Убийственная красота - Фридрих Незнанский 23 стр.


- Продолжим. В субботу ваша жена уехала на дачу. Она вам звонила оттуда?

- Да! Господи, товарищ Турецкий, вы ведь уже знаете, что Круглов умер на моей даче.

- Откуда вы знаете, что мне это известно?

- Соседи с дачи звонили. Вы там у нас вчера шмон навели. И напрасно, - чуть усмехнулся он.

- Напрасно? Это в каком смысле? Поздно приехали?

- Ах, я не о том. Смерть человека - это очень прискорбный факт. Но я-то здесь при чем? Этот дурак добрался до бутылок с водкой и выпил литр. Марина приехала - он уже труп! Бедная девочка! Ей пришлось вызывать "скорую", ночевать там одной…

- А что же вы к ней не приехали?

- Я был занят в тот вечер по работе.

- В субботу?

- У меня ненормированная рабочая неделя.

Он был само спокойствие и самообладание. Турецкому очень хотелось вывести этого господина из себя. Но пока этого не получалось.

- Марат Игоревич! В наш первый с вами разговор и вы, и ваша жена жаловались на угрозы со стороны Нестерова. Было?

- Конечно! Я вам именно об этом и толковал!

- …На ночные звонки. Еженощно, в три часа. Целый месяц, вплоть до убийства Климовича.

- Ну да.

- Звонил Нестеров?

- Да.

- Но Нестеров в это время находился в больнице и звонить вам не мог. Это выяснено. Кто же звонил?

Литвинов на долю секунды отвел глаза, но тут же спокойно взглянул на Турецкого.

- Звонил именно Нестеров! - с нажимом произнес он. - А как ему это удавалось, это уж вы должны выяснить, а не я.

- Понятно. А теперь он звонит? Угрожает?

- Нет. После смерти Климовича звонки вскоре прекратились. Очевидно, он решил, что достаточно напугал меня.

- Вернемся к субботе. Марина Ильинична обнаружила труп, вызвала "скорую". Покойного увезли. Что было дальше? Каковы ваши действия в связи с этим несчастьем?

- Я был вынужден заняться похоронами. Это естественно для порядочного человека. Посудите сами: он умер у меня на даче, накачавшись моей водкой. Я как бы невольный виновник гибели человека. К тому же человека одинокого. Это мой долг - предать тело земле.

- Тело вы не земле предали, а печи крематория. И обернулись со всем этим скорбным мероприятием весьма быстро.

- А что вас не устраивает? Есть официальное заключение о смерти. Ничего криминального не обнаружено. А у меня, знаете ли, каждый день расписан. Я не могу тратить неделю на погребение чужого мне, в сущности, человека. Вы в чем меня подозреваете? - вскричал он. - Вот уж воистину: добрые дела наказуемы!

- Давайте снизим пафосность. Значит, в субботу вечером ваша жена осталась на даче, наедине с трупом, а вы в городе, в своей квартире. Наедине с кем?

- Какое это имеет значение? - сузил глаза Литвинов.

- …С Зоей Дмитриевной Руденко, которая вообще-то отрицала какую-либо связь между вами.

- Это наше личное дело! Да, она отрицала. Потому что бережет мою репутацию! Я, между прочим, женатый человек. А вы вместо того, чтобы понять, что Нестеров питает ко мне лютую ненависть из-за того, что Зоя полюбила меня, понять, что это тоже мотив преступления, которое чуть было не состоялось… Вы лезете в мою постель…

- Но почему же все-таки убит Климович, а не вы?

- Не получилось у него со мной! А дважды снаряд в одну воронку не ложится. У него не вышло меня убить, так он решил напугать меня на всю оставшуюся жизнь. И это не вышло!

- А вы знаете, Марат Игоревич, что вы, обуреваемый самыми светлыми, человеческими чувствами, засунули в печь крематория убийцу Климовича?

Литвинов изобразил удивление, замешательство, растерянность… Но тут же как бы овладел собой.

- Откуда это известно?

