- Не, не знаю. Вчерась я проворонил - телевизер глядел. Мужики подсказали, дескать, вкусная штука… - Увидев в машине Антона Бирюкова, старичок приветливо кивнул ему и, понизив голос, спросил Кротова: - Кажись, к Ерошкиной плотине навострились?..
- Тебе откуда про плотину известно? - снова удивился Кротов.
- Бронька в сельмаге трезвонит, будто Толик Плюшкин так ухайдакал бульдозером у плотины человека, что ни кожи, ни рожи - одни косточки остались.
- Ты чего мелешь, Иван?!
- Ей-Богу, Федорыч, Бронислава с такой речью выступает. Щас Арсюха Инюшкин допытывается у нее, какую преступлению его сынок учудил.
Кротов повернулся к прокурору:
- Видите, товарищ Белоносов, каким образом на селе из мухи слона делают?..
- Придется этого товарища пригласить в понятые, чтобы не распространял по селу ложные слухи, - сказал прокурор и сразу спросил старичка: - Как ваша фамилия?
- Мое фамилие Торчков Иван Васильевич, пенсионер, - одним махом ответил тот.
- Вы, Иван Васильевич, согласны быть понятым?
- А в чем заключаются эти функции?
- Поприсутствуете при осмотре местности. Потом протокол подпишите.
- Землю копать не придется?
- Лично вам - нет.
- Тогда согласен. Умственную работу я люблю.
- Садитесь в машину.
На морщинистом лице Торчкова появилось замешательство:
- А нельзя для компании еще и Арсюху Инюшкина прихватить из сельмага? Он тоже на пенсии баклуши бьет.
- Позовите его.
Торчков, по-утиному переваливаясь, быстро сходил в магазин. Отец Толика Инюшкина, Арсентий Ефимович, годами был ровесником Торчкова, но комплекцию имел столь внушительную, что Торчков рядом с ним казался ребенком. Топорща гусарские усы, Инюшкин смурно подошел к машине. Поздоровался. Узнав от участкового, что Толик "виноват" лишь в том, что при завмаге Паутовой очень сбивчиво сообщил о загадочном обнаружении у Ерошкиной плотины, Арсений Ефимович повеселел и согласился в понятые. Когда все уселись в машину и шофер тронул с места, Антон Бирюков обратился к устроившемуся рядом с ним Торчкову:
- Как живется, Иван Васильевич?
- Чо, Игнатьич, мне теперь не жить, - жизнерадостно ответил тот. - С утра до вечера дурака валяю, а пенсионная сотняга регулярно каждый месяц в карман поступает.
- Хозяйство держите?
- Этим скучным делом у меня Матрена Прокопьевна заворачивает. Привыкла на ферме за колхозными коровами ухаживать, дак теперь, когда на пенсион оформилась, собственную буренку, будто дите малое, лелеет.
- Ну, а лично вы чем занимаетесь?
- Он же сказал, что дурака валяет, - иронично усмехнувшись в усы, вставил Арсентий Ефимович.
Торчков косо глянул на Инюшкина:
- Помолчи, Арсюха, со своими подковырками. Если нечего сказать, не встревай в сурьезный разговор. Мы с Игнатьичем больше года не видались, дай нам спокойно покалякать. - И снова повернулся к Бирюкову. - Я, Игнатьич, теперь главным образом телевизер гляжу. Чтоб не отстать от времени, за перестройкой наблюдаю.
- И как она, перестройка, идет? - сдерживая улыбку, опять спросил Антон.
- Надо сказать, намечаются коренные перемены к лучшему. Самые что ни на есть злободневные проблемы без всякой утайки ребром ставят. Высоких тузов, которые тайком сопротивляются новым методам работы, за грудки берут. К примеру, сегодня утром показывали увлекательную беседу с крупным начальником из хлебобулочной промышленности. Вот досталось бюрократу на орехи! Повертелся он ужом. Особенно наседал один подковыристый очкарик. Мол, как же это, уважаемый товарищ, получается, что при нашем развитом хозяйстве итальянские макароны всеж-таки длиннее наших? Крепко бюрократ стушевался, но тут же выдал ответ в том смысле, что, дескать, зато наши - толще итальянских…
Бирюкову показалось, будто "уазик" встряхнулся от дружного смеха. Даже насупленный участковый Кротов и тот смущенно хохотнул. Торчков удивленно закрутил головой:
- Вы чо, мужики?.. На полном сурьезе говорю…
- Ты, Ваня, и на серьезе такое ляпнешь - хоть стой, хоть падай, - сквозь смех проговорил Инюшкин.
