– Ага, – снова соврал Петя.
– Ночуешь где?
– Да пока нигде, – развел руками Петя. – Не успел еще устроиться.
– Ладно, давай ко мне. Я тебе комнату сдам. Недорого. Прямо здесь я живу. Вот в этом доме. – Она кивнула на дом, который стоял аккурат напротив буржуйского особняка.
"Вот это удача так удача! – думал Петя, поднимаясь по узкой лестнице за девахой и одновременно разглядывая ее массивный зад. – Завтра из окошка за воротами послежу".
– Тебя звать-то как, красавчик? – игриво спросила она, открыв дверь и подтолкнув Петю в комнату.
– Петром.
– Ух ты, а просто Петей нельзя?
– Можно, – зарделся Петя.
– А я Нюра. Ну вот, – сказала она, указывая на широкий бархатный диван в углу комнаты, – здесь спать будешь.
Петя подошел к окну. Особняк был как на ладони. Правда, окон по-прежнему не было видно из-за высоких стен (квартира Нюры располагалась на втором этаже), но за воротами отсюда наблюдать было очень удобно.
– Ну как хоромы, – Нюра вошла, держа в руках стопку чистого постельного белья.
– Ничего себе, жить можно. А сколько вы с меня возьмете?
Нюра прыснула в кулак.
– Во-первых, красавчик, может быть, все-таки на "ты" перейдешь? А по поводу оплаты, – она сделала многозначительную паузу, – посмотрим на твое поведение…
Она бросила белье на диван и подошла к Пете, который по-прежнему стоял у окна.
– Что ты все время на этот дом смотришь? Понравился, что ли?
– Еще бы. У нас в Февральском таких нет.
Нюра хмыкнула.
– У вас и людей таких нет.
– А кто живет в этом доме?
– О-о, – она закатила глаза, – тебе еще об этом знать рано. Ты еще маленький.
Петя нахмурился.
– Ну хорошо, хорошо, не обижайся, – она нежно погладила его по спине, – пойдем лучше ужинать.
Стол Нюра накрыла царский – свежий, блестящий от жира балычок, поллитровая банка с крупными янтарными горошинами красной икры, блюдо с щедро нарезанными ломтями розового окорока, жареные баклажанчики, помидоры, зелень. Посреди стола стояли две запотевшие литровые бутылки "Абсолюта".
Увидев такое изобилие, Петя оробел:
– Это по какому случаю?
– По случаю нашего с тобой знакомства. Которое, я надеюсь, со временем перейдет в крепкую дружбу, – процитировала Нюра фразу из какого-то фильма.
– А что, еще кто-нибудь придет? – спросил Петя, имея в виду большое количество еды.
– Нет, – заговорщически сказала она, усаживая Петю на стул и сама садясь рядом, – только ты и я. Или тебе еще кто-то нужен?
И Нюра приблизилась к нему, коснувшись его локтя своей мощной грудью и заглянув ему прямо в глаза. Пете стало не по себе от этого взгляда – было такое ощущение, что он проникает в самое нутро.
– Н-нет, – выдавил он из себя.
– Вот и ладно, – улыбнулась Нюра и, отодвинувшись от него, потянулась за банкой икры – налетай!
…После того как опустела первая бутылка "Абсолюта", Пете стало очень хорошо. Ну посудите сами – он сидел в хорошей квартире, накормленный, пьяный, рядом с красивой блондинкой, которая то и дело ласково обнимала его, целовала и говорила всякие нежные слова. К тому же Петя подозревал, что одними поцелуями дело не кончится. И оказался прав.
Но на следующее утро он проснулся далеко за полдень, измочаленный, выжатый как лимон и с жуткой головной болью. Подробности этой ночи вспоминать не хотелось, но они все всплывали перед глазами. Разгоряченная выпивкой, Нюра до утра не дала ему ни минуты передышки. И только до предела насытившись Петей, перевернулась на другой бок и громко захрапела. А бедному Пете в эту ночь приснилось, что на него сел слон. Тем не менее, когда он проснулся, Нюры рядом не оказалось. С трудом поднявшись, Петя сходил в уборную, в душ и только после этого обнаружил на столе записку следующего содержания:
"Зайчик, жратва в холодильнике, водка в буфете. Не забудь опохмелиться. Дверь заперта, так что выйти не пытайся. Приду – повеселимся еще. Нюра".
