– Приказали – стала бы и тувинской. Но случилось так, что была китайской, в Монголии.
– С заданием подсчитать количество овец в личной отаре монгольского премьера?
– Какое именно задание я там выполняла, знать вам не обязательно. Куда важнее для вас, как недавно перевербована одним из резидентов японской разведки в Монголии.
– И в этом весь ваш секрет?
– Теперь уже, скорее, спасение, – недовольно проворчала Лукина, понимая, что должна была скрывать свою принадлежность к японской разведке до конца. До особого разрешения на правду. – Но не моя вина в том, что вы столь бездарно состряпали всю эту операцию.
– Что же вы до сих пор молчали? – развалился в кресле Имоти и теперь уже с особым интересом смотрел на фигуру русской. Словно прикидывал: а с какой стати я должен отказывать себе в том удовольствии, в каком не отказал себе ни один офицер тюрьмы? – Зачем нужно было терпеть все эти "интимные допросы" и сексуальные пытки? Сразу сказали бы…
– Кому? – въедливо улыбнулась Лукина. – И зачем? Чтобы сорвать всю операцию? Я-то, заметьте, ваши условия выполнила. А вот что касается вас, японцев… Мне непонятно, почему на меня напустили все это грязное тюремное отрепье?
– Предпочтительнее, чтобы вас сразу же пристрелили? А перед этим избивали бамбуковыми палочками по пяткам, швыряли оземь, отбивая почки? У нас еще есть время, мы легко можем заполнить все пробелы.
– Послушайте, вы, подполковник… – взъярилась на него Лукина. – Да вы лжете. Все вы прекрасно знали: кто я, почему оказалась в номере генерала Семёнова… Поэтому хватит мотать мне нервы. Немедленно свяжите меня с генералом Судзуки.
– А кто такой этот генерал Судзуки?
– Вы лучше меня знаете, кто такой генерал Судзуки! – взвизгнула Лукина, теряя самообладание. Но тотчас же попыталась взять себя в руки. – Хорошо, нет генерала Судзуки, есть капитан-переводчик Куроки. Свяжите меня с ним. Лично. Без посредничества полковника Исимуры.
– А вы уверены, что он пожелает разговаривать с вами? – холодно, хотя и предельно вежливо осведомился Имоти, по опыту зная, что ничто так не выводит из себя хамовито-истеричных по большей части своей русских, как самурайская вежливость японцев.
– Да, да, да! Уверена.
– А я сомневаюсь.
– Свяжите же, подполковник, – вновь навалилась грудью на стол террористка. – Умоляю вас. Успеете вы меня расстрелять, куда торопитесь? Я ведь уже объяснила: я – ваш агент, выполняю особое, секретное задание.
Пауза была томительной. Окончания её Лукина ждала, как избавления от пытки.
– Исключительно из уважения к господину генералу, – наконец изрек Имоти.
47
Лукина добилась этой встречи. Когда её наконец привели в высокопоставленный кабинет, она уверилась, что спасена, и даже подумывала об отмщении хотя бы начальнику тюрьмы, с позволения которого её камера была превращена в бордель.
Отношение к террористке в самом деле сразу же изменилось. Судзуки не только узнал её, но и возмутился: как могло произойти, что с госпожой Лукиной в тюрьме предварительного заключения обошлись столь грубо? И, словно бы вычитав её мысли, пообещал, что начальник тюрьмы майор Тосузи обязательно будет наказан.
– Почему ко мне стали относиться так, словно я работала против японской разведки, а не по её же заданию?
– Но ведь мы вынуждены были убедить атамана Семёнова, что покушавшаяся на него террористка – действительно является агенткой красных, – невозмутимо объяснил подполковник Имоти, нисколько не сомневаясь в том, что ни в каких убеждениях последний не нуждается.
Зато самой Лукиной признание Имоти было воспринято как еще один укус скорпиона. Выходит, он знал о ней все, что только можно было знать. Зачем же тогда ему понадобился весь этот спектакль с её признанием?
– Осень-то правильно, – поспешно согласился Судзуки. – Вынуждены были убедить, осень-то правильно.
