Согласно приказу, поступаю в полное ваше распоряжение, - с добродушной улыбкой доложил вновь прибывший.
Икс провел его на кухню, где уже кипел чайник, на блюдцах лежали ломтики лимона и сыра, в центре возвышалась открытая бутылка коньяка "Хеннеси".
По рюмочке за знакомство, - дружелюбно предложил Икс, когда они оба уселись.
Извините, не пью, - коротко ответил Карасев и широко улыбнулся.
Икс изучающе посмотрел на него. У потенциально независимого кандидата в Президенты России было типично русское лицо - круглое, курносое, с трогательной небольшой ямочкой на подбородке, светлые волосы уже начали редеть. Роста он был среднего, не толст и не худ. Нормальный, не слишком примерный мужичок средних лет, способный легко затеряться в толпе.
Вам чаю или кофе? - спросил Икс.
Кофейку я с удовольствием выпью, - ответил Карасев и широко улыбнулся.
И тут только Икс понял и восхитился той точностью, с которой Иван подобрал необходимый типаж. Улыбка у Карасева была доброй, а главное - простодушной.
Такой парень, даже если и захочет, не сумеет соврать или обмануть.
"Ну точно Иванушка–дурачок из экранизаций народных сказок", - подумал Икс.
За дымящимся ароматным кофе началась деловая беседа.
Первым делом вам нужно придумать биографию. - Икс сразу взял быка за рога.
Карасев с готовностью кивнул и опять простодушно улыбнулся.
Год рождения? - спросил Икс.
Ну, скажем, 1954, - предложил Карасев.
Годится, - согласился Икс - Чтобы журналисты не копали вашу родословную, мы решили, что вы воспитывались в детдоме. Подберем какой‑нибудь в глухой провинции, который уже не существует, а архивы утрачены. Что после детдома?
Работал на всенародных стройках в Сибири, - с заметной гордостью сообщил Карасев. - Электростанции строил. Рассказать про это я сумею, начальников строительства назову, а там народу столько работало! Всех не упомнишь!
Образование? - Икс был дотошен.
Окончил Всесоюзный заочный политехнический институт по специальности "инженер–энергетик", - не замедлил с ответом Карасев.
Год?
В дипломе стоит семьдесят первый. Институт этот теперь, по–моему, не существует, да и кто из преподавателей через три десятка лет вспомнит студента- заочника из Сибири? - Карасев опять улыбнулся.
Логично, - не возражал Икс. - Где трудились после института?
В Таджикистане и Туркмении, - не моргнув глазом, весело ответил Карасев, - поднимал энергетику братских республик. Туда сейчас ни один из журналистов не сунется. А если и сунется, что толку‑то?
Принято, - сказал довольный Икс. - Документы в порядке?
Документы всегда в порядке, - не без дружелюбной иронии ответил Карасев, - в трудовой все необходимые записи есть.
Как оказались в Москве?
В августе девяносто первого примчался защищать Белый дом от злодеев–коммунистов, - насмешливо сказал Карасев. - Что, кстати, чистая правда. Был послан, сами знаете кем, поддержать Ельцина.
Дальше? - нетерпеливо спросил Икс.
Попался на глаза Бурбулису, вроде как подружились. Он и помог устроиться в Москве. - И с явной усмешкой добавил: - Верных сторонников нарождающейся демократии тогда вокруг не много было.
Бурбулис в случае чего подтвердит? - озабоченно поинтересовался Икс.
А куда он денется? - тем же веселым тоном вопросил Карасев. - Тем более что все это чистая правда. Да кто его, Бурбулиса‑то, сегодня помнит?
Отлично, -- со значением произнес Икс. - Вы у нас по всем параметрам получаетесь демократом первой волны. К тому же из самой гущи народа.
Откуда же еще? - простодушно спросил Карасев. - Мы гимназиев не кончали. Работали не за страх, а за совесть.
И последнее. - Икс допил остывший кофе: - Семья?
