Глава 25
К утру океан не успокоился, в тучах, закрывших небо, не видно просвета, моросил дождь. В восемь утра Радченко был на стоянке фирмы, выдающей напрокат небольшие фургоны для перевозки мебели. Он осмотрел одну из машин: грузовой отсек такой просторный, что в нем запросто поместится десяток арестантов. Оставив "Форд" на общественной стоянке, он вернулся назад, подогнав фургон к самому дому. Вадиму развязали ноги, чтобы не тащить его на себе, и затолкали в кузов.
Вместе с ним сел Девяткин, злой и не выспавшийся. Ночью не удалось сомкнуть глаз ни на минуту, травмированная ключица и плечо болела нестерпимо, рука опухла, пальцы едва сгибались. Остановились возле аптеки, Радченко купил эластичный и бумажный бинт, тюбик обезболивающей мази, перевязал руку Девяткина и погнал фургон на запад. Первый раз остановились после полудня, Радченко купил на заправке бутерброды и две коробки воды в банках. Сел за руль, чтобы не терять времени на еду, и поехал дальше.
В кузове Девяткин улегся на покрывала с кроватей, захваченные из коттеджа, боль немного отпустила. Он неторопливо жевал бутерброд с ветчиной и помидорами, сдобренный майонезом, пил газировку и болтал о своих кулинарных пристрастиях. Много говорить не в его привычке, но сейчас, беспрерывно шевеля языком, он боролся с дремотой. Позади еще одна бессонная ночь третья подряд, а это много - даже для него. Глаза сами закрываются, но спать нельзя.
Вадим, связанный скотчем, лежал на дощатом настиле и пялился в потолок. Когда фургон трясло, голова ударялась об пол, и мигрень, терзавшая его с ночи, усиливалась. За несколько часов, проведенных в беспомощном состоянии, он потерял способность к сопротивлению, хуже того, перестал трезво соображать, а в душе засел неистребимый животный страх.
Он терпеливо слушал рассказы о приготовлении шашлыков и лобио по старинным рецептам, мучаясь жаждой и голодом, облизывал растрескавшиеся губы и косил взглядом на бутерброды в прозрачном пакете и упаковку газированной воды. Со вчерашнего вечера он не съел ни крошки и не выпил ни глотка воды, но попросить не хотел, боялся, что робкая просьба спровоцирует у полицейского приступ неуправляемого гнева. И Девяткин, хоть и дал честное слово оставить ему жизнь, в отместку за сломанную руку пристрелит его.
- Майонеза слишком много, - Девяткин дожевал первый бутерброд и облизал жирные пальцы. - А майонез это штука такая… Он любит правильную пропорцию. Можно испортить блюдо, если положишь много или, наоборот, мало. Ты сам кулинарией не увлекаешься?
- До всего руки не доходят, - Вадим инстинктивно захотел сглотнуть слюну, но во рту было сухо. - Раньше жена готовила, с которой я… Которую я…
Он запутался в словах, потому что язык не ворочался.
- Понятно, - Девяткин выудил из пакета второй бутерброд, перед тем, как откусить, осмотрел его со всех сторон. - Ты человек важный, занятой, чтобы такими глупостями баловаться. Самому готовить и всякое такое… А я вот один живу. Приходятся возиться. Так вот, о майонезе… Когда маринуешь мясо, чтобы пожарить, советую настоятельно, - всегда в маринад майонез добавляй. Бифштексы сочными получаются. И корочка такая… Хрустит аж. Лучше запивать охлажденным пивом. Светлым, разумеется.
- Тебе бы на телевидении передачу вести, - не удержался Вадим. - Ну, типа "Хозяйке на заметку" или "Домашний повар".
- Не остри, - Девяткин впился зубами в бутерброд. - Я с одним остряком как-то ехал в таком вот фургоне. Как с тобой. К середине дороги мне его остроты немного надоели. Пришлось остановиться, достать лопату и выкопать яму, не очень глубокую. Дальше поехал один. В полной тишине и покое.
