В стенах больницы Адам провел чуть больше месяца. Обычно у него был очень напряженный график: он не только занимался писательским творчеством, но и преподавал в университете - читал лекции по писательскому мастерству и вел практический семинар для посещающих курс студентов. Между лекциями и семинарами Адаму нужно было находить время для того, чтобы встретиться с издателем и литературным агентом, причем последний любил иногда сделать ему "приятный сюрприз" - сообщить, что вечером будет встреча с читателями. В большинстве случаев сюрприз приходился некстати, ибо Адам имел привычку планировать свой день по минутам. Встречи проходили в дружеской атмосфере, а после них Адам чувствовал себя так, будто вокруг него собралась куча энергетических вампиров, и они высосали из него все силы. После встречи он должен был возвращаться домой и начинать "вторую смену" - он позволял себе проводить вечер без того, чтобы написать пять тысяч знаков, только в исключительных случаях. И на следующий день не вставал из-за компьютера до тех пор, пока не набирал в два раза больше - то есть, десять тысяч.
Первое время в больнице он не знал, чем себя занять, но через несколько дней подумал о том, что отдых придется кстати. И отдых на самом деле пошел ему на пользу - Адам не прикасался к рукописи две недели, и в голове появились свежие задумки для развития сюжета. Теперь ему не терпелось продолжить работу. Впрочем, была у него и другая мысль - он был бы рад, если бы доктор наказал ему провести еще пару дней в состоянии ленивца в спячке.
Доктор Мори сидел за рабочим столом и заполнял документы. Кабинет у Вивиана был небольшим и светлым, и первым, что бросалось в глаза, было отсутствие ненужных предметов. Продуманная до мелочей обстановка - вместительный шкаф с прозрачными дверцами, где лежали больничные карты, письменный стол, рабочее кресло и два кресла с другой стороны (для посетителей), в углу - журнальный столик и два удобных кресла, но уже не офисных, а "домашних". Своими достижениями доктор, похоже, хвастаться не любил: и дипломы, и грамоты, и благодарственные письма висели на стене рядом со столом, так что разглядеть их мог только тот, кто займет одно из кресел. Единственное, чего не заметил Адам - так это знаменитой кушетки, без которой не обходится ни один кабинет психоаналитика. Подумав, он решил, что у доктора Мори есть клиника - или же он принимает пациентов дома.
Заметив посетителя, Вивиан поднял голову, снял очки и кивнул на одно из кресел у стола.
- Проходите, - сказал он. - Ну что, вас можно поздравить, вы вырвались на свободу?
- Не знаю, что насчет свободы, но отдохнул я замечательно. Теперь мне не терпится вернуться к работе.
- Значит, лечение пошло вам на пользу. Что я могу сказать вам, мой друг? Вы вполне здоровы. Первое время я советую вам воздерживаться от соленого и острого, а также как можно меньше пить кофе. Спиртные напитки запрещены. Ходите пешком. Через пару недель можете даже заняться бегом, но только трусцой, не надо устраивать марафонов и делать из себя героя.
На столе доктора Адам увидел три фотографии в тонких серебристых рамках. На первом фото - как подумалось ему, такой снимок должен находиться на столе любого врача - фотограф запечатлел Вивиана в мантии и профессорской шапочке, на которой можно было разглядеть герб университета Сорбонны. На втором фото доктор Мори находился в компании коллег - судя по флагам за их спиной, этот снимок был сделан во время знаменитой поездки в Ливан. А третье фото не было связано ни с работой, ни с учебой. Вивиан сидел в кресле рядом с камином и держал в руках бокал с вином. Ценность и смысл последнего снимка остались для Адама тайной, но он решил не задавать лишних вопросов.
- Вы совсем не изменились, - сказал он с улыбкой, бросив взгляд на Вивиана. - Вы выглядите точно так же, как в день получения докторской степени.