"Хорошенькое дело, – подумал Петя, – это что, меня вроде как арестовали? Нет, я так не согласен".
Однако делать было нечего. Окна были забраны крепкими решетками, а уличная дверь больше походила на вход в бомбоубежище. Пошастав по квартире, Петя убедился, что до прихода Нюры ему отсюда не выбраться.
"Вот стерва, – незлобно подумал он, – хоть бы сказала, когда вернется".
Последовав совету Нюры, Петя хлебнул водки, потом поел разных вкусностей из холодильника.
"Интересно, откуда у нее столько такой хавки? Говорила вроде вчера, что где-то кухаркой работает… Неужели во Владивостоке кухаркам столько денег платят?"
Нюра вообще, судя по всему, жила на широкую ногу. Главная комната была обставлена хорошей дубовой мебелью, в углу стоял огромный широкоэкранный телевизор с видеомагнитофоном, в специальной стойке помещалась роскошная стереосистема. Бар был уставлен напитками с яркими заграничными этикетками, а когда Петя заглянул в буфет, то обнаружил там батарею "Абсолюта" – видимо, хозяйка очень уважала этот напиток. Кухня была оснащена по последнему слову техники – тут даже имелись посудомоечная машина и микроволновая печь.
"Ничего себе, – думал непривычный ко всем этим благам цивилизации Петя, – размах у Нюры явно не кухарочий. Может, она путанит на досуге?"
Предположение показалось Пете сомнительным: вряд ли у проститутки остались бы силы и желание на контакты в "нерабочее" время.
Походив по квартире Нюры, немного оправившись от головной боли, он наконец вспомнил о цели своего визита во Владивосток.
При дневном свете особняк выглядел еще богаче. Медные листы крыши ярко сверкали в лучах солнца. Стекла оказались зеркальными, а в дальнем конце двора Пете удалось разглядеть белый краешек спутниковой антенны. Ворота были по-прежнему наглухо закрыты. Петя принес из кухни пепельницу, достал из бара пачку сигарет и занял у окна наблюдательную позицию.
Так он и просидел до вечера, пока из переулка не появилась высокая фигура Нюры. Ее сопровождал здоровый мужик, несущий в руках две корзины, из которых виднелись горлышки бутылок и разноцветные упаковки импортной снеди.
"Ого, – с удивлением подумал Петя, – ей еще все домой приносят".
Однако в квартиру Нюра вошла уже одна. Поставив корзины на пол, она бросилась к Пете с широко раскинутыми руками:
– Зайчик, ты соскучился!
Петя попытался выбраться из тисков ее объятий и сразу же потребовал от нее объяснений.
– Ну, Петенька, ты так сладко спал, что мне было жаль тебя будить. И потом, ты же понимаешь, что я не могла оставить на тебя квартиру, мы же с тобой только вчера познакомились, – с детской непосредственностью оправдывалась она.
Петя был человек покладистый и особенно настаивать не стал, тем более что целый день он посвятил слежке за домом, что с Нюрой было бы проблематично.
Вечером и ночью повторилось то же самое – пьянка, потом дикие, ненасытные объятия Нюры… Впрочем, посреди ночи, после неожиданного телефонного звонка, она оделась и куда-то ушла…
БОТАНИК
Жара немного спала, и это не могло не радовать, поскольку большую часть дня заняла бессмысленная езда. Географические данные Трофимова оказались морально устаревшими. По его наводке Турецкий сперва поехал в Адлер, где должен был располагаться офис. Отнюдь. Теперь, уже пару недель, как сообщил Турецкому суровый вахтер старой формации, тут расположена риэлторская контора, к "Свету" никакого отношения не имеющая.
– Хотя новый их адресок дать, конечно, могу. Но, собственно, не обязан.
