Бакулин понял, что его бездумную активность в начале наступления и желание показать свое "я" сослуживцы простят не скоро.
События развивались гораздо быстрее, чем ожидал Карелин. Командир десантной роты Александр Бобич получил пополнение, десятка два бойцов, и распределял десант по машинам. Павел, завернувшись в шинель, рассчитывал часок вздремнуть, но громкие голоса и бряцанье оружия заставили его подняться. Капитан извинился и сообщил, что собирается разместить на его машине пулеметный расчет.
– Размещай, – зевая, соглашался Карелин. – Только дай немного поспать, глаза слипаются.
Однако расчет "Дегтярева" потеснил Федора Слободу.
– Вы мне снаряды подавать помешаете, – заявил заряжающий. – В рубке и так тесно.
– Снаружи "дегтярь" не пристроишь, – доказывал сержант-пулеметчик. – Упора для стрельбы нет.
– А ты кто такой, чтобы распоряжаться? – затеял свару Слобода.
Его поддержал наводчик Никита Федосеев, но вмешался механик Алесь Хижняк и заявил, что пулемет в рубке дело нужное. Можно и потесниться.
– Забыли, как Генку Рыбянченко в траншее фрицы окружили и минами машину подорвали. А был бы пулемет – отбились.
– Ему пару магнитных мин прилепили, не меньше. Рвануло так, что и хоронить нечего было, – грустно покачал головой Федосеев.
С тех пор погибло немало других хороших ребят. Похоронили и своего прежнего заряжающего, Костю Бурлакова. Смерть товарищей уже принималась как нечто естественное. Но каждый раз, вспоминая кого-то, экипаж старался найти несколько теплых слов, показывая, что друзья навсегда остаются в памяти.
Пулеметчик Григорий Зуев вспомнил погибших ребят из десантной роты. Воевал сержант Зуев два года. Вначале в пехоте, затем перевели в полк Тюлькова.
– Им тогда Петр Петрович Цимбал командовал. Видный такой мужик, говорят, умер после ранения.
– Выжил и даже "полковника" получил, – сказал Алесь Хижняк. – Только обгорел, как головешка. Лицо спеклось, смотреть жутко. По слухам, Цимбала из-за этого жена бросила. Он сейчас полком тяжелых самоходок командует, так ведь, Павел?
Старший лейтенант Карелин понял, что вздремнуть ему не дадут, и вылез из-под шинели.
– Ох, и любите вы потрепаться! – с досадой заметил он. – Даже про жену полковника все знаете.
– Я земляка встретил, – сказал Хижняк – Он у Цимбала служит. Рассказывал мне, что и как.
– Жизнь и не такие повороты закручивает, – рассудительно заметил Бурлаков. – Как женщину осудишь, когда она каждый день перед собой сгоревшее лицо видит. Поначалу терпела, а потом не выдержала.
– При чем тут каждый день? – подвел итог ненужной болтовне Павел Карелин. – Цимбал на фронте, она в тылу. Дети у них. После войны разберутся.
Разговор прервал гудок бензовоза. Заправщик, заглушив мотор, весело крикнул:
– Подходи, подешевело!
Начали заправляться. В емкие баки каждой самоходки вмещалось четыреста литров бензина. Процедура заправки была нудная и утомительная. Водитель наливал из шланга бензин в ведра. Затем экипаж через воронку с фильтром заполнял оба бака.
Глядя, сколько бензина вмещает каждый бак, пулеметчик Зуев вздохнул и подумал: если вспыхнет горючее, то от экипажа и отделения десантников головешки останутся. Одна надежда, что успеют спрыгнуть на землю.
Затем загрузили снаряды. Вместо шестидесяти штук по норме приняли еще по тридцать снарядов.
– Понтоны не выдержат, – сказал один из десантников. – Куда столько?
– Воевать будем, – важно ответил сержант Федосеев.
Через час полк вышел к Березине и начал переправу по понтонному мосту.