- А ты, Арсюха, только бы и ржал, как жеребец, - огрызнулся Торчков и обиженно уставился в боковое стекло.
Проселочная дорога среди березовых рощиц приближалась к Ерошкиной плотине. С небольшого взгорка она опустилась в пойменную низину, по которой петляла безымянная речушка, некогда перегороженная земляной плотиной. Теперь остатки плотины походили на заросший травою пологий вал, глубоко промытый у середины мирно журчащей речкой. Вдоль вала была накатана узкая дорога с бревенчатым мостиком через промоину. Встряхнувшись на бревнах, "уазик" по подсказке участкового свернул с дороги влево и, оставляя за собой в густой траве жирную колею, тихо подкатил к краю недавно раскорчеванного поля, где, сидя на корневище вывороченного из земли огромного пня, хмуро дымил папиросой загоревший мужчина в черной капитанской фуражке с "крабом". Рядом стоял белобородый старик в соломенной шляпе и в вышитой красным крестиком косоворотке, перетянутой на талии плетеным пояском с пушистыми кисточками на концах. На противоположной стороне поля глухо рокотал работающий бульдозер.
- Бригадир Серебровской бригады Витольд Михайлович Гвоздарев и дед Лукьян Хлудневский. Видно, по причине любопытства из Серебровки старина приплелся, - сказал прокурору Кротов.
- Что ж, начнем работать, - ответил прокурор, открывая дверцу.
Следом за прокурором выбрались из машины остальные участники следственно-оперативной группы и понятые. Над полем под голубым безоблачным небом дрожало легкое марево. В траве безудержно стрекотали кузнечики. Отрывистыми очередями заглушала их стрекот перелетающая с места на место длиннохвостая сорока. Торчков хотел было раньше всех заглянуть в разрытую возле пня ямку, но Кротов, придержав его за рукав, указал взглядом на прокурора:
- Не лезь наперед батьки…
- Чо, будет особое распоряжение?
- Будет.
Антон Бирюков подошел к Гвоздареву и Хлудневскому. Поздоровался с ними за руку. Невесело спросил:
- Ну, земляки, не разгадали еще, какая беда здесь случилась?
- Темный лес - тайга густая, - глуховатым басом ответил бригадир.
Прокурор, подозвав к себе понятых, стал объяснять их права и обязанности. Затем все подошли к неглубокой яме. Следователь Лимакин стал рыться в портфеле, видимо, отыскивая бланки протокола осмотра места происшествия. Эксперт-криминалист Семенов с разных точек несколько раз сфотографировал яму с желтеющим на ее дне черепом. Судмедэксперт Борис Медников молча натянул на руки резиновые перчатки и, присев на корточки, стал осторожно отгребать от черепа успевшую подсохнуть землю. Потом взял череп в руки, внимательно осмотрел его со всех сторон и, глянув на прокурора, мрачно изрек:
- Надо было археологов сюда везти, а не оперативную группу.
- Очень старое захоронение? - спросил прокурор.
- Не меньше, как полувековой давности.
- Мужики!.. - будто сделав великое открытие, воскликнул Торчков. - Это наверняка в революцию ухайдакали бедолагу.
- Логично, - буркнул Медников.
- Как?..
- Правильно, говорю, мыслите.
Торчков вскинул глаза на угрюмо насторожившегося Инюшкина:
- Слыхал, Арсюха?.. Товарищ одабривает мои мысли…
- Не суетись, Ваня, нето намыслишь на свою голову, - тихо проговорил Инюшкин.
