Мелкие самоходки были юркими, он боялся промахнуться. А фугасный снаряд если и не попадет в цель, то повредит русскую машину взрывной волной и осколками. Расстояние до ближней самоходки сократилось до четырехсот метров. Фугас весом около шести килограммов преодолел это расстояние менее чем за секунду.
Взрыв перебил гусеницу, вышиб заднее колесо и смял кормовую часть рубки. Заряжающего ударило грудью о казенник орудия, наводчик, сбитый с ног, пытался подняться.
Василию Гладкову было двадцать четыре года. Закончил танковое училище в январе сорок третьего. В первом своем бою, когда теснили окруженную группировку Паулюса под Сталинградом, уничтожил дот, немецкую пушку, перебил расчет. Его хвалили, хлопали по плечу:
– Молодец, парень! Так и воюй дальше. Ты же сталинградец!
Но уже на следующий день угодил под снаряд и едва успел выбраться из горящей "тридцатьчетверки". В госпитале, мучаясь от ожогов, получил медаль "За отвагу" (позже – "За оборону Сталинграда") и вторую звездочку на погоны.
Воевал на Курской дуге, заслужил орден и снова был ранен. Его направили в самоходно-артиллерийский полк и сразу доверили батарею. Сталинградец – этот не подведет! Загадывал, что не подкачает, получит капитана, довоюет до победы, и вот этот бой у безымянной речки на пути к Березине, Минску…
– Командир! – крикнул механик-водитель. – Приплыли, надо выскакивать.
Но сталинградец Гладков наводил по горизонтали орудие. Приказал механику:
– Доверни машину чуть левее.
– Сожгут, – тоскливо отозвался сержант, но, потянув рычаги, довернул самоходку.
Бронебойный снаряд лучшей советской пушки "ЗИС-3", установленной на самоходке, пробивал за полкилометра 70 миллиметров брони. Здесь расстояние было меньше.
Раскаленная болванка весом шесть с половиной килограммов прошила лобовую броню немецкого танка и тело механика. Врезалась в перегородку, отделяющую моторную часть, и воспламенила двигатель.
Танковая башня наполнилась дымом, огонь подбирался к боеукладке. Первым выпрыгнул стрелок-радист. Комбинезон был залит кровью, но руки-ноги действовали. Он слышал удар, разрывающий тело механика в метре от него, и понял, что это кровь его товарища.
Капитан знал, что в запасе у остальных остаются считаные секунды. Несмотря на свой возраст (ему недавно исполнилось сорок четыре года), он был физически крепок и тоже сумел покинуть горевшую машину.
Еще двое танкистов возились внутри. Капитан был из породы старых солдат, не привыкших бросать подчиненных в беде. Но пламя уже гудело как в топке, скрученный язык прожег рукав куртки. Мелькнуло перекошенное от боли лицо наводчика, башня заполнилась огнем и дымом.
Второй "Т-4" вел огонь по двум другим самоходкам. Приземистые юркие машины уворачивались от его снарядов, вели беглый огонь и заходили с флангов.
Бронебойный снаряд разорвал лист бортового экрана. Другая болванка ударила в башню и отрикошетила, выбив сноп искр. Танк встряхнуло с такой силой, что экипаж едва удержался на своих местах.
Лейтенант связался по рации с бронетранспортером "бюссинг", в котором находился раненый командир разгромленного под Оршей механизированного полка.
– Господин полковник, прорываемся через дамбу. Здесь нам долго не продержаться. Русские "штуги" вцепились в колонну, как стая собак.
– Действуй, – был получен короткий ответ. – Вся надежда на тебя, Дитрих.
Василий Гладков успел сделать еще несколько выстрелов. Ответный танковый снаряд проломил броню, убил наповал механика, самоходка задымила. Старший лейтенант вытолкнул через заднюю дверцу наводчика и наклонился над заряжающим.
Удар о казенник смял ему грудную клетку, парень потерял сознание. Прерывистое частое дыхание выталкивало изо рта розовую пену. Сквозь порванный комбинезон и гимнастерку виднелись сломанные ребра. Гладков кое-как оттащил тело от горевшей машины, но было ясно, что восемнадцатилетний сержант обречен.
