Он не успел договорить, а я не успел ничего заметить. Думаю, он сам не понял, что с ним произошло, как он очутился на полу. Наверное, решил, что поскользнулся. Правда, ему было непонятно, откуда в некоторых частях его тела вдруг появилась боль, а за сегодняшний неудавшийся вечер ему наверняка стало обидно.
– Гоша, я же русским языком тебе сказала: здесь занято! – наклонилась над ним Наташа. – И что сейчас сюда подойдет мой друг. А ты зачем-то испортил его коктейль… Юрик, помоги ему подняться.
Я не без труда выполнил ее пожелание, и ошарашенный Гоша, заметно полинявший и съежившийся, как если бы из него выпустили воздух, стал невнятно извиняться, приложив руки к груди. Похоже, он сначала основательно нагрузился всякой дрянью, прежде чем заняться поисками дамы сердца на сегодняшний вечер.
– Иди, Гоша, – сказала ему Наташа. – Иди. И забери, раз уж начал… – Она кивнула на недопитый им коктейль. Он что-то забормотал, извиняясь, и стал отходить от нас, прихватив добычу, пятясь и кланяясь.
– Ну вот, вечер испорчен, – сказала Наташа. – Раньше здесь было по-другому. Кого попало сюда не пускали. Надо было его заставить взять для тебя другой коктейль, как ты думаешь?
– Зря ты здесь устроила демонстрацию своих возможностей, – сказал я, оглядываясь на посетителей за соседними столиками. Они были в таких же кожаных жилетках и все, как по команде, напряглись, повернувшись в нашу сторону. – Ты была для всех королевой бала, а теперь ты мент поганый. Теперь все поймут, кто мы и чем тут занимаемся.
– Тебя это пугает? – сощурилась она. – Мне все равно, милый, что о нас подумают эти люди… – она рассмеялась. Потом стала серьезной. – Даже если они разгадали нас, приняли за тех, кто мы есть на самом деле, то решили, что мы выслеживаем здешних наркоторговцев. На большее у них просто не срабатывает воображение. Никто из присутствующих не сможет понять, для чего мы разыгрываем влюбленных.
Сказав все это, она нагнулась и подняла с пола нож с выкидным лезвием, который Гоша успел достать, но не сумел воспользоваться.
– Мне пришлось это сделать за тебя, милый, потому что ты совершенно не был к этому готов. В нем ты увидел лишь своего соперника, который к тому же покусился на твой коктейль.
– Прости, – сказал я.
– Ну почему? – протянула она. – Мне это как раз понравилось. Значит, ты влюбился по-настоящему или полностью вошел в образ. – И лукаво посмотрела мне в глаза.
Смеется или серьезно? Ни черта не поймешь.
– И что ты предпочитаешь? – спросил я.
Она задумалась, пустила дым вверх к потолку, где и без того уже сгустился табачный смог, который не могли развеять лениво кружащиеся лопасти вентиляторов.
– Даже не хочу это обсуждать, – сказала она. – Иначе мы с тобой далеко зайдем. Тем более мне скоро предстоит разговор с твоей девушкой… Если Турецкий, конечно, не передумает. Я бы на его месте переиграла, а ты?
– Не знаю, – пожал я плечами. – О Турецком никогда ничего нельзя сказать сразу и однозначно. Иногда кажется, что он не во всем прав, потом восхищаешься его способностью видеть на пару ходов дальше тебя… Кстати, ты, по сути, задала мне тот же самый вопрос, который только что не захотела обсуждать, тебе не кажется?
– Ты прав, – согласилась она. – Лучше расскажи мне о своей Кате, прежде чем я ее увижу.
– Я не хотел бы о ней говорить, – сказал я тихо, воспользовавшись тем, что эти парни на сцене наконец выдохлись и одарили нас тишиной. – И не хотел бы ничего слышать о твоем Гене.
