Поскольку это интересовало абсолютно всех, все замолчали и Франек наконец получил возможность ответить. Он энергично покачал головой:
- Откуда? Совсем другой! Покойник был и моложе, и вообще не похож А о том я милиции не сообщил. Сначала не было времени - сенокос, потом забыл, а как вспомнил - картошка подоспела.
- Узнаю я наконец, как он выглядел? - прорвалась со своим вопросом Тереса.
- Который из них? Покойник или тот, что сюда приходил?
- Тот, что приходил сюда, уже целый час добиваюсь!
Франек задумался. Мы терпеливо ждали. Наконец услышали:
- Ну как выглядел? Обыкновенно выглядел, ничего такого особого. Одет по-городскому - костюмчик, рубашка белая, при галстуке. Никаких т&м джинсов, никаких ковбоек. Не лысый, не кудлатый, такой средний. Ниже меня, но потолще, в теле, морда вот этакая, и нос тоже большой, малость розлезлый. Ну вроде как его корова языком вылизала - и волосы прилизанные, и нос.
Слушая, Тереса взволнованно поддакивала:
- Точно он! А нос такой приплюснутый, большой, но не торчит, правда? Брови заметные, густые и широкие, а морда красная?
- Точно, он! А вы его видели?
Тереса посмотрела на нас с торжеством и одновременно с ужасом.
- Это он! - торжественно заявила она. - Тот самый, что был у меня в Гамильтоне! Уже поздней осенью явился, мы вернулись с озера. И что вы на это скажите?
Мы тупо глядели на нее - ни одной творческой мысли. Да и трудно было вот так, с ходу, что-то сказать на это.
Не отвечая на конкретный вопрос, я бросила в пространство абстрактное замечание:
- Вот почему милиции так трудно бороться с преступностью! Никто не желает ей помочь, никто не хочет сообщить ни о каких фактах. Ни Тереса, ни Франек ни слова не проронили об этом подозрительном типе. Как знать - скажи они вовремя, убийца бы уже сидел за решеткой, а непонятная история давно бы разъяснилась.
- Эээ! - пренебрежительно махнула рукой Люцина.
- Г… бы сидело! То есть, того… я хотела сказать, пользы им от сообщения Франека никакой! Тот тип уже был в Канаде, прямо летучий голландец какой-то. Давайте лучше установим очередность событий: когда приплюснутый был здесь, когда в Канаде, когда труп нашли.
Тереса с Франеком поднапряглись и вспомнили: в Воле подозрительная личность появилась в июле, где-то в середине месяца, Тересе в Гамильтоне этот тип нанес визит 10 сентября, а труп в болотце под Волей был обнаружен 17 октября. Франек признался нам, что покойника наверняка сочли бы очередной жертвой отмечаемых в этот день по всей Польше именин Терес и Ядвиг, если бы не наши адреса…
Подсчитав, мы пришли к выводу - облизанный коровой мошенник вполне мог стать убийцей, ибо за период с 10 сентября до 17 октября он вполне мог совершить кругосветное путешествие, не то что проделать путь из Канады в Польшу.
- Стоило бы все-таки сообщить о нем следственным органам, - повторила я.
- Отвяжись! - коротко отрезала Тереса, а Люцина обратилась к Франеку:
- Ты сказал - "Шлялись тут всякие". Кто еще шлялся? Тоже спрашивали про нас?
- Тоже, - подтвердил Франек. - Появился уже в этом году, весной. Я аккурат картошку сажал, и свиньи поросились, так что времени не было, опять приходилось вертеться, но этого я уже лучше запомнил. Этот был симпатичнее. Молодой, лет двадцать пять, не больше, худой парень, повыше меня будет, да ведь теперь молодежь вся такая пошла, не знаю, куда растут…
- Худой, говоришь? - заинтересовалась Люцина. - Нездоровая худоба?
Мамуля была шокирована:
- Что это тебя так заботит здоровье какого-то бандита?
- Да нет, бандитом он не был, - возразил Франек. - Симпатичный парень, сразу видно. И обхождение культурное. Представился нормально, я даже фамилию помнил, сейчас немного подзабыл. Что-то такое от олыпины, Ольшевский или Олыиинский. И на больного не похож, парень здоровый, только что тощий и высокий. А спрашивал про то же самое - о дяде Франеке и его детях.
