– Жду! – крикнул Кущенко, высунувшись из стеклянных дверей. – Надоело-то рыбу лопать неделями? Пошевеливайтесь! У меня еще и кондишка есть! И телек!
– И что будем делать? – спросила Изотова, направляя "Адвенчер" к "Тайне".
– Идти, – отрезал Губатый, размышляя о том, просто ли нюх привел Кущенко в бухту или ему все-таки что-то стало известно. – Раз зовут в гости – отказываться неудобно. Тем более что разговора не избежать. Насколько я знаю Куща, он сюда приехал неспроста. И в тот раз. И в этот. Не бывает таких случайностей.
– И что говорим? – осведомился Ельцов, ополаскивая лицо водой.
– Никто ничего не знает, – ответил Губатый принайтовливая "резинку" к корме "Тайны". – Никто ничего не ищет. Отдыхаем. Ловим рыбу. Общаемся…
Изотова улыбнулась, глядя Пименову прямо в глаза.
– Это понятно, – Олег принялся неуклюже подниматься по короткому шторм-трапу, но Губатый был готов биться на спор, что этот Ленкин взгляд Ельцов тоже поймал. – Не понятно только одно… Скажи, ты считаешь Кущенко идиотом?
– Нет.
– Тогда такая тактика не прокатит.
– Посоветуй что-то другое, – предложила Ленка.
Она явно оправилась от азотного отравления, движения приобрели прежнюю резвость, и только то, что Изотова иногда едва заметно морщилась, скорее всего, от боли в коленных суставах, напоминало о том, что несколько часов назад она лежала на дне с блаженным выражением в застывших глазах.
– Я не спорю, ты прав, – продолжила она, принимая от Пименова баллоны и ставя их на подставку у компрессора. – Только что взамен? А?
– Ложный след, например, – сказал Ельцов, с наслаждением на опухшем лице сдирая с себя костюм. – Мы не можем скрыть того, что занимаемся поисками. Но мы можем показать совсем не то, что ищем?
– Например? – заинтересованно спросил Пименов. – Что, например?
– Второй сейф, – ответил Ельцов спокойно и чистым куском ветоши начал оттирать лицо от силиконовой смазки. – Тот сейф, что стоит в капитанской каюте. То, что в нем есть, для нас интереса не представляет, а вот амбиции и жадность нашего писклявого друга ( слово "писклявого" Ельцов выговорил вкусно, с особым удовольствием) могут быть удовлетворены.
– Ты говорил там всего несколько золотых монет… – начала было Изотова, но Ельцов, стараясь не смотреть ей в глаза, отмахнулся от супруги, как от назойливой мухи.
– Все так… Там остатки денег экспедиции. То, что они оставляли на крайний случай. Личные вещи капитана и его помощника. Немного, но на пару тысяч зеленых наберется. И пусть Кущенко у нас это заберет! Жестоко и цинично! Он ведь не собирается делиться, правда? – спросил Ельцов у Губатого.
– Сказать честно – в альтруизме замечен не был. Если есть возможность заграбастать все – готовься, так он и сделает! Классный план, Ельцов! Снимаю шляпу!
– Ты хочешь слить ему "Ноту"? – осведомилась Изотова у Губатого.
– Не все. Только то, что нас не интересует. Уж под воду он тоже не полезет. Пусть поможет нам достать второй сейф. А мы, под шумок, выдернем из корпуса "Ноты" и первый. Полежит пока на дне – кушать он не просит. А когда этот упырь уберется прочь, мы поднимем то, что нам надо.
– Один вопрос, – сказала Ленка, приподняв бровь, от чего выражением лица стала напоминать сувенирные венецианские маски, которых одно время полно было в новороссийских комиссионках. – А где этот капитанский сейф? Ты-то сам его видел?
– Я его видел, – вмешался Ельцов. – В той каюте, через которую твой Пима шастал туда-сюда. И удивляюсь, как это вы оба ничего не заметили. Он встроен в переборку, возле стенного шкафа и отлично виден, если посветить фонарем налево. Сейф небольшой, раза в два меньше, чем у руководителя экспедиции, так что в иллюминатор пройдет.
– Принимается, – решительно сказал Губатый. – Ты придумал, ты и сольешь информацию. Я буду молчать, как Карбышев на морозе. Ленка изображает мятущуюся особу.