Супруга по профессии воспитательница детского сада. В настоящее время не работает. Сын - студент МГИМО, на международной журналистике.
Каким имуществом семья владеет?
За это не извольте беспокоиться, - поспешно ответил Карасев. - Участочек шесть соток в дальнем Подмосковье, домик щитовой летний, "жигуленок" девяносто пятого года выпуска. Капиталов в зарубежных банках семья Карасевых не имеет. - В голосе собеседника Икс уловил легкую издевку.
Материалы, которые вы будете оглашать на первой пресс–конференции, получите на днях. А сегодня вечером я представлю вас моему штабу. Люди доверенные, о том, что мы стоим за вами, никто не узнает. Скорее всего, мы дадим понять избирателям, что за вами стоит Долонович.
Долонович так Долонович, мне все равно, - охотно согласился Карасев. - А можно вопрос?
Ради бога, любой. - Икс заинтересованно глянул на широко улыбавшегося собеседника.
А вот эти подписи, которые надо собирать за кандидата, как с ними‑то быть?
Подписи будут, это не ваша забота, - авторитетно сказал Икс.
А если их признают фальшивыми, мне же стыдно будет, - с озабоченным видом сообщил Карасев.
А вы что, действительно хотите стать Президентом? - с издевкой спросил Икс.
Боже упаси! - На круглом лице Карасева читался неподдельный ужас. - Зачем мне этот гвоздь в заднице, извините, конечно, за выражение.
Тогда пусть вас не допускают к выборам под предлогом фальшивых подписей. Мы изобразим это как расправу за вашу честность и смелость. Главная ваша задача - озвучить тот материал, который вы получите.
Я готов, - серьезно ответил Карасев.
По–моему, все принципиальные вопросы мы решили. Дальнейшее уже чистая техника. Давайте прощаться. Постарайтесь уйти незаметно и отправляйтесь на Смоленскую площадь. Там у здания МИД вас будет ждать машина. - Икс продиктовал номер. - Садитесь в нее, и вас доставят куда надо. А там мы с вами опят встретимся.
Икс выждал минут десять после ухода Карасева, после чего вышел сам. Повернув за угол, он двинулся по другому переулку, туда, где его дожидалась машина с мигалкой…
Глава 8
БРАТСТВО НА КРОВИ
Джулия приняла твердое решение никому не рассказывать о событиях в Измайлово. Если об этом проведает Константин, он моментально отлучит ее от расследования. А дело об убийстве ювелира, обстоятельства, связанные с преследованием его молодой вдовы, занимали ее все больше и больше.
Что же касается самой Людмилы… Если она узнает о том риске, которому подвергалась Джулия, то, чего доброго, потребует от Константина, чтобы тот исключил помощницу из числа участников расследования.
Так что, с какой стороны ни посмотри, лучше всего хранить молчание. Вот почему, вернувшись из путешествия на измайловский вернисаж, Джулия ограничилась тем, что в двух словах сообщила о неутешительных итогах поездки. Выведать ничего не удалось. А свой потрепанный вид она объяснила тем, что встретила компанию знакомых байкеров, которые доставили ее домой на приличной скорости. Последнее, кстати, полностью соответствовало истине.
Константин смотрел на Джулию с сомнением. Он слишком хорошо ее знал, чтобы поверить на слово, но не стал проявлять настойчивость и вытягивать из нее правду. Он полностью доверял Джулии, и если она решила не посвящать его в детали, значит, для этого имеются веские основания.
Людмила же была настолько измучена событиями последних дней, что мало обращала внимания на душевное состояние окружавших ее людей. В душе молодой вдовы бушевал ураган страстей. То ей хотелось отказаться от услуг верных и надежных помощников и обратиться в милицию, то - мчатся в аэропорт, приобретать билет на самый дальний остров в Тихом океане и жить там до конца своих дней.
Сегодня утром женщина проснулась с ужасным чувством. Ей приснилось, что в ванной комнате она срезала кухонным ножом веревку, на которой сушились полотенца. Намылив веревку кусочком французского туалетного мыла, просунула голову в петлю и…
…И проснулась в холодном поту.