– Ну почему? Я как раз могу о нем рассказать. Гена Андросов – лучший боец нашего подразделения, говорят, ему нет равных. Очень уж у нас это с ним совпадает. А хотелось бы, чтобы хоть что-то дополняло… Меня, наверное, он любит. Я его тоже. Наверное. А впрочем, я ничего не знаю… Даже не знаю, как тебе это объяснить. Очень уж ты стеснительный. Закомплексованный, что ли. Возможно, осуждаешь меня, что обсуждаю Гену за глаза. Верно? Просто не знаю, что о нем рассказывать… И спрашивать у тебя о твоей Кате уже не хочу. Тем более не хочу с ней знакомиться, раз ты ничего не собираешься о ней говорить…
Опять было непонятно – серьезно она это говорит или дурачится.
Мы помолчали. Наташа курила одну сигарету за другой. На нас по-прежнему поглядывали с соседних столиков, перешептывались… Мне показалось в полумраке, что Гоша, только что отнявший у меня коктейль, хотя собирался отнять нечто более важное, вдруг вынырнул среди танцующих, кому-то что-то сказал и снова исчез. Значит, инцидент с ним нельзя считать исчерпанным?
Я покрутил в руке его нож, который он, по-видимому, хотел бы заполучить назад, потом положил его в карман пиджака.
– Ничего серьезного, – ответил я на вопросительный взгляд Наташи. – Самоделка. По-настоящему крутые такими не пользуются. У них только фирменные.
– Тем он и опаснее, – сказала она. – К тому же он здесь не один. Такие лезут на рожон, поскольку не думают о последствиях, которые их ожидают. Ты бы выпил что-нибудь, чем так сидеть.
– Пожалуй, – согласился я. – Беда в том, что мои баснословные адвокатские гонорары уже истощились. Они ушли на угощение твоего нового знакомого.
– Я же спрашивала тебя, – усмехнулась Наташа и покачала головой.
– Можно подумать, что министр внутренних дел прибавил вам жалованье.
– В том то и дело, – вздохнула она. – Заплатить за вход мне хватило, но не больше. Хотя все напропалую собирались меня угостить… Однако сдается мне, что через несколько минут или даже раньше мы сказочно разбогатеем за счет этого заведения.
Я только с недоумением посмотрел на нее, но ничего не сказал. Кажется, уже начал привыкать к ее приколам. И принимать их всерьез.
Именно через пять минут музыка опять прервалась и некто в белом фраке с красной гвоздикой в петлице провозгласил, что сейчас начнется самое главное. То есть будет провозглашена "Мисс Фея" этого, сегодняшнего, вечера, с соответствующей премией и подарками. Мужчины, подуставшие от танцев и этих завывающих козлов в кожаных жилетках, оживились, задвигались, оглядывая присутствующих девиц.
И я не мог не заметить, что абсолютное большинство этих осовелых мужиков оглядывало именно Наташу. Некоторым, похоже, не терпелось подать за нее свой голос…
Мне оставалось только терпеть их беспардонное поведение.
Надо ли говорить, что так оно и случилось… Претенденток было немного, в основном их выдвигали те, кто до этого просто не увидел Наташу.
Ей отвалили тысячу долларов, подарили какую-то умопомрачительную парфюмерию, и она сошла с подиума под восторженные аплодисменты и завистливый свист. Правда, она не могла не знать, что эти призы еще предстоит отрабатывать: танцевать чуть ли не со всеми желающими, раздавать очередные призы тем, кто будет выигрывать их в последующих лотереях, всякий раз подставляя щеку для поцелуев…
Вернулась она ко мне за столик только через два часа, усталая, но всем на свете довольная.
– На твоем месте я бы поменял работу, – сказал я. – Здесь ты сможешь торчать до пенсии и сделать сбережения на старость.
– Не будь занудой. Гуляем! – воскликнула она. – Чем ты недоволен? Скоро будет конкурс на самого классного мужика. За кого я отдам свой голос, как ты думаешь?
– За Гошу, – сказал я и нарочито громко вздохнул. – Это я так ему завидую. Такие деньги за какие-то несколько минут.
– Я бы предпочла, чтобы ты меня ревновал, – сказала Наташа.
Тем временем снова заиграла музыка и к ней стали подходить новые соискатели ее дивной талии. Среди них Гоша.
– Спасибо, – отмахивалась она. – Я устала. Я могу побыть со своим другом, которого столько лет не видела? – А Гоше сказала: – Мы с тобой уже во всем разобрались и друг друга поняли.