Красная корочка Турецкого сыграла, однако, свою привычную роль, и мгновенно размякший вахтер тут же написал ему все, что было надо, и еще долго вдогонку пытался сообщить, что он до сих пор надеется, что родина его (вахтера) не забудет…
Десять раз за это время Турецкий пожалел, что отдал машину Грязнову. Но звонить в УВД или прокуратуру он не собирался, ни к чему им знать, где он находится. Пусть лучше вот Грязнова и пасут. Пришлось возвращаться в Сочи, на окраине которого и дислоцировалась теперь фирма "Свет".
Было уже около четырех часов, когда Турецкий наконец добрался до верхних этажей девятиэтажного жилого дома. Тут никакого вахтера не было и в помине. Следы недавнего переезда и одновременно начавшегося ремонта царили повсюду.
В самой большой комнате компания разного пола и возраста с увлечением наблюдала за манипуляциями непомерно длинного, худого и вихрастого парня в очках с толстыми стеклами. Что именно он делал, Турецкому видно не было. Кажется, таких ребят, как этот долговязый, опускающихся на грешную землю из своих заоблачно-научных высот только для того, чтобы сходить в туалет, называют "ботаниками", припомнил Турецкий.
– Не будь идиотом, – сказал кто-то. – Они никогда не пойдут.
Огромное количество нераспакованных ящиков громоздилось под потолок. Разрушенные до основания стены, разделявшие небольшие комнаты жилых в недавнем прошлом помещений, превратились в кучи строительного мусора.
– А не боитесь, что крыша рухнет? – спросил Турецкий у желчного лысого мужчины с черными усами, который распаковывал ящик.
– Скорее поедет, – мрачно ответил тот, продолжая копаться в ящике. Потом, подозрительно глянув на Турецкого, добавил: – У нас с этим делом в документах полный порядок. Есть разрешение от этого, как его… – В этот момент из ящика тихонько донесся "туш".
"О ля– ля, -подумал Турецкий, – это что-то напоминает". Он остановил собеседника жестом руки.
– Вы ошибаетесь. Я сам ваш потенциальный клиент. Вы же "Свет", я надеюсь?
Лысый с черными усами, подозрительно его рассматривая, кивнул:
– Мне очень жаль, но видите сами, мы работать еще и не начинали. Сделали, правда, один срочный заказ, но пока все.
"Ага, – подумал Турецкий. – Очень хорошо".
– Вы же сами видите, тут еще долго порядок наводить.
Обстановочка действительно на рабочий лад не настраивала.
– Чем же тогда все так увлечены? Этот долговязый парень явно что-то мастерит?
– Виталик-то? А тараканов мы травить пытаемся, – искренне признался лысый. – Прошлые жильцы оставили в наследство. А Виталя соорудил для них какую-то фиговину. Для ползучих, конечно, не для жильцов. Вот и вся наша радиоэлектроника на сегодняшний день.
Теперь из ящика послышался свадебный марш Мендельсона.
– Готово, – сообщил Виталик. – Выйдите все из комнаты.
Народ расступился, и Турецкий увидел в руках у ботаника обыкновенную мыльницу. Впрочем, все же не совсем. Виталик вложил в нее какие-то внутренности и закрыл: в таком положении у мыльницы оказалось небольшое отверстие. Любопытствующая публика заглядывала в дверной проем. Виталик громко сказал:
– Тараканы! Я ушел. – И потопал к двери, громко прикрыл ее за собой и тоже стал подсматривать. Через несколько минут к мыльнице пошли первые тараканы. Потом их стало больше, пока это наконец не превратилось в паломничество.
Отчасти это напоминало массовый заход крыс в воду под звуки волшебной дудочки в известной сказке.
Турецкий ничего подобного в жизни не видел. Как от разнообразных химикатов дохли домашние животные вместо насекомых, наблюдать приходилось. А здесь тараканы организованной очередью заходили в мыльницу, где и оставались, судя по всему, навсегда. Народ веселился:
– Что они там у тебя, руки моют?
– Очередь за колбасой, – старорежимно пошутил кто-то…
– Дом-то большой, девять этажей, все тараканы в маленькую мыльницу не влезут…
Искренне восхищенный Турецкий спросил:
– А что, сообщать тараканам, что вы ушли, было обязательно?
Ботаник Виталик покраснел как пятиклассник:
– Это я для них. – Он кивнул на своих сослуживцев.