Немцы не прекращали обстрел. Фонтаны воды вздымались то по одну, то по другую сторону понтонов. Но разгуляться немецким артиллеристам не дали. Вели ответный огонь гаубицы, затем, тяжело гудя, прошла эскадрилья двухмоторных бомбардировщиков "Пе-2".
– Под самую завязку загружены, – сказал Федор Слобода, провожая взглядом тройки самолетов.
– Двенадцать штук. Каждый полторы тонны бомб несет. Сейчас шарахнут, – поддерживал его Никита Федосеев.
Очередной немецкий снаряд разорвался неподалеку. Мост закачался. Экипаж невольно вцепился в поручни рубки. Механик Хижняк, выводя машину на берег, запрокинул голову и спросил:
– Что, страшно стало?
– Зато тебе весело, – не остался в долгу наводчик Федосеев. – Не верти башкой, а то свалимся в воду, как машина Федора Слободы.
Регулировщица торопила самоходки:
– Не задерживаться! Всем к лесу, там разберетесь.
– Может, там и встретимся? – обернулся Никита Федосеев к девушке с сержантскими погонами.
– Может, и встретимся, – без всякого выражения отозвалась она.
Судя по всему, девушка находилась на ногах много часов и смертельно устала. Однако Никита истолковал это по-своему и толкнул локтем Федора:
– Девка-то не против. Надо будет поискать ее.
– Неизвестно, где мы через час будем. Слышишь, стрельба какая?
Батареи Захара Чурюмова и Юрия Бакулина в сопровождении десанта и нескольких грузовиков пехоты двигались по извилистой дороге через болотистую пустошь. Главной целью моторизованной группы была разведка и уничтожение немецких заслонов.
– При любой возможности берите пленных, – напомнил представитель СМЕРШа Илья Артюхов. – Чем больше, тем лучше.
– Отправлю несколько "языков", – ответил Чурюмов. – Мне с пленными возиться некогда.
– Я тебе непонятно объяснил? – набычился особист. – Считай, это твое второе задание.
– Понял, – прекратил ненужные пререкания самолюбивый сибиряк Чурюмов.
Переправа через Березину шла уже вовсю. Мимо на рысях прошел эскадрон из конно-механизированной группы генерала Осликовского. На этот раз они не останавливались – куда-то спешили.
Его командир, коренастый старший лейтенант в папахе с притороченной к седлу бурке, приказал взять своим людям правее, чтобы не мешать технике.
Старшина Иван Грач, назначенный недавно командиром машины, окликнул сержанта в такой же кубанке с шашкой в узорчатых ножнах:
– Эй, земляк, шашку не забыл наточить?
Тот оглядел смуглого самоходчика и с полминуты раздумывал, что ответить.
– А чего у тебя танк без крыши? – пришел сержанту на выручку другой кавалерист.
– Дальше видать и ветерком продувает.
– В болоте не завязнешь? – наконец нашел что ответить сержант. – Больно ты шустрый и чумазый.
– Тебя позову, если что. Со своим ефрейтором на буксир возьмете.
Верховой понял, что старшина-самоходчик на язык острый, и предпочел закруглить разговор, толкнув шпорами коня.
– Чего ж не доложил, видел фрицев или нет? – крикнул ему вслед Иван Грач. – С командиром артиллерийской установки разговариваешь, не абы с кем.
Конный, прибавив ход, уже не оборачивался. Впереди показалась деревня. Чтобы добраться до нее, требовалось миновать обширную вязкую низину. Немцев заметно не было, но комбат Чурюмов чутьем опытного охотника определил, что на склоне кто-то есть.
– Бакулин, – вызвал он по рации капитана. – Обойди склон с правого фланга. Если что заметишь, докладывай.
– А в бой вступать можно? – самолюбиво отозвался командир батареи, в которой было всего две самоходки.
– Рассчитывай по возможности. Но машины под огонь не гони.
Юрий Бакулин и его вторая "сушка" на скорости пошли вправо. Раздергивать по частям свои небольшие силы Чурюмов не стал. На левый фланг направил два мотоцикла разведки, а сам подошел к ротному лейтенанту.