Чтобы полностью разрыть захоронение, прокурор попросил шофера "уазика" принести из машины лопату. Антон Бирюков внимательно наблюдал за раскопками. Судя по тонкому, переплетенному травой слою земли над костями, труп был зарыт самое большое на полметра. Одежда и останки человека истлели настолько, что создавалось впечатление, будто в землю зарыли голый скелет. Когда орудовавший лопатой следователь Лимакин дорылся до ног захороненного, лопата неожиданно скрежетнула по металлу.
- Осторожнее, Петр, - тревожно сказал прокурор.
Следователь отложил лопату и стал разрывать корневища травы руками. В том месте, где должна была находиться берцовая кость правой ноги, ко всеобщему удивлению начала вырисовываться замысловатая ржавая конструкция из склепанных между собой металлических планок. Лимакин разрыл конструкцию полностью, и стало очевидным, что она не что иное, как протез голени. Прокурор обратился к судмедэксперту:
- Боря, нельзя ли определить "фирму" этого изобретения?
Медников долго осматривал переплетение ржавых планок, затем неопределенно пожал плечами:
- То ли самоделка какая-то, то ли в былинные времена изготовляли такую замысловатость.
- Но ведь это протез!
- Разумеется.
Прокурор посмотрел на понятых, потом на бригадира Гвоздарева с дедом Лукьяном Хлудневским:
- Кто из ваших земляков имел протезную ногу?
- В какой период времени? - мигом вставил вопрос Торчков.
- Лет пятьдесят… шестьдесят тому назад.
Бригадир усмехнулся:
- Меня в ту пору даже в пеленках не было.
- Зато я вполне сознательный в те годы был, - с достоинством заявил Торчков. - Как понимаю, тот период близок к колчаковщине, а при Колчаке по Березовке да окрестным селам зверствовал Калаган. Многих мужиков этот проклятый контра и без ног, и без рук оставил. А сколько на смерть расстрелял - не перечесть…
- Ты, Иван, с какого году рождения? - поправляя на голове соломенную шляпу, осторожно спросил Хлудневский.
- Чо, свататься надумал? Какая тебе разница, с какого?..
- Такая, что родился ты в семнадцатом году и колчаковского зверства, можно сказать, не видел. Я на семь лет старше и то колчаковщину помню так себе…
- Дак, ты ж из ума теперь выжил! - огрызнулся Торчков.
- Нет, Иван, с моим умом все в порядке: Фамилия-то начальника колчаковской милиции, если хочешь знать, была не Калаган, а Галаган.
- Хрен редьки не сладче.
- Так-то оно так, но ты следователей не путай, - Хлудневский встретился с прокурором взглядом. - После империалистической да гражданской войны у нас тут в самом деле много инвалидов насчитывалось, однако не могу припомнить таких, кто на железном протезе ходил. Все безногие на костылях либо на самодельных деревяшках хромали.
- А случаев, когда люди безвестно пропадали, не помните? - спросил Хлудневского прокурор.
Старик задумчиво царапнул бороду:
- Когда почтовый тракт через Березовку действовал, разный непутевый народ по нему шлёндал. Даже беглые каторжане бродили. И ограбления случались, и тайные убийства. В тридцатые годы, как коллективизация завершилась, жизнь спокойно потекла, без скандальных событий.
- Лукьян, слушай меня!- нетерпеливо вмешался в разговор Торчков. - И при колхозной жизни хватало скандальных фокусов. Вспомни тридцать первый год, когда одноногий председатель нашенского колхоза зачистил под метелку общественную кассу и укатил на колхозном жеребце безвестно куда…
- Имеешь в виду Жаркова Афанасия Кирилловича? - уточнил дед Лукьян.
- А то кого же!
- Афанасий на костылях ходил, не на протезе.
- За уворованные у колхоза деньги он вполне мог купить железную протезу.
- Где их тогда продавали? Это теперь к инвалидам внимание проявляют, даже автомобили бесплатно выдают. А после империалистической, старики сказывали, вручат безногому от имени царя-батюшки костыли и хромай на них по гроб жизни.
- Вы, товарищ Хлудневский, хорошо знали того председателя? - заинтересовался прокурор.
- Как сказать… - дед Лукьян замялся. - Счетоводом я при нем в колхозе работал.