"Да ты брат, артист, – удивился про себя Турецкий. – Публику любишь". А вслух сказал:
– Мне прислали аппаратуру из-за рубежа. Срочно нужен грамотный спец, чтобы ее собрать. Проблема в том, что никто пока что не смог этого сделать.
– Я такими вещами занимаюсь только в крайних случаях.
– Считайте, что он уже наступил.
Лысый ревниво глядел на них с другого конца длиннющего коридора. В ушах у него были наушники без проводов.
– Боюсь, что мой босс… – начал было ботаник.
– Сегодня я буду твой босс, – успокоил его Турецкий.
– Да?… Сан Сергеич! – закричал вдруг ботаник лысому. – Не получится, я ставлю вам помехи. – И он похлопал себя по нагрудному карману, в котором гудела небольшая коробочка.
– Что это значит? – спросил озадаченный Турецкий.
– Он пытался подслушивать, – простодушно объяснил ботаник. – Проверяет новый приборчик. Вам нужно с ним все утрясти.
Турецкий только покрутил головой. Ну и конторка, один другого стоят.
Пришлось все же представиться. Красная книжечка ботаника, конечно, не обрадовала, но, похоже, и не удивила. Равно как и просьба не говорить сослуживцам, что уезжает. Пока ботаник втихаря укладывал свой специальный чемоданчик, лысый куда-то ушел и отсутствовал минут десять.
– Сейчас поймаем такси, – сказал Турецкий уже на улице, тоскливо озираясь по сторонам.
– Не надо, поедем на моей, – остановил его ботаник. – Подгоню ее со стоянки.
Турецкий удивился: обычно правильные ботаники не ездят на машинах. Обычно их пачками давят в общественном транспорте.
Но прошло минут пять, а ботаник не появлялся. Турецкий уже начинал припоминать некоторую обманчивость внешней его наивности, и тут возник скрежет, а вслед за ним к подъезду подкатил допотопный "Запорожец", выкрашенный, однако, в цвет "металлик". В общем и целом, подходящая машина для ботаника.
– И сколько же он может разогнать?
– По приличной дороге – километров сто пятьдесят.
– Сколько?! – Но тут Турецкий вспомнил мыльницу и умолк, сообразив, что такой тип, как его водитель, внутренности может заменить в чем угодно.
"Запорожец" тарахтел как хороший "харлей", и это, по крайней мере, оберегало редких пешеходов. Ботаник вел автомобиль действительно очень быстро, благо город скоро кончился и гладкое, почти пустынное шоссе это позволяло. Лишь где-то далеко сзади маячил одинокий "фольксваген". Правда, при такой езде чувствовался буквально каждый камешек на дороге.
– Этот лысый-усатый "слухач" сообщит боссу, что я тебя забрал?
– Это и есть мой босс. Бенардаки.
– Чего?!
– Это фамилия, – объяснил ботаник. – Он грек.
– Жизнь прекрасна и удивительна. А Климов тогда кто?
– Климов – просто меценат, – пожал плечами ботаник.
– Как Рябушинский, Морозов, Мамонтов? – криво усмехнулся Турецкий, соображая про себя, что работники "Света" даже, оказывается, не знают, на кого работают.
– Ага. Только лучше. Он зарплату платит. Квартиру дает, мне, в частности.
"Час от часу не легче, – подумал Турецкий. – Не был ли Герат связан с ФСБ? На фига, спрашивается в задаче, ему сборище этих яйцеголовых?"
– А где сейчас Климов? – беспечно спросил он.
– Известно где, – пожал плечами ботаник. – В круизе.
Турецкий буквально подпрыгнул.
– Откуда ты знаешь? Имей в виду, если скажешь "от верблюда", получишь по очкам.
Ботаник слегка обиделся:
– Очень нужно. Да он сам сказал. Давай, говорит, "пять", Виталя, а если есть, то все шесть. Это он пошутил, – объяснил на всякий случай ботаник.
– Когда?! – Турецкого сейчас мало интересовал климовский юмор.
Ботаник покопался в мозгах и вытащил оттуда точную дату:
– Восемь дней назад.
