- Назло капиталистам! Начнут вот американцы СОЮ сыпать, кто тебя, старого, защитит? А у меня, погляди… - Сластникова белозубо улыбнулась. - Вон сколько ракетчиков подрастает!
- Что-то ты веселая сегодня. Случаем, не выпила?..
Шура опять блеснула улыбкой:
- Не, сливового компота наелась.
Кротов погрозил пальцем:
- Смотри, доулыбаешься.
- Не боись, участковый, не загуляю. После Указа я сама себе односторонний мораторий объявила.
- Не болтай, что попало!
- Ты чо, Федорыч, совсем шуток не понимаешь?
- Я все понимаю… - многозначительно сказал Кротов и сразу спросил: - Где твой сосед, Федор Степанович?
Сластникова полной рукой махнула в сторону Ерошкиной плотины:
- В тот конец села недавно завихорил.
- Не говорил, куда пошел?
- Не-е-е, мы с ним в контрах.
- Почему?
- Разного вероисповедания. Федор Степанович с утра до ночи богу молится, а я вспоминаю божью мать только тогда, когда бригадир на меня лайку спускает.
Шура с треском разорвала очередную коробку на четыре части, к восторгу мальчишек бросила куски картона в огонь и опять беззаботно запела:
На дальней станции сойду - трава по пояс…
Глава 7
Прождав Половникова около часа, но так и не дождавшись, Бирюков и Кротов вышли из ограды половниковского дома на сельскую улицу. Вечерело. Сентябрьское солнце уже скрылось за горизонтом, подсвечивая снизу багровыми подпалинами кучевые облака. Участковый предложил доехать из Серебровки до Березовки на мотоцикле, однако Антон отказался. Хотелось побыть одному, спокойно обдумать в дороге полученную за день информацию.
Когда он подошел к Ерошкиной плотине, вечерние сумерки заметно потемнели. Пойма речушки едва дымилась сереньким туманчиком. От нее тянуло луговой сыростью. Перед бывшей плотиной вдоль русла речки отсвечивали похожие на лужицы небольшие озерца, образовавшиеся на местах глубоких речных омутов.
Постояв в задумчивости, Бирюков присел на сухую валежину и, занятый своими мыслями, стал рассеянно глядеть на ближнее озерцо, наполовину прикрытое тенью вершины расположенной неподалеку ветлы. Мысли были невеселые. Большей частью вертелись они вокруг странного поведения Федора Степановича Половникова, который, по словам бабки Агафьи Хлудневской, оказался сегодня не в настроении и запинался на каждом слове в Библии. Куда он ушел из дому, глядя на ночь?..
Внезапно почти над самой головой Антона пронесся частый посвист утиных крыльев, и на озерную лужицу, заложив крутой вираж, плюхнулся шустрый чирок. Почти тотчас из-под ветлы вырвался язык пламени и раскатисто бабахнул ружейный выстрел. Подброшенный всплеском от заряда дроби, чирок беспомощно затрепыхался по воде. Из-за куста вышел пригнувшийся охотник. Длинной хворостиной он стал подгребать к себе подстреленную утку. Бирюков, поднявшись с валежины, громко сказал:
- С удачей, земляк!..
Охотник, видимо, от неожиданности резко выпрямился. Приглядевшись к Бирюкову, неуверенно проговорил:
- Антон Игнатьевич…
- Сергей?.. - узнав по голосу шофера Тропынина, на всякий случай уточнил Бирюков.
- Ну! Лихо я чирушку в хвост долбанул?
- Лихо.
- Здесь иногда и кряквы садятся… - Тропынин, нагнувшись, поднял с воды чирка и подошел к Бирюкову. - А вы как здесь ночью оказались?
- Из Серебровки домой иду. Федора Степановича Половникова сегодня вечером не видел?
- От самой серебровской поскотины вместе с ним досюда шли. Я к привычному своему скрадку свернул, а Федор-батькович вроде в Березовку подался.
- Зачем?
- Кто его, молчуна, знает. Сегодня он хоть малость, но поговорил со мной.