Гоша подошел не один, а с такими же, как он, завсегдатаями все в тех же пресловутых кожаных жилетках. Они стояли с отсутствующими лицами, изображая из себя сильно крутых.
Гоша ничего не ответил Наташе, только посмотрел на меня, прищурив глаза. И его друзья тоже посмотрели. Лениво так посмотрели, что, видимо, должно было выразить их превосходство.
– Чуть не забыла, – обернувшись ко мне, громко сказала Наташа, так чтобы все слышали. – Нам с тобой дадут машину и охрану, когда соберемся отсюда уезжать.
Кожаные жилетки переглянулись. И как-то незаметно слиняли.
– Так в чем дело, – спросил я, когда мы остались одни, – сматываем удочки, пока деньги целы?
– Неудобно, – сказала она, приподняв плечи. – Не знала, что ты такой скряга. Как ты не понимаешь – эту премию я должна здесь же истратить или отдать на благотворительность. Здесь так принято. Поэтому я и говорю: гуляем! Я угощаю. Чтобы не вызывать подозрения у публики, а то и так нас числят здесь мусорами…
– Уж какие там подозрения… – пробормотал я.
Просто мне не хотелось, чтобы она за меня платила. Хотя я прекрасно понимал: убегать сразу, как только выиграл хорошие деньги, неприлично. Хоть в лагерном бараке, где играют блатные, хоть в элитном ночном клубе, где собираются крутые.
– Делать нечего, – сказал я. – Гулять так гулять. Пока всю тыщу не спустим – отсюда просто не уйдем!
– Ну почему, кое-что можем оставить для себя, – шепнула она на ухо. Потом улыбнулась, привстала, поцеловала меня в щеку, хотя я еще ничего не выиграл, и протянула сто долларов. – Бери и ни в чем себе не отказывай! Так это, кажется, называется…
Я шел к стойке бара, сжимая в руке купюру и раздумывал, что бы это могло означать – оставить для себя?
Но это легко сказать – прогулять тысячу баксов за одну ночь. Даже при здешних ценах. Тем более мы были на работе. Проесть, даже при здешних ценах, – нам не под силу. К тому же кое-кто из нас, кажется, бережет фигуру. А на восстановление храма или на инвалидов здесь никто не собирал.
– Вот черт, – сказал я уже под утро. – Никогда не думал, что это так тяжело – прогулять штуку баксов за одну ночь. Тем более если не пьешь. И не пора ли нам, в таком случае, сваливать? По-английски. Тем более что все конкурсы уже закончились.
– Еще не было главного конкурса, самого последнего, – Наташа кивнула в сторону ведущего, чей белый фрак был уже в пятнах, а красную гвоздику сменила чайная роза. Он о чем-то шептался с уже надоевшим мне Гошей в его неизменной жилетке. Возможно, этот Гоша был здесь не последним человеком.
– И, наконец, последний наш конкурс! Самый интригующий и занимательный! – провозгласил шоумен. – Выбор "Мистера Ночь"! Самого крутого и классного мужика из наших гостей!
При этих словах в его сторону стали поворачиваться недовольные головы. Только что люди мечтали лишь об одном – поспать после трудовой ночи, которую они честно отработали. Зато дамочки, похоже, проявили большую заинтересованность.
– Хотел бы напомнить присутствующим о главном призе для победителя! – продолжал ведущий. – Он вправе пригласить для дальнейшего продолжения наших посиделок одну из самых очаровательных дам, принявших участие в голосовании, которое будет открытым. И хочу напомнить некоторым не в меру ревнивым кавалерам, что по правилам нашего клуба победитель получает все и ему не принято отказывать!
Это заявление было принято с визгом, свистом и аплодисментами.
Я вопросительно посмотрел на Наташу.
– Пошли отсюда, – сказал я. – Не нравится мне все это.
– Подожди, – помотала она головой. – Я, как королева вечера, хочу проголосовать за тебя. Посмотрим, посмеют ли мне отказать в моем выборе при том, что я имею право на десять голосов. С условием, что потом точно так же выберешь и ты меня.