Остаток дня Людмила провела в размышлениях. Она пришла к выводу, что все три варианта никуда не годятся.
Милиция, обрадовавшись появлению подозреваемой, тут же посадит ее под замок, а затем навесит на нее убийство собственного мужа: у нее есть масса способов заставить признаться в несовершенном преступлении.
Сбежать в другую страну не получится. Хотя бы потому, что в каждом аэропорту может висеть ее фотография, а загранпаспорт остался в сейфе дома. А дом, понятное дело, находится под надежной охраной.
Покончить с собой - значит предать Грегора и поставить крест на своей молодой жизни. Будь Грегор жив, он бы не одобрил столь малодушный поступок.
Оставалось одно - изнывать от безделья.
Людмила лежала на роскошном диване тети Саломеи, читала газеты и посматривала на экран телевизора. Из сообщений средств массовой информации она узнала много нового о себе самой и о своей жизни с Грегором. Прошло несколько дней после его гибели, а тайна, окружавшая страшное двойное убийство на вилле Ангулесов, не давала покоя журналистам.
Газеты были забиты статьями об особенностях интимной жизни богатой супружеской четы. Все, о чем писали, было наглым враньем, высосанным из пальца, предназначенным для привлечения внимания скучающей публики.
На экране телевизора мелькали лица женщин, которые выдавали себя за подруг и любовниц Людмилы, и мужчин, которые именовали себя ее друзьями и любовниками. И тех и других вдова видела впервые. Эти наглые лжецы заседали в телевизионных ток–шоу, давали интервью. Все их передачи были до краев заполнены откровенным и наглым враньем, от которого Людмилу после десяти первых минут начинало тошнить.
Так вы говорите, что ваши отношения с Людмилой Ангулес носили доверительный характер? - задавала вопрос одна из ведущих ток–шоу под названием "Черно–белые".
Собеседник, хилый юноша с порочным лицом, встрепенулся:
- Еще какой доверительный! - радостно закричал он. - Настолько доверительный, насколько можно доверять друг другу в койке!
Ведущие хором воскликнули:
- Так значит вы - ее…
Ну да, мы спим вместе, - отвечал юноша, гнусно ухмыляясь.
Неужели эта прекрасная женщина могла убить своего мужа? - поражались ведущие.
Юноша высокомерно скривился:
- Вы и не представляете, на что она способна! На самом деле мадам Ангулес - зверь в юбке, тигрица, готовая сожрать любого, кто откажется с ней переспать. Ее муж мешал нашим отношениям, и вот - результат.
Как Людмила ни старалась, она не могла припомнить лица своего "любовника".
Еще круче оказался бывший циркач, ведущий программы "Двери", для форса нацепивший на свой здоровенный нос ультрамодные очки, периодически сползавшие с переносицы.
Людмила - боль моего сердца, - вещала, сидя на диванчике, незнакомая Людмиле особа, крашеная в огненно–рыжий цвет. - Мы с Людмилой давно любим друг друга, со второго класса гимназии. Мы пронесли нашу любовь через всю жизнь…
Ведущий многозначительно улыбался, оттопырив нижнюю губу:
- Так что же могло толкнуть вашу э–э–э любимую, на такой шаг. Как убийство собственного супруга?
Он ревновал Людмилу ко мне, - плакалась рыжая особа, прижимая к сухим глазам платочек. - Он был против нашей связи. О, этот пылкий грек кого угодно мог сжить со свету, но Людмила оставалась верной только мне.
Бедная вдова слушала и не верила собственным ушам. Эту рыжую дрянь она видела впервые. Как подлы люди! Стоит одному оказаться в беде, и вот уже собрались вокруг шакалы и рвут на части его доброе имя.
Больше всего ее поразил шустрый американец по имени Славик Брустер, почему‑то называвший себя "русским полит обозревателем". Собрав вокруг себя "знаменитых людей современной России", он задал им вопрос:
- Не кроется ли за убийством известного антиквара, грека по национальности, что‑то большее, чем банальное ограбление?
