- Это не обязательно. Да мы и не успеем, - улыбнувшись, сказал он. - Просто мне по пути. Я тоже на Сивцев Вражек.
- Ка-ак? И вы туда? Вы что, оттуда?
Дама вылупилась на Сашу и без того выпуклыми глазами.
- Я не понял вопроса.
- Вы там служите у них? Я вас там в жизни не видела! Вы у морфологов? Нет… Или у гриппозников? Тоже нет…
- Можно уточняющий вопрос: где - там?
- В Контрольном институте, разумеется. А что еще есть на Сивцевом Вражке?
- Действительно. А вы, простите, откуда?
- Я? Я из Новосибирска, - ответила дама. - А вы из Нижнего, да? Опять нет? Но я же вас где-то видела! Вы из нашей системы?
- Отчасти…
Саша решил перехватить инициативу.
- А вам туда зачем? В Контрольный?
- Занести копию жалобы в дирекцию, чтобы Литвинов не обвинял меня, что я действую за его спиной. Копию у секретаря завизирую и бегом на поезд.
- А… Так вы склочница?
- Угу. Еще какая.
- Вы сказали - копию жалобы.
- Ну да.
- А куда, позвольте спросить, направлена самое жалоба?
- Мне нравится, как вы говорите. Самое жалоба будет отправлена заказным письмом в адрес Генеральной прокуратуры Российской Федерации. Я ее на вокзале отправлю.
- Ого!
- А вы думали - мешок картошки везете?
- Письмо при вас?
- Не отдам. Вас подослали? То-то я смотрю - сразу остановился… Тормози!
- Минуточку. Вы знаете, кто перед вами?
- Бандит! Наймит!
Турецкий полез в карман.
- Я смерти не боюсь!
Он ловко выхватил удостоверение, ткнул даме в глаза. Она попыталась прочесть, расслабилась.
- Не поняла… По особо важным?
- А вы что думали? Вас мешок картошки везет?
- Мне ж вас Бог послал!
- Взаимно. Давайте так. Я ваше письмо обязуюсь лично доставить на Дмитровку и там завизировать. Более того, я довезу вас до вокзала. А вы в благодарность расскажете, что в вашем письме. На что жалуемся.
- А вы не забудете отдать письмо?
- Чтоб я сдох! Более того, я позвоню вам в Новосибирск, сообщу входящий номер вашей бумаги и направлю ее для рассмотрения именно в те руки, в которых оно не затеряется.
- Я вам верю. Почему-то, - сама себе удивилась дама.
- Я понял так, что мы столковались?
- Но сначала в Контрольный институт! Я должна отдать копию письма!
- Господину Литвинову?
- Не обязательно. Просто нужно завизировать.
- Хорошо. Я буду продвигаться быстро. Надеюсь, вы, как всякий русский, любите быструю езду?
- Не очень. Но постараюсь не вывалиться на повороте.
- Тогда давайте знакомиться, пока вы еще в машине. Турецкий Александр Борисович.
- Курбатова Елена Борисовна.
- Ну, Елена Борисовна, рассказывайте, что у вас за кляуза за пазухой.
- А, не знаю, с чего начинать. Вы же не специалист.
- Так и в Генпрокуратуре специалистов в вашей области явно недостаточно, - улыбнулся Саша. - Вы в общих словах. Как студенту-первокурснику.
- Попробую. Значит, так. Есть две группы специалистов, которые работают над созданием одной противовирусной вакцины.
- Какой именно?
- Какая разница? Против бешенства, энцефалита или гепатита. В письме все указано, но сейчас - это не суть. Вам, надеюсь, известно, что вирусы - это, по сути, внутриклеточные паразиты. Они могут жить только в живых клетках. Растений, животных или человека. Это в естественных условиях.
- На этом уровне я образован, - вставил Турецкий.
- Приятно слышать. А в искусственных условиях вирусы живут в тех же клетках, но искусственно выращенных. Для каждого вируса пригодны свои клеточные системы. Подобрать оптимальную систему клеток для аттенуации данного вида вируса - это одна из важных задач вакцинологии.
- Для аттенуации? Это что?