– У тебя, кажись, миномет имеется?
– Так точно, – вытянулся перед заслуженным капитаном с тремя орденами (один Красного Знамени) молодой лейтенант. – Батальонный миномет с расчетом и полсотни мин.
– Не тянись ты, – добродушно перебил его Чурюмов. – Это мы твою роту поддерживаем, а не ты нас. Видишь вон те кусты и березы?
– Вижу.
– На деревьях вороны орут. Значит, люди поблизости. Вот туда и наводи свой "самовар".
– А почему они орут? – с наивностью двадцатилетнего лейтенанта спросил командир роты.
– Переговариваются. Возле людей всегда есть чем поживиться, объедки там всякие.
– Или мертвых расклевать…
– Иди, готовь миномет, – перебил его Чурюмов. – Прицел тысяча семьсот метров. Огонь только по команде.
Юрий Бакулин заложил слишком большой крюк. Вначале он не рискнул пересечь ядовито-зеленую плешину, под которой угадывалась вязкая полужидкая почва. Затем увидел возле накатанной дороги столб с надписью по-немецки "Мины".
Неподалеку валялись остатки разбитого мотоцикла и тело немца без ног. Что тут произошло и почему экипаж тяжелого "БМВ" полез прямо на мины, гадать было бесполезно.
Все же учеба, которую прошел Юрий Бакулин, а возможно, приобретенный опыт помогли ему миновать опасное место. Затем он увидел легкий вездеход, прошедший метрах в шестистах и не заметивший за хвостом пыли русские самоходки.
– Вот здесь мы и поднимемся, – весело объявил он экипажу.
У капитана, который чувствовал в последнее время отчужденность других офицеров, после его неумного и самоуверенного поведения на плацдарме снова появилась уверенность в себе. Кажется, он отыскал обходную дорогу для полка.
С лесистого холма деревня Ольховники была как на ладони. Внимательно всмотревшись в бинокль, который подарил ему отец в год окончания военного училища, капитан разглядел склады, размещенные в помещениях молочной фермы.
Место для хранения боеприпасов было удобное. Полуподвальные помещения (чтобы не портились продукты) были почти не заметны, скрытые яблоневым садом и тополями. Возле них загружали разнокалиберными ящиками автомашины. Две 37-миллиметровые зенитки были хорошо замаскированы – значит, здесь есть что охранять.
В остальной части села царила суета. Рыли траншеи и капониры, устанавливали пушки, сновали машины, эвакуировались тыловые службы.
В центре села, возле большого бревенчатого дома стояло несколько легковых машин и вездеходов. Здесь тоже торчала зенитка, из траншеи выглядывал ствол противотанковой пушки. Наверное, в доме размещался штаб немецкой дивизии, а теперь срочно укреплялся узел обороны.
Сейчас капитан Бакулин больше всего жалел, что в его батарее остались всего две машины. Держали последнее время в резерве.
Будь у него хотя бы четыре самоходки и полноценный взвод десантников на броне, он бы навел шорох. Сам Бакулин ни разу не участвовал в таких рискованных операциях. Но слышал, как внезапный удар с тыла даже нескольких машин способен посеять панику и разгромить целый гарнизон.
А здесь половина – штабники! Толком не умеющие воевать, больше озабоченные тем, чтобы побыстрее собрать свои бумаги и самим унести ноги от русских танков, переправляющихся через Березину.
В этот момент Бакулин подзабыл, что полвойны прослужил в штабе и учебном центре. Учил других как воевать. Хотя сам имел печальный опыт отступления сорок первого года и нескольких мелких боев.
Бакулин оглядел лейтенанта, командира второй самоходки в его малочисленной батарее. Небольшого роста, в обвисшем замасленном комбинезоне, он носил странную фамилию – Мороха – и работал трактористом в каком-то глухом селе. В общем, колхозник.
Однако, несмотря на простоватый вид, лейтенант успел повоевать. Имел две нашивки за ранения и медаль "За отвагу". Держался спокойно, но особого геройства капитан в нем не увидел.