- Не всегда внутренние изменения отражаются на нашей внешности, господин Фельдман. А самые существенные изменения видны только нам самим . Вы бывали во Франции?
- Ни разу.
Доктор Мори отложил очки и откинулся на спинку кресла.
- Это замечательная страна, - сказал он немного отстраненно. - Подумать только, а ведь когда-то я думал, что буду жить там и читать лекции в Сорбонне, а по вечерам ужинать в дорогом ресторане с красивой француженкой…
- И вы променяли это на Мирквуд? Почему?
- Это разговор не для рабочего кабинета, а для посиделок дома за рюмкой коньяка, мой друг. Когда вы придете ко мне в гости, может, я расскажу вам эту историю. Это долгая и печальная история, и мне бы не хотелось портить вам настроение сейчас. В любом случае, могу вас уверить - я люблю Мирквуд ничуть не меньше Парижа, и наш университет тоже очень люблю.
- Как часто вы преподаете?
- Три раза в неделю. И иногда по пятницам. Для самых прилежных студентов .
В кабинете было жарко, и Адам снял свитер, сложив его на коленях.
- Надо же. И почему мы ни разу не сталкивались?
- Думаю, потому, что здание медицинского факультета находится на некотором расстоянии от основного здания кампуса. Что вы преподаете? Разумеется, литературу, как и большинство писателей? Или, не дай Бог, литературную критику ?
- Писательское мастерство.
Вивиан взял чашку с кофе.
- Никогда не думал, что можно научить писать. Мне казалось, что с этим рождаются.
- Нельзя научить писать. Но зато можно открыть в себе писателя .
Пейджер доктора Мори пару раз пискнул. Он посмотрел на экран и покачал головой.
- Прошу прощения, мой друг, но я вынужден оставить вас. Я вернусь через несколько минут. Пожалуйста, не скучайте.
Когда за Вивианом закрылась дверь, Адам в очередной раз оглядел кабинет. Только сейчас он заметил, что здесь много комнатных растений, причем большая часть из них явно была привезена из других стран. Больше всего его впечатлила комнатная пальма, стоявшая в углу - она выглядела уменьшенной копией ее большой "родственницы". Пальме не хватало разве что крохотных кокосов и лазающих по стволу карманных обезьянок.
В кабинете было тихо. Почти неслышно играла музыка по радио, негромко щебетала примостившаяся на окне птица. В какой-то момент Адам задумался о своем и не сразу осознал, что в кабинете он не один.
- Пациенты дожидаются доктора, а доктор ходит по своим делам? Знакомая картина.
Приятный женский голос заставил Адама вздрогнуть от неожиданности, и он резко обернулся. Напротив него стояла красивая темноволосая женщина. Одета она была странно - длинное платье в стиле девятнадцатого века, качественная ткань, корсет, открытые плечи и декольте: вполне подошло бы для какого-нибудь бала при дворе в Англии начала нового времени. Пока Адам размышлял, как реагировать на неожиданное появление женщины, она изогнула слегка подведенную бровь и чуть склонила голову.
- Вы что, немой?
- Нет, просто… вы меня напугали.
- Если я не вовремя, то подожду за дверью. В таком наряде я сойду за пациентку. Я не о раке, если что.
Адам улыбнулся.
- У вас великолепное платье.
Женщина заняла второе кресло.
- Не обращайте внимания - я только что с репетиции. Вивиан сказал, когда он вернется?
- Через несколько минут. А вы к нему по делу?
- Не слишком ли наглый вопрос, особенно если учесть, что вы задаете его незнакомой женщине?
- Вы правы. Меня зовут Адам. А вас?
- Афродита. Адам. Адам Фельдман? Писатель? Вивиан обожает ваши книги! Он, наверное, уже успел достать вас своими бесконечными разговорами о сюжетах и героях?
Адам поднял с ковра свитер, который уронил во время неожиданного появления Афродиты.