- Поясняю. Существуют всякие генно-инженерные технологии, но мы сейчас об этом не будем - это не наш случай. Так вот, возвращаясь к нашей вакцине. Первой группе авторов удается найти такую систему клеток, которая не только обеспечивает жизнедеятельность вирусной частицы, но и "усмиряет" ее, по-нашему - аттенуирует. То есть из злобного уличного хулигана, который разит людей направо и налево, наш вирус превращается в послушного домашнего пса, неопасного для хозяина, то есть для привитого, но способного защитить его от другого уличного хулигана, то есть от дикого вируса того же вида. Или от болезни, им вызываемой. Понятно излагаю?
- Вполне.
- Так вот. Мы получили такую вакцину. Мы проверили ее на животных, потом на людях. Она прекрасно работает. Но Дьяконов на каждом шагу вставляет нам палки в колеса.
- Кто такой Дьяконов?
- Руководитель отдела в Контрольном институте. Он у нас автор всех отечественных и зарубежных вакцин…
- Это правда?
- Ну да! Он автор даже тех, что были созданы до его рождения.
- Понятно, - улыбнулся Турецкий. - А почему он вставляет палки в колеса? Вы не включили его в соавторы?
- Я вижу, вы сведущий человек, - усмехнулась псевдо-Раневская и поправила свою дурацкую шляпку. - Дело не только в этом. Дьяконов - клеврет Литвинова - замдиректора этого славного учреждения. А Литвинов, в свою очередь, руководит другой группой, которая работает над этой же проблемой.
- Ну и что же здесь плохого? Творческое соревнование…
- Правильно. Это было бы прекрасно, если бы оно было творческим. Но в нынешней жизни все не так красиво, как в фильмах советских времен. Дьяконов, у которого, как у начальника отдела, контролирующего наш препарат, был запас ампул нашего вируса, взял и отдал его группе Литвинова. Без ведома авторов, с нарушением авторского права.
- Постойте… Я слегка отвлекся, здесь в объезд нужно… А зачем Литвинову ваш вирус? Он же просто чиновник?
- Не просто. Он еще руководит лабораторией на предприятии по производству вакцин. И работает над этой же проблемой. Вы и вправду отвлеклись.
- Извините. Я весь - внимание. А где это предприятие? - спросил Турецкий, прекрасно зная ответ.
- Это на Дубровке. Так вот. Мало того что нашу вакцину попросту украли, Литвинов пытается запихать наш вирус в совершенно неудобоваримые для него условия.
- В какие же?
- В клетки эмбриона человека.
- Куда-куда?
- Что вы так испугались? Это хороший тканевый субстрат. Эти клетки вообще в вакцинологии довольно часто используются. Но не в данном случае. Наш вирус в этих клетках нормально жить не может. А они с маниакальным упорством продолжают его туда впихивать. Время идет, вакцина не внедряется, люди болеют! Остановите, пожалуйста. Мне сюда.
- Я вас подожду.
- Честно? Это вы про вокзал не наврали?
- Чтоб я сдох, - повторил Турецкий.
- Верю, - тут же махнула своей дурацкой шляпкой дама. И понеслась, словно на помеле, к зданию Контрольного института.
Ожидая свою нечаянную спутницу, Саша призадумался. Что же получается? Литвинов с пеной у рта кричал, что эмбриональные клетки человека использовать в медицине нельзя. Вообще и никогда! Но сам их использует! Это новость.
Высокая дубовая дверь учреждения хлопнула, псевдо-Раневская неслась к его машине. Бухнулась рядом.
- Все! Отдала, завизировала.
- Литвинова видели? Разговаривали?
- Нет. Я с ним уже достаточно бесед имела. Я ему говорила: "Что же получается? Вы же украли наш вирус. Пусть не сами, пусть через Дьконова, но украли!" А он мне знаете что ответил?
- "Сейчас наше время - молодых и наглых", - процитировал Турецкий.
- Вы очень, очень сведущий человек, - с некоторой даже опаской произнесла Елена Борисовна.
- Это дедукция. А почему вы сражаетесь одна? Где ваше начальство? Директор?
