Немцы окрестили штурмовики "Ил-2" весьма характерными прозвищами "мясники" или "мясорубки". Наша пропаганда для благозвучности придумала название "черная смерть". Как бы то ни было, но эти бронированные машины, действуя с предельно малой высоты, уничтожали цели на выбор и очень эффективно.
Авиационные пушки "ВЯ-23" калибра 23 миллиметра разрабатывались как средство уничтожения защищенных наземных целей. Снаряды летели со скоростью 900 метров в секунду, пробивая бревенчатые накаты блиндажей, оставляя внутри тела убитых и раненых.
Но блиндажей на всех не хватало. Многие немецкие солдаты прятались в траншеях и защитных щелях, сжавшись в комок. Те, кто рисковал поднять голову, видели, как счетверенные трассы двух пушек и двух пулеметов вспахивают землю широкой смертоносной полосой, уничтожая все живое.
У кого-то не выдерживали нервы. Но выскочившие из окопов падали здесь же, возле укрытий. Спастись от "черной смерти" было трудно. Расчет 20-миллиметровой пушки вложил точную очередь, прошив штурмовик от носа до киля. Потерявший управление "Ил-2" врезался в землю, превратившись в огненный клубок.
Штурмовик, идущий следом, накрыл зенитку и ее расчет точным попаданием нескольких снарядов. Командир расчета и наводчик остались лежать возле исковерканной пушки, остальные зенитчики расползались прочь.
– Так их, сволочей! – стучал кулаком по броне заряжающий Костя Бурлаков. – Это вам не сорок первый год!
На флангах взвились зеленые ракеты, сигнал к атаке.
– Ну, двинулись помалу, – вдохнул Алесь Хижняк, двигая рукояткой скоростей. – В атаку – как на праздник. И когда эта чертова война кончится…
Карьера полковника Орлова Сергея Фатеевича складывалась вполне успешно. Даже по меркам военного времени, когда вчерашние командиры рот нередко за полтора-два года, получая досрочные звания, возглавляли полки и бригады.
Одни добивались этого умелыми действиями своих подразделений. Других отличала жесткая напористость, когда полученные задачи выполнялись безоговорочно, любой ценой, несмотря ни на какие потери. Третьим помогали связи.
В судьбе Орлова сыграли свою роль сразу несколько факторов. Отличное окончание военного училища и удачная женитьба на дочери одного из высоких партийных деятелей дали неплохой толчок молодому лейтенанту. Но основное зависело от него.
Сережа Орлов неплохо командовал до войны взводом, затем получил роту. В ожесточенных боях под Москвой, где судьба отпускала ротным командирам считанные дни, в лучшем случае – недели, он с помощью тестя был назначен адъютантом старшего командира батальона (начальником штаба), что позволило ему выжить и получить свой первый орден.
В хаосе отступлений и "котлов" сорок второго года молодой капитан был внезапно отозван для учебы в академию. Предписание пришло вовремя. Через считанные дни после отбытия Орлова в Москву его бывший полк и батальон угодили под танковый удар и были почти целиком уничтожены. Остатки бойцов и командиров угодили в плен.
Учеба продлилась до декабря сорок второго года, когда его внезапно вызвал к себе тесть и коротко проинформировал:
– Под Сталинградом зажали в клещи целую немецкую армию. Заканчивай свою учебу и просись на передний край под Сталинград. Это крепко тебе зачтется… если генералом хочешь стать.
Отвыкший за полгода от войны, окунувшийся в необременительную учебу и сытную жизнь, Сережа Орлов на фронт не рвался. Тесть его успокоил:
– Я уже кое с кем переговорил. Тебя рекомендовано использовать в должности начштаба полка. Это все же не передовая.
Но под Сталинградом судьба майора Орлова сложилась совсем по-другому. Вместо победного наступления, которое взахлеб расписывали газеты, шли ожесточенные бои с окруженной армией Паулюса, которая упорно не желала сдаваться.
