– Ты их знаешь, видел когда-нибудь?
Вытаращивший глаза парень отрицательно помотал головой.
– Хотя нет, этого вроде помню, – неуверенно сказал он про раненого.
– Хорошо, потом. Голосуй, останавливай машину, – бросил ему Турецкий, а сам стал обыскивать труп, предварительно отшвырнув ногой подальше от раненого его пистолет. То, что он нашел в кармане трупа, его не удивило и не обрадовало. Там было удостоверение воина-интернационалиста, то бишь "афганца", семьдесят второго года рождения.
Раненный в колено беспрерывно стонал и всхлипывал:
– Мать твою… мать… мать… мать…
Турецкий почувствовал, как кровь течет по щеке из рассеченной брови. Под глазом появился приличный кровоподтек. Это плюс к ссадинам от "Запорожца".
Хорошо бы сейчас пропустить стаканчик…
Турецкий забрал себе черные очки убитого.
С каждым прожитым в этот день часом Герат становился для него все ближе. Но это отчего-то не радовало. Кстати, как это, интересно, двадцатичетырехлетний парень мог воевать в Афгане?! Сколько ж ему тогда было? Максимум шестнадцать?!
ТЕРАПЕВТ
Снова у Полякова возникло чувство, что за ним следят. Но удостовериться в этом никак не удавалось. Он поехал очень медленно, и все, кто мог, обгоняли его. Как в шпионских фильмах, Поляков пытался менять маршрут, петлял, резко останавливался, но так никого и не обнаружил. Ну и черт с ними!…
В Мытищах он в результате оказался под вечер. Эта последняя встреча была самой короткой и самой продуктивной. На Олимпийской базе сборной по стрелковым видам спорта он увиделся со своим однокурсником по МАИ, которого уже много лет близкие люди звали не иначе как Терапевт.
Терапевт был подтянутым сухопарым мужчиной, без малейших признаков седины в черных волосах. В отличие от аморфного Кривцова внешне он был настолько активен и деятелен, что даже невозможно было предположить, что у этого бодрого мужчины вместо обоих голеней – протезы.
С другой стороны, в глазах Полякова двух столь непохожих его приятелей – Терапевта и Кривцова – связывало то, что их жизненный путь начинался с достаточно неординарных историй. А скучные люди Вячеслава Георгиевича не интересовали никогда. Оба они хороши были еще и тем, что, оказывая Полякову время от времени некоторые услуги, друг с другом оставались незнакомы.
В неблизкой теперь уже молодости Терапевт был известным спортсменом, он занимался биатлоном. Собственно, на лыжах за сборную института они даже бегали вместе, но Поляков дальше первого разряда убежать не смог. А Терапевт к тридцати своим годам выиграл все что можно, кроме золота Олимпийских игр. Этого последнего шага не хватало для того, чтобы по существовавшей иерархии перейти в разряд великих. Терапевт готовился неутомимо и наверняка. Но за долгую спортивную карьеру совершил целый ряд рискованных поступков и стал своего рода спортивным диссидентом. К моменту проведения зимней Олимпиады в Лейк-Плэсиде отношения между США и СССР были хуже некуда. Наша сборная в Америку не поехала. Терапевт же стал выступать во вражеских "голосах" и говорить что-то о независимости спорта, о коммунистическом диктате и тому подобную опасную по тем временам дребедень. Словом, Терапевт тогда уже не слишком скрывал, что советские методы бега на лыжах и нажатия курка его уже не слишком прельщают.
И вот на отборочных соревнованиях чемпионата СССР на дистанции 30 км в тридцатиградусный же мороз на совершенно незнакомой Терапевту трассе он вдруг сбился с пути, заехал неизвестно куда и потерял сознание. Терапевта нашли только двое суток спустя с отмороженными ногами и неизвестным наркотиком в крови. Как этот наркотик в него вообще попал, осталось загадкой.