- Директор? Он меня поддерживает… мысленно. Он не виноват. Жизнь такая. Он у нас жертвою пал в борьбе роковой. Энергетики, водоканал, арендаторы, инвесторы…
- А заместители? Кто-то замещает его по науке, например?
- Замещает. Есть такое молодое дарование. Они все из другого теста, эти молодые. Вот я ему объясняю, что мне для лабораторных животных нужны корма. Денег на это у института нет. Я связалась с Сельхозакадемией. У них каждые три месяца обновляется коллекция растений. Они готовы отдать корма безвозмездно, то есть даром. Но овес, который нам нужен, расфасован у них в пакетики по двести граммов.
- Ну и что? Это плохо?
- Плохо то, что им эти пакетики нужны для следующей партии семян.
- У них нет других пакетиков?
- Вы в своей прокуратуре страшно далеки от народа. У них ничего нет, кроме уникальной коллекции семян и столетней лаборантки, которая коллекцию стережет.
- Вы, кажется, отвлеклись.
- Да. Так вот мы с моими сотрудницами все эти пакетики вскрыли, пересыпали весь овес в мешки. Чуть не задохнулись при этом от пыли. Но горды были страшно. Потому что там хватало не только для животных нашей лаборатории, но и для других. Для всего институтского вивария. Но мешки весят уже не по двести граммов, а по пятьдесят килограммов. И нужна машина, чтобы это добро перевезти в наш институт. И грузчики. Я объясняю все это нашему молодому замдиректора, а он мне отвечает: "Если вы, Елена Борисовна, больше ни на что не способны, кроме как заниматься кормами, действуйте самостоятельно".
- Так и ответил?
- Представьте. Именно так. Мне, человеку, который разрабатывает вакцины, женщине, которая годится ему в матери!
- Какой учтивый господин! М-да. Я понял. Кроме одного: зачем вам все это нужно?
- Мой сын говорит мне то же самое. Идите, говорит, мамаша на пенсию. Я вас, мамаша, прокормлю. Ваша зарплата завлаба, кандидата наук, в размере две тысячи рублей - это позор семьи. Так и говорит. Но! Во-первых, мне за державу обидно. Во-вторых, за нашу работу. За дело, которое сделано не только мной, но и теми, кто рядом со мной, и теми, кто был раньше… Вернее, это во-первых. И вообще…
- А вы не пытались обращаться в министерство?
- Конечно, мы пытались. Ах, Александр Борисович! Москва - это интриги и обжорство. И "коль пришлось тебе в Империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря".
- Бродский?
- Да, мой любимый поэт. А я на поезд не опоздаю?
Они прибыли на вокзал вовремя. Александр проводил Курбатову до вагона.
- Я вас очень прошу не забыть о письме. Это моя последняя надежда. Вот моя визитка.
- Завтра же утром позвоню вам, Елена Борисовна, и сообщу все, что нужно. И желаю удачи!
- И я вам! Вы хороший человек. Настоящий! Это сразу видно.
Поезд тронулся, Саша побрел по перрону. М-да. Интересно, кто-нибудь в этой стране знает, как живет наука? Как она выживает? Это, вообще, кому-нибудь интересно?
И что затеял наш Литвинов? То эмбриональные клетки ему претят, как правоверному иудею некошерная пища. А то вдруг оказывается, что он сам что-то с ними делает. Вакцину?
В том, что Елена Борисовна, псевдо-Раневская, рассказала правду, он не сомневался. Такие не врут. Разве что начальству по мелочам. Все равно. Странно все это… Зачем делать вакцину, которая не эффективна? А если эта вакцина - прикрытие для чего-либо другого? Если Литвинов воспользовался для своей работы чужой вакциной, он вполне мог воспользоваться и чужой технологией. Технологией Нестерова! Говорил же Анатолий Иванович, что вместе с партией препарата они передают "контролерам" и соответствующую документацию - всякие там инструкции по изготовлению препарата. Имея в руках технологию получения "стволовых клеток", используя эмбриональные клетки человека как бы для создания вакцины, Литвинов может делать свой препарат! А откуда он берет эмбриональную ткань? Руденко! Она же у нас где работает? В акушерско-гинекологической клинике! Вот кто поставщик эмбрионов…
Все сходится! С этим нужно будет срочно разбираться!
