Перебежчик - Фридрих Незнанский 12 стр.


Я только успел заметить в предрассветной мгле Волоху, который и не думал от меня скрываться. Им самим следовало поскорее скрыться от милиции, поскольку уже слышалось характерное завывание милицейских машин.

Я какое-то время смотрел им вслед. Хотелось бы еще кое-кого увидеть.

– Кто они? – спросила Наташа, взяв меня под руку.

– Потом объясню, – ответил я, убыстряя шаг и оглядываясь на окна "Феи". В них уже отсвечивали золотом первые лучи восходящего солнца.

– Куда мы теперь? – продолжала она задавать свои вопросы, прижимаясь ко мне. Все-таки, как и всякой женщине, а тем более на такой службе, где приходится полагаться только на себя, ей хотелось хоть иногда чувствовать себя под защитой мужчины. То есть беззащитной.

– В гостиницу нас сейчас не пустят, к тебе нельзя, – меланхолично ответил я.

– Ну почему? – произнесла она задумчиво. – Наверное, ко мне теперь можно…

Я промолчал, не находя слов от волнения. Это всего лишь приключение, интрижка, какие у многих бывают на службе, уговаривал я себя, притом не без успеха. Это скоро пройдет. И у нее, и у меня. Хотя мне совсем не хочется, чтобы это проходило, пусть продолжается как можно дольше…

И ведь никто ничего не узнает, продолжал я уговаривать себя, когда мы входили в ее подъезд. Нас сблизила опасность, которая была нешуточной. И кто сказал, что этой опасности уже нет?

Мы поднялись на лифте на ее этаж. Потом я наблюдал, как ее дрожащие пальцы пытаются вставить ключ в один замок, потом в другой…

– Гена здесь не был никогда, – сказала она негромко, прильнув ко мне, хотя я ее ни о чем не спрашивал.

…Когда наконец закончился этот бред, остановивший время и сузивший пространство до скомканной простыни, мы уснули и проспали до самого вечера. Потом проснулись и внимательно посмотрели друг на друга. Теперь нас обоих связывала измена. Которая вполне могла перейти в предательство, если не разрешить все по-честному. И как можно быстрее.

– Тебе пора? – спросила она. – Надо куда-то идти?

– Наверное, надо, – сказал я, потянувшись. – А почему молчит твой телефон?

– Я его отключила, – сказала она. – Разве мы не можем побыть одни? Хотя бы недолго.

– Можем, – сказал я. – Мы без других. Другие без нас.

– Ты все время думал о ней? – спросила она, положив голову на мою руку.

– Нет, – сказал я, и это было честно. – Совсем ни о чем не думал.

– Я тоже не могла ни о чем думать, – вздохнула она. – И обо всем на свете забыла… Такого со мной еще не было, ты мне веришь?

– Верю, – сказал я. – Наверное, потому, что испытывал то же самое. Будто несет куда-то по течению, а я лежу на спине и смотрю на небо.

– Но это уже закончилось, – вздохнула она. – И неизвестно, повторится ли снова.

Вот бы не подумал, что она способна на подобные сантименты. Она повернулась на бок и положила руку мне на шею.

– О чем ты сейчас подумал? – спросила она. – Или о ком?

– Когда я собирался стать адвокатом, мог ли подумать, что моя карьера начнется именно с этого?

– А еще что? – спросила она.

– О том, что попал в зависимость к бандитам. Они спасли нас сегодня. Похоже, они за мной следили… Теперь ты тоже попала в их поле зрения.

Она усмехнулась, встала, накинула халат и направилась в ванную.

– Эй! – крикнул я вслед. – Только без обиды, ладно?

Она не ответила. Потом послышался шум воды.

Конечно, следовало сказать, будто я думал только о ней, о том, что сегодня с нами случилось. Но если я подумал о ее безопасности, разве это свидетельство моего мужского эгоизма?

– Ты обиделась, – сказал я, когда она вернулась. – Не спорь. Ведь теперь я должен позаботиться о тебе. Хотели как проще, получилось еще сложнее.