- Напротив, мне нравится беседовать на подобные темы.
- Он может говорить об этом часами, я его знаю. Но уж лучше о книгах, чем о медицине.
- Вы играете в театре?
- Иногда и в кино.
Афродита достала из сумочки портсигар и, достав из него тонкую сигарету, закурила. Она повернулась к Адаму боком, и он увидел на ее шее татуировку - два небольших следа кошачьих лапок.
- Так вы пришли к доктору по делу, Афродита? - снова заговорил Адам.
- Я пришла для того, чтобы пригласить его на обед.
- Значит вы… - Адам запнулся, почему-то решив, что это прозвучит глупо. - Его женщина ?
Афродита в очередной раз изогнула бровь: сейчас удивление выглядело более правдоподобным.
- Его женщина? - переспросила она. - Я ничья женщина. По крайней мере, на данный момент .
- Извините. Это было бестактно с моей стороны.
- Судя по всему, вы не обременяете себя тактичностью. А вы к доктору по делу?
- Он должен заполнить документы по выписке из больницы.
- В добрый час. Чувствуйте себя хорошо и старайтесь не попадать сюда. - Она улыбнулась. - По делу.
Вошедший Вивиан на ходу снял халат, оставшись в обычных для него черных классических брюках и белоснежной шелковой рубашке.
- Ни минуты покоя, - пожаловался он. - Когда приводят интернов, я всегда как на иголках. - Он посмотрел на Афродиту. - Дорогая, ты уже здесь? Мы ведь договаривались, что я за тобой заеду.
- Я решила прогуляться, - заявила Афродита. - И показать всем свое платье.
- Ты имела успех?
- Разве бывает иначе?
Вивиан сел за стол и снова взял документы.
- Вот необходимые бумаги, мой друг, - сказал он, обращаясь к Адаму. - Помните о моих рекомендациях. Я не хочу снова видеть вас в приемном покое. Лучше воспользуйтесь вот этим.
На стол легла визитная карточка: на ней были указаны телефонные номера Вивиана, а также электронная почта и домашний адрес.
- Буду рад вашему звонку, - сказал доктор Мори и с улыбкой кивнул Адаму. - История про Париж ждет вас.
Глава третья
Афродита стояла напротив большого зеркала и изучала свое отражение. Она поворачивалась то одним, то другим боком, придерживая полы шитого золотом белого хитона.
- Я похожа на гетеру? - спросила она.
- Разве что если отрезать от этой ткани две трети.
- Я почтенная гетера!
- Хорошо. Одну треть .
Вивиан сидел в кресле возле окна и читал при свете торшера. На столе чуть поодаль стояла бутылка вина и два бокала, один из которых был наполовину пуст.
- Может быть, на самом деле немного отрезать? - предположила Афродита, задумчиво оглядывая хитон. - Ну уж нет! Лучше сделать декольте поглубже. И открыть спину.
Она еще немного полюбовалась на себя, собрав волосы и оглядев шею, после чего подошла к столу и, взяв полупустой бокал, заняла второе кресло.
- Сегодня ты молчишь и молчишь, - печально сказала она.
- У меня был тяжелый день. Произошла авария на центральном шоссе, и мне пришлось остаться еще на четыре часа, потому что в приемном покое не хватало врачей.
- Ты уверен, что причина именно в этом? - Афродита посмотрела на него. - Болит ?
Вивиан с улыбкой покачал головой и отложил книгу.
- Не больше, чем всегда. Лучше расскажи, как прошел твой день. Что вы изучали в университете?
- У нас был семинар по импровизации. Я произнесла монолог женщины, которая влюбилась в изнасиловавшего ее мужчину. Кто-то в зале даже плакал, представляешь?
- Как кто-то задолго до нас написал в хорошей сказке, слезы - лучшая награда для творца. - Вивиан взял со стола сигареты. - Кто-то же выдумал такое - факультет актерского мастерства. Людей учат играть то, что написали другие.