- Это известно. На сегодня это известно доподлинно, - вздохнул Турецкий. - Как и то, что первое взрывное устройство, которое было обнаружено над вашей дверью, тоже повесил ваш электрик. Дмитрий Круглов. Вот какая картинка получается. И вы этого убийцу в течение недели держите у себя на даче. А потом он умирает, накушавшись вашей водки.

- У вас ко мне предвзятое отношение, - процедил Литвинов. - Если убийца - Круглов, то он всего лишь исполнитель. Потому что никакой личной вражды между нами не было. Больше того, он очень привязан был к моей жене. Она его опекала, подкармливала, разговаривала с ним. Это весь дом подтвердить может. А уж Климовича наш электрик знать не знал. Получается, что его кто-то нанял.

- Получается, - согласился Турецкий.

- И вы думаете, что это я его нанял, чтобы он меня убил? Или моя жена?

- Что я думаю… Думаю, что нужно быть весьма хладнокровным человеком, чтобы отправить жену разбираться с трупом, а самому принимать в супружеской спальне любовницу.

- Слушайте, вы! - Литвинов разъярился, это было видно. - Вы не полиция нравов. И вряд ли в нее попадете. Потому что у вас у самого рыльце-то в пушку. Я тут днями видел вас, и не единожды, возле "Кропоткинской". С девочкой лет восемнадцати. Думал, это ваша дочь. Ан нет, не дочь. Дочерям такие букеты не дарят и их так не целуют. Как вы думаете, если об этой девочке узнает ваша жена, ей будет приятно?

- А вы ей сообщите, - мило улыбнулся Саша.

- Непременно. И я буду настаивать на том, чтобы вас отстранили от следствия.

- Ну-ну. Пока меня еще не отстранили, я хотел бы допросить Марину Ильиничну.

- У нее гипертонический криз. Она на больничном.

- Понятно. Придется связаться с ее лечащим врачом, выяснить перспективы. Может быть, нужна госпитализация? А то вдруг она чайку дома попьет, да и… Не хотелось бы. И если что-то такое, не дай бог, произойдет, похоронить жену так быстро, как Круглова, вам не удастся, понятно? - ласково произнес Турецкий. - А пока что ж, мы закончили. - Александр встал.

Поднялся и Литвинов. Глаза его были налиты яростью.

- Прошу!

Закрыв дверь за Литвиновым, Турецкий несколько секунд стоял соляным столбом. Вот так, все тайное становится явным.

Прав, прав был Грязнов, взывавший к его, Сашиному, разуму. Дело не только в том, что эта мразь Литвинов действительно может сообщить Ирине об измене мужа. Это ужас, но еще не весь ужас. Дело в том, что он, Турецкий, как бы оказывается на одном уровне с Литвиновым. А вот это - это уже совсем плохо, хуже некуда.

Но что же делать, если нет сил разорвать эту связь?

Турецкий прошел в кабинет Меркулова, минуя Клавдию, словно она была предметом мебели.

- Вы куда, Александр Борисович! - грозно вскричала секретарша.

Но кричать было поздно. Потому что "важняк" уже стоял перед Константином Дмитриевичем.

- Ну что? Что влетел как петух? Садись, рассказывай.

- Значит, так. Убийца Климовича установлен. Это некто Круглов, электромонтер из дома Литвинова. Тот самый, что обезвреживал первое взрывное устройство.

- Доказательства?

- На квартире Круглова обнаружен целый арсенал боеприпасов, в том числе платит, части взрывпакета, аналогичные тем, что были использованы в обоих случаях. Везде отпечатки пальцев. Эти же "пальчики" в квартире Круглова на предметах мебели, на компьютере и так далее. Кроме того, Круглов - по фотографии - опознан соседкой Климовича, но это уже косвенное доказательство. Там достаточно прямых. Дело не в этом. Дело в том, что Круглов умер.

- Уже?

- Да.

- Где труп?

- Нет у нас трупа. Труп кремирован.

- Кто помог?

- Литвинов…

Саша, горячась, то и дело повышая голос, рассказал обо всем, что произошло за последние дни.

- Как же так, Саша? Как вы могли упустить Круглова? Или, по крайней мере, его труп?

- Это моя вина, - глухо произнес Турецкий. - Я себе этого никогда не прощу. Если бы труп успели поймать, наверняка наши эксперты что-нибудь да вытащили. И притянули Литвинова к ответу. А так… Даже эксгумацию не проведешь. Как я мог так лопухнуться!