– Ты уже позаботился, – ответила она, убирая постель. – Хотя не понимаю, зачем я это говорю… Я сама во всем виновата, это из-за меня ты попал в эту историю. Если следовать вашей логике, тебе следует обзавестись новой девицей, чтобы отвести угрозу теперь от меня… И так далее.

– Что-то здесь не так, ты права, – сказал я, одеваясь. – Тебе, конечно, теперь смешно…

– Я ни о чем не жалею. И готова играть свою роль до конца, ты понял? Никаких новых девиц! Турецкий был прав в том, что я смогу за себя постоять, в отличие от всех других. Он не виноват, что я такая дура, полезла в этот конкурс… И затащила тебя в эту "Фею". А потом в свою постель.

– Лучше тебе выйти из игры, – сказал я.

– И твои враги поймут, что я для тебя была девушкой на одну ночь. И снова начнут охоту на твою Катю. Не беспокойся, Юрик, обузой для тебя я не стану.

Она была права. Ничего не оставалось, как продолжать начатое.

– Будем работать вместе, – подытожил я. – Ничего другого не остается.

Когда мы завтракали, она какое-то время что-то обдумывала, потом спросила:

– Ты кого там заметил, среди наших избавителей?

– Как раз не увидел тех, кого хотелось бы, – сказал я. – Бахметьев уверял, будто нападение на меня в доме, где живет Катя, тоже дело его рук… Ну, чтобы побудить меня принять его предложение, понимаешь? Турецкий выразил в этом сомнение. Теперь я тоже засомневался. Те же рожи, что разыгрывали нападение на Вадима возле генпрокуратуры. Ни одной новой. У меня память на лица тренированная.

– Не сомневаюсь. Но почему бы тебе не спросить об этом напрямую самого Баха – будем тоже звать его так, надеюсь, великий композитор в гробу не перевернется.

– Как это? – не понял я. – Он же говорил об этом вполне определенно. Неужели, ты думаешь, откажется от своих слов?

– Конечно, не откажется, – усмехнулась она моему простодушию, – просто из того, что ты о нем рассказывал, следует, будто он не прочь прихвастнуть и приукрасить, лишь бы произвести впечатление на ваши неискушенные души.

Я проглотил ее насмешку, сочтя ее вполне заслуженной. Тем более то же самое имел в виду и Турецкий, только выразился более деликатно.

– То есть ты советуешь попросить его, чтобы он показал мне тех, кто на меня напал в доме Кати?

– Конечно! – сказала она с некоторым облегчением, подавая мне бутерброд, намазанный маслом. – В целях укрепления взаимного доверия и во имя вашего дальнейшего взаимовыгодного сотрудничества…

Теперь она прыснула, глядя на мою постную физиономию.

– Хорош диалог для парочки влюбленных после первой ночи, – сощурилась она. – Не так ли?

Я вспомнил недавно виденный американский фильм, где была показана любовь секретных агентов. Они добирались до постели, сбрасывая на ходу снаряжение, которым были обвешаны с головы до ног, и в основном под одеждой. Но под одеялом выяснялось, что кое-что они все-таки забыли снять. Очень смешно. Вот так и сейчас. Не можем избавиться от того, чем забиты наши мозги. Это куда труднее, чем сбросить потаенный микрофон, однозарядный пистолет или ампулу с ядом.

– Все нормально, – заявил я. – Ты права. Беру тебя в советники.

– Теперь, Юра, самое главное, – серьезно сказала она. – Как это мы преподнесем нашим близким? Как скажем, что объясним? Или каждый – на свой страх и риск?

– Боюсь, что нанесем им незаслуженную обиду, – ответил я. – Травмируем их души.

– На самом деле сейчас ты больше всего думаешь о себе, – упрекнула меня Наташа. – О своем душевном равновесии, которое может нарушиться в результате такого объяснения.

Она опять была права.

– Но так будет правильнее, – не отвечая на ее упрек, сказал я. – Тем более, насколько я понял, вступать в контакт с Катей ты не собираешься…

– Точно так же не советую тебе вступать в контакт с Геной, – насмешливо произнесла она. – Особенно в силовой.

– Намек понял, – кивнул я. – На том и договорились. А сейчас мне лучше отбыть восвояси. Наверное, все уже сбились с ног в поисках моего бренного тела и заблудшей души.