- Я бы сама с удовольствием что-нибудь написала, - мечтательно сказала Афродита.
- Тогда возьми. Это тебе.
Девушка пару минут изучала лист бумаги, который Вивиан достал из книги.
- Что это? - полюбопытствовала она.
- Курс писательского мастерства, который ведет Адам Фельдман. Включает не только теоретические занятия, но и практические семинары. Проза, стихи. Драматургия. Он недавно начал новый курс, ты пропустила только один урок.
- Да, звучит неплохо… и курс, и семинар как раз тогда, когда у меня "окна" в расписании… не знала, что Адам Фельдман еще и преподает. Как он тебе? Более скучный, чем его книги?
- Он интересный человек.
Афродита вернула бокал на стол и тоже взяла сигарету.
- Книги у него замечательные, - сказала она. - Хочется думать, что в жизни он хотя бы отдаленно напоминает своих героев.
- Ты можешь проверить. Он не женат. И, похоже, женщины у него тоже нет.
Афродита положила голову на спинку кресла и выпустила в потолок тонкую струйку дыма.
- Он спросил, твоя ли я женщина, - сказала она.
- И что ты ответила?
- Что я ничья женщина. А вот ты - мой мужчина. Потому что у меня твоя кредитная карточка.
Вивиан потушил сигарету.
- Раньше своими женщинами мужчины считали тех, с кем они спят. А теперь критерий - это кредитная карточка. Время идет, все меняется.
- То, что я с тобой сплю, делает меня твоей женщиной?
- Нет. Но то, что ты спишь с другими, не делает тебя чужой .
- Даже пара затяжек опиума не мешает вам мудро мыслить, доктор.
Афродита поднялась и подошла к нему.
- С кем интереснее спать - с чужой женщиной или со своей? - спросила она.
- Интереснее спать с женщиной, которую ты не можешь отнести ни к одной из этих групп.
- Еще одна мудрая мысль. Но я после пары затяжек опиума не смогу оценить ее. Подумаю об этом завтра. - Она положила тлеющую сигарету в пепельницу. - Сегодня я хочу быть чужой женщиной.
Вивиан развязал пояс ее хитона, и тяжелая ткань с легким шелестом опустилась на ковер.
- Как чужие женщины относятся к своим мужчинам? - спросил он.
- Думаю, точно так же, как свои женщины относятся к чужим.
- Вынужден признать, что это слишком мудрая мысль. Так что я последую твоему примеру и подумаю об этом завтра.
Когда крепкий латте был допит, а омлет с зеленью, пусть и вкусный, но слишком сытный для того, чтобы съесть его полностью, был отставлен в сторону, Адам отложил книгу и устало потер глаза. Спал он хорошо, но мало - всего три часа. Не только потому, что забыл о том, что во вторник у него далеко не третья и даже не вторая, а первая пара в университете, но еще и потому, что был занят абсолютно не характерным для себя делом - смотрел кино .
Черновик романа был успешно завершен, и после первой вычитки Адам отправил рукопись своему литературному агенту. Агент вот уже неделю молчал, не удосуживаясь высказаться по поводу прочитанного даже электронным письмом в пару строк. Обычно он уже после первых страниц звонил Адаму (часто с утра, когда тот даже не успевал открыть глаза, не говоря уж о том, чтобы выпить кофе и позавтракать) и начинал вдохновенный монолог. Молчание агента можно было принять либо за недовольство прочитанным, либо за шок от гениального романа "самого великого писателя современности Адама Фельдмана".
