- От колдовства, понятно. Она ж, как фокусник, действовала. Для примера, на моих глазах был такой случай. Покупает ведьма в сельмаге у Брониславы Шутовой кусок хозяйственного мыла. Подает десятку, вроде бы мелкими деньгами не располагает. Бронька со мной языком чешет и как ни в чем не бывало выкладывает ведьме сдачу с двадцатипятирублевой бумажки. Чуешь, чем пахнет?..
- Обсчиталась Паутова - и только.
- Держи карман шире - Бронька тебе обсчитается! Помню, когда злоупотреблял этим… - Торчков заскорузлым пальцем щелкнул себя по горлу, - был аналогичный случай. Пятнадцати копеек у меня на бутылек не хватало. И перехватить не у кого - хоть плачь. Все Матренины закутки в доме обшарил - кроме завалящей дореформенной пятнашки, ни копейки не нашел. Эх, думаю, была не была: всучу Броньке вместо действующей монеты этот пятнашник! Смело так на прилавок рублевку с мелочью звякнул, говорю: "Без сдачи!" И что? Думаешь, прошел номер?.. Дудки! Бронислава мой фокус мигом разгадала и давай срамить на весь магазин. Со стыда чуть не сгорел.
Бирюков улыбнулся:
- Это, Иван Васильевич, житейские "фокусы", а не колдовские.
- Зря, Игнатьич, меня опровергаешь, - Торчков обидчиво моргнул. - Могу более сурьезное рассказать. Было это в первый год, когда я с Отечественной в Березовку вернулся. Понятно, и другие фронтовики к своим домам заявились. В том числе - папаша твой, Игнат Матвеевич. Дело, сам понимаешь, выдающееся. Решили отметить возвращение коллективным ужином. Собрались в вашем доме. Закусили плотно, повспоминали военные подвиги, засиделись. Ночью я до своей хаты подался. Только из вашей калитки выхожу - трактирщик Гайдамаков навстречу: "Здоров, Иван Василич!" - "Здоров!" - говорю, а самому даже невдомек, что трактирщика еще до моего рождения в могилку закопали. "Зайдем, - говорит, - ко мне в трактир, угостить тебя желаю". - "Что ж, - говорю, - не откажусь от угощенья по случаю такой редкой встречи". А самому опять же до мозгов не доходит, что Березовский трактир давным-давно колчаковцы спалили. Другими словами, вроде под гибносом нахожусь. Приходим этаким манером к Потеряеву озеру, а там, не поверишь, преогромнейший домина!.. Похлеще, чем теперь ведьма построила. Ну, понятно, сели за стол. Закусок всяких разных на столе… аж глаза разбегаются. Если вдвоем те угощения осадить, запросто от заворота кишков крякнуть можно. А спиртного - ни грамма! Только чай… Ну, само собой понятно, что этот напиток хоть и крепкой заварки, но все ж таки много его не выпьешь. Посидели малость, повспоминали: я - Отечественную войну, Гайдамак - германскую, какая до революции была. Поднимаюсь идти домой. На прощанье говорю Гайдамаку, дескать, благодарю за чай, сахар я не брал… Он мне в ответ: "Чо ты, Иван Василич - мой званый гость, пешком потопаешь? Ты ж кубанцкий кавалерист. Садись на моего выездного жеребца - мигом домчит". И опять мне невдомек, что от Потеряева озера до моей хаты - десять воробьиных шагов. Отказываться неловко. Заученным манером вскакиваю на разгоряченную конягу, и понес он меня!.. Такой свист в ушах, я аж зажмурился. Страшно… Вдруг петух запел!.. Открываю глаза - тишина. Вроде светает. Кругом могильные кресты, оградки… А сам я сижу не на лихом коне, а на надгробном камне Гайдамакова… - Торчков зябко передернул плечами. - Вот, Игнатьич, где я страху натерпелся. Жуть!.. До этих пор, как вспомню, мороз по коже продирает.
- Почти как в стихотворении Пушкина, - рассмеялся Антон. - "А подо мною… не конь, а старая скамья. Вот что случается порою".