Две самоходки вели огонь по уходящей колонне, разбили тягач и подожгли грузовик. Тяжелый бронетранспортер "Ганомаг-251" развернул в сторону ближней самоходки спаренную зенитную установку.
Это был новый пулемет калибра 15 миллиметров, изготовленный на базе довольно слабой 20-миллиметровой пушки. Немецкие инженеры оставили прежнюю гильзу с объемистым зарядом пороха, но сделали более узкое дульце для новых пуль.
Теперь каждый пулеметный ствол посылал бронебойно-зажигательные пули со скоростью около двадцати штук в секунду и пробивал три сантиметра брони.
Очередь хлестнула по лобовой броне вырвавшейся вперед самоходки, оставив глубокие вмятины, и пробила в двух местах рубку. Наводчик приглушенно вскрикнул и выпустил рукоятки. Из раны под лопаткой выбивало толчками кровь. Ранение было смертельное, кровь остановить не удалось.
Колонна, огрызаясь многочисленными стволами пулеметов, шла к дамбе.
Опытный артиллерист Александр Зацепин вместе с Зиновием Жердевым по приказу Карелина оставались в засаде у брода, поджидая "хетцеры", которые наверняка ударят с тыла.
Эти "истребители танков" имели сильную броню и такие же длинноствольные пушки, как у "Т-4". Два "хетцера" катили на скорости по другой стороне речушки к дамбе, где вовсю шел бой.
Эти компактные машины с наклонной, довольно толстой броней считались одними из удачных вариантов немецких самоходных орудий. Лобовая броня была усилена литой орудийной подушкой, которую сами немцы окрестили "свиное рыло". Пробить ее, даже с небольшого расстояния, было сложно.
"Хетцеры" уступали нашим легким самоходкам по скорости, но их орудия пробивали за километр броню почти всех советских танков.
Командиры немецких машин не рисковали приближаться к речке, где среди кустарника их могла поджидать засада. Лейтенант Зацепин уже прикинул, что обе "штуги" пройдут от них на расстоянии четырехсот метров.
Это было оптимальное расстояние для прицельных выстрелов. Зиновий Жердев напряженно следил за мелькавшими среди травы "штугами" с черным крестом на покатом борту. С досадой подумал, что видна лишь верхняя часть машины с пулеметом на крыше рубки. Обе рации молчали, чтобы не насторожить немцев, зато о чем-то быстро переговаривались командиры "истребителей танков".
Еще полсотни метров – и можно стрелять. Экипажи самоходок замерли в напряженном ожидании. Однако на войне неожиданности происходят чаще, чем их ждут. Пулеметчик, стоявший по пояс в люке головного "хетцера", вдруг что-то тревожно выкрикнул и, прячась за щиток пулемета, развернул его в сторону самоходок. Затем ударил трассирующей очередью, показывая командиру направление.
Зиновий Жердев должен был стрелять во вторую "штугу". В десяти шагах грохнуло орудие Зацепина. Унтер-офицер, сумевший предупредить своего командира об опасности, расплатился за это жизнью.
Бронебойная болванка ударила в верхнюю часть рубки, разорвав лист брони на крыше. Брызнул сноп искр, взлетел обломок пулемета с обрывком ленты и кисть руки, сжимавшая рукоятку. Смертельно раненного пулеметчика переломило в поясе, а "хетцер" скрылся в траве.
Но если первая машина была хотя бы повреждена и наверняка контужен экипаж, то второй "хетцер" просто исчез. Словно провалился. Наводчик выпустил снаряд непонятно куда, а в наушниках прозвучала команда Зацепина:
– Меняем позицию. Они…
Окончание фразы лейтенант Жердев не услышал. Ответный снаряд пронесся в метре над самоходкой, струя спрессованного воздуха ударила Зиновия в лицо и опрокинула на спину. Механик отогнал "сушку" на десяток шагов в ложбину.
Лейтенант Зацепин высматривал в прицел обе исчезнувшие немецкие машины. Ситуация складывалась неясная. Скорее всего, оба "хетцера" затаились, а может, понемногу отступают. Пока силы равны, но если "штуги" сумеют уйти хотя бы на полторы сотни метров, то получат превосходство благодаря лучшей прицельности и мощности своих снарядов.