Спустя некоторое время, когда Терапевт уже встал на ноги, вернее, на протезы, возник закономерный вопрос о дальнейшем роде занятий. Об учебе он имел весьма поверхностное представление. В конце концов Терапевт попытался вернуться в спорт, но, естественно, уже не лыжный, а стрелковый. Он даже выиграл несколько чемпионатов страны и на этом отчасти утолил свое спортивное честолюбие, после чего стал тренером. И сейчас был, как никогда, близок к олимпийским медалям в качестве тренера-консультанта сборной. По крайней мере, внешне все выглядело именно так.
Терапевт минут десять от души хлопал Полякова по спине, и Вячеслав Георгиевич, все еще не оправившись от своей подозрительности, решил было, что хлопки сейчас уже пойдут по почкам, но тут его давний корефан неожиданно расчувствовался и даже слегка пустил слезу.
– Забыл меня, забыл совсем, эстонец несчастный! – как всегда фальцетом, буквально пропел Терапевт. – Нехорошо. Ну пойдем в каморку, посидим. Через полчаса мои орлы шашлычок на свежем воздухе организуют. Так что я тебя никуда не отпущу.
Когда бы Поляков сюда ни приезжал, какие-нибудь орлы обязательно готовили шашлычок. Похоже было, что Терапевт ничего другого и не ест.
– Да я и не собираюсь сбегать, – признался Поляков.
Они расположились в маленьком уютном кабинете, заставленном спортивными трофеями и завешанном разнообразным стрелковым оружием. Также под стеклом находились некоторые наиболее выдающимся образом пробитые мишени.
– Сначала о делах, – предложил Терапевт. – Как твой бизнес? Я слыхал: цветет и пахнет?
– С бизнесом все отлично. Вот с досугом плохо, – искренне пожаловался Поляков.
– Это действительно нехорошо, – тут же расстроился Терапевт. – В нашем возрасте правильно расслабляться просто необходимо. Я как-то могу тебе с этим помочь?
Поляков улыбнулся:
– Боюсь, что да… Мне нужно пару твоих толковых ребят. Чтобы грамотно организовать досуг.
– Для чего именно?
– Для стрельбы по тарелочкам.
Терапевт хмыкнул:
– О чем ты говоришь! Для тебя, старик, все что угодно. А ты мне покажешь эти тарелочки?
Поляков отрицательно помотал головой.
– Это довольно далеко от Москвы.
– Оберегаешь старого друга от излишних знаний? Чтобы еще больше не состарился? Ценю. Но действительно по тарелочкам или по "бегущему кабану"?
ЭКСПЕРТИЗА
Спустя час, разобравшись с подъехавшим наконец нарядом милиции и "скорой помощью", они отправились к даче Киряковых. За рулем временно экспроприированного "фольксвагена" теперь сидел Турецкий. Ботаник сжимал в руках оправу от очков, как драгоценную реликвию.
По милицейской связи Турецкий попытался было связаться с Грязновым, но тот почему-то молчал. Сведения о его местонахождении были самые противоречивые…
Заметившие Турецкого, дирижер филармонии и его жена – "вторая скрипка" помахали как старому приятелю. Возле дачи Киряковых стояло несколько машин, в саду отдыхал грустный капитан, а в подвале конечно же орудовал Грязнов. Он провел туда свет, притащил кресло-качалку и с помощью пачки "Кэмела" и крохотной фляжки наблюдал за работой двух хмурых мужчин и такой же женщины. Эти трое колдовали вокруг стеллажа с аппаратурой. Они что-то припаивали, меняли какие-то микросхемы, устанавливали реле, включали-выключали, считывали информацию со своих приборов и мрачнели буквально на глазах. Причем полное фиаско было с первого же взгляда ясно каждому, кроме самого Грязнова.
– О, Саня, кто это тебя так разукрасил? Натурально, я все сделал, что ты просил, – доложил он. – Специалистов пошерстил, собрал самых лучших.
Турецкий не схватился за голову только потому, что чудовищно устал.
– Вот эти двое мужиков из гарантийной мастерской "Сони", а дама – из НИИ радиоэлектроники. Не буду тебя утомлять их фамилиями, потому что сейчас нам важен результат.
– А результат есть? – поинтересовался Турецкий.
– Результата нет, – честно признался Грязнов. – Но будет. Я им показал, как это подземелье закрывается и… ну, в общем, предложил поторопиться.