– Дуру, то есть? – спросила Изотова обиженно.
– Ну, почему сразу дуру? – опешил Пименов. – Тонкую, сомневающуюся натуру, так будет точнее. Изобразишь метание между желанием обогатиться и страстью все вываливать наружу.
Изотова фыркнула и исчезла в каюте.
– Я в душ.
Некоторое время мужчины молча вытирали с кожи жирный силикон.
– Я перед тобой ни в чем не виноват, – сказал, наконец, решившись Пименов.
– Ага, – отозвался Ельцов. – Конечно, Пима. Какие дела? Ни в чем! Ты вовсе не мою жену трахаешь, а совершенно постороннюю женщину! Проплывала здесь поблизости, а ты ее раз, и на хер, чтобы не скучала! Так?!
Губатый вздохнул.
– Одно меня утешает, – продолжил Ельцов, не сводя с лица Пименова внимательный взгляд. – Это не ты ее, а она тебя еб..т. Это я так, чтобы у тебя иллюзии не создавались. И еще… Не рассчитывай на мои добрые чувства, Леша. Это я с виду – лох, а если присмотреться – и гордость у меня есть, и злости в достатке, как у хорошей сторожевой собаки. Просто мне сейчас деньги важнее. Мы с тобой временные союзники. Без тебя мне жемчуг не достать. Поторопился я из-за своей любимой, хотел еще годик выждать, да она уговорила сейчас ехать. Вот в спешке и на тебе свет клином сошелся. А как достанем бабки – лучше слиняй куда-то, потому, что если я тебя на Ленке увижу, ничего не пожалею, чтобы твои яйца у меня на рабочем столе в баночке с формалином плавали.
– То есть, – переспросил Губатый, – пока нет денег, ты мне жену трахать разрешаешь, а после того, как найдем – так "ни-ни"? Оригинально!
"Тайну" качнуло основательно и Ельцов едва не потерял равновесие, хватаясь за ограждение.
– Есть такое насекомое, богомол называется, – улыбка у Олега была холодная, как вода под термоклином, и леденила точно так же. Единственный здоровый глаз смотрел не мигая, и Пименов поневоле напрягся, спиной ощущая, что Ельцов, несмотря на некоторую "ботаничность" может быть опасен по-настоящему. – Это, как тигр в мире насекомых. Страшный хищник, которого боятся все жучки-паучки. Так вот, самки богомола после сношения голову самцу аккуратненько откусывают, и потом его целиком и съедают. У них инстинкт такой, ничего не поделаешь.
Пименов внезапно похолодел. Он вспомнил угловатые быстрые движения Изотовой, в том момент, как она двигалась по палубе после подъема с глубины, и наконец-то нашел, пусть по подсказке Ельцова, точное сравнение, которого ему так не хватало.
Ну, конечно же – самка богомола! Он видел телепередачу по "Дискавери" прошлой зимой. Та двигалась точно так же – стремительно выщелкивая угловатые конечности с точностью машины смерти, припадая на задние ноги перед мгновенным cope de grace.
– Так вот, не думай, что ты у нее любимый муж в гареме, Пименов. Ей безразлично, кто из нас будет рядом. Ей важно победить! Самке богомола все равно, сколько самцов съесть для достижения цели. Уяснил? Просек фишку, умник?
– Ты романы писать не пробовал? – спросил Губатый. – Зря! Был бы богат! Давай, для начала ополоснемся в море! Неудобно в гости опаздывать, а Ленка там плещется, будто у меня баки резиновые!
Кущ организовал все действительно цивильно.
В кают-компании "Ласточки" работал кондиционер, и после липкой, солоноватой жары царящей в рубке "Тайны", Губатому показалось, что он попал в прохладный рай. Раздвижной стол был накрыт с купеческим размахом, и Пименов, зная патологическую жадность Владимира Анатольевича в тех вопросах, когда деньги надо было тратить не на себя любимого, понял, что разговоры предстоят серьезные.
"О чем бы с тобой не говорили люди, знай, с тобой говорят о деньгах".
Помимо разного рода кушаний, которые и на берегу-то себе не каждый день позволишь, на столе стояло холодное пиво, причем не плебейское "Клинское", а аристократический "Хейникен", возвышалась строгая бутылка "Русского стандарта" (в легкой изморози, потеющая прозрачными каплями – Губатый с трудом отвел от нее глаза и сглотнул жидкую слюну). А в ведерке из белого металла плавила кусковой лед бутылочка шампанского из подвалов Абрау-Дюрсо.