- Ну, Игнатьич, обижаешь!.. - не на шутку расстроился Торчков. - Не веришь - спроси у Арсентия Инюшкина. Он очевидцем был, когда поутрянке я с кладбища напролом через ограду продирался. Секрет, хочешь знать, вот в чем… Арсентий мне разъяснил. Когда, значит, я из вашего двора после сытного ужина вышел, Гайдамачиха с пустым ведром дорогу пересекла, к Потеряеву озеру направлялась. Я, понятно, ругнулся, чтоб под ногами, ведьма, не путалась. Тут она, должно быть со зла, колдовство и напустила. Инюшкин вполне тверезый следом за мной шел, слыхал, как в ответ на мое сурьезное предупреждение Гайдамачиха чего-то буркнула, и сразу я - волчком-волчком, закрутился-закрутился и с глаз пропал… Арсюха - мужик не робкого десятка, но, как увидал такую свистопляску, и он сдрейфил. Прибег домой - шмыг под одеяло. А утром, будто черт ему в уши дудит: иди, дескать, на могилки, выручай друга. С опаской, однако пришел Инюшкин к кладбищу. Думал, приснилось, а я и вправду, как дикий кабан, через кладбищенскую изгородь на волю рвусь…
Зная, что "Кумбрыка" не переслушать, Бирюков извинился перед разговорчивым земляком и подошел к судачившим у избы Тиуновой женщинам. Те сразу примолкли. Лишь Таня Инюшкина, с мужем которой, Анатолием, Антон учился в одном классе, вроде обрадовалась и тревожной скороговоркой стала рассказывать, как очень таинственно исчезла Тамара Тиунова. В это время из избы вышел подполковник Гладышев. Таня разом замолчала.
Подполковник отозвал Бирюкова в сторону.
- Что, Николай Сергеевич? - спросил Антон.
- Головоломка какая-то… Придется берег озера тщательно обследовать. Мы посоветовались с прокурором… Если труп не обнаружим, предлагаю тебе остаться здесь на несколько деньков да побеседовать обстоятельно с народом. Официальных следственных действий пока не проводи. Прислушайся, что в селе говорят, прозондируй наиболее вероятные версии, если они возникнут. Наклюнется мотив преступления - сразу следователь начнет работать вплотную…
Глава 3
В родительский дом Антон Бирюков заявился под конец дня, когда следственно-оперативная группа, завершив необходимые юридические формальности, но так и не обнаружив трупа, уехала из Березовки. Невысокая худенькая Полина Владимировна встретила сына упреком:
- Спасибо, сынок, что зашел.
Антон поцеловал мать в щеку:
- Не сердись, мам.
- Я давно перестала сердиться, - прежним тоном продолжила Полина Владимировна. - Совсем забыл нас. Думала и теперь даже на минутку не заглянешь. Хотела уж до Тиуновой дойти, хоть издали на тебя взглянуть, да побоялась: не помешать бы твоей работе.
- А у меня там никакой работы не было, - снимая форменный пиджак, с подчеркнутой бодростью сказал Антон.
- Как же это, сынок?.. Не отыскали Тамару?
- Нет. Окровавленный носовой платочек на берегу нашли - и все.
- Ох, что-то не верится, что Тамара сама покончила с жизнью. Что-то, сынок, тут загадочное…
Неожиданно, пристукивая дубовым батогом, из своей комнаты вышел ссутулившийся от старости высоченный дед Матвей. Увидев Антона, он ничуть не удивился. Вскинул белую, словно свежий снег, бороду и громко пророкотал:
- Внук, ядрено-корень, объявился! Здрав-желаю, милицейский офицер!
- Здравствуй, дедусь! - так же громко ответил Антон и обнял старика. - Как воюешь, гвардейский бомбардир?
- Круговую оборону держу, Антоша. Твоим родителям угодить не могу: то просыпаюсь чуть свет, то телевизерный ящик громко включаю.
- Кино смотришь?
- Все подряд гляжу.
Полина Владимировна тихо сказала Антону:
- Как цветной купили, почти не отходит от телевизора. В Березовке теперь два постоянных смотрельщика: наш дед да Иван Торчков.
Дед Матвей приложил ладонь к уху:
- Чо гришь?..
- Телевизор, говорю, любишь смотреть! - с улыбкой крикнула Полина Владимировна.