Еще как кроется! - вклинился в дискуссию депутат Думы от правых. - Все это происки про президентской партии! Они стремятся опорочить славное имя думских правых. Господин Ангулес, светлая ему память, подумывал о том, чтобы оказать нашей партии серьезную финансовую поддержку. А теперь, после его смерти, эти планы рухнули…
"Еще одно вранье, - подумала Людмила, - Грегор как огня сторонился политических деятелей, и тем более никогда не дал бы им ни копейки".
От всего услышанного хотелось на свежий воздух, но именно это ей запрещено строго–настрого. Да и сама она прекрасно понимала, что неизвестные преследователи не оставят ее в покое, пока не найдут. А уж что они с ней сделают, когда до нее доберутся, - об этом даже думать не хотелось.
После трагической разборки в подвале антикварного магазина на Старом Арбате Рокотов не терял время на переживания о судьбе так погано закончивших свою жизнь наркоманов. Его вообще мало интересовали те, кто отправился на тот свет, пытаясь помешать ему делать свое дело. Вспоминая уроки Савелия, Константин всегда придерживался одного четкого правила: ради благородной цели можно ломиться вперед, переступать через негодяев, которые мешают ее достичь, пытаясь прикончить тебя самого.
Большинство погибших от рук Рокотова были представителями мира теней - самого дна криминального общества. Жизнь этих подонков не имела ровным счетом никакого значения для мира людей, предпочитавших обитать на его светлой стороне. Константину доставляло особое, не сравнимое ни с чем удовольствие ликвидировать тех, кто переполз из своего темного мира в его светлый мир, чтобы оставить кровавый след, а затем вновь отползти в тень.
Ему нравилась его работа, работа чистильщика. Кроме того, он еще и получал за нее приличное вознаграждение от тех, кого защищал.
Нет, он не стремился к наживе, но деньги помогали ему продолжать свою трудную, но благородную работу.
Рокотов не записал адрес барыги, ставшего обладателем сокровищ вдовы Грегора Ангулеса, поскольку он был прост. Но, добравшись до места, Константин пожалел, что не записал адрес хотя бы на ладони.
Внешний вид дома, в котором, по словам умиравшего владельца антикварного магазинчика, обитал один из виднейших барыг Москвы, производил ужасающее впечатление.
Это была облупленная двухэтажная хибара, из желтых стен ее торчала деревянная дранка, как набивка из старого дивана. Древний фундамент просел, и дом слегка подался вперед, из‑за чего рамы по вылезали из оконных проемов и едва держались на тонких петлях. Крыша проржавела, и в ней зияли огромные дыры, в которые свободно влетали и вылетали стаи ворон и голубей. На стенах безжизненно провисли остатки водосточных труб. Дверь в единственный подъезд отсутствовала. Туда–сюда сновали странного вида люди, на их лицах читалось единственное желание: выжить.
На стене, слева от дверного проема, сохранилась черная табличка с осыпавшимся текстом. Константин с трудом прочитал слово: "…щежитие", и все понял. Старая общага давно перестала быть общежитием и превратилась в бесхозный шанхай, в котором обитали одинокие старики, крикливые гастарбайтеры и бесприютные бомжи.
Сопровождаемый косыми взглядами обитателей трущобы, Рокотов шагнул через порог и очутился в прохладной темноте длиннющего коридора, пропахшего бездомными кошками и старостью. Поднявшись на второй этаж, сыщик прошел по коридору, заваленному всяческим хламом и рухлядью.
Очутившись перед дверью с написанным на ней мелом номером "24", он, потеряв всякую надежду, осторожно постучал. В душе Константин проклинал себя за то, что доверился умиравшему, сыгравшему с ним такую злую шутку. Едва ли здесь жил тот, кто хранил ворованные драгоценности.
За дверью раздались шаркающие шаги. Хриплый голос неприветливо спросил:
- Кого надо?
