Охваченные паникой пассажиры горохом высыпались к памятнику Брока. Кучер ухитрился распрячь своих першеронов и погнал их к перекрестку Одеон, кондуктора и след простыл. Прижавшись к бортику фонтана Уоллеса, Жозеф смотрел, как желтый параллелепипед омнибуса заваливается на бок. Вот по его поверхности побежали веселые язычки пламени, еще мгновение - и вся колымага вспыхнула факелом под гром аплодисментов. Поджигателей тотчас же обратил в бегство взвод жандармов.
Жозеф сам не понял, как добрался до тротуара улицы Дюпюитрана. Ругая на чем свет стоит распроклятых студентов, стражей порядка, своих хозяев и все человечество, он добежал до улицы Месье-ле-Пренс. Здесь покуда было тихо. Жозеф прислонился к фонарному столбу, чтобы отдышаться и привести мысли в порядок.
- Это что, революция? - спросил он у ломовика, грузившего на телегу ящики с овощами.
- Похоже на то. Вчера вон одного уже ухайдакали. Жандармы из Четвертой бригады грохнули какого-то коммивояжера, который и не сделал-то ничего - тянул себе аперитивчик на террасе кабака "Аркур". То ли еще будет! - Ломовик запрыгнул на телегу. - Н-но, красавица моя, где наша не пропадала!
Жозеф направился к переплетной мастерской Пьера Андрези - месье Мори велел забрать у него персидский манускрипт. "А еще говорят, прогулки полезны для здоровья! Как же! Я с них за это премию стрясу!" - ворчал себе под нос молодой человек.
Его ожидал сюрприз: мастерская оказалась заперта, хотя в этот утренний час Пьера Андрези всегда можно было застать на рабочем месте. Жозеф постоял возле узкой витрины с образцами сафьяна, веленевой бумаги и шагрени, покосился на дверь мебельного склада по соседству и подошел к запыленному окошку мастерской. Прижав нос к стеклу, он разглядел внутри прессовальную машину, нагромождение инструментов… Пьера Андрези не было.
- Веселенькое дельце, - проворчал Жозеф, раздосадованный тем, что придется возвращаться сюда снова. - Обхохочешься.
Напасть за напастью преследовали его - казалось, он стал жертвой какого-то заговора. Предаваясь мрачным мыслям, молодой человек прошел по улице Месье-ле-Пренс, свернул на Вожирар и поплелся в Люксембургский сад.
На мирных аллеях трудно было представить, что совсем рядом бушует толпа, вспыхивают уличные схватки. Здесь неспешно прогуливались дамы, прячась от июльского зноя под шелковыми зонтиками с перламутровыми рукоятками, - маленькие круглые солнышки всех цветов радуги плыли под проясневшим голубым небом. На пути к фонтану Медичи Жозеф встретил двух девушек в фуляровых платьях. Одна из них - пригожая, тоненькая, в шляпке с алым маком - была похожа на Айрис! Жозеф обернулся и долго смотрел ей вслед. Сердце сжалось, он окончательно и бесповоротно признал свое поражение. С горькой улыбкой - именно так улыбались актеры в мелодрамах, он видел в театре - молодой человек опустился на скамейку и принялся следить за хороводами красных рыбок в резервуаре фонтана. Выбрав среди них одну, с фиолетовыми пятнышками на жабрах, он назначил ее своим молчаливым другом, с которым можно поделиться сокровенным.
- Решено, останусь холостяком, Аякс. - Для удобства Жозеф нарек друга Аяксом. - У меня будут любовницы, много любовниц, но ни одна не покорит мое сердце - пусть страдают! О, не смотри на меня с осуждением, Аякс, - ты тоже никогда не женишься, даже не думай! Что ты говоришь? Проявить великодушие и простить? Она этого так ждет? Ни за что! Ни за что не прощу, слышишь? Никогда я не присоединюсь к стаду рогоносцев! Если б ты интересовался литературой, знал бы, что "бывает женщина изменницей - безумец тот, кто ей доверится"! Я из-за всей этой истории забросил свой второй роман-фельетон, оставив Фриду фон Глокеншпиль в отчаянном положении… Нет, о том, чтобы покончить с писательством, не может быть и речи! Да здравствует жизнь, мы молоды и веселы, на земле нам отмерено меньше времени, чем под землей, - похоронным тоном закончил он, глядя, как друг Аякс, плеснув хвостом, уходит на глубину.
Вконец обескураженный Жозеф поднялся и за неимением слушателя возобновил разговор с самим собой в надежде заглушить отголоски амурных разочарований.
- Наврала мне та хиромантка: "На вас благословение Венеры!" Вздор! Впрочем, меня все устраивает - я слишком ценю свою независимость!