- Ну-ну, люблю! Зачерпни-ка, Поль, кваску. "Спокойной ночи, малыши" начинается, надо глянуть, чем они там сегодня позабавят.
Напившись, старик Шутливо хлопнул Антона по затылку и удалился в свои "апартаменты", где вскоре громко заговорил телевизор. Полина Владимировна заботливо принялась собирать на стол. Антон, склонившись под умывальником, ополоснул лицо, неторопливо вытерся свежим полотенцем и, присев к столу, огляделся. Все в кухне было знакомым с детства. Бирюковы не гнались за модой и не любили менять мебель. Поэтому, как в детские и школьные годы Антона, обстановка здесь сохранилась прежней: просторный прямоугольный стол под цветной клеенкой, тяжелые табуретки, вместительный коричневый буфет с посудой, на стене - большая застекленная рама с семейными фотографиями, на которых запечатлелась вся династия Бирюковых в разные годы жизни. Вот только не стало просторной русской печи, где, будучи мальчишкой, Антон отогревался, прибегая зимой с улицы по уши в снегу. Печку заменила современная газовая плита. Да еще тумбочка с телефоном появилась.
- Мам, почему тебе не верится, что Тиунова сама могла покончить с жизнью? - спросил Антон.
Полина Владимировна вздохнула:
- Потому, сынок, что Тамара о смерти никогда не заикалась. Самоубийцы, задумав нехорошее, всегда намек об этом дают. У них ведь это вроде навязчивой болезни становится.
- А, правда, Гайдамакова оставила Тиуновой какое-то завещание?
Сосредоточенно нарезая ломтями хлеб, Полина Владимировна ответила не сразу:
- Болтают в селе, будто Елизавета Казимировна завещала ей недостроенный дом на берегу озера, старую свою избушку и сколько-то денег.
- За какие заслуги такая честь?
- Старуху прошлой осенью парализовало - руки и ноги отнялись - годков-то ей уже за восемьдесят было. Из родни у нее, как известно, ни души не осталось. Сын, что от брака с Гайдамаковым, погиб в Отечественную, а второго - от Цыгана, ты ведь сам задержал с поличным, когда он со стариком Глуховым выкапывал из могилы бриллианты купца Кухтерина. Говорят, так в колонии и умер, бродяга ненормальный?
- Простыл Цыган в ту слякотную ночь на кладбище и такое воспаление легких подхватил, что врачи оказались бессильны.
- Докопался, кладоискатель… Ну, так вот, Елизавету Казимировну хотели в районную больницу увезти. Она наотрез отказалась. Мол, все одно от смерти не отбояришься, пусть хоть на Березовском кладбище зароют. А как одной жить, парализованной? Стала просить женщин чтобы помогли дотянуть последние денечки. У всех своих забот хватает - кому охота чужую обузу на себя брать? А Тамара согласилась. Да еще так заботливо ухаживала, будто за родной. В благодарность Елизавета Казимировна сделала Тамару своей наследницей.
- Откуда у старухи деньги? Сколько помню, кроме козла Кузи да собаки Ходи, у нее никакого хозяйства не было.
- Елизавета Казимировна в лечебных травах хорошо понимала. Ох, многим людям она помогла излечиться. К слову сказать, и тебя, сынок, она вылечила. На первом году жизни ты так сильно болел, что я в отчаянии была. Если бы не травки да примочки, не знаю, чем бы кончилось. Платили старухе за это, конечно. Цену за леченье она не назначала, сами давали, кто сколько мог. А в войну - на картах кому только не гадала! Опять же, каждый старался отблагодарить…
- И угадывала?
- Знаешь, сынок, в большинстве правду говорила. Даже кому похоронки приходили, и тех обнадеживала: мол, ошибка это, не погибли ваши родственники - в плену находятся. Казенный дом карты указывают, - Полина Владимировна тяжело вздохнула. - Ох, труднешенькое было время. Одними утешениями, считай, и спасались.
- Торчков говорит, Гайдамакова колдовством занималась…
- Не слушай ты этого балаболку! "Кумбрык" наплетет тебе полный короб небылиц. Ему то какие-то зеленые человечки мерещатся, то тарелки над Березовкой летают, то собака по-людски с ним разговаривает. Дворняжку вместо породистой овчарки купил в райцентре и теперь дрессирует ее, как цирковой клоун.