– Я и так выбрал, – сказал я. – Так что можем идти.
Она отмахнулась от меня, встала и решительно направилась к шоумену, с которым продолжал шептаться неугомонный Гоша. При ее приближении они смолкли, уставясь на нее осоловелыми глазами.
– Минуточку! – сказал шоумен после небольшого совещания. – Меня тут поправили, и кое-что напомнили. Наша королева имеет право на десять голосов! Без сомнения, мы скоро узнаем того счастливца, на которого укажет ее очаровательный пальчик. А пока что нам следует избрать счетную комиссию.
Наташа вернулась за стол озабоченная и несколько растерянная.
– Знаешь, что мне сказал этот козел? – спросила она. – Мало того, что он не вернул тебе твой коктейль. Так еще заявил, что все равно я уйду сегодня только с ним.
– Похоже, они у него под крышей, – сказал я. – Я предупреждал. И что ты собираешься теперь делать?
– Ты был прав, – сказала Наташа. – Но им нельзя показывать нашу слабость. Девушек осталось не так много, думаю, мои десять голосов перевесят.
Выдвижение кандидатов началось сразу после того, как распорядитель нашего бала перестал шептаться со своим опекуном.
Было забавно смотреть, как девицы, пришедшие сюда со своими парнями, вдруг все, как одна, стали выкликать Гошу. Хотя достаточно было бы и одной заявки. И таковых оказалось семнадцать. Похоже, их парни спокойно на это реагировали. Есть такое слово – надо! – будто говорили их физиономии. Таким образом, победитель уже как бы состоялся. Отступать нам было некуда. Наташа подняла руку.
– Юра! – выкрикнула она, положив руку на мое плечо.
На меня стали с интересом поглядывать, и некоторые, похоже, уже воочию видели мои синяки и кровь из носа, поскольку без финального мордобоя здешние посиделки считались бы неудавшимися.
Гошу избрали в первом же туре, и он уже на вполне законных основаниях надвигался на наш столик, мрачно глядя то на меня, то на Наташу. За ним наступали его соратники.
– Минуточку! – Наташа встала и предостерегающе выставила перед собой руку. – Я что-то плохо расслышала. Так какой итог голосования? Я что-то не поняла.
– Девятнадцать за Гошу, восемь за твоего Юру, – пьяно изрек председатель счетной комиссии, который тоже был в кожаной жилетке…
Распорядитель что-то ему шепнул, покачав головой. Мол, неплохо бы знать меру.
– Как может быть восемь, – спросила в наступившей тишине Наташа, – если у меня десять голосов?
Она тянула время, пока я оглядывал наши тылы, стараясь найти благополучный выход из этой ситуации. Или надеялась, что некоторые девицы пока суд да дело, пока начнется новое голосование, переменят свое решение в мою пользу. Во всяком случае, при этих ее словах все переглянулись. И я даже услыхал перешептывания, все же различимые в пьяном гуле.
– Действительно, как такое может быть?
– У нее же десять голосов, верно?
– Голосовала она за своего, так? И больше ни за кого. Откуда же восемь, когда должно быть больше?
Даже Гоша перестал гипнотизировать меня своим тяжелым взглядом.
– Придется переголосовать, – мотнул головой председатель счетной комиссии.
Все недовольно заворчали. И все же, ворча, снова подняли руки. Наташа проголосовала за меня, остальные за Гошу, пара-тройка девиц благополучно заснули, не выдержав марафона предвыборной компании.
– За Гошу – двадцать два, за Юру – пять, – скороговоркой произнес председатель в перерыве между двумя приступами икоты. И озадаченно уставился на ошалевшего распорядителя.
Все зароптали.
– Что, опять не так? – громко спросил председатель счетной комиссии. – Может, переголосуем?
Похоже, ему все больше нравилось это новое для него поприще.
– Какое еще переголосование! – возмущенно заорали все, так что проснулись дамочки, не исполнившие свой гражданский долг. – Кончай, все ясно.
Получив такой мандат доверия, Гоша снова пошел на приступ. Кажется, в своем заведении этот главный приз он получал каждый вечер и вовсе не собирался его с кем-то делить.