И как в воду глядел. Уже ближе к ночи, когда я добрался наконец домой, раздался звонок от Вадима – я в тот момент надевал в прихожей шлепанцы.

– Старик, ты где пропадаешь? – заорал он. – Тебя все обыскались. Катя плачет, уже не знает, где тебя искать.

– А что случилось? – спросил я.

– В конце концов, ты адвокат или все еще оперативник? – разъярился Вадим. – Обзаведись сотовым телефоном, в конце концов! Мы работаем с тобой в паре, я должен иметь возможность связаться с тобой в любую минуту!

Я молчал, тоскливо думая, что сегодня именно такой день, когда все вокруг меня правы. Только не я. А правее всех Катя, которая наверняка тоже скоро позвонит…

– Что случилось? – повторил я.

– Пропала потерпевшая, эта девочка, Оля Реброва, если еще не забыл. Вместе со своим телохранителем. Не вернулась из школы.

Одно к одному. Только этого не хватало.

– А при чем здесь мы как адвокаты? – устало спросил я, сев на табуретку, стоявшую в прихожей. – У нас другая клиентура, не забыл?

– Это ты, по-моему, все забыл, – холодно сказал он. – Ее показания в пользу Игоря Бахметьева для нас важнее всего. Милиция будет искать, чтобы отписаться, мы же, как заинтересованные лица, должны искать, чтобы выиграть дело.

– Ты хочешь, чтобы именно я ее нашел? – спросил я.

– Старик, я не спрашиваю, где ты был и чем занимался, хотя и догадываюсь. Но сегодня ты точно не в форме. Неадекватный какой-то. Отложим наши выяснения на завтра. Ладно?

– Подожди… – попросил я. – Извини, действительно что-то не то говорю. Наверное, сейчас позвонит Катя. А я не знаю, что ей сказать, понимаешь? Ну, сам бывал в таких ситуациях, понимаешь, да?

– Ну-ну, – вздохнул он, – продолжай.

– Быть может, ты ей позвонишь? Скажи – все в порядке. Что завтра я сам ей все расскажу. Тем более что это не телефонный разговор… До сих пор не знаю, подслушивают нас или нет. Я просто не в силах сегодня что-то обсуждать.

– Поэтому пусть она сегодня не звонит?

– Да, – сказал я. – И, пожалуйста, все остальные переговоры – тоже завтра.

Но только положил трубку, как снова раздался звонок. Я почти был уверен – это Катя. По продолжительности звонков было понятно и другое. Она только что набирала мой номер – было занято, но я дома, и, значит, чем дольше буду не отвечать, тем подозрительнее это будет выглядеть.

– Гордеев, – сказала Катя охрипшим голосом. – Ты где был?

– Во-первых, здравствуй!

– Привет, – ответила она. – Так ты мне все-таки объясни… Я целые сутки звоню, как последняя дура, ты не отвечаешь… – ее голос дрогнул. – Опять оперативно-розыскные мероприятия?

– Вроде того, – промямлил я. – Ни минуты свободной.

– Ты теперь адвокат, если не ошибаюсь, – напомнила она. – Так что не ври. Мы с тобой не муж и жена, ты не обязан передо мной оправдываться, но я имею право хотя бы знать, что с тобой ничего не случилось?

– Конечно…

– Да что с тобой?

– Ничего, но ты прекрасно знаешь, что я не могу говорить по телефону. И даже не могу спросить, где ты сейчас находишься.

Зря я это сказал. Телефон великолепно передает интонацию, о чем я иногда забываю.

– Что все-таки случилось? – спросила она после паузы. – Я же чувствую! Твой Райский утешал меня, как мог. Намекнул, что это делается во имя моей же безопасности… Юра, что происходит? Я понимаю, у тебя сейчас другая девушка, как ты говорил, чтобы отвлечь их от меня… Да? Неужели ради достоверности и правдоподобия ты пошел на все?

Я не знал, что и сказать. Сказать "да" – одни последствия. Сказать "нет" – другие. И все это просто невозможно просчитать в считанные мгновения. Бросить трубку? Еще хуже.