Командир дивизии, сухощавый полковник, отложил в сторону предписание и, оглядев статного майора в новеньком полушубке, скрипучим голосом объявил:
– Сейчас судьбу сражения решают батальоны и смелые комбаты. Мы их бросаем в бой, когда еще штабы полков толком не сформированы. Зачем тебе штабная писанина? Принимай стрелковый батальон и бей врага. Добывай славу в бою. На тебя товарищ Сталин смотрит.
Орлов заикнулся, что он майор и досрочно закончил академию. Это был намек, что он заслуживает более высокой должности. На что был получен короткий и резкий ответ:
– У меня взводами сержанты командуют, а ротами младшие лейтенанты. Вот и покажи свою выучку, товарищ майор.
Орлов глянул на простенький портрет Сталина, висевший в блиндаже командира дивизии, и послушно козырнул. Вечером он уже принимал батальон, на три четверти состоявший из новобранцев, а утром принял бой.
За месяц с Сергея Орлова слетела вся ненужная шелуха несостоявшегося карьериста. Сначала в батальоне было шестьсот человек, потом триста, затем осталось меньше ста. Обходя заснеженные траншеи, он окликал своих солдат по именам, а они отвечали ему по-свойски:
– Ничего, товарищ майор. Держимся. Водку скоро подвезут?
– Вечером. С патронами как?
– Пока хватает.
Вечером Орлов пил ту же водку с лейтенантом и старшиной, а второй лейтенант дежурил в траншее и будил засыпающих солдат.
Академик-майор уже не думал о должностях, ел вместе со всеми жесткую вареную конину, когда прервался подвоз продовольствия. А однажды полдня заменял пулеметчика, выпустив из "Дегтярева" штук пятнадцать дисков. Он видел, как падают пытающиеся контратаковать окруженные немцы, и злорадно смеялся, когда они откатывались, оставляя на снегу трупы.
Смелость майора оценил командир дивизии. Представил к ордену, а спустя время, после санбата, поставил командовать полком, повысив в звании. За полтора года Орлов привык к своей высокой должности. В тридцать лет уже полковник! Было от чего закружиться голове.
Хотелось шагать дальше, наносить врагу умелые дерзкие удары. И вот она, Белоруссия, жесткий командующий фронтом Иван Черняховский, самый молодой из командующих. Перед наступлением получил напутствие:
– Надеюсь, что полк и его командир себя проявят. Удачи, товарищ Орлов! Береги людей, дорогой ценой нам победы достаются.
– Так точно, товарищ генерал армии, – козырнул Сергей Орлов.
Хотя слова насчет "беречь людей" воспринял как дежурную присказку. Когда в Красной армии на потери оглядывались? Главное – бить врага.
– Везунчик! – переговаривались штабные. – Тут до седых волос никак "майора" не получишь, а наш орел в тридцать лет к генеральским лампасам подбирается.
– Шустрый парень, – соглашались сослуживцы.
Те, кто постарше, качали головой:
– Слишком разогнался Сергей Фатеевич. Широко шагает. До лампасов еще далеко. Как бы полковничьи штаны по швам не лопнули.
Наступление полка поначалу шло успешно. Орлов, не теряя времени, дал сигнал к атаке, когда еще не рассеялся дым от взрывов авиабомб, ракет и гаубичных снарядов. Расширяя брешь в обороне, пробитую крепкой артподготовкой, по приказу полковника в центре наступали "тридцатьчетверки".
Не отставая от них, слева и справа двигались вместе с десантом и пехотными ротами обе батареи самоходно-артиллерийских установок.
– Таран! – шептал полковник Орлов, наблюдая в бинокль за продвижением бронетехники и своих батальонов. – Посмотрим, как фрицы этот удар выдержат.
– Побегут, куда они денутся, – тут же поддержал своего командира молодой адъютант, недавно получивший "капитана".
Зрелище было впечатляющее. Вместе с танками и самоходными установками цепями шли все три стрелковых батальона, полностью укомплектованные, прошедшие подготовку перед началом операции. Треть личного состава были вооружены автоматами и вели огонь на ходу.
Следом за пехотой катили легкие пушки полковые артиллеристы. Минометчики тоже не стояли на месте, продвигаясь вперед со своими трубами. Противотанковая рота трусцой бежала в общей массе, попарно неся на плечах длинноствольные ружья.
