Особая гордость Арнольда - белый конь. Его возили в отдельном лошадином трейлере в сопровождении трех конюхов, злых, как кабаны в период случки. Они ни на шаг не подпускали к драгоценному коню даже детей и жену Критского, не говоря о прочей мелкой сошке, что роилась вокруг Арнольда и его громадных капиталов.
Конь нужен был Критскому для особого представления. При подъезде к очередному городу, в котором промышленность, местная власть и горожане принадлежали Арнольду, Критский менял кожаное сиденье "лимузина" на роскошное английское седло, пошитое лучшими шорниками английского города Бирмингема. С помощью конюхов Арнольд, проклиная выдуманный им самим ритуал, взбирался на коня и в таком виде, гордо помахивая рукой изумленным горожанам, въезжал в город.
Арноша, что ты при этом ощущаешь? - интересовались приятели, выпивая с ним в ресторане "Царская охота".
Я чувствую себя Наполеоном, Александром Македонским и Юлием Цезарем одновременно, - гордо отвечал Арнольд.
Вот видишь, я прав, - шептал один из приятелей на ухо другому, - он свихнулся. У него даже не раздвоение, а растроение, или, храни меня боже, расчетверение личности!
Каким бы идиотом ни казался Арнольд Критский со стороны, все окружающие были отлично осведомлены о том, что с ним лучше не связываться и над новыми привычками не следует смеяться.
Пытались тут некоторые смеяться, - зловеще поблескивая дорогими зубами, говорил Арнольд, - да теперь их косточки в подмосковных лесах под кудрявыми деревьями белеют.
В делах Критский был на удивление безжалостен, жесток и бездушен. Любого противника, попадавшегося ему на пути, он давил беспощадно. Случалось, находились отважные люди, пытавшиеся ему противостоять, но жили такие храбрецы недолго, моментально проваливаясь в неизвестность. Даже тел не находили. Критский умел прятать концы в воду.
Сегодняшнее утро Арнольда Критского мало чем отличалось от всех прочих. Разве что одним: он позволил фоторепортерам иллюстрированного журнала "Семь дней в неделю" сделать цветной репортаж о его доме и семье. А также милостиво согласился дать короткое интервью о том, как зарождалась финансовопромышленная империя, которую миллиардер не без юмора именовал "Арнольд Критский без партнеров".
Арноша не делится не потому, что не хочет, - откровенничал его знакомый, - он просто не знает, что такое "делиться". То ли у него это от рождения, то ли он заразился каким‑то особым вирусом в середине девяностых, когда пачками отправляли на тот свет неугодных ему бизнесменов и противившихся его воле директоров предприятий.
Арнольд приоткрыл глаза, убедился, что в комнате полумрак, солнце не пробивается сквозь плотно задернутые шторы. И лишь тогда открыл глаза полностью и слез с постели.
Он всегда спал один, в роскошной спальне, на пятом этаже бывшего доходного дома на Малой Бронной. Жену и детей Критский держал в одном из своих загородных особняков, в окружении взвода охраны и частных учителей. Он считал, что семья нужна, но не каждый день.
Ему стоило целого состояния выселить из этого очаровательного старинного дома семьи бывшего руководства телеканала НТВ. Как они ни упирались, но не смогли устоять перед гигантской суммой отступных, предложенной Критским. Теперь Арнольд являлся единоличным собственником целого этажа и подумывал о приобретении всего дома. Мешал находившийся на втором этаже музей какого‑то писателя, которого все вокруг считали классиком, но имя которого ничего не говорило Критскому, не любившему тратить время на такое пустое занятие, как чтение художественной литературы.
- Поскольку я человек занятой, - говаривал Критский, - из всех искусств для меня важнейшим является секс.
Секс занимал большое место в жизни Арнольда. Секс он обожал и был готов предаваться половым утехам в любое время дня и ночи: в кабинете, на конюшне и даже в ресторане, откуда приказывал выставить прочих посетителей, чтобы не мешали "вставить" очередной длинноногой девице из эскорт–услуг прямо на столе, сбросив на пол пятисотдолларового омара под соусом из черной икры.
Зевая во весь рот, Арнольд встал, сунул ноги в услужливо подставленные тапочки и принял на плечи роскошный халат из набивного шелка. Арнольду прислуживал дворецкий, за огромные деньги выписанный из Англии. До Критского дворецкий Джеймс прислуживал герцогу Сент–Кларку, человеку высочайшей культуры. Но Критский предложил Джеймсу в десять раз больше фунтов стерлингов, и Джеймс терпеливо сносил первобытные грубости богатого "нью рашен".
Критский вышел из спальни и едва не упал, споткнувшись о фотоштатив.
Что за херня тут творится? - Критский в гневе был несдержан на слово.