- Плохо, - вздохнул Меркулов. - Что ж, повинную голову меч не сечет. Что дальше делать будем? В принципе мы можем закрыть дело. Статья пятая УПК: "возбужденное уголовное дело прекращается в отношении умершего…"

- Что ты мне УПК цитируешь? Думаешь, я его забыл? Кроме исполнителя есть соучастники преступления. Заказчик, наводчик и так далее.

- Я все понимаю. Но ты так не хотел браться за это дело, бегал ко мне, кричал, что я заставляю тебя, "важняка", заниматься дрязгами, перетряхивать чужое грязное белье. Ты даже говорил, что у тебя на это дело, извини, "не стоит". Это твои слова?

- А теперь встало!

- Поздравляю! С чем связаны перемены?

- Потому что я уверен, что заказчик сам Литвинов. Уверен, понимаешь? Поэтому он Круглова так успешно и сократил до горстки пепла. Хорошенькие сыновья у друзей нашего генерального…

- Ты это брось! - замахал руками Меркулов - Сын за отца не отвечает. То есть в данном случае наоборот. Ты мне, дураку старому, объясни, зачем Литвинову покушаться на себя? На Климовича?

- Это акция против Нестерова, факт! Мешает Нестеров Литвинову!

- Я думал, наоборот: это Литвинов не дает работать Нестерову.

- Ну да. Это то, что на поверхности лежит. Но там внутри что-то другое. Уж очень хочет Марат Игоревич посадить профессора. Но зачем ему это нужно? Завладеть его делом? Это еще доказывать надо…

- Значит, будешь копать дальше?

- Буду копать. И хочу предупредить: Литвинов будет спускать на меня собак. Он мне уже пригрозил, что от дела меня отстранит.

- Ну-у, это он погорячился. Пока еще эти вопросы я решаю. Ты скажи, что будешь дальше делать?

- А мы как бы затихаримся. Мол, убийца найден. Следствие ищет заказчика. Не торопясь, нога за ногу. Будем продолжать прослушивать телефоны как Литвинова, так и Нестерова. И будем вести наружку и за Литвиновым, и за женой его, и за бабой его.

- Постой, это что, разные лица?

- Да, разные. Я горю желанием допросить Марину Литвинову. Горю!! Но она на больничном. Сидит дома, как в камере-одиночке. А есть уже любопытные детали! Которые хотелось бы обсудить именно с ней.

- Ну-ка?

- Тот "жигуленок", что был замечен во дворе убитого, как раз тогда, когда там появился Круглов, то есть накануне вечером, - вычислили мы его. Вернулся из отпуска сосед Климовича, он несколько цифр номера запомнил. Плюс - показания консьержки из дома Литвиновых. Короче, эта "копейка" принадлежит соседу Литвиновых, одинокому старичку, который души не чает в нашей Марине Ильиничне. У нее на это транспортное средство есть доверенность. И консьержка из дома показала, что одиннадцатого, накануне покушения, Марина Ильинична брала его "жигуленок".

- Так вызывай Литвинову.

- Нет, Костя. Я подожду. Я затаюсь. А то и Литвиновой не станет раньше, чем мы успеем с ней по душам побеседовать.

Глава 23
Передышки в пути

Прошел месяц. Октябрь нагрянул неожиданным холодом, словно без объявления войны сразу после лета пришла зима. Ночью термометр регулярно опускался ниже нулевой отметки.

Марина Ильинична Литвинова грузно поднялась из постели, накинула плед, прошаркала на кухню. Она научилась просыпаться без пяти минут три. Проклятые звонки возобновились и врывались в их дом именно в три часа ночи уже две недели кряду.

Она вставала пятью минутами раньше, чтобы не разбудить Марата, которому утром на службу (а этому ублюдку Нестерову нет никакого дела до того, что человек работает), она брала трубку с собой на кухню и сидела там в ожидании неизбежного.

Марина прислонилась к оконному стеклу. Ну да, минус три градуса. Зима.