– Ёксель-моксель! – произнес Кущ, открывая объятия Изотовой. – Ленка! Мать! Ну, до чего ж хорошо выглядишь!
Изотовой пришлось слегка наклониться, чтобы Кущенко расцеловал ее в щечки. При этом Владимир Анатольевич игриво прихватил ее за грудь.
– М-да… Знал бы раньше – после школы женился бы на тебе! – продолжал сыпать комплиментами плантатор-пограничник. – Вот смотри, Олежка пополнел!
Он слегка хлопнул Ельцова по животику, выпирающему из-под выгоревшей, линялой футболки.
– Пима полысел, но в тонусе!
Он приобнял Губатого за плечи, этак по-хозяйски, покровительственно: так старший брат обнимает младшенького – Ивана-дурака, с некоторым брезгливым намеком на братнину убогость и с железной уверенностью в том, кому именно достанется мельница при разделе имущества батюшки.
От этого игривого тона, от плохо скрываемого превосходства в визгливом, как циркулярка, голосе Губатому на ум пришло, что было бы неплохо, прямо здесь, в шикарной кают-компании моторной яхты, на глазах у Ленки, Ельцова и этих двух "оруженосцев", заехать Кущенко в репу, да так, чтобы пятки мелькнули в воздухе. Желание было неразумным, но настолько сильным, что Пименов на секунду прикрыл глаза, скрывая от собеседников мелькнувший в них кровожадный блеск.
Не стоило из-за наплыва глупейших эмоций портить отношения с человеком, который при малейшем желании мог размазать и самого Губатого, и его бизнес, микронным слоем по территории всего Краснодарского края. Кущ обид не забывал. За его честь могли вступиться все силовые ведомства, мытари, неформальные объединения, называемые в просторечии шайками и ОПГ, и даже морской спецназ. Посему, с желаниями приходилось бороться.
Губатый растянул свои негритянские губы в улыбке, но ответной фамильярности, вроде приобниманий, похлопываний и пощипываний, по отношению к своему собеседнику не проявил.
– И ты отлично выглядишь, Володя! – сказала Изотова, внимательно разглядывая обстановку и застывших на диванчике "оруженосцев". – Прекрасный кораблик! Слушай, а можно к тебе на государеву службу хоть юнгой пристроиться? А? Мне, конечно, "Титаник", как у тебя, не нужен, но хоть на косметику в таком хлебном месте я себе точно заработаю!
– Да вы присаживайтесь, что стоите, как неродные! – заулыбался Кущ. – Тебя, Ленка, на сторожевой корабль брать нельзя, подорвешь моим орлам боевой дух! Им надо за нарушителями госграницы следить, а не за твоими ногами! И о Родине думать денно и нощно, а не о том, как бы тебе засадить!
Владимир Анатольевич задорно подмигнул, достал из своих белых теннисных шорт пачку влажных салфеток и начал вытирать руки, поглядывая на то, как гости рассаживаются за круглым столом. Изотова уселась как раз напротив Куща, имея по правую руку Пименова, а по левую – супруга. Кущенко, как и полагается настоящему рыцарю на привале, сидел между двумя полуобнаженными эскортницами.
"Кутузов! – подумал Губатый оценивая мизансцену. – Совет в Филях! Только глаз не тому набили".
– Ну, – провозгласил Кущенко и одним движением скрутил голову бутылке "Стандарта" – наконец-то мы с вами выпьем за встречу!
Он сноровисто разлил водку по рюмкам всех сидящих, (в момент, когда он наливал водку в рюмку Пименова, глаза его стали насмешливыми), без исключений, и стал разбираться с многочисленными нарезками, салатиками в магазинных упаковках, огородиками из красных, сладких краснодарских помидоров, нарезанного крупными кольцами лука, болгарского перца и душистой свежей зелени.
Губатый рюмку в руки не взял, а безо всякой позы или признаков недовольства налил в свой бокал минеральной воды и поставил бутылку радом с тарелкой.
– Володя, – проворковала девица, которую Кущ представил, как Инга, – а можно дамам шампанского? В жару так холодненького хочется!