Разумеется, самому великому писателю хотелось верить, что последнее ближе к истине, но с каждым днем уверенность в собственной гениальности становилась слабее. Проснувшись с утра, Адам подумал о том, что написал дрянной роман, и пожалел, что не выбросил его в мусорную корзину. По дороге в университет он изменил своей привычке продумывать будущую лекцию и принялся размышлять о том, что мог бы написать в романе, но не написал. Мысли такого рода Адам ненавидел больше всего, потому что они не просто отбивали охоту творить: они побуждали послать ко всем чертям писательскую карьеру и заняться чем-нибудь другим, более полезным, чем выдумывание идиотских сюжетов и описывание картонных героев.
В такие моменты Адам думал о том, что опубликованные рукописи, поклонники и положительные отзывы критиков - это еще не признание таланта. Несколько тысяч читателей не ошибаются? Статистика - самая красивая ложь. И то, что его книги читает такое количество людей, еще не означает, что он пишет что-то стоящее. Мы уже не будем говорить о том, что в последнее время публика читает всякую дрянь . Так отчего же им не читать дрянные романы Адама Фельдмана? А ведь слава и признание - это далеко не все. Если писатель пишет то, что ему не нравится, только для того, чтобы издаваться и получать свой кусок от жирного торта под названием "известность", то он самый несчастный человек на свете. Таким человеком себя сейчас ощущал Адам, сидя в университетском кафетерии в начале восьмого утра.
Неделя у Адама выдалась свободная, если не считать мелких дел, и он, подумав, решил отдохнуть от работы. Он дочитал три книги, купил пару новых дисков, отвез машину в гараж, сделал основательную уборку и заполнил холодильник. А после этого занялся тем, что откладывал с того самого момента, как покинул больницу - сделал себе чашку крепкого кофе, закурил, сел возле компьютера и, открыв браузер, набрал в строке поиска "доктор Вивиан Мори".
Вивиан Мори - а если быть более точным, Дитрих Вивиан Рихард Пьер Мори фон Турн унд Таксис - родился первого января тридцать три года назад. Он был младшим ребенком в семье, и принадлежал к древнему роду немецких аристократов. Точнее, его отец Рихард принадлежал к древнему роду немецких аристократов. Мать, Элизабет Франсуаза Мори, была самой обычной француженкой. И Вивиан был младшим ребенком не совсем в семье - это было дитя страсти молодого врача и скучающего аристократа, который поехал в Париж и, познакомившись там с Элизабет, провел с ней одну-единственную ночь. Отец Вивиана был старше его матери на пятнадцать лет, но это отца не печалило. Впрочем, не печалило это и мать - она приняла свое решение и вырастила ребенка одна.
Несмотря на общественное мнение, которое Рихарда, похоже, тоже не печалило, он регулярно навещал Элизабет и своего сына в Париже, а в перерывах между визитами переводил женщине приличные суммы денег. А после своей смерти, на момент которой Вивиану исполнилось двенадцать лет, завещал мальчику огромную даже на сегодняшний день, а по тем временам гигантскую сумму.
Окончив школу, Вивиан поступил в университет. Разумеется, на медицинский факультет. Тем временем его мать вышла замуж. Муж, Джозеф Стайп, богатый юрист, увез Элизабет в Америку. Воплотила ли она там американскую мечту? А свою мечту, если она у нее была? В этом было что-то неумолимо драйзеровское, но Адаму хотелось думать, что не такое трагичное, как это обычно бывало у писателя.
Итак, доктор Мори окончил университет и начал работать ассистентом одного из известных парижских психоаналитиков. Через пару лет (по примерным подсчетам, которые сделал Адам, доктору Мори тогда было двадцать семь, с учетом того, что он поступил в университет в восемнадцать) он начал свою практику. На этом месте история обрывалась. Заканчивалась она на том, что Вивиан самостоятельно проработал около года, и коллеги признавали, что молодой специалист подает большие надежды. История начиналась вновь уже в Мирквуде, когда доктор Мори, отпраздновав свой тридцать первый день рождения, блестяще защитил вторую диссертацию, переквалифицировавшись в онколога. На вопрос "по какой причине доктор покинул Париж" Адам ответа не нашел.