Машину тряхнуло, Вадим стукнулся затылком об пол и замолчал. Девяткин жевал бутерброд и болтал о кулинарии, доводя его до исступления. Покончив с бутербродами, Девяткин сказал:
- Слушай, мы вчера не закончили разговор.
- Дай воды, - разлепил губы Вадим.
Девяткин открыл банку, наклонился над пленником. Содовая вода дала желтоватую пену и полилась тонкой струйкой. Вадим жадно глотал то, что удалось поймать открытым ртом. Жажду утолить не удалось, вода попала на лицо, в нос, за ворот рубашки, - но стало немного легче. Девяткин сделал вид, что хочет открыть вторую банку, но передумал. Сказал, что любую мелочь, в том числе воду, еще надо заслужить.
- Ну, я слушаю.
Вадим замолчал не пару минут, обдумывая, с чего лучше начать, с середины или с конца. И начал с начала, объявив, что все эта история банальна до неприличия.
Да, он задолжал значительную сумму влиятельным людям, и его бы грохнули и похоронили где-нибудь за городом, на свалке с отходами, если бы он твердо не пообещал рассчитаться. Он знал, что Наумову недолго осталось, уже было получено сообщение от адвоката, что конец совсем скоро… И ясно стало: Бог дает хороший шанс, деньги отчима могут решить все проблемы.
Но тут возникла одна сложность: наследство придется разделить на троих, да еще десять процентов уйдет в благотворительный фонд. На старости лет Наумов сделался набожным человеком. Старый грешник решил купить райскую жизнь и бессмертную душу на благотворительные пожертвования. И налоги сожрут немалую часть наследства. Поэтому на долю Вадима выпадет всего шесть-семь миллионов. Этих денег слишком мало, чтобы рассчитаться с долгом и самому пожить в свое удовольствие.
Он долго думал, как получить все деньги, целиком, причем сразу. И план, простой и надежный, постепенно сложился в голове. Трогать Павла не было надобности, только Ольгу… Все следовало подстроить так, чтобы тело Ольги нашли в загородном доме Павла.
Вадим начал действовать, отыскал людей, готовых на все, лишь бы немного заработать. Будущий палач получил подробные инструкции, как действовать. Убийство в доме известного писателя - первостатейная сенсация, о которой напишут все российские газеты. Наумов старший узнает о том, что сына подозревают в двойном убийстве. И откажет Павлу в наследстве. На это был весь расчет.
Сначала старик так и решил, даже составил новое завещание, где не упомянул Павла. Но позже передумал. Его сердце к старости стало слишком нежным, мягким. Старик сказал, что Павел его сын. Пусть он никчемный человек, никудышный писатель. Возможно, он убийца. Но лишать его наследства нельзя, это будет несправедливо. Покойная мать не допустила бы такого произвола.
Да, стариковская прихоть вышла боком. Вадиму пришлось инсценировать самоубийство брата. А Роза… Она просто родилась под несчастливой звездой. Бог дал ей роскошную фигуру и очаровательную мордашку, но пожалел чайную ложку ума.
* * *
Дальше Вадим рассказал о деталях дела. Полтора месяца назад он вступил в переписку с Ольгой, забросил этот крючок с уникальной антикварной коллекцией, которую можно взять за относительно скромные деньги. Была уверенность, что она клюнет. Так и вышло. Ольга дала слово, что никто не узнает этой истории, даже Джон, пока вся коллекция не будут переправлена в Америку.
Вадим нашел одного престарелого афериста, тот сыграл роль хозяина коллекции. Старик регулярно общался с Ольгой по телефону и скайпу, посвящал ее в новые детали. В этом ядовитом старом грибе пропал великий артист. Если бы этот он играл в кино, стал бы мировой величиной, а не мелким мошенником. Ольга получила подробную опись всех предметов, их фотографии. А Вадим пообещал, что сможет вывести антиквариат из России без всяких проблем в обход таможни.