Кровь застучала в висках, на ресницах повисли слезы. Он яростно вытер глаза рукавом. Между ним и решением сохранить независимость стояла тень девушки с миндалевидными глазами, девушки, заставлявшей его трепетать от страсти.
Велосипедистка в костюме из шотландки ореховой гаммы - подвернутые почти до колен брючки обтягивали крепкие бедра, блузка подчеркивала пышную грудь - заложила крутой вираж, сворачивая с набережной Малакэ на улицу Сен-Пер, и затормозила у дома номер 18. Она уже собиралась соскочить с седла, но заметила выстроившиеся в ряд за стеклом витрины "Эльзевира" любопытные лица. Последовал момент всеобщего смущения, затем даму вместе с велосипедом быстро втащили в лавку.
- Какое неблагоразумие, фрейлейн Беккер! - воскликнул Виктор. - Разъезжать по городу в та…
- Неужто вы уподобились женоненавистникам, месье Легри? - пылко перебила его девушка. - Велосипедные прогулки открывают женщине путь к свободе, служат законным предлогом вырваться из-под опеки семьи! Разумеется, ей приходится одеваться соответствующим образом. Вот почему я в таком виде! А иные господа косо смотрят на женщин, "разъезжающих по городу", именно потому, что мы носим брюки! Отпустите мой велосипед!
- Ни в коем случае. И я вовсе не это имел в виду, фрейлейн Беккер. - Виктор твердой рукой отобрал у девушки велосипед и покатил его в подсобку.
- Месье Мори, я требую объяснений! - возмущенно обернулась Хельга Беккер к Кэндзи. Тот стоял у камина, положив ладонь на голову гипсовому Мольеру.
- Разъезжать по городу в такое время действительно неблагоразумно, мадемуазель, - пожал плечами японец. - Труп человека, убитого вчера во время уличных волнений в Латинском квартале, сегодня перевезли в морг больницы Шарите. Студенты уже сбежались туда на манифестацию.
- А я как раз была там и наткнулась на взвод муниципальных гвардейцев, они шли с улицы Иакова, - зачастила Эфросинья, - и я сказала себе: "Ой батюшки святы, уланы высаживаются, прямо как во времена прусской осады, сейчас все по новой начнется!" - Тут она наставила указующий перст на Кэндзи: - И надо же вам было именно сегодня отправить моего котеночка в город с каким-то поручением! Они мне его убьют!
- Мы не знаем наверняка, насколько серьезна сложившаяся ситуация, - пока говорят всего лишь о выступлении студентов. И не волнуйтесь, ваш Жозеф - парень не промах, выкрутится, - проворчал Кэндзи.
Эфросинью это отнюдь не успокоило:
- У вас каменное сердце, месье! - воскликнула она и повернулась к Хельге Беккер, которая сняла тирольскую шапочку и приводила в порядок свои кудряшки. - У ограды больницы толпились студенты, представляете, у каждого палка в кулаке! И тогда сержант махнул белой перчаткой - повел своих в наступление. Тут уж я зевать не стала, ноги в руки - и сюда, улепетывала так, что пятки сверкали!
- О да, воистину, мадам Пиньо, солдатня - первая угроза для женской чести. Кстати, месье Легри, вы довольны своей "бабочкой"?
- Не думаю, что сейчас подходящий момент обсуждать марки велосипе… - Виктор, не договорив, устремился к дверям встречать господина в цилиндре и, демонстрируя искреннее уважение, со всей любезностью провел его в лавку. - Прошу вас, месье Франс. Есть новости?
- Жандармерия Шестого округа согнала полторы сотни манифестантов с ограды больницы Шарите, а Четвертая бригада обратила их в бегство. Сейчас полицейские, похоже, расчищают улицы, слышите?
За витриной нарастал топот десятков пар ног.
- Я бы посоветовал запереть дверь, - добавил Анатоль Франс.
Через несколько минут волна беспорядочного бегства докатилась до дома 18. Люди жались к стенам или прорывались к набережной, за ними с саблями наголо мчались конные гвардейцы. Всадники в алых мундирах на вороных конях промяли в толпе красно-черную борозду. С неожиданной отстраненностью взирая на эту картину, Виктор пожалел, что ему еще не представился случай обзавестись хронофотографическим аппаратом, с помощью которого можно было бы ее запечатлеть.
Вскоре на улице Сен-Пер восстановилась тишина. Лишь трости, шляпы, башмаки, валявшиеся на мостовой, свидетельствовали о карательном рейде муниципальной гвардии.