Меня к вам прислали со Старого Арбата, - торопливо заговорил Рокотов: ему не терпелось убраться из этого поганого местечка. - Ну, из магазина…
И он назвал магазин, в подвале которого недавно оставил четыре трупа.
За дверью задумались. Затем раздался щелчок, и, к большому удивлению Константина, на деревянной ободранной двери отодвинулся в сторону овальный сучок, открыв стеклянный глазок. Рокотова некоторое время внимательно изучали. Приняв какое‑то решение, человек закрыл глазок.
Только сыщик собрался громко выругаться и убраться восвояси, как за дверями загремели отодвигаемые запоры, Эта процедура длилась, наверное, минуты три. Наконец дверь скрипнула и приоткрылась. Ровно настолько, чтобы пропустить одного человека.
- Входите, что ли… - предложил все тот же хриплый голос.
Рокотов с опаской шагнул и… оказался в музее.
Никогда бы не подумал, что здешние комнаты могут быть такими громадными! Высокие стены до самого потолка украшены портретами дам в париках, старцев в мундирах и молодых щеголей с лорнетами. Тут и там стояли железные рыцари с копьями в руках. Не настоящие, разумеется, а лишь пустотелые латы и шлемы.
Убедившись, что здешняя обстановка мало чем отличается от интерьера магазина, в котором он недавно побывал, Константин решил сосредоточить внимание на хозяине странной комнаты. Тот в это время занимался тем, что вновь запирал дверь на многочисленные запоры и засовы.
Дверь, к изумлению Константина, изнутри оказалась бронированной, да еще с множеством хитроумных замков и сигнальных приспособлений. Чтобы снести такую дверь, понадобился бы изрядный запас тротила.
Хозяин все еще возился у двери, и сыщик бросил взгляд на окно, повинуясь профессиональной привычке. Окна были закрыты толстенными решетками, с прутьями толщиной с краковскую колбасу.
У Рокотова появилось и окрепло неприятное ощущение, что он оказался в ловушке. Человек обернулся, и опасения Константина только усилились. Давно он не видел столь мерзкого типа: маленький, согбенный, с бегающими крысиными глазками, острым носом и впалым ртом. Человек непрерывно облизывал губы и сдвигал брови, что только усиливало его сходство с крысой.
Ну–с, молодой человек, выкладывайте, зачем пожаловали, - требовательно поинтересовался человечек.
Меня зовут Константин, - представился Рокотов. Он решил, что лучше всего ничего не скрывать от этого зловещего типа. - Я из детективного агентства "Барс".
Частный детектив! - не скрывая презрения, воскликнул человечек, доставая из кармана старинный серебряный портсигар. Он вытащил папиросу, прикурил от спички, сощурился от едкого дыма. Какого черта вам здесь надо? И откуда вы знаете моего доброго знакомого? Кстати, как его здоровье?
Рокотов понял, что речь идет о хозяине магазина. Раз он решил ничего не скрывать, придется говорить правду.
Последний раз, когда я его видел, - осторожно начал Константин, - его здоровье было не в очень хорошем состоянии. Можно сказать, плохое у него было здоровье. А если говорить начистоту, то ваш знакомый отдал богу душу в подвале собственного заведения.
- И вы ему в этом помогли? - спокойно поинтересовался человечек, затянувшись папиросой. По его лицу было заметно, что он не сильно опечален смертью коллеги.
- Как сказать… - замялся сыщик. - Мы обсуждали один вопрос, имеющий взаимный интерес. Вероятно, тема разговора показалась моему собеседнику настолько болезненной, что он немедленно умер. Мы даже не успели завершить наш разговор.
А о чем, собственно, шла речь? - человечек подошел к большому столу на фигурных позолоченных ножках, уселся в кресло и открыл ящик стола.
Можно и мне присесть? - поинтересовался Константин: у него ныли колени.
Человечек мерзко улыбнулся:
- Не имеет смысла. Возможно, вам придется сразу прилечь. Все зависит от того, насколько искренни вы будете со мной.