– Ну ты, козел, – сказал он мне. – Сваливай, пока цел. И верни мне перо, а то из глотки твоей вытащу!
– Сначала вернешь мне мой коктейль, – сказал я, снова мельком оглянувшись на свои тылы, куда уже заходили, совершив фланговый охват, его подельники в жилетках.
– Гоша, я тебя умоляю! – крикнул, прижав руки к груди, распорядитель.
– Где моя охрана? – крикнула ему Наташа, отступая вслед за мной к стене. – Вы обещали!
– Я твоя охрана, – сказал ей Гоша. – Ты еще этого не поняла?
Тут я сделал выпад, воспользовавшись тем, что он отвлекся. Я еще кое-что соображал, несмотря на почти удавшуюся попытку прогулять за вечер тысячу баксов. Главное, сразу вырубить их предводителя. Не окончательно, но бесповоротно. Остальные смешают свои нестройные ряды, и мы выиграем во времени и в пространстве, пока они будут вызывать "скорую" и обдумывать новую тактику. К тому же Наташе не следовало бы снова демонстрировать свою выучку, чтобы не вызывать ненужных подозрений.
Второй раз за этот вечер Гоша позорно грохнулся затылком в пол. И если в первый раз окружавшие мало что заметили и еще меньше поняли (почему бы не упасть подвыпившему мужику, тем более в комфортных условиях ночного клуба?), то теперь все стали свидетелями моего взлета над столиком, с разворотом в воздухе и последующим ударом пяткой в челюсть. Такое все прежде видели только в фильмах и потому не сразу поверили своим глазам. А мне можно было не оправдываться: я не виноват, меня так учили. К тому же, в результате сфальсифицированного голосования, здесь покусились на честь моей дамы.
Но дело не только в этом. Я почувствовал, неизвестно каким по счету чувством, что Наташа ждала, чтобы я ее защитил, несмотря на свою собственную классную подготовку, которую она недавно продемонстрировала…
Противники отпрянули, оттащили Гошу, подававшего слабые надежды на скорое выздоровление. И, озадаченные, сгрудились в районе бара. Решали, что с ним и с нами делать дальше, несмотря на визг пробудившихся дам, а также охи и ахи растерявшегося распорядителя, призывавшего: только без милиции, господа, только без "скорой", подумайте о реноме нашего солидного заведения, которое всех нас кормит…
И все-таки было рано праздновать победу, ибо там были вполне накачанные ребята, готовые вступиться за честь постоянного победителя конкурсов "Мистер Ночь".
Поэтому, не теряя зря времени, мы с Наташей скользнули за дверь, ведущую на кухню, в то время как все ожидали, что мы выскочим через главный вход.
Словом, нам удалось через кухню, через посудомойку, вполне современную, хоть и с нашими бабульками в белых платочках, через черный ход выбраться во двор, оттуда на улицу, где я надеялся поймать такси или случайного частника, который недовыполнил в эту ночь свой личный план.
Но на улице нас уже ждали. Те самые наши "охранники", уже оправившиеся от невосполнимой потери. Должно быть, нас выдали бабульки в белых платочках, проявившие понятное чувство патриотизма по отношению к своему заведению.
Теперь наши преследователи надвигались на нас со всех сторон. Их было не менее десяти, и они уже пылали не вожделением к прелестям Наташи, а к уязвимым частям моего тела. Они жаждали со мной разделаться, и это – я прочитал в их глазах – было теперь смыслом их существования на ближайшие несколько минут.
Но они не успели даже вспомнить те приемы, которые они когда-то освоили. Из ближайшего переулка вдруг с ревом выскочили два, до боли под коленом, знакомых джипа, откуда десантировались давешние освободители Вадима – ребятишки с обнаженными торсами, на ходу щелкавшие затворами пистолетов и кастетами.
Нападавшие попятились и по собственной инициативе бросились назад, за гостеприимные дубовые двери родной "Феи". А бессонный швейцар с серебряной бородой и золотыми галунами защелкнул за ними всевозможные замки и запоры…
– Вот тебе твоя машина, вот тебе твоя охрана, – буркнул я ошеломленной Наташе.