Марат лежал в постели неподвижно, мерно посапывая. Разумеется, он не спал. Разумеется, слышал телефонные звонки и сдавленные вопли Марины. Требования прекратить издевательства. Смешная женщина. Все! Поезд идет. Вагоны стучат. Передышки в пути не предусмотрены. Конечная точка маршрута - вот она, рядом. Потому что они все устали от этой телефонной игры. Не только та, для которой игра составлена, но и те, кто ее придумал и осуществлял.

Телефон взорвался трелью. И хотя она каждую ночь ждала этого момента, каждый раз он наступал неожиданно. Телефон визжал наглым, отвратительным звонком. Она включила трубку, прижала ее к уху.

- Я тебя, Литвинов, в порошок сотру, понял? - прорычал ненавистный мужской голос.

- Выродок! Я убью тебя! Если ты от нас не отстанешь, я тебя убью! - сдавленным голосом кричала Марина в трубку.

На кухню выскочил Марат.

- Что, Мариша? Что? Опять он?

Марина уронила трубку и разрыдалась.

- Я так больше не могу…

Марат прижал ее к себе.

- Подлец! Главное - снюхался со следователем. Этот Турецкий только его и слушает. А мои показания… - Марат махнул рукой.

- Как же так сделать, чтобы его сняли? Убрали? Пусть будет другой следователь!

- Это невозможно. Уж на что мой отец близок с… Ты же знаешь. Он звонил, говорил с Геннадием Михайловичем. Все как в вату. Тот только отмахивается: мол, Тамбов далеко. Что ты оттуда видишь? У меня, мол, все "важняки" орлы! И Турецкий орлее всех! Его, видишь ли, ценят на работе. И ничего мне с Нестеровым не сделать! Он так и будет сводить нас с ума!

- Я убью его, - тихо и твердо произнесла женщина.

- Кого? У него небось охрана. Он вооружен.

- Не Турецкого. Нестерова. Я убью Нестерова, - как заклинание повторила она.

- Господи, что ты говоришь? Тебе на улицу выходить нельзя. И вообще… это полный бред. Тогда уж я его убью. Я мужчина. Встречу его после работы. Он домой с работы пешочком ходит. Поздно, когда народу мало. Вот я его подстерегу и собью на машине к чертовой матери! Машину брошу, черт с ней. Спокойствие дороже! Номера только нужно перебить, заявить об угоне. Господи, Мариша! О чем мы говорим! До чего он нас довел! - Он сжал жену в объятиях. - Все это шутка, конечно. Но если весь этот кошмар будет продолжаться и если на него нет никакой управы…

- Тихо, тихо, Маратик! Ну что ты? Не нервничай! У тебя завтра тяжелый день. Тебе нужно выспаться.

- Тебе тоже. К тебе завтра участковая придет. Смотри, давление опять подскочит.

- Нет. Не подскочит. И вообще, мне уже осточертело дома сидеть. Я месяц никуда не выходила. Все, хватит. Пусть закрывает больничный. На воздух хочу!

- Сразу-то надолго не выходи! Отвыкла уж от воздуха, от улицы. Гляди, как бы сама под машину не попала.

- Что ты… Я буду осторожна…

Она тихо вытерла слезы и побрела в спальню. Он выкурил сигарету, глядя в окно. Все идет по плану. Еще несколько дней, максимум неделя - и Марина "загрызет" Нестерова. Это - фигурально выражаясь. А фактически - он ей подсказал, что нужно делать.

Турецкий ехал от Большой Дмитровки в сторону Пречистенки, к Насте. Сегодняшним вечером ее соседка по квартире работает. До завтрашнего утра. Нет, он, конечно, вернется ночевать домой. Но можно сделать это и в четыре, и в пять утра. Не будет же Ирина ждать его всю ночь.

Все было сложно. Общение с Ириной, лишенное чувственности и тепла их взаимной любви, делало его домашнюю жизнь мучительной для обоих обязаловкой. Но… Что же делать? "Верность, которую удается сохранить только ценой больших усилий, ничуть не лучше измены". Это не Конфуций, это Ларошфуко. Но тоже недурно сказано.