Значит, за день до исчезновения, посчитал Турецкий. Похоже, Герат действительно знал, что испарится. Значит – жив? Так-так, полковник Малахов, ваши шансы быть убитым своим приятелем увеличиваются.
– Где был этот разговор? У вас в конторе? Кто присутствовал еще?
– Нет, он туда уже давно не заходил. В машине его это было. Он меня встретил на улице и подвез до дому.
– На чем он ездил?
– На "мерседесе", кажется.
– А на чем в круиз?
– У него своя яхта.
В уставшей голове Турецкого мигом нарисовался эдакий одноглазый капитан пиратского типа, в косынке, с деревянной ногой и с подзорной трубой. В этом случае Малахов должен был болтаться на рее. Что за чушь?…
– Кто был у тебя последним клиентом?
– Я своих клиентов по фамилиям не знаю. Я же не бухгалтер. Я даже их в лица обычно не помню. В голове откладывается только их аппаратура.
– Ну хорошо, а дачный поселок перед яковлевским лесом знаешь? Сейчас, кажется, надо будет свернуть.
Ботаник кивнул. Но резкий поворот направо ему не совсем удался. Встречный самосвал заставил прижаться к обочине. "Запорожец" здорово тряхнуло. Сбросить скорость не удалось.
– Тормоза! – взвизгнул ботаник. Его очки с толстенными стеклами слетели на пол и хрустнули под каблуком: несколько секунд он вел машину практически вслепую. Турецкий успел перехватить руль и спас их от следующего столкновения – с молоковозом. Они съехали с дороги. И влетели в кусты.
Но оба были целы, только слегка помяты и поцарапаны.
Турецкий помог ботанику выбраться наружу. Уже хотел захлопнуть водительскую дверь, но вдруг засунул руку под приборную панель и вытащил оттуда маленький "жучок" – элементарную прослушку.
Ботаник удивленно вытаращил глаза.
"Пожалуй, он не играет, – подумал Турецкий, спрятав "жучок" в носовой платок. – Ботаникам не положено притворяться. И с тормозами действительно не все было в порядке".
В этот момент подъехал "фольксваген". Из него выскочили двое мужчин в костюмах с расстегнутыми рубашками и в черных очках. Продолжая бежать вперед, мужчины одновременно вытащили по пистолету. Турецкий мгновенно оценил ситуацию и понял, что это хана, на ботаника рассчитывать не приходится. "Марголин", как на грех, застрял в кобуре под мышкой.
Но пули, просвистев над Турецким, угодили в многострадальный "Запорожец".
"Неужели я наступил-таки на мозоль ФСБ?" – не вовремя промелькнула отвлекающая мысль.
Виталик заорал и, упав на бок, схватился за ногу. Турецкий успел столкнуть его в кювет, а сам кинулся в сторону и, все же выдернув "марголин", всандалил порцию свинца тому из двоих, который успел приблизиться первым. Не издав ни звука, тот замертво рухнул на землю. Второй откачнулся было назад, но Турецкий выстрелил еще раз, и эта пуля задела колено нападавшего. Тот завопил, но, падая, успел свалить Турецкого и дважды ударил его в лицо. Озверевший Турецкий заехал ему рукояткой пистолета в зубы, и противник наконец на какое-то время отключился.
Уф… Скромный "марголин" выручил сейчас не хуже, чем Грязнов в прошлый раз. Этот легкомысленный, почти женский пистолет удовлетворял Турецкого гораздо больше, чем громогласные "пушки" вроде "ТТ" или "стечкина", оставляющие в голове зияющие дыры. "Марголин" работал изящно, как маленькая дрель, и хотя не обладал сокрушительной убойной силой, но тем-то был для Турецкого и хорош. Потому что требовал совершенного хладнокровия и стопроцентной точности. Этот пистолет дисциплинирует, считал Турецкий.
Ботаник был цел: пуля разорвала ему подошву ботинка и даже не поцарапала ступню. Он с ужасом смотрел на валяющийся на дороге труп и на второго нападавшего, который немного пришел в себя и теперь, сжимая простреленную коленку, матерился, выплевывая сгустки крови. Похоже, Виталик до сих пор не понял, что это именно его сейчас хотели отправить к праотцам.