Ольга всю жизнь оставалась доверчивой дурой. Верила, что в России ее брат - влиятельный человек с обширными связями, занимается обороной страны, возглавляя строго секретное предприятие. Он входит без стука в кабинеты первых лиц государства и водит дружбу с президентом. Какая наивность…
Замысел дал первую трещинку, когда Джон решил ехать в Лос-Анджелес и искать Ольгу самостоятельно. На всякий случай Вадим попросил Радченко сопровождать Джона, обо всех его действиях сообщать ежедневно. Поначалу подумал: никакой опасности нет. Что может сделать Джон в одиночку? Почти ничего. Еще было известно, что друг Джона, частный сыщик некий Питер Брей, занимается поисками Ольги, но далеко не продвинулся.
Однако удача играла на стороне Джона. Он вышел на Роберта Милза, давнего поклонника Ольги, который ссудил ей денег на покупку коллекции. А затем выяснил, что Чарли Тревор как-то замешан в делах жены. Тут Вадим испугался: расследование могло далеко зайти, так далеко, что остановить его будет невозможно. А рисковать не хотелось. Показалось, что безопаснее будет убрать Радченко и Джона, а затем избавиться от трупов. Сжечь их в бочках с мазутом или уничтожить с помощью концентрата кислоты. В Америке как в России: нет трупа, значит, нет убийства.
Со временем полицейские могут заинтересоваться исчезновением Джона, начнут расследование. Но пока найдут какие-то концы, пройдет много времени. Недели, месяцы… К тому моменту, когда закрутится полицейское расследование, Вадим десять раз успеет получить деньги Наумова и уедет очень далеко от Америки. Поменяет имя, документы. И внешность при современном развитии пластической хирургии изменить нетрудно.
Нашли подходящее место, где можно было разобраться с Радченко и Джоном. Это старая гостиница, в которой начали ремонт, а потом его остановили. Людей, работавших на Вадима, есть мобильный телефон Ольги, этот телефон активировали. Радченко и Джон через своего детектива знали, откуда сигнал, приехали… Но опять удача изменила. Прямо возле отеля полиция задержала мелких торговцев наркотиками. Понаехало несколько машин, будто крупного мафиози поймали с дымящейся пушкой в руке. Пришлось бежать из гостиницы.
А вскоре появился Девяткин. Мысли не было, что в Москве вычислят исполнителя убийства, а затем опознают трупы, найденные в подвале. План Вадима с наследством почти осуществился, но… Не хватило немного везения. Ну, конец истории уже известен.
Закончив рассказ, Вадим спросил:
- Теперь я заслужил глоток воды?
Девяткин открыл банку, и влил ее в рот Вадима, затем зажег сигарету и разрешил пленнику покурить. Какое-то время ехали молча. Вадим хмурился и покусывал губу, не решаясь начать важный разговор.
* * *
Радченко гнал фургон без остановок. Впереди было отличное шоссе, где разрешено развивать скорость до восьмидесяти миль. Плюс к тому, следуя в потоке машин, можно выйти за ограничение еще миль на десять без риска нарваться на штраф. После полудня дождливое небо очистилось, выглянуло солнце. Радченко запоздало вспомнил, что забыл солнечные очки, на ярком свете, начинали слезиться глаза. Телефон зазвонил как всегда не вовремя.
- Привет, старина, - голос Эдика Волкова звучал бодро. - Докладываю. Днем твоя жена завезла ребенка к подруге. Затем посетила парикмахерскую, где провела два с лишним часа. В пять вечера вернулась домой. Вызвала такси и вышла из дома около восьми, одетая очень… Не знаю, как сказать. Не то, чтобы шикарно, но как-то по-особому сексуально. Ты сам увидишь на фотографиях. Так одеваются на свидания. Направилась в гости к известному тебе Алексу Ключевскому, мужику из ресторана "Прага". Мои ребята сидели у нее на хвосте, она вошла в подъезд. Вот и все. Окна в квартире Ключевского погасли в половине первого ночи. Сейчас она у него. Мои люди ждут у внизу. Ну, ждать уже нечего. Все и так ясно.
- Что? - Радченко осознал до конца, что в эту минуту подтвердились самые отвратительные подозрения. - Что ты сказал?
- Она сейчас у него. И свет в окнах погашен.