- Нынешнее положение дел напоминает о том, что творилось в июле тысяча семьсот восемьдесят девятого, когда парижане узнали об отставке Неккера. Французская революция - превосходный сюжет для романа. Возможно, я его когда-нибудь напишу, - сказал Анатоль Франс. - Мой дорогой Кэндзи, а куда же сбежали ваши стулья?
- Революция! - всполошилась Эфросинья. - Батюшки святы! А мой котеночек там совсем один! Да его же изрубят саблями! Иисус-Мария-Иосиф, верните мне сыночка живым!
Как только Жозеф вышел на улицу Вожирар, снова стал слышен гомон толпы, бушующей на бульваре Сен-Жермен. Молодой человек вздохнул, глотнув свежего воздуха, и уловил легкий запах гари. Он огляделся, прищурил глаза - ленты нехорошего дыма реяли вдали, где-то над улицей Месье-ле-Пренс, завиваясь толстыми спиралями поверх крыш. И было ясно, что пожар, видимый с такого расстояния, - дело нешуточное. Жозеф стремглав одолел несколько кварталов, и вот уже в лицо пыхнуло жаром.
Потрепанное временем четырехэтажное здание нависло над двумя лавчонками, притулившимися под ним бок о бок, как коробки из-под обуви. Обе лавчонки горели, языки пламени лизали вывески, окрашивая их в ярко-оранжевый с металлическим отливом цвет. Жозеф встал как вкопанный. Мастерская Пьера Андрези обратилась в гудящий факел, та же участь вот-вот должна была постигнуть прижатый к ней стеной мебельный склад.
Чьи-то слабые пальцы сжались на руке Жозефа, и он вздрогнул, услышав дрожащий голос:
- Дрых я там, на досках, а ребята перекусить пошли в бистро вон, поблизости. А я дрых, значится, и вдруг вижу во сне, как оно все загорелось. И оттого проснулся. Этот сон мне жизнь спас, парень, во как бывает! - Человек неверным шагом побрел к жильцам четырехэтажного дома, высыпавшим на улицу. Сбившись в кучку на тротуаре противоположной стороны, притихшие, неподвижные, они стояли под серым снегом кружившего в воздухе пепла и смотрели на бедствие.
Жозеф подошел к старику в рабочей блузе:
- Как это случилось?
- Знать не ведаю. Я со своими работягами пошел подкрепиться в лавку молочника, у него там бистро, только сели - ка-ак шарахнет, и вспыхнуло все в один миг. Повезло еще, что нас там не было, - сказал старик, глядя на пылающий мебельный склад.
- А где месье Андрези? Вы его видели?
Старик покачал головой.
Жозеф напрасно искал переплетчика среди уцелевших - его нигде не было.
- Боже, какой кошмар! А если он остался в мастерской?!
Погорелец с мебельного склада бессильно развел руками.
Привалившись к стене, Жозеф с трудом подавил приступ дурноты, вытер платком лицо, вспотевшие ладони и простонал:
- Он погиб!
- Пожарные! Наконец-то! - закричала какая-то женщина.
Сложный машинно-мускульный организм из людей и выдвижной лестницы, с жилами-тросами и веной-шлангом, приготовился к контратаке. Один пожарный взялся за металлический наконечник, насаженный на шланг, капрал махнул рукой второму, приставленному к паровой помпе. Длинный мягкий рукав скользнул змеей на мостовую, свернулся кольцами. Спазмотическими рывками пошла вода и наконец ударила длинной струей.
Понадобилось два часа, чтобы победить пламя. От того, что было переплетной мастерской и жилищем Пьера Андрези, остался почерневший остов.
Воспользовавшись суматохой, Жозеф подобрался поближе и решился переступить порог обгоревшего домика. Книги превратились в пласты остывающей магмы. Молодой человек поднял отрез шагрени - она рассыпалась в руках. Он приметил три обуглившиеся трубочки - полые цилиндрики сантиметров двенадцати в длину, - бездумно поднял их, сунул в карман и вернулся к хозяину мебельного склада:
- Вы уверены, что слышали взрыв?
- Кто ж его знает, может, и взрыв. Проклятые студенты дел натворили… Ох, беда какая! Мы же все теперь без работы, что ж дальше будет, господи!
Курносая женщина рядом предположила:
- Вероятно, газ взорвался.
- А вы не видели Пьера Андрези? - спросил ее Жозеф.
- Бедняга, он не успел выскочить из мастерской, - покачала головой женщина. - У меня колбасная лавка напротив, через окно все видно. Когда огонь вспыхнул, месье Андрези как раз склонился над прессом… Ах, это ужасно, ужасно, там же столько книг было - загорелось все в секунду…
Книжная лавка "Эльзевир" уже не походила на укрепленный лагерь. Покупатели разошлись, Кэндзи отправился провожать Анатоля Франса. А фрейлейн Беккер заявила, что, пока всех до единого мятежников не арестуют, она на велосипед не сядет - скорее уж оседлает чертово колесо, о котором пишут в газетах, чем подвергнет опасности свою персону и драгоценный механизм, когда на улицах бесчинствуют шпана и силы порядка.