– Но теперь-то вы убедились? – перехватило дыхание у Лукиной. Она понимала, что Судзуки – её суд высшей инстанции. Если генерал окажется безучастным, то за пределами этого кабинета – еще один круг ада и… гибель. – Я выполнила все, что от меня требовалось. Если бы мне было приказано застрелить Семёнова, я бы его в самом деле застрелила. В другом месте и по другому, как говорится, поводу, но застрелила бы.
– Теперь мы в этом не сомневаемся, – заверил её Судзуки.
– Если последует ваш приказ, я хоть сегодня готова исчезнуть из этих мест. Перебросьте меня назад в Монголию. Увезите в Японию. Зашлите агенткой в русскую эмиграцию в Китае. Да хоть в Россию – если уж на то пошло. И концы в воду…
– Консы в воду, да? Правильно, консы в воду, – не стал возражать Судзуки. – Мы отправим вас в Японию, а затем – в русскую эмиграцию в Югославию, мы отправим вас… Вы согласны?
– А что, действительно требуется мое согласие?
– Мы должны знать ваше мнение.
– Согласна. – Лукина недоверчиво взглянула вначале на подполковника Имоти, словно опасалась, что тот способен отменить решение генерала, затем вновь на Судзуки и яростно, безбожно перекрестилась. – Конечно же, согласна!
– Для нас это важно, – кивнул Судзуки, глядя себе под ноги, – очень важно.
– Значит, с этой минуты я свободна?
Задумавшись, генерал не слышал её. Подполковник Имоти стоял где-то у неё за спиной и тоже безмолвствовал.
– Простите, господин генерал, – напомнила о себе Лукина. – Что дальше? Меня освободят?
– Зачем же "освободят"? – вскинул желтокожие тощие ручонки Судзуки. – Теперь вас расстреляют, почему "освободят"?
– Рас-стре-ляют?! – побледнела Елизавета.
– Конесна, расстреляют. Генерал Семёнов должен знать, что террористка Лукина расстреляна. Все должны знать, генерал Семёнов… После этого вам дадут новое задание.
– Мать-заступница, так вам что, нужна была всего лишь имитация расстрела?
– Имитация, да.
– Так бы и сказали! Что ж вы, подполковник? – осуждающе метнула взгляд на Имоти.
– Я был уверен, что вы догадаетесь, о каком "расстреле" идет речь, – неуверенно подыграл своему коллеге подполковник.
Женщина взяла со стола генерала пачку сигарет, и Имоти обратил внимание, что руки её перестали дрожать, а лицо вновь начало приобретать былые краски, а с ними и надменность.
Подполковник знал, что Елизавета Лукина была дочерью русского полковника, осевшего некогда в Порт-Артуре, и в шестнадцать лет уже выполняла задания китайской разведки. Затем разведшкола, первая заброска в Хабаровский край, откуда она была вывезена в Китай одним из белых диверсантов. Потом кратковременные командировки в разные страны мира и наконец Монголия… Он многое знал об этой русской аристократке. Единственное, что до сей минуты было неизвестно ему, – каким образом генерал Судзуки собирался выводить её из игры. Но вот теперь все прояснилось.
– Правильно, нужна имитация, – в последний раз улыбнулся Судзуки. – Вас "расстреляет" подполковник Имоти. Завтра на рассвете. А сегодня вы получите деньги, которые мы обещали вам за операцию, сегодня получите…
– Под занавес пальнем холостыми – и вся провинциальная комедь, – успокоительно заверил её Имоти.
* * *
Вечером подполковник появился в камере Лукиной и положил на нары, на которых она сидела, обхваченную тонким шпагатиком пачку иен.
– Рассчитаться решили?! Похвально, – приятно удивилась террористка. Причем радовалась она не столько самим деньгам, сколько появившейся уверенности: раз принесли деньги, значит, взаправду казнить не собираются! Действительно, пальнут холостыми.
– Японская разведка всегда выполняет свои обязательства перед агентами. Как бы ни сложились обстоятельства. Вы готовы засвидетельствовать это?
– Перед кем… свидетельствовать, подполковник? Что тут с вами всеми происходит?
– Да хотя бы перед Богом. Так готовы?
– Что за чушь вы несете, досточтимый?! – удивила террористку сама постановка вопроса, однако возразить было нечего: до сих пор все свои обязательства перед ней японская разведка действительно выполняла, это факт.
– Сколько здесь?