Турецкий увидел стрелки вокзальных часов.
Черт! Он опять опоздал к Насте! Да что же это такое? Что за работа проклятая?
Ладно, Турецкий, не пеняй на зеркало. Это ты сам такой: как только появляется какая-то новая ниточка, новый след, ведущий к разгадке тайны, - ты забываешь обо всем и несешься, как взявшая след гончая. Это ты выбрал себе такую работу, потому что именно такая тебе и нужна.
Ирина это всегда понимала. А вот Настя не понимает…
Он набрал номер ее мобильного, услышал голос, пробивавшийся сквозь шум какой-то тусовки.
- Настя! Это я! Ты извини, я задержался.
- Задержался? Ха-ха… На весь вечер?
- Где ты? Я подъеду и все объясню.
- Не нужно. Я в гостях. Приду очень поздно.
- А завтра?
- Завтра я работаю.
Она отключила трубку.
Он зашел в привокзальное кафе, выпил рюмку коньяку. Ладно, заеду завтра вечером в ее "Голливудские ночи". Давно собирался. Встану на колени, попрошу прощения.
Турецкий поймал себя на том, что не очень расстроился из-за сорвавшегося свидания. Что это? Путь к выздоровлению?
Вот что, поеду-ка я домой. То-то Ирина удивится. И может быть, даже обрадуется.
А версию с подпольным производством нужно начать разрабатывать немедленно!
Глава 24
Покаяние
Он тихонько отомкнул замок, желая сделать сюрприз из своего раннего возвращения.
На кухне слышались голоса. В гостях у Ирины была ее подруга Тамара. Та самая эмансипэ, которой не удалось соблазнить Грязнова. Они говорили довольно громко, послышалось его имя. Саша замер у двери.
- Ирка, ты пойми, когда мужику за сорок, в нем кобель просыпается.
- Ты о Турецком? В нем это всегда было. Но все это было так, походя, между прочим. Я научилась на это не реагировать. Сейчас все по-другому. Он влюбился.
- Ты говоришь, она совсем молодая?
- Девчонка. Лет двадцать. Мне уже все сообщили.
- Это кто же?
- Есть добрые люди. Тома, я и сама вижу. Что мне факты? У меня свои факты есть. Личные.
- Какие? Он что, в постели…
- Я не хочу об этом, Тамара! Уволь.
- Ну да, я понимаю. Ирка! Тебе нужно заняться собой! Серьезно! Ты смотри - у тебя в углах глаз целая паутинка. И носогубные есть. И на лбу.
- Ты напрасно перечисляешь. Я вижу себя в зеркале.
- Надо что-то делать!
- Пластику? Ничего я делать не буду. Видела я всех этих… прооперированных… Страшнее смерти.
- Это не операция. Это новый метод. Ты помолодеешь, понимаешь? Вся! Весь организм! И будешь как эта девчонка, в которую он втюрился.
- Тамара, прекрати! - прервала ее Ирина. - Не хочу я никакого омоложения! Это унизительно, разве ты не понимаешь? Неужели я нужна ему только юной, без единой морщинки, вечной девочкой? Я прожила с ним целую жизнь! Я родила ему дочь. Я ждала его по ночам, молясь, чтобы с ним ничего не случилось! Я дежурила у его постели в больницах, когда всякие там бандитские пули… и все такое… Да, возможно, это меня состарило. Но я не хочу стыдиться ни одной своей морщины, слышишь? Я хочу, чтобы мой мужчина любил меня вместе с моей надвигающейся старостью, понимаешь? Я хочу стареть достойно, с ним или без него! - Голос Ирины зазвенел.
Саша грузно опустился на стул в прихожей.
- Кто там? - вскинулась Тамара.
- Это я, - откликнулся Александр.
Он поднялся, держа в руках букет хризантем. Бледно-желтых, игольчатых. Тех, которые Ирина любила больше всего.
Тамара выглянула из кухни.
- Ой, Ириш, гляди-ка. Муж твой пришел, да еще и с цветами. Я пойду, поздно уже.