Фоторепортеры из журнала "Семь дней в неделю". - К Критскому подскочил секретарь Аркадий, молодой человек, по жеманным повадкам которого сразу можно было сделать вывод о его сексуальной ориентации. - Вы им позволили сделать репортаж, вот они…
Ладно, - Критский лениво махнул рукой. - Пусть снимают. Пусть народ знает, что ничто человеческое Арнольду Критскому не чуждо, что я такой же, как все: ем, сплю, трахаюсь и много–много работаю.
Аркадий подобострастно хохотнул. Арнольд потрепал по щеке Аркадия, погладил подбежавшую к хозяину борзую суку по кличке Санька и прошел в столовую. Умываться, принимать душ и чистить зубы Арнольд начинал только после еды. Поесть он любил, и плита у него на кухне никогда не остывала.
Под столовую была переделана бывшая княжеская библиотека. Когда‑то стены, уходившие высоко под потолок, были заставлены рядами книжных полок с томами, подаренными князю Азовскому самой царицей Екатериной Великой. Теперь стены были покрыты веселенькими обоями из китайского шелка: сиреневого в мелкий цветочек, переливавшегося всеми цветами радуги под вспышками фотокамер.
Тут и там расставлены огромные китайские вазы, бронзовые статуи, диковинные деревянные фигурки неведомых азиатских богов. На стенах в продуманном беспорядке были развешаны палисандровые маски духов африканских племен, картины французских импрессионистов, офорты немецких графиков, гобелены из дворцов венецианских дожей. Собранные вместе, эти не стыковавшиеся один с другим предметы искусства производили впечатление склада награбленного имущества.
Критский уселся за стол. Джеймс надел ему на шею салфетку из тонкого льна, и начался завтрак.
Критский ел много, с аппетитом, одновременно отвечая на вопросы очкастой молоденькой журналистки Варвары. Арнольд предложил девушке присоединиться к завтраку, но Варвара, онемев при виде этого кулинарного праздника, осмелилась лишь попросить чашечку чаю и печенье. Ей было не по себе от варварской роскоши.
Ну, что там у вас за вопросы? - набив рот семгой, поинтересовался Арнольд. - Как всегда: откуда у вас, дорогой товарищ Критский, так много денег и не хотите ли мне немного подарить "за так"?
Арнольд громко заржал, семга едва не вывалилась. Услужливый Джеймс вовремя подставил тарелочку и спас скатерть из фламандских кружев, сплетенных двести лет назад.
Варвара уставилась в блокнот, щеки ее горели. Но работа есть работа.
Расскажите, господин Критский, с чего вы начинали ваш бизнес? - произнесла Варвара и покраснела еще гуще.
Вам разве не дали текст моей официальной биографии? - Критский заулыбался. - Эй, Аркадий!
Секретарь вырос за спиной Критского и замер, ожидая приказаний и мелко виляя бедрами.
Живо снабдить прессу всеми нужными материалами, чтобы опубликовали в точности так, как в них написано, - отдал распоряжение Критский. Повернувшись к Варваре, пояснил: - Там все написано правильно, можно хоть сейчас в журнал текст давать. И вам работы меньше.
Мы обязательно так и поступим, - заверила его Варвара, - но хотелось бы, чтобы вы сами что‑то рассказали. Так сказать, личные моменты, то да се…
Я‑то расскажу, но окончательный текст интервью вы должны утвердить у моего секретаря, - жестко заявил Критский. - Аркадий, проследи. Не люблю, знаете ли, всяких там неожиданностей.
Арнольд пододвинул к себе суфле с сыром, бросил в рот кусочек и только после этого произнес, задумчиво глядя на вазу с печеными фаршированными яблоками:
- Как тяжело иногда вспомнить те давние времена, если б вы только знали! Голодное детство. Штаны, которые донашивал за старшими братьями, холодные зимние ночи у остывшего радиатора парового отопления… Да, у меня было трудное, я бы даже сказал - отчаянно тяжелое детство.
Миллиардер одной рукой прикрыл глаза, а другой отломил себе очередной кусочек нежного суфле.
В школе надо мной смеялись, обзывали "жиденком голопузым". И были правы, между прочим. По национальности я действительно во многом еврей. Да и пузо, честно говоря, частенько нечем было прикрыть. И не потому, что одежонка была рваненькой. А потому, что незачем прикрывать пузо, в котором ничего с утра не было!
Арнольд отвлекся на мгновение. Джеймс подал паштет из зайца с остреньким соусом бордолез. Критский принюхался, состроил недовольную гримасу. Понятливый Джеймс тут же заменил бордолез на более мягкий соус бешамель.