- О чем?
- Про моего дядю Колю спрашивал.
- Николая Дмитриевича?..
- Ну, который в НКВД когда-то работал.
- Он жив?
- Не знаю. Между нами давно родственные связи оборвались. Может, и умер. Как маманя рассказывала, ему теперь уже за семьдесят с лишним перевалило.
- И последнего адреса его не знаешь?
- Нет. Между делом от родственников как-то слышал, что перед Отечественной войной его из нашего района в Томск перевели, а потом он вроде бы в Москве учился.
- Почему Половников заинтересовался Николаем Дмитриевичем?
- Молчуна с ходу не поймешь. Мямлил что-то такое, мол, здоров ли дядя Коля и где теперь проживает?..
- Испортил я тебе сегодняшнюю охоту?
- Нет, норму выполнил. Я больше одной утки за вечер не стреляю. Солить их, что ли?
- Ружье как?
- Зарегистрировано по закону.
- Я - не о том. Бьет хорошо?
- Мировецки! С семидесяти метров чирка навылет вторым номером дроби прошивает. Шестнадцатый калибр. Двуствольная штучная тулка выпуска тридцатого года. У деда Лукьяна Хлудневского за сотню купил. Теперь таких ружей уже не выпускают. Серийную штамповку шуруют.
- В райцентр часто ездишь?
- Каждый день по десятку груженых рейсов с зерном на элеватор гоняю.
- Завтра меня попутно не захватишь?
- Какой разговор! Куда и во сколько за вами заехать?
- В шесть часов вечера буду у Кротова.
- Лады!..
После разговора с Тропыниным поведение Федора Степановича Половникова стало для Антона Бирюкова еще более загадочным. Почему этот богомольный "молчун" вдруг заговорил о старом чекисте?.. Какая новая загадка в этом скрывается?..
Размашистым шагом Антон меньше, чем за полчаса дошел от Ерошкиной плотины до светящейся окнами домов Березовки. Ночную тишину нарушало лишь отдаленное потрескивание электросварочного аппарата у механической мастерской. Через неширокий проулок Бирюков вошел в село напротив дома Инюшкиных и разминулся со встретившимся сутулым стариком, чем-то похожим на Половникова. Остановившись, Антон несколько секунд поглядел вслед удалявшейся фигуре и негромко окликнул:
- Федор Степанович…
Старик не обернулся и вроде бы зашагал быстрее, словно хотел поскорее скрыться в темноте. Догонять его, по крайней мере, было смешно. Решив, что обознался, Бирюков посмотрел на освещенную яркой лампочкой застекленную веранду Инюшкиных. Там, будто на экране, сидел усатый Арсентий Ефимович и решал какую-то "проблему" с разгоряченным Торчковым. Антону вдруг захотелось просто так, без всякой цели, посидеть со стариками, которые наверняка отмочат что-нибудь смешное. Миновав калитку, он взошел на высокое резное крыльцо. Предварительно постучав, открыл дверь веранды и спросил:
- Можно войти?
- Милости просим! - шевельнув гусарскими усами, разулыбался Арсентий Ефимович. - Гости на гости - хозяину радости.
- Что-то сурьезное, Игнатьич? - сразу насторожился Торчков.
- Нет, ничего, - ответил Антон. - Просто заглянул на огонек.
- Вот молодец! С тобой-то мы быстро разберем наш вопрос. Представляешь, Федя Половников только что тут присутствовал. Битый час промолчал, как сыч, и воспарился не солоно хлебавши. Щас об заклад бьемся с Арсюхой: зачем Федя из Серебровки до Березовки сапоги топтал?..
- И ни к какому выводу не пришли? - усевшись на предложенную Арсентием Ефимовичем табуретку, спросил Антон.
- Выводов получилось два. Я убеждаю Арсюху, что богомольный Федя молчаливым гипнозом обращал нас в православную веру. Арсюха же доказывает, будто Половников в моем присутствии испужался заводить разговор об очень сурьезном для него деле. На чьей стороне твое мнение в нашем споре?