– Зиновий? – позвал товарища по рации Зацепин.
– Нормально. Фриц промазал, – коротко отозвался Жердев.
Продолжать переговоры по рации было рискованно. Зацепин ограничился такой же короткой командой:
– Оглядись.
Оба понимали, что долго выжидать, когда на дамбе идет бой, они не имеют права. И рискнуть придется Александру Зацепину как более опытному самоходчику и заместителю командира батареи. И наши, и немецкие экипажи осознавали, что первым будет подбит тот, кто высунется и проявит какую-то активность.
Кроме пулеметчика, который был убит наповал, в командирском "хетцере" пострадал обер-лейтенант, старший группы. Брызги окалины ударили в его круглую металлическую каску, оставив небольшие вмятины. Но два раскаленных кусочка угодили в лицо, доставляя сильную боль.
Неполный экипаж и эти раны! Надо что-то предпринимать. Но Зацепин, опережая обер-лейтенанта, уже взял инициативу в свои руки. Приказал отделению десантников из шести человек открыть огонь из автоматов и выпустить имевшиеся у них осветительные ракеты. Будь трава сухая, можно было выкурить "штуги", но сейчас расчет строился на ложной атаке.
Шесть человек во главе с сержантом, стреляя на ходу и выпуская ракеты, перешли вброд речку. Дальше двигаться не рисковали. Сержант, прячась за ивой, поднялся в рост и увидел оба "хетцера".
– Далеко фрицы? – спросили его.
– Метров сто с лишним.
– Стояли бы поближе, можно было бы гранатами, – сказал молодой десантник.
– Брось ерунду молоть, Аника-воин! – Сержант выпустил две ракеты в сторону "хетцеров".
Зацепин вызвал по рации Зиновия Жердева:
– Ракеты видел?
– Ну!
– Зажигательные снаряды есть?
– Всего три штуки.
– Выпускай все три в этом направлении.
У Зацепина оставались два фосфорных заряда. Стреляя наугад, вряд ли они угодят в цель, но должны сдвинуть "штуги" с места. Пять снарядов обрушились в ложбину, где прятались "хетцеры". Комки горящего фосфора раскидало по влажной траве, которая лишь дымила.
Но кое-где вспыхнул кустарник. Шипя и брызгая зелеными огоньками, горели фосфор, кусты, заполняя ложбину едким дымом. Все шестеро десантников, крича, посылали автоматные очереди. Кто-то швырнул одну, следом вторую гранату.
Обе "штуги" уходили задним ходом. Самоходки выстрелили одновременно. Лейтенант Зацепин, один из лучших стрелков в полку, вложил болванку в лоб отступавшему "хетцеру".
Она отрикошетила от орудийной подушки и с воем ушла вверх. Обер-лейтенант поймал в прицел русскую самоходку. Снаряд, выпущенный на ходу врезался в землю в метре от машины Зацепина. Кувыркнувшись, со скрежетом прошел вдоль лобовой брони, оглушив механика.
Зиновий Жердев третьим выстрелом попал в ходовое колесо "хетцера", который переваливал через бугор. Оно, продолжая вращаться, распалось на две половины. Скрученная гусеница лопнула.
Следующие снаряды добили машину, загорелся двигатель. Десантники бросились вперед, стреляя на ходу. Обер-лейтенанта подхватили двое уцелевших артиллеристов и скрылись за бугром. Автоматные очереди прошли мимо.
Десантники, рассчитывавшие на трофеи, смотрели, как горит немецкая машина. Затем рванули сразу десятка полтора снарядов. Броню "хетцера" вспучило, разрывая по сварочным швам, вспыхнул бензин в запасном баке. С другого берега десантникам кричал лейтенант Зацепин:
– Наступайте в сторону дамбы! Только держитесь ближе к речке. Одного "хетцера" мы не добили.
Сержант кивнул, и все шестеро побежали по кромке берега. В том же направлении спешили обе самоходки.