– Как было условлено. Плюс небольшая сумма, которой разведка компенсирует неприятности, связанные с сексуальными развлечениями тюремной охраны и администрации.
– Да хватит уже об этом! – презрительно поморщилась террористка.
– …И с имитацией расстрела – тоже.
– Когда я решалась на это задание, об имитации расстрела речь не шла, – сухо напомнила Лукина. – Так что все справедливо: подобную выдумку чиновникам действительно следует искупать деньгами. Кстати, я так и не поняла, зачем вам понадобилась эта имитация, – пожала покатыми плечами Елизавета. – Что за блажь, какие такие обстоятельства появились?
– Обстоятельства меняют не люди, а боги. Люди всего лишь жалуются на них да иногда пытаются исправлять оплошность Всевышнего. Именно этим я сейчас и занимаюсь. Тем более что сей промах уже оплачен.
– Вы, как я поняла, из русских? – только теперь оценивающе осмотрела террористка мощную, бычью фигуру подполковника.
– Возможно.
– Из маньчжурских или даурских казаков?
– Сейчас это уже не имеет значения.
– Ну, это всегда имеет значение, – игриво повела бедрами Елизавета. Хочется знать, кто рядом с тобой, на кого следует полагаться.
Подполковник был наслышан о сексуальной неутомимости и ненасытности этой дамы. Японская разведка всегда учитывала подобные особенности при выборе задания. Знал Имоти и о том, что специализировалась Елизавета Лукина-Александровская в основном по исполнению приговоров в отношении тех людей, которые мешали японской разведке, или же пробовали затевать двойную игру.
– Зря вы так, подполковник. Если мне как смертнице предложат на выбор: вино или мужчину – я предпочту мужчину, – кокетливо пригрозила ему Елизавета.
– Вы забываете, что на рассвете должны казнить вас, а не меня, – улыбнулся Имоти уже знакомой мстительной улыбкой. – Знаю, что вы казнили многих, очень многих, но, извините, когда-то же должен был прийти и ваш черед. И он настал.
Шея Лукиной по-змеиному вытянулась, пачка с деньгами шлепнулась на пол.
– Что-то я не поняла, что вы имеете в виду, – угрожающе прошипела она.
– Не сомневаюсь, что поняли, – вежливо возразил Имоти.
– Значит, меня действительно казнят?!
– Перед исполнением приговора смертникам лгать не принято. По крайней мере у нас, у японцев.
Неофициальная кличка, которую дали ей в зарубежном отделе японской разведки, переводилась на русский язык как Взбесившаяся Самка. Где бы она ни приводила в исполнение приговор – в Сингапуре, Болгарии, Югославии, куда прибывала как вдова белогвардейского офицера, – везде, при любых обстоятельствах она вначале старалась переспать со своей жертвой, а уж потом, доведя её до седьмого блаженства, мастерски убить ударом отравленного кинжала.
Таким же образом она планировала расправиться и с генерал-атаманом Семёновым, если б не Сото. Так что пытка, которую избрал для неё полковник Исимура, – имитация расстрела – являлась не случайной. Было в ней что-то от жалкой попытки удовлетворить сатанинскую "страсть палача" Взбесившейся Самки.
– Может, все же останетесь, подполковник? – продолжала Елизавета витать над Имоти, словно гюрза над парализованной ядом жертвой.
– Давайте ограничимся короткой инструкцией.
– Почему вы не сказали: "В другой раз"? Почему не сказали этого, подполковник? – с надеждой и страхом вопрошала Лукина, предчувствуя что-то неладное. – Потому что другого раза не будет? Потому что на самом деле это будет не имитация, а настоящий расстрел?
– Ваши эмоции и предчувствия, мадам Лукина, меня не интересуют. "Казнь" будет происходить так: мы отведем вас в подвал тюрьмы. Вас поставят к стенке. Я лично скомандую трем солдатам: "Пли". Как только прозвучат холостые выстрелы, вы упадете, притворившись убитой. Врач, не осматривая, подпишет заключение о вашей смерти. Но вместо вас похоронят другую женщину. Потом мы организуем утечку информации через врача и расстреливавших солдат. Люди Семёнова ознакомятся с заключением врача и смогут доложить генералу, что террористка казнена.