Еще имелось двенадцать десантников. Молодые и крепкие, они выглядели увереннее. Все с автоматами, ножами, обвешаны гранатами. Командовал ими рослый сержант с вытатуированным якорем на широком запястье.
– Из мореманов? – спросил Бакулин.
– В Астрахани в порту работал. А в море на рыбалку только ходил.
– Моряк, – заключил капитан. – Если внезапно ударить по этому муравейнику, большой переполох можно устроить. И штабную шатию разогнать, и склады на воздух поднять. Как думаешь?
– Сил маловато, – неуверенно ответил сержант. – В селе фрицев сотни две, а может, и больше. Зенитки у складов. Противотанковая батарея на дальнем конце.
– В том-то и дело, что на дальнем. Когда склады взрываться начнут, им не до стрельбы будет.
Бакулину не понравился взгляд лейтенанта Морохи. Он смотрел в сторону, покусывая губу, словно разговор проходил мимо него.
– Ну а ты что думаешь, Морока?
– Мороха, – резко обернулся лейтенант. – Сергей Мороха меня зовут. А думаю я, что надо со штабом полка связаться, сообщить разведданные. Нас для этого послали.
Бакулин опешил. Но сразу же отбрил "колхозника":
– Сообщить легче всего. А жизнью своей рискнуть куда труднее.
На груди капитана отсвечивали вишневой эмалью два ордена Красной Звезды, комбинезон был туго перетянут портупеей, а кобуру оттягивал массивный трофейный "вальтер".
– Личное оружие где хранишь?
– Пистолет, вот, – достал из кармана потертый "ТТ" лейтенант. – А "ППШ" в самоходке.
– В кармане вместе с семечками и махоркой боевое оружие носишь.
– Семечек не имею, а махорка в кисете, в другом кармане.
– Ну-ну… Никак не избавитесь, товарищ лейтенант, от колхозных привычек.
Сергей сжал губы и промолчал. Придирка была пустая. Большинство танкистов и самоходчиков носили пистолеты и наганы в кармане комбинезона, чтобы не цепляться ремнями, если надо срочно спрыгнуть с машины.
Не так много времени заняло это короткое ненужное совещание. Минут пять, не больше. Бакулин, сам того не замечая, затеял пустой разговор о внезапной атаке. Хотел показать свою решительность, которая не пошла дальше слов. Даже самый отчаянный командир не пойдет на заведомо обреченную атаку, имея две легкие самоходки против десятка вражеских пушек и целого гарнизона.
Война не терпит пустой болтовни и упущенного времени. К самоходкам, укрытым в молодом сосняке, бежали двое десантников, наблюдавших за тыльной стороной холма. Старший из них, задыхаясь от быстрого бега, кричал на ходу:
– "Тигры" сюда ползут… ромадины!
– Сколько их? – быстро спросил Бакулин.
– Две штуки.
Второй боец его перебил:
– Это не "тигры", но пушки таких же, даже длиннее.
– Далеко до них? – уточнил капитан.
– Километра полтора.
– Отсюда можно увидеть?
– Да, вон, по той тропинке на опушку выйти и будет видно.
– Лейтенант, бегом со мной. Глянем, что за звери.
К холму, переваливаясь на ухабистой дороге, шли две тяжелые самоходно-артиллерийские установки "насхорн" ("носорог"). Эти машины с громоздкой рубкой и массивным орудием действительно напоминали носорогов.
Объемистая рубка шириной три метра и высотой в рост человека, 88-миллиметровое орудие длиной пять метров. Установка поражала своими размерами и торчавшей, словно гигантский рог, противотанковой пушкой.
Бакулин знал, что броня этих машин не толще, чем у наших легких самоходок, но это компенсировалось дальнобойностью "носорогов". Если они займут этот лесистый холм, то низина и дорога будут простреливаться с большой точностью километра на два.
И взять этих хищников будет непросто. Место для маневрирования и маскировки удобное, близко они никого не подпустят. Обгоняя "насхорны", шел бронетранспортер "бюссинг", вооруженный крупнокалиберным и обычным пулеметами. Удивительно, что немцы не заняли высоту раньше. Слишком быстро продвигались наши войска.