Кущ отмахнулся от нее локтем, как от назойливой мухи, руки его были заняты созданием бутерброда с черной икрой, и сказал:
– Шампанское, Марго, это на случай праздника! Это если мы с друзьями о чем-то договоримся, тогда и разопьем бутылочку, ясно? Шампанское – напиток радости, а для радости пока повода нет. Так что водку выпьешь, она тоже холодная!
– Я не Марго, – жеманно сказала девица и погрозила Владимиру Анатольевичу крупным пальцем с приклеенным дюймовым ногтем. – Ты забыл, Володенька? Я – Инга!
Кущ прекратил ваять закуску и медленно повернул голову в стороны "оруженосца":
– А мне похер, хоть Евлампия! Пей, что дают! Ясно? И еще раз услышу "Володенька" – получишь в морду, отвечаю! Какой я тебе, к черту, Володенька! Как меня надо называть?
Пименов ухватил из баночки оливку с анчоусом и, с наслаждением ее разжевывая, наблюдал, как габаритная дама на глазах уменьшается в размере под действием этого тоненького голоса. Вторая дама, представленная гостям, как Марго сидела тише воды, ниже травы, не поднимая глаз. Кто бы их ни инструктировал перед поездкой, но о том, что Кущ крут нравом, девицы были предупреждены, и до смерти боялись не угодить нанимателю.
– Владимир Анатольевич! – выпалила Инга.
– Ну, так церемонно не надо, – сказал Кущ. – Просто Володя. Мы же на отдыхе!
– А мне? – спросила Изотова, глядя на Кущенко с ухмылкой. – А мне можно называть тебя – Володенька?
– Да, хоть все время! Называй, радость моя! – разрешил тот и поднял рюмку. – У всех нОлито? Ну, тогда… О! Леха? А ты что? Брезгуешь?
– Ну, почему, Вова? Не брезгую. Водички с вами выпью. А так – ты же знаешь, я в завязке!
– А я думаю, что брезгуешь! – возразил Кущ с убежденностью прокурора. – Ёксель-моксель! В кои веки сядешь за стол со старинными знакомыми, а они твоим обществом брезгуют!
– Ребята с тобой выпьют, – рюмка, стоящая перед Губатым, была полна ровно по золотой ободок.
Именно так, как он сам бы себе налил. Водка в ней была холодна и прозрачна. Пименов прекрасно помнил ее вкус – обжигающе сладкий! Как прокатывалась она по пищеводу и взрывалась в желудке маленькой сверхновой. После трех-четырех вот таких рюмочек глаза заволакивал легкий, почти прозрачный туман. Если смотреть на мир сквозь него, то жизнь казалась вовсе несложной, в общем–то удавшейся и даже приятной штукой.
– А я пить не буду. Я в завязке. И если тебе это не нравится – я выйду. Ты тут хозяин, но каждый из нас волен сделать выбор. Так? Тогда, Кущ, запомни, я не пью. И не служу в пограничных войсках, где ты командуешь!
– Все, все, все! – торопливо проговорил Владимир Анатольевич, тряся головой, как полковая лошадь. – Не хочешь, не пей! Что, уже и предложить нельзя? Ладно! За встречу, ребята! За наше общее прошлое! И за наше общее будущее!
Все выпили, оба "оруженосца" как по команде опрокинули рюмки и принялись со всем возможным изяществом закусывать.
– Частишь, Володенька, – сказала Изотова насмешливо и облизнула губы. – Три тоста в одну рюмку! Тебе что, водки жалко?
– Не говори! – произнес Кущ. – Не жаль! Вот чего-чего, а водки мне не жаль! Чего ее жалеть? Ее пить надо, ексель-моксель! И мы выпьем! Вот сейчас закусим, а потом еще выпьем! Потому что без закуси мероприятие превратится в банальную пьянку, а мне вы нужны трезвыми и здравомыслящими. Так что – ешьте, не стесняйтесь!
После пятидесяти граммов "Стандарта" Ельцов явственно ожил. "Ласточку", за счет габаритов, качало гораздо меньше, и прохлада тоже способствовала улучшению самочувствия. Как бы то ни было – Олег с аппетитом ел.