- А ты не спросил, зачем ему это?
- Как же, обязательно спросил. Он сказал о каком-то деле, которое тянется уже много лет и с этим делом пора давно покончить.
- Какое дело? - встревожилась мамуля.
- А он не пояснил, только сказал - очень старое, можно сказать, старинное. Еще с царских времен тянется.
- Не иначе как прадедушка, поручик царской армии, пропил казенную саблю и теперь с нас хотят взыскать стоимость, - предположила я.
Люцина возразила:
- Из-за сабли к бабам бы не приставали, он бы скорей вцепился во Франека. Я думаю, какие-то осложнения с наследством дяди Витольда. Мы к нему никакого отношения не имеем!
- Я лично ни за какую саблю платить не намерена! - решительно заявила мамуля. - И дядя Витольд - это совсем другая ветвь нашего рода, мы к ним не причастны.
- Да этот парень больше интересовался тетей Паулиной, а не дядей Франеком, - пояснил Франек. - А я ничего толком не мог сказать, ведь даже та телеграмма о смерти дяди пропала. Но парень очень уж просил, я порылся в старых письмах и нашел какое-то письмо, кажется, еще довоенное, с варшавским адресом, кажется, там стояла улица Хмельная. Он записал адрес. И еще выпытывал о разных вещах, я даже удивился, откуда он про них знает. Вот и подумал, что теперь наверняка и вы появитесь.
- Послушайте, кто-нибудь из вас знает Олыпинского? - спросила Люцина.
- Нет, - за всех ответила я. - Зато ты знаешь Менюшко.
Люцина оживилась:
- А вот представь себе - знаю! Слышала я эту фамилию и именно здесь, в этих краях.
- Никакого Менюшко здесь никогда не было, - решительно заявил Франек.
- Ну и что? А я слышала, - стояла на своем Люцина.
- А потусторонних голосов ты не слышала? - съехидничала Тереса. - Ангелов небесных видеть не приходилось? Или, наоборот, привидений каких?
- Ангелов не приходилось, а вот кикимору одну приходилось, да и сейчас ее вижу!
- Уймите их, еще подерутся! - попросила робкая тетя Ядя и добавила: - Я бы вообще не обращала внимания на все эти расспросы, если бы из-за вас не принялись убивать посторонних людей.
И в самом деле, над нами нависла какая-то мрачная фамильная тайна. Все три сестры были встревожены. И если старшая в попытках разгадать тайну выдвигала версии, вполне достойные прадедушкиной сабли, младшая только нервничала и переживала, то Люцина подошла к делу трезво.
- Какое счастье, что у нас всех есть алиби! - воскликнула она. - Пятнадцатого вечером мы все были на именинах у Яди, а покойника убили именно пятнадцатого вечером. Мы бы никак не успели.
Я выдвинула предположение:
- Ты могла нанять убийцу.
- Почему я? Меня, в отличие от некоторых, совсем не волнует тот факт, что у трупа был мой адрес.
- Выходит, наняла я? - немедленно отреагировала Тереса.
- Неужели вы не можете говорить серьезно? - упрекнула моих теток тетя Ядя. За младших сестер немедленно вступилась старшая:
- Ты что, ведь мы только и делаем, что говорим серьезно!
Франек спокойно пережидал очередной приступ фамильной бури. Увидев, что горшок молока мы уже опустошили, он перелил в него остатки из ведра, облокотился о косяк двери и неожиданно произнес:
- А вообще-то вше кое-что известно.
Сразу прекратив перепалку, все замолчали. Тетя Ядя автоматически навела на Франека свой фотоаппарат, будто то, что он собирался поведать, можно запечатлеть на фотопленку.
- И что же тебе известно? - спросила Люцина.