Она быстро всунула ноги в сапожки, руки - в рукава дубленки, поданной Сашей.
- Давай, давай, мирись, - громким шепотом проговорила Тамара. - Я ее подготовила.
Дура! Убивать таких подруг нужно, еще в раннем детстве, подумал Саша, закрывая за ней дверь. Букет остался на табурете.
Саша прошел на кухню. Жена стояла у окна, спиной к нему, высоко подняв голову. Ему не нужно было видеть ее лица, чтобы знать, что она сгоняет слезы. Загоняет их обратно в глаза. Левая слезинка послушно уйдет в глубь серого глаза, а правая покатится по щеке.
Он подошел, развернул ее к себе. Действительно, по правой щеке катилась слеза. Ира тут же стерла ее рукой.
Он перехватил ее руку, прижал к губам. Она замерла на секунду, словно птичка, еще не решившая - улететь навсегда или пока задержаться. Саша смотрел в лицо своей жены. Он не смотрел на него давно, месяца полтора. Взглядывал мельком и тут же отводил глаза. А сейчас оно, ее лицо, было прямо перед ним. И он увидел лучики морщинок, засеявших уголки глаз. И поперечные - на лбу. Раз, два, три. А полтора месяца назад их не было вообще. И носогубные складки стали глубокими, заостряли ее лицо. Господи, что же он с ней делает?
Ирина, увидев выражение его глаз, выдернула руку.
- Что? Жалко тебе меня? - с усмешкой спросила она и, подняв голову, прошла мимо него.
Саша смешался, потому что она точно угадала его чувство.
- А где Ниночка?
- Она у подруги. На дне рождения. Попросилась остаться ночевать. Вечером идти домой страшно.
- Как? И ты ей разрешила?
- А ты против? Может, у тебя есть основания не разрешать ей этого?
Саша вышел за ней в прихожую.
- Это что? - Ирина указала на букет.
- Господи! Я забыл! Тамара твоя отвлекла меня! Между прочим, она у тебя дура. Это тебе, Ириша?
- Мне? У тебя что, сорвалось свидание?
- Чушь какая! - автоматом ответил Турецкий.
И опять в десятку! Хотя букет он покупал для нее, для Иры!
Жена прошла в комнату Нины, повернула ключ. Это еще что? Новое дело!
- Ира! - сказал он через дверь. - Пойдем завтра в ресторан, а? Я премию получил.
- Мы с Ниночкой завтра идем на мюзикл.
- Какой еще мюзикл?
- "Норд-Ост". Очень популярная вещь. Это по Каверину. "Два капитана". Нине будет интересно.
- А я с вами?
- А ты, Сашенька, не с нами. Спокойной ночи.
Марина Ильинична проводила участкового врача до двери.
- Так что все у вас, голубушка, прилично. Марат Игоревич пусть меряет вам давление каждый вечер. Лекарства у вас есть. Ну а уж если что-то срочное - вызывайте.
- Мне на улицу хочется.
- Выходите, конечно. Сначала лучше бы с кем-нибудь. Все же целый месяц не гуляли. Голова может закружиться. Так попросите соседей. Вон, Александра Степановича. И ему с вами веселей прогуляться. А то я сейчас зашла к нему: скучает. Все на небо просится, - вздохнула участковая. - Ну, пойду я. До свидания.
Литвинова открыла дверь, выпуская доктора. И тут же открылась соседняя квартира.
- Маринушка! Здравствуй! Что-то я тебя не видел давно. Не заходишь. Забыла старика.
- Я… - На глазах Литвиновой неожиданно показались слезы.
- Вот-вот, поругайте ее, Александр Степанович, - сказала докторица и скрылась в лифте.
- Ты что печальная такая? А? Или горе?
- Горе… - прошептала Марина и вдруг отчаянно зарыдала.
- А ну-ка заходи ко мне.
Он увлек Марину в свою квартиру и захлопнул дверь.
- Говори, что стряслось? Я все пойму. Не грызи ты себя поедом. Я и так догадываюсь.
- Ох, дядя Саша, дядя Саша… Как я устала одна. Ночью от ненависти сгораю, а днем от раскаяния. Я человека убила… - Она застонала, опустилась на стул.