К великому неудовольствию Виктора, примчалась мадам Баллю, консьержка дома номер 18-бис, - ей не терпелось обменяться впечатлениями со своей товаркой Эфросиньей. В итоге все три дамы - точь-в-точь три Мойры - затрещали сороками, сбившись в стаю вокруг конторки. И все три в голос охнули при виде Жозефа в кепи набекрень, потного и раскрасневшегося. Ввалившись в лавку, молодой человек слова не успел сказать - мать кинулась к нему обниматься, благодаря всех святых за то, что вернули ей отпрыска целым и невредимым.
- Котеночек мой бедненький, ты так быстро бежал, за тобой гнались эти разбойники? Говорила я вам, месье Легри, сущие лиходеи! Да посмотрите же на него, он весь мокрый!
- Матушка!
- Не волнуйтесь, мадам Пиньо, он же не снежная баба, не растает, - улыбнулся Виктор, вызволяя своего управляющего из материнской хватки.
- Па… патрон, это… это чудовищно! Месье Андрези… переплетчик… погиб! Сгорел заживо!
- Ах, господи боже, звери! Просто звери - теперь они поджигают честных горожан! - раскудахталась мадам Баллю.
Виктор попытался увлечь Жозефа к подсобке - тщетно. Три дамы, истерично выражая свои чувства, не позволяли мужчинам и шагу ступить.
- Дайте же ему наконец сказать! - возопил Виктор.
- Одни говорят - студенты подожгли, другие кричат - анархисты, третьи считают, что это несчастный случай, пока ничего не известно, никто ничего не видел, не слышал, полная неразбериха, - прорвало Жозефа, - герметизм какой-то…
- Что такое "герметизм"? - вопросила Хельга Беккер.
- Дело темное, - буркнул Виктор.
- …а в итоге пожар, страшный пожар, и все сгорело, всё! - шепотом закончил юноша.
- Я иду туда, оставайтесь на хозяйстве, и ни слова месье Мори, - грозно приказал Виктор, накидывая сюртук и хватая шляпу с тростью.
- А если мадемуазель Айрис спросит? - поинтересовалась Эфросинья, не сводя глаз с Жозефа.
- Будьте тише лани, учуявшей охотника, - ответил Виктор, мысленно поблагодарив Альфонса де Ламартина за полезный афоризм.
Мадам Пиньо сравнение понравилось, она гордо поджала губы и не стала развивать тему. А Жозеф стоял столбом и смотрел на прекрасную евразийку в платье из муслина в белую и розовую полоску с пышным воротником, перехваченным на шейке черной лентой.
- О чем же таком я должна спросить, мадам Пиньо? - осведомилась Айрис, девушка с миндалевидными глазами, только что спустившаяся по винтовой лестнице.
Высматривая фиакр, Виктор почему-то вдруг вспомнил неземное создание, которое прошлой зимой произвело фурор на сцене "Фоли-Бержер". Танцовщица в полупрозрачных одеждах вилась блуждающим огоньком, порхала бабочкой в разноцветных лучах софитов, и эти трепетные пируэты были похожи на его, Виктора, жизнь. Плавная поступь его жизни тоже порой прерывалась змеиными извивами хореографии Лоя Фуллера. Он кружился, сжимая в объятиях тайну, бесновался перед лицом опасности и падал, опустошенный, сдаваясь во власть извечно преследовавшей его скуки. Одна лишь Таша умела развеять сплин и придать смысл его существованию.
Движение было плотным, но фиакров не наблюдалось. Пришлось отправиться пешком. Прорвавшись через громокипящий бульвар Сен-Жермен, Виктор вышел к улице Месье-ле-Пренс. Табличка "УЛИЦА ПЕРЕКРЫТА" его не остановила, и вскоре он уже подходил к тому месту, где стояла мастерская переплетчика. На почерневшей от гари стене здания, к первому этажу которого примыкали мастерская и мебельный склад, черной усмешкой зияла трещина. Страницы растерзанных огнем и водой книг усеивали мостовую. На тротуаре были сложены в кучу стулья, рядом притулился сундук.
- Много жертв? - спросил Виктор у дежурившего на пепелище жандарма.
- Работники мебельного склада как раз перекусывали в бистро "У Фюльбера", когда начался пожар. Повезло им.
- А переплетчик?
- Этому не повезло. Не смог выйти из мастерской.
- Он был моим другом.
- Пожарные говорят, от бедолаги мало что осталось.