Бой у дамбы подходил к концу. Сумели прорваться лишь мотоциклисты и легкий вездеход. Остатки колонны добивали самоходные установки Карелина и Гладкова.
Снаряд догнал пыливший по дороге трехосный "крупп". Грузовик осел на один бок. Из кузова выскакивали артиллеристы. Одна из самоходок догнала их, когда Карелин услышал по рации команду Тюлькова:
– Уцелевших немцев брать в плен. Слышишь меня, Павел?
– Попробуй удержи наших!
– Это приказ сверху. Попробуй не выполни!
Хотя колонна была в основном разгромлена, десятка четыре в плен взяли. Среди них был раненый полковник В последний момент он хотел застрелиться. Но шустрый ординарец командира десантной роты Андрюха Минаев выдернул из руки полковника "вальтер".
– Стой, дядя! Велено брать живым.
Полковник посмотрел на парня, устало шевельнул губами и отвернулся. Взяли в плен несколько офицеров. Тюльков вышел из "виллиса", оглядел горящие машины, тела убитых, пленных, невольно подтянувшихся при его появлении.
Карелин, козырнув, доложил, что задание выполнено. Потери – одна самоходка и двадцать три человека погибших и раненых.
– Старшина Шендаков погиб, и двое разведчиков с ним. Сгорели в своем мотоцикле. Пленных сорок четыре человека, из них пятеро эсэсовцев. Что с ними делать?
– В штаб дивизии отведут.
– А эсэсовцев?
– Что, приказа ждешь пострелять их? Особист Артюхов с ними разберется.
Через час полк вышел на подходы к реке Березине. Впереди не стихала канонада. Ожидали, что самоходки с ходу бросят форсировать реку, однако был получен приказ – временно остановиться.
После непрерывных боев и гибели товарищей многие не скрывали облегчения. Однако каждый понимал, что передышка будет недолгой. Наступление набирало обороты, и останавливать его не собираются ни на один день.
Глава 6. Бой за высоту
После выхода наших войск на Березину линия фронта в Белоруссии представляла собой гигантскую дугу протяженностью более трехсот километров. Фланги немецкой обороны были глубоко охвачены советскими войсками.
Подвижные танковые соединения уже приблизились на сто с небольшим километров к Минску. Отступавшие немецкие части, оказывая упорное сопротивление, не могли оторваться от советских войск Немцев били в спину и с флангов, нанося большие потери.
Командир самоходно-артиллерийского полка Борис Тюльков знал, что ему в числе других частей 3-го Белорусского фронта предстоит в ближайшее время форсировать Березину и вести дальнейшее наступление.
Машины стояли замаскированные в сосновом лесу. Еще одна самоходка выбыла из строя, а позади остались новые могилы товарищей. Командир десантной роты Саша Бобич вместе с Карелиным наблюдали в бинокли за рекой. По единственной переправе потоком двигались отступающие немецкие войска.
Шестерка штурмовиков "Ил-2" пронеслась над мостом на небольшой высоте и сбросила бомбы. Переправа была окружена сплошным кольцом зенитных пушек и крупнокалиберных пулеметов. Счетверенные 20-миллиметровые автоматы скрестили пучки трассирующих снарядов на штурмовиках.
Броня неплохо защищала самолеты, но, чтобы поразить бомбами и ракетами узкую переправу, штурмовикам приходилось снижаться до бреющей высоты в двести метров – смертельно опасное расстояние.
Счетверенная установка поймала в прицел один из самолетов. Снаряды хлестнули по капоту, кабине, вспыхнул мотор. Пилот был убит, и горящий штурмовик, не выходя из пике, рухнул в реку, подняв столб воды и обломков.
Другой "Ил-2" с рваными пробоинами на крыле терял управление и высоту. Встречный поток выворачивал крыло. Снаряды 37-миллиметровой зенитки врезались в корпус возле хвостового оперения, почти переломив машину надвое.
Прыгать экипажу было поздно, и пилот сделал отчаянную попытку приземлиться. Самолет сорвался в штопор и взорвался неподалеку от моста.
– Ладно, идем, – сказал Карелин. – Нам не легче придется.