Бирюков улыбнулся:
- На вашем месте, я спросил бы самого Федора Степановича.
- Этот конкретный вопрос Арсюха ему и задавал. Федя в ответ - ни бэ, ни мэ. Надвинул на рыжий кум-пол картуз и - поминай как звали. Чудак ненормальный, а?.. Чего, спрашивается, по темноте семь верст киселя хлебал?..
- Правда, Антон Игнатьич, - сумрачно поддержал Торчкова Инюшкин. - Чую, тяжко у Феди на душе. Ты поговорил бы с ним…
- Встретил я его, когда к вам шел. Окликал, Федор Степанович не отозвался, - сказал Бирюков.
- Разве подозрительный богомолец отзовется начальнику уголовного розыска! - воспрял Торчков.
- Ваня, побереги патроны, - с укором проговорил Арсентий Ефимович.
- Чо ты, Арсюха, постоянно чужой боеприпас жалеешь?! - заершился было Торчков, однако быстро сник.
Разговор складывался невеселый. Видимо, странное поведение Половникова выбило стариков из привычной колеи. Недолго посидев с ними, Бирюков поднялся. Торчков тоже натянул на всклокоченную голову свою серую кепку. Выйдя от Инюшкиных на темную улицу, они какое-то время шли молча. Но неуемная натура Торчкова не переносила длительного молчания. Минуты через две Иван Васильевич заговорил:
- Аккурат перед твоим приходом, Игнатьич, мы с Арсюхой выясняли еще один сомнительный вопрос. Почему Федя Половников без памяти ударился в религию? Арсюха доказывает, будто Федю с малолетства воспитала в своем духе богомольная мамаша. Я же хочу тебе сказать другое. Арсюха, по сравнению со мной, пацан. Я знаю Федю на четыре года раньше и вполне сурьезно могу доказать, что в малолетнем возрасте Федька чрезмерно религиозным не был. Молиться он стал после похорон своего отца, Степана. С чего бы такое наваждение на него вдруг свалилось, а?..
- Я не бабка-угадка, - ответил Антон. - Сами вы что по этому поводу думаете?
- Тут можно по-разному думать. И дураку понятно, мамаша, конечно, повлияла на Федино поведение, но весь секрет не в этом. Подозрительно мне: не чокнулся ли Федя от смерти отца?..
- Почему?
- Потому, что ходил вроде слушок, будто Степан не своей смертью помер.
- А какой?..
- Объясню. В тридцать втором году зимой, когда Федя с отцом возили на продажу в Томск зерно, у нас в округе сильно буйствовали волки. Стаями по полям и лесам бродили. Понятно, чтобы отбиться от волков при их нападении, наши деревенские мужики, отправляясь в путь, брали с собой оружие. Иными словами, без ружьев далеко от села не ездили. При таких сурьезных обстоятельствах Степан Половников перед поездкой в Томск непременно положил в сани ружьишко. Допускаешь такую мысль?
- Допускаю.
- Вот тут и собака зарыта! Отбиваясь от волков, не пальнул ли Федя по нечаянности в отца?.. Арсюха с моим выводом не согласен. У него одна песня - чуть чего, сразу: "Побереги патроны". А вот ты, Игнатьич, как считаешь?..
- В жизни много случайностей бывает, - уклончиво ответил Антон, чтобы не ввязываться в бесплодный разговор, и протянул Торчкову руку. - До свидания, Иван Васильевич, я уже у дома.
- Будь здоров, - с явным огорчением попрощался Торчков.
Когда Антон вошел в родительский дом, стол на кухне был накрыт к ужину, и вся семья находилась в сборе.
- Где, сынок, целый день пропадал? - встревоженно спросила Полина Владимировна.
- В Серебровке, - ответил Антон и посмотрел на уставленный едой стол. - Ух, и проголодался я сегодня!
- Умывайся да садись к столу. Только тебя и ждем.
- Ты, ядрено-корень, Антошка, не тощай, а то Маринка хилого любить перестанет, - назидательно проговорил дед Матвей, по-стариковски неловко умащиваясь за столом.