Специалисты по радиоэлектронике нервно озирались на этот разговор.
– Ну вот что, – решил Турецкий, – давай в шею их отсюда. И где хочешь найди мне очки на минус восемь диоптрий.
Через четверть часа вооруженный огромной лупой ботаник лазил вверх-вниз по стеллажу и, ни секунды не раздумывая, перечислял:
– Здесь есть сотовая связь, причем довольно изощренная и… спутниковая.
– И все? А это что? – тыкали пальцами московские сыщики.
– А это аппаратура, которая посылает сигнал. Эта модель, конечно, не типовая, такого никто не делает. Индивидуалка. Тут такие фишки есть, впрочем, вы не поймете… В общем, очень крутые усилители.
– Что это может значить? Объясняй как для дебилов.
– В целом тянет на станцию. Такую маленькую, симпатичную, мобильную. У нас похожий комплект недавно был. Я сам его от первых винтиков собирал, – совсем по-ребячески похвастался ботаник.
– Вот как? – насмешливо поинтересовался Турецкий. – Кто же был заказчиком?
– Да я почем знаю. О, и номер совпадает! – приятно удивился ботаник. – Так это ж моя станция и есть!
– Надо же, какая встреча на Эльбе. Когда ты ее собирал?
– Десять дней тому, – покопался в памяти ботаник.
– А на хрен она вообще нужна?
– Очень удобная вещь в хозяйстве. Многопрофильная, я бы сказал. Ну, можно, например, сразу несколько факсов отправить или получить. А можно и кое-что другое отправить…
– А именно?
Ботаник замялся.
– Парень, я бы от души посоветовал тебе не быть кретином. Помнишь "фольксваген"?
– Ну можно… с помощью этой штуковины на тот свет отправить кого-нибудь, если… он пользуется радиотелефоном… Надо только ему позвонить. И все.
– Как – позвонить? – осторожно спросил Турецкий.
– Как, как – в рельсу! – неожиданно обиделся ботаник. – Существует определенная резонансная частота. С помощью наведения этой аппаратуры на объект формируется незамкнутая цепь. При попадании кодового сигнала – то есть элементарного телефонного звонка – на резонансную частоту цепь замыкается и возникает напряжение двенадцать вольт. Для человеческого уха этого достаточно, чтобы отправить на тот свет и все остальное тело.
Турецкий с Грязновым переглянулись. Грязнов мягко сказал:
– Ты, парниша, кажется, сам не соображаешь, что несешь. Натурально.
– А можно сделать обратную операцию? – быстро спросил Турецкий. – Найти, ну запеленговать, что ли, человека по его радиотелефону?
– Какой номер? – беспечно спросил ботаник.
Через семнадцать минут работы, сделав четыре примерных пеленга на радиотелефон Герата, Грязнов, Турецкий и ботаник определили квадрат площадью несколько десятков метров – к юго-западу от них и километрах в восьмидесяти.
– Слава, бери своих ментов, и дуйте туда. Виталика возьмите с собой, мало ли что. Как только что-нибудь найдешь, хотя бы даже один радиотелефон, сообщи мне. Я могу быть дома, в "Горизонте" или в больнице.
– Только остановимся возле обувного? – жалобно спросил ботаник. – Я бы себе купил чего-нибудь.
– А вы, – Турецкий подошел к оперативнику, – будьте любезны, сделайте несколько полезных для общества вещей: задержите директора фирмы "Свет", но пока не трогайте, я сам допрошу. Вот это, – он достал свой платок с "жучком", – на дактилоскопию, тут должны быть его пальцы. Если они стерлись или их вообще не было, – придумайте как-нибудь. И второе: по горячим следам выбейте все, что можно, из парня, которого я подстрелил. Протокол немедленно пришлите мне. За ботаником установите постоянное наблюдение. Лады?
Оперативник грустно кивнул.
МАССАЖ
– Эх, Алка, что бы я без тебя делал!
Совершенно голый Гиббон лежал, распластавшись на своей тахте, и покрякивал от удовольствия. Его тело после сильных рук массажистки стало розовым, а многочисленные татуировки – темно-пурпурными. Очередной ночной приступ ревматизма прошел, и он чувствовал себя наверху блаженства.