- А я, мам, помню, по селу и раньше ходили слухи о колдовстве.
- Эти сказки от старины тянутся. Вот заговоры, правда, Елизавета Казимировна знала.
- Какие заговоры?
- Ну, вот такой случай… В Ярском, что за Потеряевым озером, умерла молодая мать. Осталась ее маленькая дочка. Вскоре стали замечать, что девочка как-то все уединяется. Тихая такая, все по уголкам прячется и говорит вроде бы сама с собой. Садятся за стол, а она: "Не хочу, я уже с мамой поела". Стали приглядывать за ней - ничего не могут понять. А потом пастух, он пас у кладбища, заметил, что девочка на могилке сидит и разговаривает, как бы с матерью. Пастух не стал ее окликать. А она поговорила-поговорила, поднялась и выходит с кладбища. Когда шла мимо пастуха, раскрыла ладошки и тихонько ему шепчет: "Мне мама игрушку подарила". А в ладошках - щепочки, камешки. Отец девочки после рассказа пастуха забеспокоился. Стал водить дочку по врачам - ничего не помогло, еще хуже стало. Кто-то подсказал: надо, мол, к бабке Гайдамачихе обратиться. Привезли девочку в Березовку. Елизавета Казимировна о чем-то с ней пошепталась и оставила пожить у себя. Что она делала - не знаю. Но через неделю девочка успокоилась, отошла как-то, веселенькой стала. Отец привел в дом мачеху. Наладилась вроде новая жизнь. Сидят это они всей семьей, ужинают. Вдруг калитка стукнула. Вихрь прошел по двору, резко дунуло в открытое окно, что-то пыльное, как темь, пронеслось по избе. Девочка вскрикнула, дернулась, точно ее по лицу ударили. "Мамочка!" - закричала. И щека у нее краснотой загорелась… И все, как рукой сняло. Она, девочка эта, теперь уже взрослая, твоя ровесница. Да ты, сынок, знаешь ее: Марина Зорькина, у нас в колхозе экономистом работает.
Антон нахмурился:
- Не помню что-то…
- Да как же, сынок?.. Она тебя хорошо знает. Вспомни, как на пути из райцентра в Ярское приезжий шофер морячка убил и в старый культстановский колодец сбросил. Ты первый год тогда в милиции работал. Марина мне говорила, что ты расследовал это убийство…
- Марина?.. Зорькина… Ах, вот кто!.. - словно обрадовался Антон. - Она в Ярском на птицефабрике работала заведующей, и моряк тот ехал к ней. Любовь у них была. А каким ветром Зорькину в Березовку занесло?
- Заочно институт кончила по экономической специальности. В Ярском колхозе на должности экономиста опытный человек работает и на пенсию не собирается. Отец-то наш и сговорил Марину к себе. Теперь не нарадуетея. Говорит, очень соображающая в экономике. И внешностью - загляденье. А как она квартиру свою обставила - любо посмотреть. И умница, и с людьми обходительная, и пошутить умеет, и певунья…
Антон засмеялся:
- Хватит, мам, не продолжай! Когда сватать пойдем?
Полина Владимировна огорченно махнула рукой:
- Все на смешки поворачиваешь. Пора бы задуматься. За тридцать ведь уже, чего доброго, так бобылем и останешься…
Антон хотел было снова отшутиться, но у дома, фыркнув мотором, остановился запыленный председательский "газик". Лязгнула дверца. Из машины устало вылез похожий ростом и сутулой фигурой на деда Матвея Игнат Матвеевич. Отпустив шофера, он хлопнул об голенище сапога кепкой, отряхивая ее от пыли, и направился в дом. Увидев сидящего за столом сына, сдержанно поздоровался. С улыбкой сказал:
- Ну, Полинка, кажется, дождались мы ясного солнышка.
- Не говори, Игнат. Вспомнил сынок нас.
- Соскучились? - тоже улыбнулся Антон.
- А то как же… Надолго заглянул?
- Денек-другой поживу - там видно будет.
- Поживи, поживи, - шутливо проворчал Игнат Матвеевич и, склонившись к умывальнику, стал намыливать руки.