Орлов бросил в атаку сразу весь полк, оставив в резерве лишь роту автоматчиков. В своих окопах и капонирах оставались пока тяжелая минометная батарея и приданный полку гаубичный дивизион.
"Если бить, то мощным кулаком, не распыляя силы!" – так учили в академии.
Угодив на мину, подорвалась одна из "тридцатьчетверок". Остальные увеличили скорость, стремясь быстрее проскочить опасное место. Хлопнули две-три "противопехотки" на участке второго батальона. Там возникло небольшое замешательство.
Но основная масса бойцов приближалась к первой линии траншей, где дымились воронки, и немцев уже не было – они отступили.
– Драпают фашисты! – воскликнул адъютант, а командир полка немедленно осадил его:
– Накаркай мне тут еще!
Начштаба полка, пятидесятилетний подполковник, тоже наблюдал за атакой в бинокль. В голове офицера, прошедшего Гражданскую и Финскую войны, вертелось слово "масса". Неприятное слово. Войска не должны наступать массой, как это происходило сейчас.
Две тысячи человек, полк, в котором начштаба служил третий год, образовали массу, но никак не таран, про который шептал полковник Орлов.
Немцы открыли минометный огонь, стреляли не менее десятка пулеметов, отсекая пехоту от танков и самоходок. Второй батальон замешкался и отстал. Им командовал не слишком опытный выдвиженец Орлова.
Перехватив взгляд начштаба (вечно он всем недоволен!), Орлов приказал связать его со вторым батальоном.
– Ноль одиннадцатый, ты меня слышишь? В немецкой траншее решил отсидеться? Попробуй, сорви атаку! Я с тебя погоны сорву.
Задымилась и встала еще одна "тридцатьчетверка". Оставшиеся три танка вели беглый огонь из орудий и ход не замедляли. Ими командовал молодой и решительный командир роты.
Они с ходу раздавили две уцелевшие противотанковые пушки, пулеметный расчет и приближались ко второй линии траншей.
Батареи Чурюмова и Карелина замедлили ход, поджидая пехоту. Планируя атаку, командир полка не слишком задумывался над тем, что легкие самоходки не предназначены для прорыва обороны.
Имевшие противопульную броню самоходно-артиллерийские установки "СУ-76" не могли тягаться с "тридцатьчетверками". Но они обладали хорошей маневренностью, имели сильные орудия и предназначались для поддержки пехоты и уничтожения огневых точек. Пускать их вместе с танками на открытой местности под прицел немецких пушек было безрассудно.
К сожалению, Орлов, командуя более года полком, вошел во вкус окриков и непродуманных команд.
Большинство противотанковых пушек в передовых траншеях были разбиты во время артподготовки и налета штурмовиков. Немцы открыли огонь из 105-миллиметровых гаубиц, укрытых в глубине обороны, которые до поры молчали.
Они стояли за домами, в садах, прятались в капонирах. Это было не самое эффективное орудие против танков из-за своего большого веса (две тонны) и невысокой скорострельности. Однако для легких самоходных установок их осколочно-фугасные снаряды весом пятнадцать килограммов представляли серьезную опасность.
Один из первых снарядов взорвался рядом с самоходкой из батареи Захара Чурюмова. Машину встряхнуло, а веер осколков ударил в правый борт рубки, где находились командир установки и заряжающий.
Броня толщиной шестнадцать миллиметров не смогла защитить их. Несколько крупных осколков пробили борт. Командир, младший лейтенант, был убит, а заряжающий тяжело ранен.
Спас машину опытный механик Иван Грач. Оглушенный ударом, он сумел правильно среагировать и погнал "сушку" в капонир, вырытый для укрытия артиллерийского тягача. Машина высотой два метра скрылась в капонире, опередив на несколько секунд следующий снаряд, нацеленный в нее.
Через десяток минут подбили еще один танк и вторую самоходку из батареи Захара Чурюмова. "Тридцатьчетверка", огрызаясь огнем орудия и двух пулеметов, сумела уйти. Поврежденный двигатель дымил, глох, но механик дотянул машину до исходных позиций.