- Оттого и в защиту полез! - мгновенно подхватил Торчков. - Тут, если разобраться, одна шайка-лейка…
- Ваня, побереги патроны, - осуждающе проговорил молчавший до этого Инюшкин.
Торчков задиристо развернулся к нему:
- Воздержись, Арсюха, с подковырками. Или забыл, что председатель до побега у твоего родного батьки квартировал?..
Арсентий Ефимович ошарашенно глянул на Антона Бирюкова:
- Во попер Кумбрык в атаку! И боеприпасов не жалеет…
- Давайте, товарищи, серьезно поговорим, - предупреждая назревающую перебранку, сказал прокурор.
Сумбурно возникшие воспоминания через несколько минут превратились в мирную беседу, в которой, в основном, участвовали дед Лукьян Хлудневский и Арсентий Инюшкин. Несколько раз неудачно вклинивавшийся в разговор Торчков разочарованно отошел в сторону и с внезапным интересом, словно любопытный ребенок, стал наблюдать за экспертами. Те что-то измеряли среди костей в разрытой ямке, записывали, подсчитывали и фотографировали.
Прокурор, изредка задавая старикам уточняющие вопросы, выяснил, что Афанасий Кириллович Жарков был "главным заводилой" коллективизации и, когда Березовский колхоз организовался, стал первым его председателем. Появился Жарков в Березовке в революционные года вместе с возвращающимися по домам участниками империалистической войны, по "происхождению" был не сибиряк, а откуда-то с Запада: то ли балтийский матрос, то ли большевик, направленный в Сибирь налаживать Советскую власть. Носил всегда старую кожанку, в виде тужурки, с наганом в кармане. В период колчаковщины командовал партизанским отрядом за Потеряевым озером, в окрестностях села Ярского. Был тяжело ранен - лишился правой ноги ниже колена. После ранения приспосабливался ходить на деревянном протезе, однако не получилось. Говорил, мол, осколок в культе остался и при протезной ходьбе боль причиняет, а костыли при натренированных руках - самое то, что надо. Семьи у Жаркова не было, хотя к тридцатым годам возраст его уже за сорокалетие перебрался. Исчез он очень таинственно. Вечером запряг в рессорный ходок выездного жеребца и укатил из Березовки неизвестно куда. После ходили слухи, будто видели беглеца: кто - в Серебровке, кто - в Ярском, а кто-то даже - в Томске. Слухи слухами, но человек как в воду канул. Вместе с Жарковым вроде бы пропала из колхозного сейфа тысяча рублей. Эти деньги, кроме председателя, никто другой взять не мог - ключ к сейфу был только у Жаркова.
- Так, так… - задумчиво проговорил в конце беседы прокурор. - Значит, Жарков металлического протеза не имел?
- Никогда! - почти враз ответили старики.
Прокурор обвел взглядом местность:
- А что за плотина здесь была? И почему она называлась Ерошкиной?
- Это еще до коллективизации березовский богач Илья Хоботишкин вальцовую крупорушку содержал, - ответил дед Лукьян Хлудневский. - Строил же ее Ерофей Нилович Колосков. От Ерофея и пошло название - Ерошкина. Сооружение было деревянное, наподобие водяной мельницы. В старое время речка здесь бежала веселее, чем теперь. За весенний паводок в пруду перед плотиной столько воды накапливалось, что крупорушка до глубокой осени вальцы крутила.
Прокурор обернулся к участковому Кротову:
- Михаил Федорович, ты, кажется, уроженец Серебровки?
- Так точно.
- Ну, а что ж молчишь?..
- Я, товарищ Белоносов, к показаниям Хлудневского и Инюшкина существенного добавить не могу. Слухи о таинственно пропавшем председателе Жаркове действительно бытовали в здешних местах, только по молодости лет я не придавал им значения. Вот крупорушку Хоботишкина помню, когда она уже стала колхозной. На этом месте, где сейчас находимся, был дремучий лес, а на той стороне, - Кротов показал на противоположный берег речки, - располагались прекрасные луга. Лошадей в ночное туда выгоняли. Обычно подростки этим занимались. Пригоним, бывало, лошадок. Стреножим, чтобы далеко не разбредались. И коротаем ночь до рассвета у костра: картошку в мундирах печем да увлекательные сказки рассказываем.