Франек ответил с некоторым смущением:
- Вообще-то я сам точно не знаю. Помню только, что в самом начале войны, третьего или четвертого октября тридцать девятого года приехал к отцу какой-то человек. Поговорил с отцом и письмо ему какое-то оставил. Я случайно видел. Был я тогда совсем мальчишкой, всего девять лет мне было. Мои старшие братья погибли, вы, наверное, знаете. Один на фронте, второй в партизанах. Отец войну пережил, но был уже в возрасте. Все думал - как я один останусь, а я и в самом деле из всей семьи один остался. Я видел, он вше что-то хочет сказать, несколько раз собирался, да все откладывал, ждал, пока немного подрасту. И только перед самой смертью, а было вше тогда уже двадцать лет, сказал наконец: что-то такое передано нашей семье на'Хранение. А что - не сказал, сил уже не хватило, слишком долго ждал, пока подрасту. Я понял, на хранение, должно быть, отдано то самое письмо. А отец еще что-то непонятное пытался добавить, я понял лишь - "ни слова никому, пока жива мать тети Паулины". Непонятно говорил, я еще подумал - должно быть, уже в голове помутилось у него, и язык заплетается. При чем тут старушка, мать тети Паулины, я ее и в глаза никогда не видел, бредит, должно быть, тата перед смертью, она, чай, уже давно померла к тому времени…
- Нет, была жива, - перебила Франека Люцина. - Умерла только в пятьдесят четвертом году.
- В самом деле? - удивился Франек. - Выходит, отец не бредил? Ну тогда не знаю… Может, и остальное тоже не бред.
- А что он еще говорил?
- Да тоже все такое же непонятное. "Хуторов уже нет" говорил, "мельницы тоже национализировали" говорил, "а остальное надо отдать" говорил. "Когда мать тети Паулины помрет" говорил. А что отдать - не говорил. Я потом долго искал тот самый конверт, думал, из письма все пойму, но так и не нашел. А я очень искал. Ведь отец перед смертью велел мне поклясться на Библии, что я все сделаю, как он велит, а я и не знал, что должен сделать. И так, и сяк пытался у отца узнать, а тот знай твердил "здесь, здесь", и больше ничего. Ну теперь и вы знаете столько же, что и я. Из-за этой самой мамаши тетушки Паулины я и подумал - должно быть, каким-то боком дело с вами связано, может, вы знаете.
И он с надеждой взглянул на нас, но, увидев наши недоумевающие лица, понял - мы тоже ничего не знаем. Из семейных преданий известно было - моя прабабка много доставила неприятностей своим родным при жизни, но чтобы и после смерти…
- А твоя мать? - спросила Тереса Франека. - Может, она что-то знала?
- Нет, отец ей ни словечка не промолвил на этот счет, говорил только со мной с глазу на глаз. Мама скончалась десять лет назад.
- А о каких хуторах и мельницах шла речь? - вдруг заинтересовалась мамуля.
- Не знаю. Не наши, это точно. Но помню - до войны отец был управляющим каким-то крупным хозяйством. И старшего сына, моего брата, приспособил к этому, того никогда дома не было, все в отъезде был, отцу помогал, за чужим хозяйством присматривал. А после войны чужого уже не было, это я помню, отец занимался только своим. Должно быть, национализировали как раз то, чужое. А больше я ничего не знаю.
Отделившись от косяка, Франтишек Влукневский подошел к стулу и с удовольствием уселся. По лицу хозяина было видно, что он очень доволен - сбросил тяжесть с сердца, облегчил душу, передав проблему нам, и теперь совесть его чиста.
- И, зная все это, ты ждал, пока мы не появимся? - недоверчиво спросила Люцина.
- А что мне оставалось делать? - пожал плечами Франек. - Я понятия не имел, где вы и что с вами делается. После смерти отца мать написала письмо в Тарчин, но письмо вернулось с припиской "адресат выбыл в неизвестном направлении". О том, что вы вообще существуете, я узнал только от того самого покойника. Не обращаться же мне в милицию с таким делом…
- Не обращаться! - подхватила Тереса. - В милицию лучше вообще ни с чем не обращаться. А тут тем более - дело семейное, сами разберемся. Вот тут на месте и разберемся.
- Да, кстати! - вспомнила мамуля. - Мы сюда собирались приехать еще раньше, до трупа. Франек, есть здесь какой колодец?
- Ну вот, начинается! - фыркнула Люцина.
- Колодец? - удивился Франек.