Второй самоходной установке не повезло. Бронебойная болванка, выпущенная из пушки, укрытой в доте, пробила лобовую броню и оторвала руку механику-водителю. Командир машины, молодой лейтенант, сумел под огнем вытащить тело механика и затянуть жгут на обрубке руки.
Нырнув в люк, сам сел за рычаги управления. Его прикрывало орудие самоходки, посылая снаряд за снарядом в бетонную коробку дота. Лейтенант повел машину прямо на дот, намереваясь разбить его с близкого расстояния.
Видя опасность, старший унтер-офицер, командир дота, приоткрыл бронированную заслонку и с расстояния ста шагов послал кумулятивный снаряд. Вспыхнул двигатель, лейтенант успел выскочить из горящей машины. Через минуту сдетонировал боекомплект, разорвав рубку и тело контуженого наводчика.
Комбат Захар Чурюмов редко терял хладнокровие даже в самых сложных ситуациях. Однако сейчас он вышел из себя, глядя на происходящее.
Излишне самоуверенный полковник Орлов развернул весь свой полк и приданную бронетехнику в цепь, рассчитывая с ходу проломить немецкую оборону и ворваться на окраины города Витебска. Он считал, что после артподготовки и меткого авиаудара штурмовиков сделать это будет не сложно.
Однако немцы не только удерживали город, но и прикрывали части, пытавшиеся выйти из окружения, то есть спасали своих. В подобных случаях действовали не только приказы, но и чувство товарищества. Тем более силы у обороняющихся имелись, а русские командиры в очередной раз шли в лобовую атаку.
Горели два танка и самоходка, еще две машины вышли из строя. Но тяжелее всего приходилось пехоте. Полк расстреливали не меньше, чем из полутора десятков пулеметов, в том числе из крупнокалиберных. Часть огневых точек подавили снарядами танки и самоходки.
Но сверкали вспышки из бронеколпаков, которые трудно уничтожить. Снаряды рикошетили от закругленной брони, а чтобы всадить снаряд в амбразуру, требовалось подойти как можно ближе.
Вели огонь два дзота, пулеметные точки, защищенные накатами из шпал. Их можно было разбить фугасными снарядами, но уцелевшим танкам и самоходкам приходилось сейчас спасать себя. Иначе все машины рисковали сгореть на подходах.
Чурюмов с горечью увидел, как гибнет стрелковая рота, которую с трудом подняли для броска командир и уцелевшие взводные. Плотная трасса из бронеколпака безошибочно настигла лейтенанта, командира роты.
Из гимнастерки на спине брызнули клочки, лейтенант свалился как подкошенный. Ему пытался оказать помощь ординарец, затем растерянно выкрикнул:
– Ротного убили! Насмерть.
Вряд ли его кто расслышал за грохотом разрывов, свистящих на все лады пулеметных и автоматных очередей. Неподалеку упали сразу трое-четверо бойцов, которых вел за собой взводный.
Очередь хлестнула его по ногам. Младший лейтенант, ахнув, упал на траву. Остатки роты залегли, а в наушниках Чурюмова послышался голос полковника Орлова:
– Пехота гибнет, а ты топчешься на месте. Тебе говорю, капитан! Под суд за трусость…
Крик обозленного полковника заглушил разрыв 105-миллиметрового снаряда. Еще один рванул метрах в семи впереди. Сквозь оседающий дым Чурюмов разглядел приземистую коробку бетонного дота.
– Заходи левее… вперед не лезь, – скомандовал капитан механику-водителю.
– Вперед идти боишься? – донеслось в наушниках. – Попробуй только попятиться!
Самоходка обходила дот слева. Чурюмов пытался связаться с Карелиным, но связь отсутствовала.
– Да вон его машина, – показал заряжающий. – Метров двести от нас.
Взорвались сразу три или четыре мины, накрыв расчет "максима". Несколько бойцов, не выдержав, побежали назад.
– Ребята, прячьтесь в воронках! – крикнул заряжающий. – От минометов не убежать.