К тому же во время паузы мне показалось, будто в трубке появился характерный фон, едва заметный, но довольно мне знакомый, как правило, присущий подслушивающей аппаратуре.

– Послушай, это не телефонный разговор. У нас произошли неприятности, о которых я не имею права рассказывать. Можно отложить до завтра?

Это прозвучало довольно раздраженно и вызвало совсем другую реакцию, чем я рассчитывал.

– Хотя бы скажи… – умоляюще протянула она. – Все остается по-старому, да? Как прежде?

Что я мог ей сказать, если я должен был одновременно думать, какое впечатление это произведет на нее и на тех, кто нас слушает.

Телефон – страшная штука. Все мои неприятности – в основном через телефон. Я всегда это знал, ибо не раз предоставлялась возможность в этом убедиться. Телефон может убить человека, пусть морально, но иногда это убийство страшнее, чем от ножа или пули.

– Все в порядке, – сказал я ей, вернее, сам себе. – Все остается по-старому. Как ты вообще могла что-то такое подумать?

– Значит, могла, – сказала она, не скрывая облегчения. – Ты же как со мной познакомился? Только раз увидел и уже пристал…

– И ты говоришь это при мамочке? – спросил я, невольно прислушиваясь к злополучному фону. Будь что будет, в конце концов. Не мальчик, пора бы знать – не следует мешать водку с пивом, а работу с интимными отношениями. А тут теперь сам черт не разберет, где заканчивается одно и начинается другое.

– Успокойся, она давно спит, – ответила Катя. – Очень, кстати, переживала вместе со мной, что там с тобой случилось. А как же, говорит, все-таки зять, представляешь?

– Передай ей привет, – и чуть не добавил: ну все?

Наташа не такая. Она бы меня не доставала на ночь глядя со своей мамочкой… Похоже, сегодня у Кати на работе не было никаких презентаций. После них обычно она валится с ног. А тут столько нерастраченных сил и эмоций… Решила, что ли, именно сегодня отдохнуть?

– Я, конечно, заканчиваю, но все равно ты сегодня какой-то странный, – сказала она напоследок.

– Вот это с мамой завтра обсудишь, – сказал я, не удержавшись. – Спокойной ночи.

И положил трубку сам, не дожидаясь, пока она прокомментирует это мое заявление.

Усталость сковала меня. Я замертво свалился на диван, не раздеваясь, едва до него дотащившись. Но как только раздался новый звонок, тут же вскочил, чтобы выдернуть вилку аппарата из розетки. Даже не хотелось думать, кто бы это мог быть. А хоть бы и те, кто подслушивают, с просьбой говорить погромче и помедленнее, ибо их устаревшая аппаратура не успевает. Отсюда, кстати, этот фон…

Наташа звонить не могла, когда я уходил, она безумно хотела спать. Кто еще? Похоже, об этом я уже никогда не узнаю.

Но сон, как ни странно, не шел. Глаза слипались, но заснуть не мог.

Как связаться с Лекарским? Надо бы выяснить до конца, кто похитил Олю Реброву, кто, в конце концов, хотел похитить Катю. Или Аркадия Валерьяновича лучше пока не трогать, пока не объявится сам? И то только в крайнем случае. Когда это будет нужно…

Наташа права, хорошо бы спросить напрямую об этом самого Бахметьева.

Это – обязательно. Завтра же, и не откладывая. Что еще?.. Все-таки надо бы сначала подумать вместе с Вадиком, зачем кому-то понадобилось похищать Олю Реброву.

На первый взгляд, все понятно. Если потерпевшая станет на суде выгораживать обвиняемого, его будет невозможно посадить. А значит, кое-что у кое-кого сорвется. Например, сорвется торг. Ведь Игорь – самое слабое место своего отца, точно так же как Катя – мое слабое место. Сплошные шахматы. Только в слабое место, сволочи, и бьют… Особенно когда затевается некая крупная игра, в которой Бах – один из ведущих игроков одной стороны.