Радченко, переставший обращать внимания на дорогу, чуть не въехал в серебристый седан, но успел притормозить в последнюю секунду.
- Нам повезло, поздравляю, - сказал Эдик. - Эту партию выиграли подчистую. Теперь, можно сказать определенно и твердо, - выиграли.
- Выиграли? - удивленно переспросил Радченко.
Сердце билось часто и неровно. Казалось, что он пропустил мощный удар под ложечку, попал в нокаут, что небо и земля поменялись местами. Ладони стали потными, а руль скользким и непослушным. Полотно дороги уходило не к далекому горизонту, а вело прямо в небо, к палящему солнцу и терялось в его сиянии. От мелькания встречных машин рябило в глазах, слепили солнечные блики.
- В каком смысле выиграли? Я чувствую себя проигравшим. Чувствую, что у меня отобрали всю прожитую жизнь. Счастливую благополучную жизнь. Смешали прожитые годы с дерьмом. И спустили в сортир. А ты - "выиграли".
- Чудак. Ребенок наверняка останется с тобой. Домработница этого Казановы установила в его спальне миниатюрную видеокамеру. Эта домработница совсем не дура, какой может показаться с первого взгляда. Когда наш детектив попытался с ней поговорить и пообещал за пустяковую услугу заплатить две сотни баксов, она слышать ничего не захотела. Мало того. Стала нас шантажировать, мол, я все расскажу своему хозяину и он вас… Торговалась, как сумасшедшая. И вырвала у нас полторы тысячи баксов. Мы уступили, потому что ребенок стоит дороже. С этой записи мы наделаем гору снимков и предъявим их в суде. Это главное, это и есть наша победа.
- Господи, что ты такое говоришь? Если это победа, что тогда поражение?
Радченко не заметил, как стрелка спидометра переползла отметку сто миль. Фургон несся по левой полосе, набирая скорость.
- Не впадай в истерику, - сказал Эдик. - У тебя было время, чтобы справиться с собой и пережить это известие. Старик, я никогда не терял женщин из-за их измены. Со мной все было с точностью до наоборот. Я сам бросал баб. Но потом встретил свою теперешнюю жену и решил, что с этой женщиной я останусь навсегда.
Видимо, Эдик сообразил, что говорит что-то такое, чего сейчас говорить не следует и нашел другие слова, но его снова занесло куда-то не туда.
- Я видел много обманутых мужей, но до сих пор не научился их утешать. Если ты не находишь себе места, позвони ей. Сейчас у нас два ночи, жалко будить Галю. Но все-таки интересно, что она скажет. Черт побери, Дима… Мне нечего добавить.
Радченко дал отбой и набрал телефон жены. После второго гудка включился автоответчик. В этот момент фургон оказался на средней полосе, проскочил мимо тягача, тащившего фуру, разрисованную змеями и мордами чертей, зелеными и желтыми. Радченко набрал телефон Эдика и сказал в трубку:
- Может быть, твои детективы ошиблись? Ведь это бывает. Ну, может быть, Галя побыла у него час и ушла?
- Зачем ты спрашиваешь, если знаешь ответ? Эти парни не ошибаются. Прости, старик. Мне очень жаль. Не думал, что это заденет тебя так глубоко. Я ведь не первый раз приношу дурные новости.
Радченко увидел, что его фургон готов протаранить машину, перестроившуюся из левого ряда, уходя от столкновения, успел вильнуть в сторону. Он бросил взгляд на спидометр, сбавил скорость и перевел дух.
Глава 26
Девяткин сидел, привалившись к стене, в задумчивости грыз зубочистку и боролся с дремотой.
- Зачем твой человек изуродовал трупы и уничтожил документы? Почему ты не хотел, чтобы Ольгу и Тревора опознали и установили их личности?