– Трудно бы мне пришлось, если бы вы не разъяснили мне тонкости всей этой процедуры, подполковник, – отблагодарила его Лукина едкой иронией. – В последний раз предлагаю подарить эту ночь вам. Больше такого случая не представится.
– Мне казалось, что вы потребуете предсказать вашу судьбу после расстрела.
Когда на рассвете подполковник явился за ней, женщина лежала поперек нар, упершись головой в стенку, свесив оголенные ноги на пол, и самодовольно улыбалась. В самой позе её прочитывался откровенный вызов подполковнику. Вызов с привкусом мести. Для этого у террористки были все основания. Имоти уже знал, что из четверых сменившихся у её камеры персональных часовых троих она сумела соблазнить.
Уходя на "казнь", Взбесившаяся Самка могла чувствовать себя вполне удовлетворенной. У неё было все, чего желала: красота, мужчины, деньги. Много денег, которые позволили бы ей в течение десятка лет жить вполне безбедно, если б только удалось скрыться от японской разведки. Лукина понимала: война завершается и вскоре Япония рухнет вслед за Германией. Самое время бежать и где-нибудь на год-два затаиться. Не в Китае, естественно, а в Европе. Лучше всего – во Франции. У неё был туда свой канал, своя "дорога в Париж".
Троих солдат-новобранцев, соблазненных русской красавицей, невозмутимый Имоти как раз и отправил расстреливать свою искусительницу. Но перед этим не отказал себе в удовольствии понаблюдать за тем, как Елизавета, абсолютно не стесняясь его, рассовывает деньги по самым интимным частям своего туалета. В этом созерцании заключалась отместка женщине, на которую, подполковник считал, он имеет право. В свою очередь Лукина мстила подполковнику полным игнорированием его персоны.
До последнего момента, покуда Имоти не скомандовал свое "пли", Взбесившаяся Самка все не верила, что патроны у солдат действительно холостые. Перед выводом из камеры она не забыла дважды напомнить подполковнику, чтобы лично проверил, чем именно заряжены их винтовки.
– О чем вам заботиться напоследок, мадам? – успокоил её Имоти. – Уж вы-то умели прожигать свою жизнь, как никто из нас. В чем я вам искренне завидую.
– Чужая жизнь особой ценности для меня тоже не представляла, – проговорила террористка, презрительным взглядом окинув подполковника.
О том, что патроны у них холостые, солдаты не знали. Но обратили внимание, что падала роскошная русская приговорённая как-то особенно медленно и артистично. Таким завораживающе красивым было это падение для женщины, тело которой должно быть растерзано сразу несколькими разрывными пулями! Правда, полюбоваться её конвульсиями солдатам-новобранцам не дали, поскольку тут же резкая команда "кругом!" выпроводила их из камеры, а над телом расстрелянной уже склонился сам Имоти.
Подполковник оказался единственным из присутствовавших на "казни", кто знал, что японская разведка все еще имела виды на Лукину как на агента, и уже в ближайшие дни ей предстояло новое задание. А еще он знал, что испытание предстоящей казнью было всего лишь очередным экзаменом для этой неподражаемой в своей жестокости и изобретательности женщины. Командование армейской разведки желало видеть, как будет вести себя русская, оказавшись на грани своего профессионального краха – на грани гибели.
…Зато расстрельная команда слышала, как, передавая тело Елизаветы Лукиной "могильщикам", подполковник приказал старшему из них проследить, чтобы ни одной иены у расстрелянной изъято не было. И на том свете Взбесившаяся Самка должна была удостовериться, что свои обязательства перед агентами японская разведка выполняет свято, как величайшую заповедь Будды.
Часть вторая
1
Вот уже более часа Сталин внимательно вчитывался в протоколы допросов "генерал-предателя", как он его называл, Андрея Власова, стараясь при этом понять сам мотив предательства, на что этот человек рассчитывал, а главное, каковой виделась ему будущая Россия.
Причем интересовали "вождя всех времен и народов" в основном те ответы командующего Русской освободительной армией (РОА), которые не вошли в официальные документы и не были подшиты к общему "Делу о предательстве генерала Власова". По приказу Берии они были отпечатаны на отдельных листах. На прошнуровке стоял гриф "Особо секретно", там же значилось предписание: "Выдается по особому кремлевскому списку", и лежало всё это в конце "дела".