Арнольд довольно улыбнулся и продолжил:
- Свои первые деньги я заработал, почти как Буратино. В те далекие времена советское государство заботилось о нас, детях. Не то что сейчас! Тогда в маленькие городки, вроде того, в котором обитала моя семья, даром привозили много учебников. Так много, что оставались лишние. Я забирал в библиотеке избыток учебников по математике и русскому языку и отвозил в Москву, набив книгами свой простой брезентовый рюкзак. В Москве, у магазина "Педагогическая книга", который находится в нынешнем Камергерском переулке, если не ошибаюсь, я продавал книги по собственной цене. С вырученными деньгами шел к гостинице "Метрополь" и приобретал там у интуристов джинсы, дефицитные пластинки и косметику. Возвращался домой с товаром и перепродавал.
Критский задумался, постукивая вилочкой о скатерть. Джеймс замер, ожидая приказаний. Арнольд улыбался, вспоминая славные времена фарцовки.
Я служил, можно сказать, культурным звеном между большим городом и всей остальной страной. Я нес культуру в массы, снабжал народ материалом для размышлений.
Это джинсы - материал для размышлений? - не сумев удержаться от ехидства, спросила Варвара.
Арнольд не понял юмора, он наслаждался апельсиновым муссом:
- Нет, материал, из которого пошиты джинсы, назывался "голубой деним". Но когда человек платил мне двести рублей за пару иноземных штанов и надевал их, он становился вроде как другим, особым человеком. Человеком, приобщившимся к цивилизации.
В этом месте Критский выдержал торжественную паузу и закончил:
- В этих джинсах рождалась перестройка. - Заметив, что Варвара фыркнула, Критский поспешил поправить самого себя: - Ну, в переносном смысле, конечно.
И что же вы делали с деньгами, которые выручали за "культурный обмен"? - полюбопытствовала Варвара.
Высочайшее искусство коммерции состоит в том, - веско произнес Арнольд, - чтобы заставить деньги самим заниматься собой. Деньги должны сами себя делать.
А что же тогда делать вам? - растерянно улыбнулась Варвара.
Мне? - изумился Арнольд. - Как это что? Кушать зайца под соусом бешамель! Не желаете попробовать?
Варвара отрицательно покачала головой и продолжила выполнять редакционное задание:
- Так как же все‑таки вы стали тем, кто вы сейчас есть: миллиардером, владельцем фабрик, заводов, газет и этих, как их…
Пароходов! Знаю, знаю, - отмахнулся Арнольд. - В детстве почитывал я эти стишки про мистера Твистера–Фигистера. Вместо того чтобы шататься по городским гостиницам, набитым неграми, ему надо было выехать в ленинградскую дачную зону. Там такие, знаете ли, дворцы стояли, что закачаешься! Нынешние новоделы - это тьфу, сараи! При всех режимах богатый человек жил достойно, и никто ему не мог помешать. Правда, во время войны очень много стреляли. Артиллерия едва не разрушила загородный дом моих родителей. Чудом не погибла коллекция старинного хрусталя и фарфора, осколки мин повредили картины Марка Шагала и Рубенса…
Вы же говорили, что родились в бедной семье! - не сдержалась Варвара.
Арнольд пожевал губами, отведал зайца и бросил на Варвару кислый взгляд.
Я так говорил? Значит, так и запишите. А загородный дом… Ну, напишите, что это был вроде как пансионат для бедных детей и их родителей. И вообще: хватит об этом!
Хорошо, - согласилась Варвара, черкнув в блокнотике. Итак, грянула перестройка. Что же случилось с вами?
Лицо Арнольда расплылось от удовольствия. Было заметно, что эта тема ему нравится.
Я занимался тем, чем способный, умный человек должен заниматься в смутные времена. Я разбил копилку, в которой лежали средства, накопленные от продажи учебников, жевательной резинки и джинсов. Купил билет в Москву, приехал на Ленинградский вокзал и тут же открыл кооператив, который занимался научными инновациями.
Простите, чем занимался? - не поняла Варвара.
Проще говоря, - растолковал Арнольд, - я договорился с одной зарубежной фирмой, у директора которой когда‑то покупал джинсы. Этот добрый мистер дал мне список интересующей его научно–технической информации. По научным институтам я собрал бедствующих и оборванных ученых, занимающихся соответствующими проблемами. Я уговаривал их прокатиться за чужой счет за рубеж и там славно потрудиться. Как правило, им там так нравилось, что никто домой уже не возвращался.
Это называется "утечка мозгов", - уточнила Варвара.
Арнольд отмахнулся:
- Да как хотите называйте. Я помог людям начать новую жизнь и сам заработал. А дальше - пошло–поехало. Я скупал ваучеры, учреждал чековые инвестиционные фонды, приобретал предприятия. Вот, в принципе, и все…
Варвара поняла, что пора собираться. Фотографы тоже закончили работу и укладывали оборудование в кофры.
Арнольд жевал саварен с клубникой, но не ощущал изысканного вкуса этого замечательного блюда. Он думал совсем о другом.