Представляю, как сегодня ночью или завтра утром те, кто нас подслушивали, будут ломать голову над расшифровкой нашего разговора…

Хотя что там теперь ломать… Катя, по существу, рассказала им про то, что мы с Александром Борисовичем затеяли. Я – почти все подтвердил. А что я мог поделать? Чем больше я мямлил, тем сильнее это подтверждало ее наихудшие подозрения. Не могу же я потом кому-то сказать, что это не в счет, ибо я не мог, не хватило духу сказать девушке правду, потому что нас подслушивали. А вилять, обманывать – только хуже. Она это сразу почувствует. Представляю, как забавлялись эти козлы, которые нас подслушивали…

Хотя пора бы уже научиться изрекать ложь во спасение, если собираюсь стать адвокатом.

Вот с этой жизнеутверждающей мыслью я наконец заснул.

Утром, чуть свет, мы встретились с Вадимом в консультации. И оттуда же позвонили Бахметьеву.

Бах выразил готовность принять нас тотчас же. Сказал, что высылает за нами охрану.

Теперь это был не боевой джип, а скромный "вольво" с тонированными стеклами. И вел ее все тот же вездесущий Волоха.

Я начал подозревать, что он ко мне специально приставлен, дабы давить на мою психику напоминанием о безвременной и невосполнимой утрате друга Лехи, лучшего игрока в "сику" всех времен и народов и намеками на ожидающую кое-кого расплату.

На этот раз нас провели без особых церемоний прямо наверх. Я обратил внимание на то, что здешний мажордом был в тех же белых перчатках, поскольку теперь они были не первой свежести, какие-то запятнанные и надеты, похоже, впопыхах, поскольку с прошлого раза о них не вспоминали и напялили наспех, в нашу честь.

– Уж эти мне наши доморощенные аристократы, – шепнул мне Вадик, когда мы поднимались по лестнице. Непонятно, что он при этом имел в виду. Возможно, те же перчатки.

Докладывать о гостях этого домоуправителя так и не научили. Да если и провозгласить: адвокат такой-то, не звучит. Не графья, перебьемся и так.

Александр Николаевич Бахметьев сидел один, с недовольным видом потягивая трубку. Вадиму на этот раз он ничего не предложил. И Вадим спокойно, не спрашивая разрешения, раскурил свою.

Вот так они некоторое время молча меня обкуривали, состязаясь в количестве колец, пущенных к потолку. Вадим, на мой взгляд, имел численное преимущество, хотя выступать ему пришлось на чужом поле.

– Ну как, все нормально? – сочувственно спросил наконец Бахметьев, обращаясь ко мне.

– Что вы имеете в виду? – откликнулся я как можно беспечнее.

– Я говорю о вечере, проведенном в "Фее", – пояснил Бах. – Замечательные, однако, девушки вам попадаются, – сказал он не без зависти. – Одна лучше другой. И как вы с ними со всеми справляетесь? Ведь столько кругом завистников, которые захотят отбить.

Краем глаза я видел, как напрягся, посмотрев на меня с негодованием, Вадим.

– Вы и там следили за мной? – спросил я.

– А как же? – Бах приподнял брови. – Вы адвокат моего сына, которому грозит тюрьма, кого, как не вас, мне оберегать?

– Быть может, нападение на нас было тоже вами инсценировано? – спросил я.

– Нет, – улыбнулся он. – Этот ночной клуб мы не контролируем. Там – чужая сфера интересов.

– Которая при разделе вам не досталась? – не удержался Вадим от колкости.

– Игорный бизнес меня не привлекает, – проворчал Бах.

– Давайте начистоту, – сказал я. – Мы не можем работать в обстановке недоверия и подозрительности, а также воздействия на нас запугиванием.

– Так оно и было, пока вы не согласились защищать моего сына. – Бах подмигнул Вадиму. Тот смутился, потом нахмурился.

– Договоримся раз и навсегда, чтобы больше к этому не возвращаться! – сказал Вадим. – Мы взялись защищать вашего сына не только потому, что уступили вашему давлению, но главным образом потому, что стали сомневаться в его виновности.

– А раньше они там в прокуратуре не сомневались, – лицо Баха потемнело. – Не кажется ли вам, что задачей Савельева было не найти насильников, а посадить моего сына?

Назад Дальше