За ужином заговорили об установившейся хорошей погоде, которая нынче, как никогда, способствует добротному сенокосу. Вспомнили младшего из Бирюковых - Сергея, заканчивающего в будущем году механический факультет сельскохозяйственного института и категорически отказавшегося вернуться с дипломом в Березовку, где председательствует отец. Опасается, как бы люди не подумали, что здесь ему будут поблажки.
- Как он вообще-то, Сережка? - спросил Антон.
Игнат Матвеевич, разламывая ломоть хлеба, усмехнулся:
- Как все нынешние бодрячки: заграничные джинсы с заклепками, рубаха расписная с наклейкой, магнитофон - чем громче орет, тем лучше. Контуженные они, что ли, завывающей музыкой. Полмесяца на каникулах был - оглушил нас с матерью. Дед Матвей телевизор - на всю мощь. Серега магнитофон - еще громче. Хоть из дому убегай.
- В работе как?
- Прошлым летом практику у нас проходил. За любую работу хватается горячо, но быстро остывает. Больше командовать любит. Похоже, в колхозе долго не задержится - в верха пойдет.
- Считаешь, это хорошо?
- Чего ж хорошего-то? - Игнат Матвеевич нахмурился. - Посмотри в нашем районном агропроме - специалистов тьма! С виду такие дипломированные молодцы, а начнешь по делу советоваться - руками разводят. По-моему, некоторые из них, выпорхнувшие в сельские края из крупных городов, на полном серьезе считают, что белая корова дает молоко, а черная - кофе.
- Вот подзагнул, папаня! - засмеялся Антон.
- Если и подзагнул, то не очень. Правда, сын, столько развелось в нашем сельском хозяйстве безответственных руководителей, что диву даюсь, за какие коврижки они получают приличную зарплату.
- Надо бы сказать "зряплату", - скаламбурил Антон. - Было бы совсем по-торчковски.
- Встречался с "Кумбрыком"?
- Да, порассказывал мне Иван Васильевич сегодня…
- О летающих тарелках?
- Почему непременно о них?
- Ну, как же… С уходом на пенсию Торчков стал в нашем районе ведущим специалистом по неопознанным летающим объектам.
- Сегодня он космической темы не касался. Больше нажимал на колдовские сюжеты. С ним действительно был случай, когда "нечистая сила" занесла его ночью на могилу Гайдамакова?
- На Арсентия Инюшкина ссылался?
- Да. Сговорились они, что ли?
Игнат Матвеевич пожал плечами:
- Кто их знает. В молодости Арсентий большим причудником был, мог шутку подстроить. Но сам "Кумбрык", похоже, действительно не знает, какая "сила" закинула его на кладбище. Когда Торчков откровенно врет, то каждый раз при пересказе добавляет новенькое, более интригующее. А в этом закидоне сорок лет одно и то же слово в слово твердит.
Антон помолчал:
- Не знаешь, пап, зачем Гайдамакова перед смертью строительство такого роскошного дома на берегу озера затеяла?
- Я отговаривал Елизавету Казимировну от этой стройки. Дескать, и стройматериалы теперь под ногами не валяются, и строителей нелегко отыскать - с колхозными объектами зашиваемся. Порой переплачиваем наемным бригадам, только бы строили. Нет, уперлась старуха и ни в какую. В молодые годы с ее сыном, Викентием, я дружбу водил. Вместе на фронт уходили. И погиб Викентий под Брянском на моих глазах. Ради этой памяти не смог я отказать старухе. Откровенно признаться, не думал, что Елизавета Казимировна осилит такую стройку. Но она, несмотря на преклонные годы, оказалась сноровистой. Подрядила шабашников, которые только-только строительство Дома культуры у нас закончили. Видать, заплатила им хорошо. Те, ухари, такую прыть проявили, что я глазом не успел моргнуть, как особняк у Потеряева озера вырос.
- В какую цену такая стройка могла обойтись?
- Тысяч в десять, не меньше.
- Где же Гайдамакова эти тысячи взяла?
Игнат Матвеевич прищурился:
- Нетрудовые доходы ищешь?
- А что, это исключено?
- Елизавета Казимировна хищением соцсобственности не занималась.
- Обогащаться можно не только за счет хищений…