– Ничего мне, кроме тебя, не помогает.
Красавица вытирала выпачканные мазью руки белым вафельным полотенцем.
– Да уж я стараюсь, Осип Петрович, как могу.
– Хорош-шо. Ничего не болит. А что там с Чугурским рудником? Разобралась?
– Все в порядке, Осип Петрович. Давеча человечек мой приехал оттуда. Навел порядок.
Гиббон ухмыльнулся.
– Не переусердствовала? А то я тебя знаю. Ты как начнешь косить кого ни попадя… Потом работать некому.
Массажистка сделала вид, что обиделась.
– Ну что вы, Осип Петрович! Неужто я кого-нибудь хоть пальцем трону? Я девушка слабая, тихая, мухи не обижу.
– Знаю-знаю, "слабая"… У меня от твоей "слабости", вон, все мышцы болят. Ты у меня гляди, я тебе специально надзор за приисками поручил, потому что моим ребятам хоть кол на голове теши – приедут, камня на камне не оставят, а у меня сплошные убытки. А ты все-таки женщина. У тебя подход должен быть поделикатнее.
– Ну куда уж деликатнее, Осип Петрович? Морду начальнику разукрасили и нормировщику за укрывательство пару ребер сломали…
Гиббон испытующе посмотрел на нее:
– Без мокрухи?
– Без, Осип Петрович, – сказала красавица, пряча глаза.
– Ну-ка посмотри на меня!
Массажистка нехотя посмотрела на Гиббона:
– Ну, пришили мы одного для острастки. Так ведь три кило "рыжухи" спрятать хотели!
Гиббон вздохнул:
– Ну ладно, на первый раз прощаю. Но дальше смотри у меня! – И он для придания убедительности своим словам приподнялся, чтобы стукнуть кулаком по тумбочке. Но поясница снова вступила, да так, что Гиббон завыл от боли. Массажистка сразу бросилась разминать ему мышцы.
– Ну что вы, в самом деле, Осип Петрович, не нервничайте. Все будет нормально. Совсем вы себя не бережете.
– Так я ж за дело ратую. Если я не догляжу, все разрушится. Что делать тогда будете?!
– Не волнуйтесь, – Алла продолжала массировать ему поясницу, – уж на меня-то вы всегда можете положиться. Я вас, Осип Петрович, никогда не подведу.
Гиббон с сомнением посмотрел на нее, но промолчал.
– Вы только, главное, Осип Петрович, за здоровьем следите. А то совсем оно у вас ослабело в последнее время. На воздухе надо больше бывать, гулять, понимаете?
– Ну да, – проворчал Гиббон, – погуляешь тут. Узкоглазые только и ждут, когда я из дома выйду, чтобы на мушку взять. Да и свои не лучше… Вон молодцы с Чуркина, которых я недавно за яйца взял, тоже небось спят и видят, что Гиббона нету… Какие уж тут прогулки, Алка.
– А ребята из охраны на что? – фыркнула та. – Целый день ни хера не делают, сидят – в очко режутся. За что вы им по штуке баксов в месяц платите? Хозяина города люди должны видеть, иначе совсем страх потеряют. Вы ведь хозяин, правда?
Гиббон надул щеки. Конечно, он хозяин. И все эта девка верно говорит – чего это он взаперти парится? Завтра же выйти в город. Да так выйти, чтоб аж…
– И то верно, Алка, – сказал он. – Завтра же пойду прогуляюсь. Тем более Батон приехать должен. Вот ты завтра это и организуй. Но так организуй, чтоб аж…
"ЧТО МЫ ИМЕЕМ НА СЕГОДНЯШНИЙ ДЕНЬ…"
Пять огромных жилых корпусов гостиницы "Горизонт" из темного стекла и бетона производили несколько угнетающее впечатление. Все остальное было повеселее: теннисные корты, солярий, концертный зал…
Но чем гостиница была хороша в первую очередь, так это своим рестораном. Правда, до него Турецкий успел поплавать в бассейне и сходить на массаж. К сожалению, не досуга ради.