- Мне было достаточно того, что Ольга пропала и не приехала к умирающему отцу, когда тот ее звал. Это уже веский повод, чтобы лишить дочь наследства. Что мне еще надо? Если бы личность Ольги и Тревера установили сразу и выяснили, что они граждане США, раскрытием убийства занялось ФСБ. А у этих ребят гораздо больше возможностей, чем у ментов. Они бы копнули глубже, заинтересовались мной. А там наткнулись бы на международные разговоры, которые в тайне от мужа вела со мной Ольга. Подняли бы нашу переписку по электронной почте и… И выяснили, что это именно я вытянул Ольгу в Россию. Я не мог предположить, что менты в своем расследовании продвинутся так далеко. Кстати, это тебе комплимент.
- Хорошо, спасибо. Приятно услышать о себе хоть что-то хорошее. Какое у твоих людей оружие?
- Я в такие тонкости не вникаю, - Вадим заерзал на полу. - Слушай, я честно рассказал историю. От начала до конца. Мог бы приврать, себя выгородить, но не стал. Потому что надеюсь: ты умный человек. Мы могли бы поладить и обо всем договориться. Можно остановить фургон в безлюдной местности. Закопать Радченко и вернуться назад в Северную Каролину. Подумай сам: кто тебе этот чертов юрист? Просто приятель. Таких знакомых у тебя в Москве сотни. Радченко всю жизнь защищал в судах богатых бандитов и убийц, против которых ты боролся. Он просто продажная сволочь. А Джон - его ты один раз в жизни видел. Он алкоголик и бабник, который будет скорбеть о смерти жены от силы неделю, а потом забудет ее навсегда и снова возьмется за бутылку.
Девяткин слушал внимательно, кивал головой и думал, что в словах Вадима есть горькая правда. Он вздохнул и сказал:
- Все. Хватит трепаться.
- Послушай. Часто ли человеку выпадает шанс по-настоящему разбогатеть? Раз в жизни. И то не каждому из нас. Далеко не каждому. Прикинь: тебе не надо будет возвращаться к той паршивой грязной работе, которую ты делаешь в Москве. Не надо больше вести убогое копеечное существование. Главное - не надо будет выслуживаться, лебезить перед начальством, которое ты презираешь в душе. С сегодняшнего дня ты плевать на них не захочешь. Из нищего мента превратишься в очень состоятельного господина. Весь мир поместится в твоем кармане. С деньгами ты сможешь получить гражданство любой страны. Путешествовать по миру, жить в лучших отелях, посмотреть самые экзотические места планеты, переспать с красавицами, на которых раньше только оглядывался. Все, о чем мечтал, станет доступно.
- Заткнись.
- Хорошо, пусть тебе ничего не нужно. Ну, тогда живи и умри в нищете, - твое право. Но вспомни о детях.
- У меня нет детей.
Он точно знал, что у одной женщины по имени Лида, бурный роман с ней оборвался пять лет назад, по глупости, из-за нелепой ссоры, - остался ребенок пяти лет. По всем расчетам выходило, мальчик от него, ни с кем эта женщина - сомнений нет - тогда не встречалась, настолько большая была любовь. Лида до сих пор одинока, но о том, чтобы возобновить отношения, почему-то слышать не хочет, а по поводу Дениса, от кого он, - слова не добьешься. Девяткин отправлял мальчику, которого про себя называл сыном, игрушки. А деньги, что он посылал Лиде, всегда возвращались назад.
Чей-то тихий голос прошептал в ухо, что неплохо бы парню оставить денег, чтобы он вырос и начал самостоятельную жизнь, а не держался до седин за мамину юбку, чтобы выучился, машину приличную купил… Хорошая эта мысль.
Тот же голос, вкрадчивый и мягкий, напомнил, что Девяткин еще далеко не старик, самому пожить надо. Для начала неплохо в новую квартиру въехать, чтобы в ней был балкон и просторная кухня. И диван, мягкий и большой, чтобы по нему можно было растечься в минуты отдыха и нежиться в лучах телевизора.
В старую квартиру, - это пыльную крысиную нору с видом на забор, изрисованный похабными рисунками, и противотуберкулезный диспансер, напоминающий тюрьму, - в нее после работы ноги не несут. И служба такая, тяжелая и неблагодарная: каждый день видишь убийц и бандитов, эти морды, надоели до тошноты. Да и начальство, если разобраться, не лучше преступников.