- Колодец! - настаивала мамуля. - Должен же быть тут у тебя какой-нибудь колодец. Откуда ты воду берешь?
- Ну есть колодец. Точнее, скважина. Воду поднимает электрический насос, гонит в бак. Я провел трубы, так что колодца нет, есть только краны. А если вам так нужен колодец, то у соседей есть.
- Не нужны нам соседские, на твоем участке был колодец, я же помню. Что с ним стало?
- Засыпали его. Два верхних кольца я вынул, остальное так и засыпали.
- Нет, не тот. Раз кольца, значит - колодец не старый. Должен быть совсем старый, когда еще без колец строили. Не помнишь, где был колодец твоего деда?
Остановить мамулю уже было невозможно, мы махнули на нее рукой и лишь молча слушали. Франек не понимал, в чем дело, но честно старался ответить на расспросы пожилой родственницы.
- Дедушкин колодец был у вон того старого дома. В том доме он жил, этот еще не был построен. А уж если вас интересуют дедовы колодцы, то их было два. Один совсем старый, другой поновее. Старый, доставшийся деду еще от его деда, засыпали еще когда дед не был дедом, в дни его молодости, и выкопали новый. Тот долго служил, уже перед самой войной отец зачем-то вырыл новый колодец, тот самый, с бетонными кольцами. Не понятно зачем, в старом колодце было достаточно воды. И хорошая была вода.
- Вот видите! - с торжеством вскричала мамуля.
- Что "видите"? - огрызнулась Тереса. - Ты думаешь, если колодец наших предков, то там обязательно должны лежать сокровища?
- Не обязательно, но могут лежать.
Тетя Ядя закончила менять пленку в своем фотоаппарате и подняла голову:
- Покоя не дакгг вам сокровища в колодцах. Может, и правда, это у вас фамильное - прятать в колодцах сокровища, но ведь сейчас происходит что-то непонятное, совершено преступление, а вас это не волнует?
- Волнует! - ответила Тереса, - но об этом пусть думает милиция.
- Не волнует! - ответила мамуля. - Меня совершенно не волнуют болезненные прощелыги с приплюснутыми носами и я не испытываю ни малейшего желания расплачиваться за пропитую прадедом саблю. Я приехала сюда осмотреть колодцы наших предков и я это сделаю!
- Хоть ты и старшая, но глупая! - разозлилась Тереса. - Будешь копаться в колодце, а тебя пристукнут! Надо выяснить дело!
В спор вмешалась я:
- Как выяснишь? Делом занимается милиция, а от нее вы утаиваете важную информацию. Ясно же, что прилизанный прощелыга имеет к преступлению прямое отношение. Украл письмо с адресом в Тарчине и по ниточке от клубка добрался до нас. Раздобыл наши адреса…
-..если адреса раздобыл, почему к нам не заявился?
- Заявился к Тересе в Гамильтоне.
- К нам было ближе!
- Боялся, вдруг кто его опознает! Боялся, что Франек сообщит о нем милицейским властям. Боялся быть замешанным в преступление.
- Мог к нам заявиться еще до преступления.
- Не мог! В Канаду отправился.
- Глядите-ка, как наша Иоанна заинтересована в визите какого-то бандита!
Я прервала гнусные инсинуации:
- А вы заметили - все это фамильное дело тянется по женской линии? Наша прабабка, ее дочь Паулина, адреса всех нас и еще Лильки. Просто странно, что убили мужика, а не бабу! Заметили?
- Заметили! - неприязненно подтвердила Тереса. - И что из того?
- А то, что вы, три сестры - дочери бабушки, - зловеще прошептала я. - А Лилька с Хенриком - дети моей тети Хелены. Тетя Хелена была родной сестрой бабушки и обе они, насколько мне известно, были единственными дочерьми прабабушки. Кроме них, у нее были только сыновья. Адресами же этих сыновей почему-то никто не заинтересовался. Ну? Что скажете?
Все молчали, переваривая мое глубокое наблюдение.