- Не завались, философ, - сказал ему Игнат Матвеевич.
- Чо гришь?..
- Щи, говорю, из тарелки не вылей!
- Не повышай голос, командир. Не в конторе командуешь…
За ужином, как издавна велось в семье Бирюковых, разговор зашел о насущных делах. Мать озабоченно заговорила о предстоящей копке картофеля в огороде.
- Выкопаем, не паникуй, - склонившись над тарелкой, сказал отец. - Сына со снохой призовем в помощь.
- Урожай хороший. Не знаю, куда девать будем.
- Ныне агропромовские заготовители станут прямо в селах принимать картошку. Без заботы сдадим.
- Значит, создание агропрома начинает сказываться? - спросил Антон.
- Задумка хорошая, но в зародыше гибнет.
- Почему?
- Кадры у нас слабыми оказались для увеличившегося объема работы. В армии, скажем, никому в голову не придет назначить командира взвода командиром дивизии. Формально, конечно, можно лейтенанту присвоить генеральское звание, но генералом от этого он не станет. В районном, же и областном агропроме получилось, что на полковничьи да генеральские должности сели люди, которые в бывших сельхозуправлениях еле-еле тянули, а теперь в десять раз. больше забот на их головы свалилось. Разве они вытянут этот воз…
- Вечно ты, отец, не доволен и собой, и другими, - сказала Полина Владимировна.
- Самодовольство, мать, только верхоглядам да очковтирателям свойственно.
Все замолчали. Сосредоточенно принялись за еду. В конце ужина, за чаем, Игнат Матвеевич спросил Антона:
- У тебя как дела?
- Вообще или в частности?
- И в том, и в другом смысле.
- Вообще - работаю не на генеральской должности. А в частности… Хотел выяснить судьбу Жаркова, но залез в архивные дебри. Строить по нему какие-то версии - все равно, что на кофейной гуще гадать.
- Ты все-таки погадай.
- Постараюсь, - невесело вздохнул Антон.
Глава 8
Заклубившиеся с вечера облака ночью расплескались по березовским и серебровским полям хотя и недолгим, но плотным дождем. Видимо, не зря вчера у старика Хлудневского "постреливал" крестец. На рассвете ливень утих так же внезапно, как и начался.
В воскресное утро Антон Бирюков встал ни свет, ни заря, вместе с отцом, для которого в страдные дни выходных не существовало. Антону спешить было некуда, но ему не давали покоя мысли о странном поведении Федора Степановича Половникова. То, что Федор Степанович битый час промолчал у Инюшкина, объяснялось просто. В присутствии Торчкова заводить разговор мог только тот, кто не знает о безграничной фантазии Кумбрыка. Но какая серьезность привела Половникова в позднее время к Инюшкину? Почему старик при встрече не отозвался на отклик? По-стариковски не услышал, как его окликнули, или не захотел вступать в разговор?..
За завтраком Игнат Матвеевич поругал "вредительницу" природу - на сырое поле комбайн не запустишь, жди теперь пока колос обсохнет от влаги; обжигаясь выпил бокал крепкого чая и, надвинув на голову "походную" кепку, отправился в контору. Антон, тоже позавтракав, хотел было позвонить в Серебровку Кротову, чтобы договориться с Половниковым о встрече, однако Кротов позвонил Антону сам. Оказывается, участковый уже спозаранку прикатил на мотоцикле из Серебровки и ждал Бирюкова в своем служебном кабинете.
Несмотря на ранний час, в коридоре колхозной конторы было многолюдно. Как бы ни складывалась работа, на утренней разнарядке всегда выявляется что-то непредвиденное и позарез необходимое. Толклись люди в конторском коридоре перед началом рабочего дня. Спорили о делах, шутили, незлобиво подначивали друг друга, дымили табаком. И каждый норовил проскользнуть в кабинет к председателю раньше другого. Всем требовалось что-то у него выяснить, всем - срочно! Так было раньше, так и теперь по сложившейся традиции продолжалось.