Молоденькая рыжая и слегка косоглазая массажистка оказалась в меру разговорчивой, на что в отношении администрации рассчитывать было проблематично.
– Клиентов хватает? – поинтересовался Турецкий, придавливаемый ее умелыми руками.
– Не жалуюсь. У нас тут постоянные жильцы имеются, слава Богу.
– Как это, в гостинице – и постоянные жильцы?
– А чего такого? Одно название, что гостиница, она ж не государственная. Кто хозяевам нравится, тот и живет.
– И кто же нравится хозяевам? Кто вовремя оплачивает счета? Или кто вовсе не платит?
Массажистка костяшками пальцев прошлась по его шее и засмеялась:
– А я знаю, кого вы имеете в виду! Этих мордоворотов в тельняшках. Жаль, что Вэлла, бедняжка, пропала, некому их на место поставить. Совсем оборзели, козлы.
– Во как! А я слыхал, что "афганцы" тут совсем ручные.
– Если бы. Когда неделю назад сваливали отсюда, так половину номеров перепортили.
– А Вэлла-то давно пропала?
– А зачем вам? – наконец заподозрила что-то рыжая.
– Я ее старый приятель.
– Вот как? Так этого и не знает никто, когда она пропала-то. Она ж не отчитывается. Не вышла на работу – кто что скажет.
– Будьте любезны, дайте мне сигареты, они – в кармане брюк.
– Кто ж это курит на массаже?!
– Я, – сознался Турецкий.
Массажистка покопалась у него в карманах, и оттуда вывалилась красная корочка. Турецкий даже вполне натурально крякнул от досады. Сегодня он светится, где только можно. Теперь уже нечего скрывать, что его интересует.
– Вэлла была хорошей хозяйкой?
– Как вам сказать?… – замялась косоглазенькая.
– Скажите, как есть.
– Чувствовалось, что все это не по ней. Хотя нет, не то. Скорее, ее несколько тяготило собственное положение. Я же тут работала, когда она горничной была. Толковая, веселая, даже озорная девка. А теперь – как другой человек. Нет-нет, администратор она действительно хороший, – испугавшись, что переборщила, воскликнула массажистка. – Может, ребенка ей не хватает?
– А сколько они прожили с Гератом?
– Лет пять, наверно. Может, шесть. Или семь. А я что, на допросе?
– Да, – серьезно ответил Турецкий. – Герат часто появлялся в гостинице?
– Довольно часто, да. Но с женой он тут не слишком много общался. В основном приходил к своим приятелям.
– А у нее был кто-нибудь?
– Вот уж не знаю. Не думаю. Была такая сплетня, – не удержалась массажистка, – что четыре года назад она перенесла одно заболевание, которое Герат до сих по не может ей простить…
Турецкий заплатил ей, сам точно не зная за что: массаж или информацию.
Значит, "афганцы" исчезли некоторое время назад. Практически одновременно со своим "командармом". Так, так.
Он отправился в ресторан и постарался совместить обед с ужином. Что с успехом и получилось.
Мимо прошли несколько крепких молодых мужчин в джинсах и тельняшках. Точно в такой же униформе он встретил людей и у бассейна. Потом в баре. И теперь – в ресторане. Кто же это, если гератовские "афганцы" действительно убрались отсюда? Кстати, почему об этом не знал Трофимов?
"Что я делаю? – вдруг остановил себя Турецкий. – В оперативника превратился. Дотошный законник запросто уличит меня в превышении полномочий, в процессуальной ошибке и так далее… А, плевать, пока не разберусь с этим клубком, до своего дела не добраться… Эх, в России и не то бывает".
Турецкий в очередной раз за день "засветил" себя корочкой, чтобы покопаться в регистрационной книге. Через пару минут брови его поползли вверх. "Афганцы" действительно уехали все как один через два дня после исчезновения Герата. И еще через два дня – вернулись обратно. Сосчитать их вручную было невозможно.
– Действительно, все вернулись? – спросил Турецкий у портье.
– Кажется, кроме трех человек.
– Их фамилии?
Зазвонил телефон. Портье снял трубку. Сказал ему вопросительно: