? - спросил лейтенант, придерживая пса.
- Мой, - холодно ответил монах, прижимая крест к груди.
Милиционер оттащил пса и рявкнул: "Фу, вперед!" Опять пронесло, лишь холодом по сердцу ударило. Свершилось чудо.
Так оно или нет, судить не нам.
Сутки до Москвы Павел не спал. Легкая дрема. Да и не до сна было. Народ наш грешный стал религиозным. Новая напасть. Теперь перед тем, как убить себе подобного, креститься стали. Кощунствуют, злыдни.
Пришлось принимать исповеди. Сколько историй он услышал в пути. Жизнь интересней книг. Не все бумагомаратели это понимают. По улицам мамонты гуляют, а они все истории описывают о поединках комаров.
Роль священника Слепцов исполнял исправно. Даже советы давал. Люди ему руку целовали, притворщику.
Знал ли преподобный отец Григорий о том, что его ждет в пути? Наверняка знал. "Ряса - не одежда. Сие облачение - испытание", - услышал Павел голос старца. Он вздрогнул и сам перекрестился.
Поезд прибыл в Москву ранним утром.
Из шестого вагона на перрон вышел сгорбленный старик в монашеском одеянии с тяжелым мешком за спиной. Долговязый, худой, он тяжелой походкой направился по платформе к выходу в город.
ГЛАВА IV
1
Объявление на столбе возле поворота на Жаворонки он нашел. Значит, они верили в то, что он доберется до Москвы.
Вот только на стоянку ему приехать не на чем.
Пришлось ждать самому. Признают его или нет, сказать трудно. Расчет шел на собственную наблюдательность. Он побрился, переоделся и соответствовал своему описанию.
В указанное время никто не появился. Слепцов разглядывал каждую машину, паркующуюся на стоянке, но в магазины приезжали семьями с детьми. Ни одной подозрительной рожи. Обычные люди на машинах среднего класса.
Время вышло, и он собрался уходить. На съезде с кольца его догнал внедорожник БМВ и остановился рядом. Сквозь тонированные стекла он не видел сидящих в салоне. Задняя дверца открылась, и из машины вышел казах. Санитара он сразу узнал. Его морду забыть невозможно. "Лучшие годы" жизни незабываемы.
- С благополучным приездом, Ефим Иваныч.
- Тебя-то я не рассчитывал увидеть.
- А меня здесь и не должно быть. После того как джип без бака выловили из Сургута, мы поняли, что вы двинетесь своим ходом. А в лицо вас знаю только я. Пришлось отправиться в командировку.
- Логично.
Слепцов снял со спины рюкзак и поставил его к ногам санитара.
- Тяжелый груз. Будто камень с души свалился.
- Садык в вас не ошибся. Я тоже. Вы надежный человек.
- Я сам об этом не знал.
Санитар протянул ему пухлый конверт.
- Это вам.
- Что в нем?
- Десять тысяч долларов. Оплата услуг.
- Денег я не возьму. У меня своих хватает. Я выполнил условие. Доставил товар по адресу, и взамен мне обещали свободу. Сделка выполнена с некоторыми нарушениями сроков. Никто никому ничего не должен. Прощай, приятель. Мечтаю забыть о нашем знакомстве.
Слепцов отправился дальше к автобусной остановке.
Ехал долго, но по своему любимому городу. Что будет потом, он не загадывал. В первую очередь надо зайти к Насте в детективное бюро, выслушать отчет, который его уже мало трогал, и выплатить гонорар. Стыдно появляться без денег. Втянул людей в свои проблемы, будь любезен, оплати услуги. Это их работа, и за свой счет они не обязаны копаться в чужом грязном белье.
Конверт с адресом Слепцов давно выбросил. Он помнил его наизусть. Главное - ключ сохранился. Можно сказать чудом, после всего, что с ним произошло.
Приличный дом. Он пешком поднялся на пятый этаж, не воспользовавшись лифтом. Оттягивал время. Очень волновался. Слишком долго он шел к заветному месту. С октября по июнь. Казалось, прошла целая вечность, годы, а не месяцы. Но он же дошел. Волнение вполне закономерное.
Остановившись перед квартирой, он долго выдерживал паузу, затем достал ключ и открыл дверь.
Перед ним стоял мальчик лет семи и завязывал шнурки на кроссовках. Увидев незнакомца, он мило улыбнулся.
- Здрасте. Вы доктор? К бабушке?
Слепцов ничего не ответил. Он растерялся. Обычная жилая квартира. Сквозь открытую дверь в комнате видна мебель. Мальчуган исчез, а гость не мог пошевелиться. Ноги налились свинцом и пригвоздили его к порогу.
Откуда-то появился старик в галифе и пижамной куртке.
- Проходите, мы вас ждем. Опять давление скакануло.
- Извините. Я, кажется, ошибся этажом.
- Вы не из поликлиники? А кого вы ищете?
- Я даже не знаю. Тут должен быть…
- А может, вам нужен Антон Семеныч? Понял. Но он здесь больше не живет. Мы обменялись. Он съехался с дочерью, а мы разъехались с детьми. Не хотят они жить с больными стариками.
- Давно?
- Переехали? В декабре. Антон Семеныч теперь живет на Тимирязевской улице, дом девять, квартира семьдесят. Там, где мы жили.
- Спасибо.
Слепцов, как робот, повернулся и начал спускаться вниз. Все ясно. Двенадцать стульев. Нашли в двенадцатом бриллианты и построили клуб. Слишком долго гулял.
И все же он поехал на Тимирязевскую.
Антон Семеныч смахивал на ханыгу. Дочки дома не оказалось. Старикан пил пиво на кухне и варил щи. На миллионера он не походил. Даже ремонт не сделал в новой квартире. Слепцов еще долго смеялся, ахал, охал, пока не стемнело.
Денег нет, идти некуда. Тучи нависли, вот-вот гром грянет. Теперь ему сам черт не страшен. Можно на лавочке переночевать, можно в подъезде на ступеньках.
Он вспомнил про любимый чердак. Может, его пустят на одну ночку новые обитатели апартаментов?
Сегодняшний день он объявил днем Ильфа и Петрова. Графа Монтекристо из него не вышло, придется переквалифицироваться в бомжи.
На метро денег не было, поехал наземным транспортом. Заработать себе на кусок хлеба он сумеет. Надо написать вторую часть романа о своем падении в ад. Первая осталась в Казахстане. Черт с ней. По памяти восстановит. Надо заняться второй частью, пока все события свежи в памяти. Впервые он писал правду, ничего не придумывая, а на деле получалась самая неправдоподобная фантастика.
Сочинять проще. Это как наблюдать за сражением со стороны. Сразу становишься таким умным, все видишь и замечаешь. Фельдмаршал! А ты попробуй покомандовать. Сразу в ефрейторы разжалуют.
Знакомая улица, знакомый дом, обшарпанная дверь черного хода, все тот же запах и полумрак. Все родное и до боли знакомое.
Чердачная дверь открыта. Из щели пробивался тусклый свет. Он вошел.
Бомжи трапезничали. Знакомые все лица.
Варя, Максимыч и Данила Петрович.
- Пустите блудного сына к очагу?
Наступила долгая пауза. Наконец его узнали.
- Пашенька! - воскликнула Варя.
- Значит, и тебя Змей кинул? - спросил Максимыч.
- И вас обманули? - удивился Слепцов.
- Да черт с ним. Мы хоть что-то заработали. А ведь ты свои отдал.
- Ворованные.
- Не важно. Костяха вовсе куклу получил, - возмутился профессор.
- Где он?
- На кармане попался, - с грустью сказала Варя. - В колонию загребли. Да ты присаживайся. Поди проголодался.
С чего начал, к тому вернулся. Вот она какая, свобода!
Павлу стало легче.
- А выпить найдется?
- Конечно. Мы же народ зажиточный.
Налили водки. Выпили.
- Выходит, Змей всех одурачил?
- В квартирах ничего не было. Пустые. Мы ждали, как дураки. Через месяц хозяева всех выкинули на улицу, - рассказывал профессор. - Потянулись сюда. Так и собрались. Участковому заплатили, теперь нас не дергают. А тут я месяца два назад одному хмырю телевизор чинил. В этот момент криминальную сводку показывали. Труп на свалке нашли. Одет, как олигарх. Смотрю, наш Змей на помойке валяется. Крысы нос отгрызли. Собаке собачья смерть. Грешно так говорить, но я порадовался. Не принесли ему счастья чужие денежки. Слишком много о себе мнил. На воровской общак руку поднял.
- И ты поверил? - усмехнулась Варя.
- Хватит вам о Змее говорить, - восстал Максимыч. - О покойнике либо хорошо, либо ничего.
- Значит, ничего, - согласился профессор.
- Зато у нас теперь Паша есть. Все веселее, - радовалась Варя.
- Конечно, - согласился Максимыч. - Поживем недельку, и вдруг - бац! Паша приходит под утро и мешок денег на ящик ставит. "Вот, ребята. Переночевал в гипермаркете и получил приз за выносливость".
Все рассмеялись. И отчего люди радуются? Много ли человеку надо? Главное - понимание, скажут некоторые.
Они друг друга понимали.