- Дорога из Серебровки на луга через лес проходила?
- Так точно. Через угрюмую чащу ездили. В селе едва сумерки наступали, а здесь уже темень ночная все заволакивала. Жутко. Пришпоришь конягу босыми пятками, прижмешься к холке, чтобы за сучья не зацепиться, и - галопом через лес. Березовские парни подтрунивали над нами, серебровцами, страшные байки про разбойников сочиняли…
К прокурору подошел следователь Лимакин. Замявшись, сказал:
- Захоронение очень старое. Стоит ли, Семен Трофимович, писанину начинать?..
- Коль уж мы сюда приехали, протокол осмотра оформи, как положено. После разберемся, что дальше делать.
- Судебно-медицинскую экспертизу назначать?
- Назначь, на всякий случай. Проверим способности медиков. В постановлении, кроме общих вопросов, касающихся возраста, пола, роста и так далее, укажи на необходимость установить хотя бы ориентировочно время захоронения и причину смерти. - Прокурор посмотрел на Бирюкова. - Так, Антон Игнатьевич?..
- Так не так, перетакивать не будем, - улыбнулся Бирюков.
- Ты ведь, как и Кротов, тоже местного происхождения?
- Да, из Березовки.
- О таинственно пропавшем председателе колхоза ничего не слышал?
- Нет.
Старик Хлудневский робко кашлянул в кулак:
- Вы, Антон Игнатьевич, порасспрашивайте своего деда Матвея. Матвей Васильевич хорошо знал Афанасия Кирилловича Жаркова. Они, можно сказать, друзьями были.
- Дед еще жив? - спросил Бирюкова прокурор.
- Не только жив, но вроде бы и здоров.
- Сколько ж ему лет?
- Как он сам говорит, одной тютельки до сотни не хватает.
- А с памятью у него как?..
- Память у Матвея Василича - золото! - вклинился в разговор Торчков. - Мы с ним постоянно наблюдаем по телевизеру происходящие события и ведем сурьезные разговоры. Тверёзо дед мыслит, демократию в обществе и безудержную гласность одобряет. Дескать, ничего страшного, кроме пользы, в этом существе дела нет…
- Ваня, не лезь в политику, - ухмыльнулся усатый Инюшкин. - Разговор идет о далеком прошлом.
- Помолчи, Арсюха! Ты в политике, как баран в апельсинах, и других дураками считаешь. Прошлое, будет тебе известно, одним узлом связано с настоящим и будущим. Если хочешь, даже товарищ прокурор подтвердит мою мысль.
Прокурор "подтверждать" не стал. Вздохнув, он обратился к Бирюкову:
- В райцентр с нами поедешь или останешься погостить у родителей?
Антон машинально глянул на часы:
- Завтра суббота. В выходные дни дежурством по райотделу я не связан. Пожалуй, останусь.
- Оставайся. Может, что-то интересное от деда узнаешь. В понедельник встретимся, расскажешь.
Глава 3
Невысокая худенькая Полина Владимировна встретила сына так, будто не виделась с ним целую вечность. По-девичьи стройная и моложавая для своих шестидесяти лет, она торопливо засновала по кухне, на радостях не зная, за что ухватиться. Антон, глядя на нее, засмеялся:
- Не суетись, мам, я на полных два дня приехал.
- Так ведь, сынок, работа твоя очень уж беспокойная. Позвонят из района - только тебя и видела. Говорят, у Ерошкиной плотины кого-то убили. Полная машина следователей туда покатила. Наверно, и ты ради этого приехал?..
- Тому "убийству" завтра, может, сто лет будет.
- За что же тогда арестовали Ивана Торчкова и Арсентия Инюшкина?
- Почему арестовали?..
- Кто вас знает, почему. Бронислава Паутова из окна магазина видела, как их почти силком затолкали в милицейскую машину.
Антон расхохотался:
- Вот дает тетя Броня! Ну, выдумщица!.. Просто понятыми стариков пригласили. Юридический порядок такой существует.