Поздоровавшись с приветливо заулыбавшимися земляками, Антон Бирюков отворил дверь кротовского кабинета. Участковый, сидя за столом, разъединял цепочку из канцелярских скрепок, укладывая их по одной в стоящую перед ним стеклянную пепельницу. При входе Бирюкова он смутился и торопливо предложил Антону сесть.
- Ну, какие сегодня новости, Михаил Федорович? - привычно спросил Антон, усаживаясь на стул против участкового.
- Относительные… - Кротов замялся… - Половников вчера появился дома очень поздно. Без согласования с вами я не стал с ним беседовать. Но с Лукьяном Хлудневским, после ужина, мы проговорили весь вечер.
- Что интересного дед Лукьян еще вспомнил?
- Память у старика отменная. Например, он говорит, что перед поездкой в Томск Степан Половников брал у него, то есть у Лукьяна, ружье и десять заряженных патронов, а после похорон отца Федя вернул Лукьяну с ружьем только девять…
"Неужели Торчков не выдумал?" - мелькнуло у Бирюкова и он уточнил:
- Значит, Половников в кого-то стрелял?
- Вероятно, так.
- В кого?
- Лукьян предполагает, что они отбивались от волков.
- Всего одним патроном?
Кротов задумался:
- При нападении волчьей стаи одного выстрела маловато, чтобы отбиться. Для одиночного волка, если не промазать, - достаточно.
- В то время, говорят, волки бродили стаями.
- Я и сам это знаю. Бывало, когда отправлялись мужики в поле, скажем, на вывозку сена или за дровами, непременно брали с собой ружья и полные патронташи к ним.
- Что Половников сказал Хлудневскому насчет выстреленного патрона, когда возвращал ружье?
- Федя с молодых лет красноречием не отличался. Дословно Лукьян не помнит, какую причину высказал тогда Федор, но предположительно, что-то вроде того, мол, "один патрон мы с папашкой израсходовали".
- Это не то ружье, которое Хлудневский продал Сергею Тропынину?
- Оно самое. Двуствольная тулка шестнадцатого калибра. В молодости Лукьян был заядлым охотником.
- Михаил Федорович… - Бирюков помолчал. - Не мог ли Федя Половников застрелить отца по… неосторожности?
Кротов пожал плечами:
- Как говорится, раз в год ружье само стреляет. Допускаю даже такое, что Степан сам от неосторожного обращения мог застрелиться. Потянул, скажем, заряженное ружье за ствол из саней, а оно бабахнуло. Такой случай в нашем селе имел место. Троша Головизнев чуть не отстрелил себе руку.
- Вот что, Михаил Федорович… - Бирюков побарабанил пальцами по столу. - Поедем мы сейчас, не откладывая, к Федору Степановичу в Серебровку. Как думаете, расскажет Половников нам что-нибудь?
Участковый чуть подумал:
- На обстоятельный разговор с ним трудно рассчитывать - очень замкнутый человек. Однако солгать никогда не солжет. По религиозной заповеди ложь считается большим грехом. Поэтому у Феди каждое слово - на вес золота.
- Это уже хорошо, - сказал Антон и поднялся.
После ночного дождя солнечное утро выдалось ослепительно чистым и по-осеннему грустноватым. Кротов осторожно вел мотоцикл по травянистой обочине проселочной дороги, раскисшей от грязи. Тянувшиеся вдоль проселка желтые березы роняли на мокрую траву крупные пятаки осыпающихся листьев. Неторопливо миновали Ерошкину плотину и проехали мимо разрытого захоронения. Покачиваясь в коляске, Бирюков мысленно "проигрывал" план предстоящего разговора с Половниковым.
Езда от Березовки до Серебровки даже на малой скорости заняла не больше пятнадцати минут. Кротов хотел сразу подъехать к Половникову, но Антон предложил ему оставить мотоцикл у своего дома, чтобы не привлекать к усадьбе Федора Степановича внимание чрезмерно любопытных селян, способных, вроде Торчкова, на разные кривотолки.