Времени для раздумья уже не оставалось. Бакулин передал по рации в штаб полка сведения разведки и на вопрос, что собирается предпринять, четко ответил:
– Уничтожить этих слонов, то бишь носорогов.
Подполковник Тюльков одобрил решительность комбата, сообщил, что на помощь идет еще одна батарея и пехота стрелкового полка Орлова.
– Понял. Но с этими мы сами справимся.
– Не зарывайся, капитан. Бейте только из укрытия. У "насхорнов" точность стрельбы не хуже, чем у "пантер". Ну, с Богом!
Когда отключилась рация и установилась короткая тишина, лейтенант Сергей Мороха почувствовал, как холодеет, отнимается левая рука. Он получил сильный ожог, когда снаряд угодил летом сорок третьего в его танк Рука обгорела почти до кости, он долго лечился, а теперь в минуты напряжения напомнила о себе ноющей болью и потерей чувствительности.
Действия обоих "сушек" были обговорены заранее и распределены цели. Лейтенант видел, как нервничает его экипаж. Слишком неравные силы. В любом случае их снаряд пробьет лобовую броню "насхорна" даже с расстояния километра, несмотря на его мощное орудие и сверхточную оптику.
Впрочем, с такого большого расстояния они вести огонь не собирались. У них в запасе лишь по одному, максимум – по два выстрела. Если промахнутся, то "носороги" прикончат их, разнесут своими мощными снарядами, способными пробить за километр броню толщиной пятнадцать сантиметров.
Но обстановка внезапно изменилась. Оба "насхорна" вдруг расползлись по сторонам дороги и остановились в промоинах от сбегавшей с холма талой воды. Укрыть целиком свой массивный корпус они не могли, но теперь виднелись лишь верхняя часть рубки и длинноствольные орудия, направленные вверх.
– Девятьсот метров, – определил расстояние наводчик в машине лейтенанта Морохи.
– Пожалуй, – согласился Сергей. – Далековато. Услышали, сучки, нас.
– Да мы вроде сильно не шумели.
– Рации. Болтали много.
Насчет рации экипаж уверен не был, но вспомнили, что их бывалый командир предлагал Бакулину связаться со штабом, когда немецкие машины были еще далеко. Рации у фрицев чуткие, могли услышать переговоры и насторожились.
– И что теперь? – спросил наводчик. – Навесным огнем их долбить? На прямую наводку не выползешь, у них уже снаряды в стволах.
– Пусти, я на твое место сяду, – вместо ответа приказал наводчику Сергей.
Бронетранспортер "бюссинг" с двумя пулеметами и экипажем из пяти-шести человек приближался к холму, выпуская на ходу очереди из "МГ-42". Когда расстояние сократилось, ударил крупнокалиберный "машингевер". Тяжелые пули срезали молодые деревья, крупные ветки. Судя по всему, стрельба велась на всякий случай и самоходок экипаж "бюссинга" пока не разглядел.
– Еще метров на сто приблизится и увидит, – с уверенностью проговорил наводчик.
Зашипела рация. Бакулин отдал распоряжение:
– Выжидаем. Бронетранспортер я беру на себя, а затем открываем огонь по "носорогам".
– Вот черт, – сплюнул Мороха. – На хрен ему "бюссинг" сдался? Потеряем время и внезапность.
Возможно, капитан ожидал, что бронетранспортер остановится и двинутся дальше оба "насхорна". Но легкий "бюссинг" лишь увеличил ход, а огонь вели оба его пулемета. Пули свистели, выбивая древесное крошево, рикошетили от земли, одна ударила в рубку машины Бакулина.
– Вот зараза! – выругался капитан.
В этот момент двинулись вперед оба "насхорна", а Бакулин совершил непростительную ошибку. Вместо того чтобы выждать еще и ударить по тяжелым немецким "штугам", он выстрелил в бронетранспортер специально заряженным для этой цели фугасным снарядом.