Под тост о значении дружбы была выпита и вторая – Изотова и Кущенко от нее раскраснелись, "оруженосцы" стали поблескивать глазками, а вот Ельцов побледнел. Третья была налита, но не выпита, а Владимир Анатольевич уже спикировал на цель словно бомбардировщик.
Он откинулся на спинку диванчика, извлек откуда-то из-за спинки пачку сигарет и зажигалку и с аппетитом закурил. В кондиционированном воздухе кают-компании слегка запахло хорошим табаком, но только слегка: дым вытягивало в вентиляционные решеточки.
– Теперь, – объявил Владимир Анатольевич, – давайте немного о делах. Вопрос у меня, собственно, только один. Сколько?
Гости молчали, причем Ельцов усиленно, но не очень успешно изображал недоумение.
– Что "сколько"? – спросила Ленка и тоже закурила, достав предпоследнюю сигарету из мятой пачки. – Чего "сколько"?
– Процентов, естественно! – пояснил Кущ спокойно. – Я предлагаю – поровну. 50 на 50. Вам половина и мне половина. Причем, рекомендую заметить, что все мои последующие предложения будут гораздо хуже.
– Процентов от чего? – спросил Пименов. – Что мы продаем? Или мы покупаем? Вова, ты высказался бы четче…
– Да уж куда четче? – удивился Кущенко. – Четче уже некуда! Я хочу половину от того, что вы ищете.
– А что мы ищем? – переспросил Губатый.
– Погоди, погоди… Вы ищете?
– Не знаю, – ответил Леха. – А что?
– Так, – сказал Кущ с деланным огорчением. – 45 на 55. Допрыгались!
Он извлек из-за подушек пакет желтой бумаги и бросил через низкий стол, прямо в руки Пименова.
– Пима, одумайся! Через пять минут будет 40 на 60. Ты же меня знаешь!
"Так в том-то и дело! – подумал Губатый, открывая пакет".
В пакете были фотографии. Качественные, несмотря на то, что делались "телевиком" и с солидного расстояния из-за чего по карточкам сыпало крупное "зерно". Скорее всего, снимали с вершины обрыва, с того места где расщелина выбиралась на кромку скал и пряталась в густом кустарнике.
Вот Изотова и Пименов грузятся в "Адвенчер", вот "резинка" болтается на волнах пустая, а Ельцов висит через борт, как тряпочка, вот они с Ленкой сверяют карту с GPS, вот Пима на корме "Тайны" подключает баллоны к компрессору.
– Ну, и? – спросил Леха, разглядывая фото. – Ты любишь подглядывать?
– Не то, чтобы очень, – сознался Кущ, – но приходится! А куда деться, если даже школьные друзья норовят наколоть!
– А если я тебе скажу, что просто учу ребят нырять? Ты мне поверишь?
Кущенко рассмеялся смехом трехлетнего мальчика.
– Конечно нет! Пима, я видел вас сегодня после погружения, просто приехал раньше! Чертова служба! Но оно того стоило! Вы были в термослое и вышли из него синенькие, холодненькие, как свежемороженые цыплята. В жизни не поверю, что ты бы повел новичка в такой холод! Там и опытному дайверу делать нечего, кроме того, чтобы яйца морозить! Ни живности разной, ни красот. И с тобой был Ельцов! По какой такой надобности был? Прогуливался? Странно. А ведь ни на одной фотографии не было ныряющего Ельцова, только блюющий! Ты был. Ленка была, а Олежки – не было. А тут! Мама родная! Наш тошнотик в воду – и сразу в термослой! Ты бы сам поверил?! Нет? И я не поверил! Он тебе был нужен! А вот зачем – тут я готов послушать. Страховка? Помогал что-то тащить? Откапывать?
– А почему не я? – спросила Ленка. – Помочь и я бы могла, наверное… Я уже ныряю хорошо!
– Брось, – Кущ дернул подбородком. – Я что, не видел, как ты ковыляешь? Азот, ексель-моксель, вреден для здоровья. Смотри, Ленка, – он широко улыбнулся. – Смотри, доныряешься! Такие ножульки, как у тебя, гробить жаль. Если скрутит – света Божьего невзвидишь! Ладно, Губатый! Колись! Все равно же докопаюсь, ты знаешь!
– Да не до чего здесь докапываться, – протянул Пименов с ленцой. – Оставайся с нами, отдохнешь, поныряешь!