- Ну что мы можем сказать… - неуверенно начала мамуля, но Люцина взволнованно перебила ее:
- Иоанна права! В этом что-то есть! И еще непонятные заветы, которые на смертном одре дядя Антоний давал сыну… Франек, бабушка наша давно скончалась. Отец сказал тебе, что ты должен хранить нечто важное и передать его… Кому? Может, как раз тому приплюснутому? Он и заявился, чтобы получить..
- Да что получить-то? - вскинулся Франек и грустно добавил: - У меня же ничего нет!
- Может, не у тебя… Раз до этого должна была помереть бабушка… Может это было у нашей мамы?
- Ну, тогда мы можем быть спокойны! - обрадовалась мамуля. - Все, что было у нашей мамы, в войну пропало! И пусть этот приплюснутый или как его., прилизанный отвяжется! И не морочит нам голову! Пошли смотреть колодец!
- Приспичило тебе с этими колодцами! - разозлилась вдруг помрачневшая Тереса. - Я так считаю - раз у нас было что-то чужое, значит, надо отдать!
- Нет, с ними спятить можно! - разозлилась и Люцина. - Как ты собираешься отдавать, если не знаешь, что это?
- Значит, надо подумать…
- Вот если бы хоть кто-нибудь знал, кто такой Менюшко, мы бы хоть поняли, с чего начинать думать, - вздохнула я.
Люцина единственная, где-то слышавшая эту фамилию, уставилась в окно и пробурчала:
- Менюшко, Менюшко… Помнится что-то такое… Вроде бы как-то связано с полем… вроде была ночь, вроде кто-то бежал ночью через поле со стороны графского дворца… графья там жили на букву "С".. А мне было лет шестнадцать, я со свидания возвращалась…
- Глупости говоришь! - перебила мамуля. - В таком возрасте ты еще по свиданиям не бегала!
- Эго ты говоришь глупости! Еще как бегала, только никто об этом не знал. Возвращалась, значит, я со свиданья, а тут кто-то по полю мчится. Была ночь, светила луна…
- "Светила бледная луна, а дева шла совсем одна", - издевательски продекламировала Тереса, но на сей раз Люцина оставила без внимания ехидный выпад сестры, уйдя целиком в воспоминания юности:
- Мчался он через поле… наверное, убегал от кого-то…
- Так это Менюшко убегал? - не выдержала мамуля.
- Не знаю, не помню. А вот где это было - помню прекрасно. Как раз вот на этом самом месте, за овином…
Все, как по команде, взглянули в окно. Палец Люцины был нацелен на проход между овином и сараем.
- В этом месте, - продолжала Люцина, - была тропинка…
- А где же тут Менюшко? - я тоже не выдержала.
- А я откуда знаю? - ответила Люцина. - Я только рассказываю, с чем у меня этот Менюшко ассоциируется. Подумаю, может, и вспомню остальное.
- И ничего у тебя не ассоциируется, все-то ты выдумываешь! - вконец разозлилась Тереса. - Не понимаю, почему каждый раз, как я приезжаю в Польшу, мне приходится так нервничать! Каждый раз какие-то неприятности…
- Чего же тут не понимать? - удивилась тетя Ядя. - Ведь ты приезжаешь к своим родным…
Мамуля решительно прервала вспыхнувшую было дискуссию:
- Мчался Менюшко по полю или нет - не знаю, какая разница? Думать мы можем и потом, в Варшаве. А сейчас пошли смотреть колодцы!
Два колодца мы обнаружили без особых трудов. Последний, тот, что сделан из бетонных колец, оказался посередине двора, а тот, что постарше - рядом с развалинами. Между ними и овином возвышался небольшой холмик - вроде бы часть развалин была засыпана и поросла бурьяном. Остатки каменной кладки от старого дома тоже терялись в густых зарослях крапивы, лопухов и молодых березок.
Франек лопатой расчистил землю и показал нам оставшиеся от надземной части старого колодца выщербленные камни.
- Этот колодец из двух дедовских, тот, что помоложе. Его засыпал мой отец. А старый немного дальше.
И он махнул рукой куда-то за развалины старого дома. Мы взглянули в указанном направлении. Там возвышалась свалка из всевозможного хлама, в нескольких метрах от нее виднелся забор соседа. У забора густо разрослась акация. Похоже, от самого старого колодца и следа не осталось.