И Настя все время недовольна: он уделяет ей мало внимания. Она так ждет его звонков, их свиданий… Пора, давно пора одуматься и остановиться. Но… Он, Александр, все еще "был участником событий, пил, курил и шел на дно…" - как сказал поэт.

Чтобы порвать с Настей, нужно не встречаться с ней. Но как же порвать и не встретиться, не объясниться? А увидев ее нежное, в кудряшках лицо, разве возможно было говорить о расставании?

Все это продолжалось, кружило, вьюжило над бедной головой Турецкого.

Чтобы отвлечься, он стал думать о деле Литвинова.

Что они накопали за месяц? Что им стало известно?

Что Литвинов дважды в неделю бывает на квартире Зои Руденко и засиживается там за полночь. Оперативники Грязнова сделали даже некие компрометирующие снимки, хотя сам Саша был противником грязных технологий. Но на войне как на войне.

Что ночные звонки в квартиру Литвиновых возобновились две недели назад. И поступают эти звонки с чьего же телефона? Оказалось, с аппарата обворожительной Зои Дмитриевны. То есть голос Нестерова, записанный предусмотрительным Литвиновым на диктофон, прокручивался звукооператором по фамилии Руденко по заранее составленному графику.

Чего они добивались, Марат и Зоя? Они явно провоцировали, зомбировали Марину Литвинову. Зачем? Ответ напрашивался сам собой.

Поскольку Марату не удалось разобраться с ненавистным профессором в ходе блицкрига, на который он рассчитывал, подсунув следствию версию парных взрывов, он, видимо, выбрал другую тактику. Несчастный случай, в котором роль робота-убийцы предназначалась, судя по всему, жене. И ее крик в ответ на привычную уже угрозу, ее крик буквально вчера - он сам прослушал запись - свидетельствует о том, что женщина на грани нервного срыва. Вернее, за гранью. И в таком состоянии способна на все. Значит, нужно за ней следить. И наружка Турецкого не спускала глаз с квартиры Литвиновых.

Что еще узнали они за этот месяц? Что Литвинов каждую неделю бывает на Дубровке, где располагается предприятие по производству вакцинных препаратов. Где Марат Игоревич, оказывается, возглавляет научно-производственную лабораторию. Режим предприятия строжайший. Прямо-таки первая степень секретности. Через проходную можно просочиться только с пропуском и изъятием паспорта до выхода с территории. Большой экран монитора в кабинке вахтера позволял выхватить глазом любого из сотрудников и убедиться, что данный сотрудник именно работает, а не черт-те что… "Как будто находишься под неусыпным взором "старшего брата", - рассказывал потрясенный Фонарев, которого пытались внедрить на предприятие. Нет, туда просто так, с кондачка не сунешься. Пока решили и не соваться. Легализовываться было рано…

Еще стало известно за этот месяц, что с места службы Зои Руденко на Дубровку привозят сумки-холодильники. По вторникам и четвергам, как раз тогда, когда там бывает Литвинов.

Привозит эти сумки одна и та же женщина - старшая медсестра отделения больницы, где работает Руденко.

Ого! Стоп! Это что за чума такая под колеса падает?

- Мужчина! Прошу вас! Остановите!

- Что такое? - Туреций затормозил.

Тетка лет под шестьдесят, в какой-то сбитой набок дурацкой шляпе, буквально валилась под колеса Сашиного автомобиля, размахивая перед его носом рукавицами времен Гражданской войны, в одной из которых был зажат потертый портфель тех же времен.

- Мадам, вы самоубийца? - поинтересовался Александр.

- Определенно. Но мне очень нужно на Сивцев Вражек. Умоляю…

- А что, никто не берет?

- Нет. Вы - единственный приличный человек в этом городе.

Она уже сидела рядом с ним.

- А сколько вы им предлагали, тем, кто вас не брал?

- Я им предлагала вполне уместный гонорар. А они такое требовали, что я просто вне себя! Учтите, у меня только…

- Рубль двадцать, - усмехнулся Турецкий.

- Вы помните "Три тополя на Плющихе"? - восхитилась дама. - Это удивительно! Мы с вами обязательно подружимся!

Саша искоса посмотрел на нее. Чем-то неуловимым она походила на Фаину Раневскую.

Назад Дальше