Если бы не человек, которого в узком кругу называют Икс, не было бы не только миллиардера Критского, но даже нищего Арноши, который, напрягая генетическую память, играл бы сейчас на скрипке мелодию "Хава нагила" в подземном переходе у Курского вокзала.
Икс сделал из него человека, дал ему самое важное - первоначальный капитал и нужную информацию. Эта журналисточка в очках не знает, что для того, чтобы преуспеть, мало какого‑нибудь задрипанного кооператива. Нужны сотни миллионов рублей и долларов, а еще - информация, которая стоит еще больше.
Друзья и знакомые Арнольда, посмеиваясь над его чудачествами, не догадывались, что он жил по закону: "Каждый день может оказаться последним". Поэтому он торопился взять от жизни все что можно.
Арнольд ненавидел человека по имени Икс и одновременно боялся его так, как боится маленький мальчик злого буку. Одно воспоминание об Иксе вгоняло Арнольда в холодный пот, вызывало дрожь в коленках и доводило до нервной икоты, которая терзала его сутками кряду.
И последнее… - донесся до ушей Арнольда робкий голосок журналистки Варвары.
Критский недовольно отложил десертную вилочку и принял из рук верного Джеймса салфетку.
Ну, что там еще? - Наступал рабочий день, Арнольд входил в роль властного хозяина. - Покороче…
Нашим читателям будет интересно знать о том необыкновенном компьютерном мониторе, что вы установили в своем доме…
Миллиардер заулыбался, словно услышал добрую весть. Его дурное настроение мигом улетучилось. Так случалось всегда, стоило заговорить о новой игрушке Арнольда. Эта игрушка была особенного свойства.
Так и быть, покажу. - Отдуваясь, Арнольд вылез из‑за стола, вытер губы рукавом халата, а салфетку бросил на скатерть. - Берите ваших фотомастеров и пошли. Надо спуститься на цокольный этаж.
Арнольд купил подвал одновременно с приобретением пятого этажа, но очень долго там шли ремонтные работы. Львиную долю времени съели многочисленные согласования с московскими властями. Критский непременно желал углубить и расширить подвал, однако мешали многочисленные коммуникации, всякие там кабели и трубы. Многие кабели были секретного характера, и ФСБ ни в какую не желало переносить свои каналы связи в сторону, подчиняясь прихоти какого‑то миллиардера, будь он хоть трижды Критский.
Пришлось пойти на хитрость. Арнольд уговорил геологов составить новый план района так, что его подвал оказался в "зоне проседания". Тут уж все заинтересованные стороны поторопились перенести свои коммуникации и оставили Арнольда наедине с его подвалом.
Теперь здесь находился великолепный компьютерный центр, в котором работали полсотни специалистов высочайшего класса.
Без компьютера в наше время - не жить, - болтал Арнольд в лифте. - Будь у меня такие компьютеры двадцать лет назад - я бы стал первым Президентом СССР, и оставался им до сих пор. И никакой перестройки бы не понадобилось.
Варвара и фотографы согласно кивали, не желая возражать сильному человеку.
Оказавшись в подвале, Критский тут же потащил журналистов прямо в "Главный зал". Бесшумно распахнулись блестящие металлические двери - и вся компания оказалась в огромном помещении, где было мало света. Навстречу Критскому выбежал человек в белом халате. Двумя руками, в полупоклоне, подхватил и пожал протянутую Критским ладонь, вытянул из кармана пульт дистанционного управления и нажал на кнопку. Света в зале заметно прибавилось.
Варвара и фотокоры не сдержали восторженного восклицания. Еще бы! Прямо перед ними, во всю ширину стены, стоял огромный экран компьютерного монитора. Он был выключен, но и в таком состоянии производил ошеломляющее впечатление.
Размер экрана по диагонали - двенадцать метров, - с гордостью заметил Критский. - Вы такого еще нигде не видели. Разве что есть еще один - в Агентстве национальной безопасности США. Эти шпионы и я заказывали чудо техники в одной фирме.
А можно включить? - робко поинтересовалась Варвара.
Ну конечно, девочка моя. - Критский бросил внимательный взгляд на Варвару и решил, что ее грудь достойна того, чтобы ее хозяйку пригласили на ужин в шикарный загородный ресторан. - Да будет свет!
Человек в белом халате защелкал клавишами. Экран вспыхнул матово–белым светом, по нему побежали цифры и буквы. Затем высветилось одно–единственное слово: "Приказывай!"
Моя придумка! - с гордостью сообщил Критский. - В сказке про волшебную лампу Аладдина есть джинн. Так он, как выскочит из лампы, тут же кричит: "Приказывай!"
Как всегда, последние новости? - вежливо поинтересовался человек в халате, держа палец на кнопке пульта.
Давай! - решительно потребовал Арнольд.