Восточный берег реки представлял "слоеный пирог". В некоторых местах наши передовые части заняли участки и закреплялись, тесня отступавшие немецкие подразделения. Но немцев скопилось на восточном берегу слишком много.
Здесь смешались пехотные части, артиллерия, танки и штурмовые орудия, тыловики. "Тридцатьчетверки" пытались смять, сбросить всю эту массу в реку, но получили отпор и были вынуждены временно отступить. Несмотря на суету, немецкие командиры сумели организовать оборону, срочно рыли траншеи и капониры.
"Тридцатьчетверки", противотанковые пушки и минометы передовых частей вели непрерывный огонь, поджигая немецкую технику, руша траншеи, где пыталась закрепиться пехота.
В одном месте немцы собрали бронированный кулак из нескольких десятков танков и штурмовых орудий, но атака натолкнулась на плотный огонь "тридцатьчетверок" и подоспевшей артиллерии.
Германские части прижимали к реке, а на прибрежных полянах горели танки, бронетранспортеры, лежали многочисленные тела убитых солдат и офицеров. Здесь впервые использовали в массовом порядке новые танки "Т-34-85" с мощным 85-миллиметровым орудием. Снаряды этих пушек пробивали за полкилометра сто миллиметров брони, поджигали "тигры", "пантеры", хотя по ряду параметров уступали им.
Тюльков собрал командиров батарей и сообщил, что в ближайшие часы полк начнет переправу через Березину.
– Саперы срочно наводят понтонный мост, рассчитанный на легкие машины и пехоту. С нами двинутся стрелковый батальон Клычко, саперная и минометная рота. Запас снарядов – полуторный.
– Все понятно, но "тридцатьчетверок" бы еще с десяток, – заметил Захар Чурюмов. – С нашей броней только оборону прорывать.
– Сплошной линии обороны у немцев за Березиной пока нет, – возразил Тюльков. – А танки поддержат нас и начнут атаку почти одновременно. Переправы наводятся сразу в нескольких местах.
Борис Прокофьевич Тюльков оглядел командиров:
– Чего-то азарта не вижу.
– Насмотрелись, какая каша на берегу заварилась, – отозвался Павел Карелин. – Не знаю, как насчет сплошной линии обороны, но немцев скопилось там достаточно. Одних "Т-4" с усиленной броней десятка два насчитал возле переправы. На том берегу "тигр" в землю закопанный стоит. Не по нашу душу?
– Тебе, Павел, что ли, "тигров" бояться? Пока этот мамонт развернется, ты его с фланга продырявить успеешь. Новые подкалиберные снаряды поступили, сто миллиметров брони берут.
– На пятьсот метров, – вставил Чурюмов. – А "тигрята" за два километра нас достают. Да и "пантеры" тоже.
– А ты не подставляйся!
Капитан Бакулин, сидевший вместе с другими комбатами, тоже хотел высказать свое мнение. Но понимал, что после суетливых, не слишком умелых действий на плацдарме любые его слова воспримут скептически, с насмешкой. Чурюмов, Карелин, даже новичок Гладков говорят откровенно, что думают, и командир полка Тюльков внимательно выслушивает их.
Даже не слишком везучего Василия Гладкова, чью самоходку снова подбили и уцелели всего два человека из экипажа. Но все они имели авторитет. Василий Гладков до последнего вел огонь, оставаясь в подбитой самоходке, и стал как бы на равных с заслуженными комбатами Чурюмовым и Карелиным.
– Тоже грустишь, Юрий Акимович? – перехватил его взгляд Тюльков.
– Почему? Настроение нормальное, – встал Бакулин. – Фрицев бьем и бить будем.
Прозвучало несколько наигранно, излишне бодро. Чурюмов фыркнул:
– Бьем… особенно ты. В резерве!
– Никакого резерва не будет, – заявил Тюльков. – В полку всего четырнадцать машин. В бой пойдут все. А подковырки твои, Захар, сейчас вроде бы и ни к чему. Вас всего четверо комбатов и батареи неполные. Без взаимной поддержки в трудную минуту успеха не добьемся.
– Да я ничего, – кривил губы в усмешке Чурюмов. – Такие образованные комбаты в бою не лишние… если руководить не рвутся.