Осколок как зубило врезался в рубку, другой вырвал клок материи и ваты из танкошлема заряжающего. Тот присел, ощупывая голову. Пехотинцам, пробегавшим мимо, повезло меньше.
Один был убит наповал, гимнастерку словно облили красной краской. Двое с трудом поднялись и, поддерживая друг друга, шатаясь, побежали к воронке от авиабомбы.
– Башку не высовывай, – одернул сержанта Чурюмов. – Готовь фугасный… сил хватит?
– Хватит.
Орудие выстрелило дважды, но боковая стена дота не поддавалась, хотя снаряды попали в цель.
– Ближе надо подобраться, ближе, – бормотал капитан, пересаживаясь на место наводчика.
– Куда еще ближе? – выкрикнул механик-водитель. – Вон, траншея под носом. Шарахнут из своей трубы – в момент на небеса взлетим.
Чурюмов, оглянувшись, заметил троих бойцов из десантной роты, упрямо бежавших следом за самоходкой.
– Мужики, прикройте! Дуйте к траншее и все гранаты туда.
Небольшого роста рыжий сержант понимающе кивнул. Все трое стали доставать из подсумков "РГД" и "лимонки". Капитан, чтобы подбодрить их, выстрелил в сторону траншеи из орудия.
До бетонного дота оставалось метров семьдесят. Очередной снаряд лишь отколол кусок бетона, а из задней дверцы выскочил немец с "фаустпатроном" под мышкой.
– Сученок, убить нас хочешь! – орал механик, разгоняя машину.
Снаряд, выпущенный на ходу взорвался под ногами гранатометчика, подбросив в воздух смятое тело. Одновременно взрывная волна сорвала с нижней петли массивную, бронированную дверцу дота.
Мгновенно среагировал оставшийся без дела наводчик Выскочил из рубки и подбежал к распахнутому входу в дот. Один из артиллеристов тянул дверцу, пытаясь ее закрыть.
– Хрен тебе! – кричал наводчик, вскидывая "ППШ". – Жрите до отвала.
Он выпустил диск скорострельного автомата (шестнадцать пуль в секунду) в задымленное отверстие дота. От зажигательных пуль там что-то загорелось, выбежали двое уцелевших артиллеристов.
Наводчик успел ударить одного из них прикладом, второй схватил сержанта за горло и повалил на землю. Не выдержав, спрыгнул заряжающий и принялся молотить рукояткой пистолета рослого немца. Тот уже обмяк и лежал с разбитым затылком, а заряжающий продолжал в горячке добивать его.
– Экипаж, по местам! – кричал Чурюмов.
Понадобилось несколько минут, чтобы разгоряченные рукопашной схваткой оба сержанта заняли свои места в самоходке.
– С ума сошли! Машину в бою бросили!
– Зато весь расчет прикончили, – потрясал опустошенным автоматом наводчик. – Теперь снаряд внутрь всадить – и амбец доту!
Однако Чурюмов разрушать дот не собирался. Обстановка на их участке изменилась. Десантники забросали гранатами траншею. Подоспели остатки пехотной роты и заставили отступить немецкий взвод.
Пехотинцы, потерявшие в бездумно организованной лобовой атаке половину роты, стреляли из траншеи вслед отступавшим, не жалея патронов.
Хотя отходить немцы умели, поддерживая друг друга огнем, но пули находили цель. Прежде чем немецкий взвод добрался до ближайшего укрытия, на земле остались лежать с десяток убитых.
– Чурюмов, развивай успех! – снова выкрикивал команды полковник Орлов. – Молодец капитан, орден за мной. Вперед, не давай гадам опомниться. Посылаю к тебе стрелковый батальон, ударите вместе, пока фрицы не опомнились.
– Поздно. Опомнились фрицы, – буркнул Чурюмов, отключив рацию.
У него остались в строю две машины и полсотни пехотинцев. Попытка перебросить батальон не удалась. Немцы вели непрерывный минометный огонь, посылали снаряды гаубицы-"стопятки". Пулеметы, укрытые в дзотах и бронеколпаках, рассеивали плотные трассы.