- Аарон Бэрр. Выпуск 1772 года.
- Здорово, - говорит Кэти, не сводя глаз с оружия.
- Что это? - недоуменно спрашиваю я.
Джил удивленно смотрит на меня:
- Мой костюм. Бэрр застрелил Гамильтона на дуэли.
Он берет меня под локоть и ведет на площадку между первым и вторым этажами.
- Ты видел булавки на лацкане у Джейми Несса?
Я перевожу взгляд на светловолосого парня, галстук которого украшен вышитыми басовым и скрипичным ключами. На левом лацкане, если присмотреться, можно заметить коричневый овал, на правом - черную точку.
- Футбольный мяч и хоккейная шайба, - объясняет Джил. - Джейми представляет Хоби Бейкера, выпускника 1914 года. Единственный парень, попавший в хоккейный и футбольный залы славы. Здесь, в "Плюще", Хоби еще и пел, поэтому Джейми и надел галстук с нотами. - Он кивает в сторону высокого старшекурсника с ярко-рыжими волосами. - Крис Бентам. Видишь? Рядом с Дугом. Представляет Джеймса Медисона из выпуска 1771 года. Обрати внимание на пуговицы у него на рубашке. На верхней - изображение печати Принстона: Медисон был первым президентом ассоциации выпускников. А на четвертой - американский флаг…
Голос его звучит равнодушно, механически, как голос экскурсовода, повторяющего давно заученный наизусть текст.
- Ну, придумал? - спрашивает Кэти.
Она стоит у начала лестницы и смотрит на нас снизу вверх.
- Э-э, послушайте, - говорит Джил, глядя куда-то в сторону, - у меня кое-какие дела. Справитесь пока одни?
Я прослеживаю направление взгляда Джила и вижу Брукса, указывающего на безвольно прислонившегося к стене официанта.
- Парень, похоже, уже набрался, - замечает Джил.
- Не спеши.
Я рассматриваю Кэти сверху, что дает возможность оценить ее под другим углом, и замечаю, какой невероятно тонкой, как стебель подсолнуха, кажется ее шея.
- Если что понадобится, дайте мне знать.
Мы спускаемся. Музыканты играют что-то из Дюка Эллингтона, звенят бокалы, и помада на губах Кэти кажется ярко-красной, приобретая цвет поцелуя.
- Потанцуем? - предлагаю я, останавливаясь рядом с ней.
Она улыбается и берет меня за руку.
Наши с Джилом пути расходятся.
ГЛАВА 26
Температура в танцевальном зале градусов на десять выше, чем в других помещениях, пары кружатся, сближаются и расходятся, но меня этот "пояс астероидов" совсем не пугает. Со времени нашей первой встречи в "Плюще" мы с Кэти побывали, наверное, во всех танцевальных клубах, где можно найти музыку на любой вкус, от классической до латинской. Благодаря ей я прошел длинный и нелегкий путь. Грации и элегантности Кэти хватило бы на трех-четырех танцоров - как-никак за спиной у нее девять лет занятий, - так что ее опыт вполне компенсирует мою неуклюжесть, и в целом мы представляем собой весьма достойную пару, по крайней мере не хуже других. Шампанское добавляет смелости, и мне даже удается совершить пару рискованных маневров и не рухнуть при этом на пол. Кэти крутится, как волчок, но ухитряется сохранить в целости мое многострадальное плечо. В общем, благоразумно поступают те, кто держится от нас подальше.
- Решил, - говорю я, вытаскивая ее из опасного поворота.
Кэти прижимается ко мне спиной, лиф платья натягивается, груди дерзко выступают вперед.
- И кто же ты?
Мы оба тяжело дышим. На лбу у нее выступают крохотные капельки пота.
- Френсис Скотт Фицджеральд.
Кэти улыбается и качает головой:
- Нет, ты не можешь быть им. Это нарушение правил.
Мы стоим лицом друг к другу, наклоняясь все ближе, говоря все громче, чтобы перекричать музыку.
- Почему?
Мои губы ловят прядь ее волос. На шею она нанесла капельку духов, и их аромат, тот же, что я чувствовал в фотолаборатории, соединяет эти два момента, не давая забыть, что мы те же самые люди, только в другой одежде.
- Потому что он состоял в клубе "Коттедж". Не святотатствуй.
Теперь уже я улыбаюсь:
- Это надолго?
- Что? Бал? Не знаю. Наверное, пока не начнется служба.
Только теперь я вспоминаю, что завтра Пасха.
- Значит, до полуночи?
Кэти кивает.
- Келли беспокоится, как бы в часовне чего не случилось.
Мы поворачиваемся и замираем от удивления. Келли Даннер словно только и ждала, когда же о ней вспомнят. Она стоит перед каким-то второкурсником в стильном смокинге и что-то говорит, угрожающе нацелив ему в грудь указательный палец. Всем своим видом, позой и жестами она напоминает злую колдунью, превращающую принца в отвратительную жабу. Всемогущая Келли Даннер, женщина, с которой старается не спорить даже Джил.
- Так они всех отсюда выгонят?
Кэти качает головой:
- Не выгонят. Просто закроют клуб и предложат всем разойтись.
В ее голосе, когда речь заходит о Келли, появляются резкие нотки, поэтому я предусмотрительно замолкаю. Наблюдаю за парами, а мысли снова и снова обращаются к Полу. Вечно одинокому Полу.
Веселье прерывается появлением последней пары. Как обычно, опоздавшие привлекают к себе всеобщее внимание. Это Паркер Хассет и его дама. Верный слову, Паркер перекрасил волосы в каштановый цвет, разделил их аккуратным пробором слева и облачился в парадный смокинг с белой жилеткой и белой "бабочкой". Как ни странно, сходство с Джоном Кеннеди весьма убедительное. Его партнерша, склонная к театральным эффектам Вероника Терри, тоже не изменила данному обещанию. Платиновые волосы, яркая помада и платье, волнующееся само по себе, без всякого ветерка из-под решетки туннеля, - точь-в-точь Мэрилин Монро. Костюмированный бал начался. В толпе претендентов эти двое бесспорные кандидаты на победу.
Однако встречают Паркера холодным молчанием, а из дальнего угла даже свистом. Успокоить недовольных пытается стоящий на лестничной площадке Джил. Глядя на него, я догадываюсь, что право и честь прибыть последним он зарезервировал, вероятно, за собой и что Паркер, нарушив порядок, сделал подножку самому президенту.
Стараниями Джила атмосфера в зале постепенно смягчается. Паркер быстро сворачивает к бару, откуда возвращается с двумя бокалами вина, для себя и Вероники Терри. Передвигается он, слегка покачиваясь, и, судя по выражению лица, даже не догадывается о своей крайней непопулярности среди собравшихся. Проходя мимо, Паркер обдает меня коктейлем самых разнообразных, главным образом алкогольных, запахов.
Кэти подается ко мне, но я не придаю этому никакого значения, пока не замечаю, каким взглядом они обмениваются. Паркер многозначительно смотрит на нее, одновременно неприкрыто оценивающе и злобно, она же тянет меня за рукав к выходу.
- В чем дело? - спрашиваю я, когда мы выходим из танцевального зала.
Музыканты играют Марвина Гэя: гремят гитары, гулко ухают барабаны - лейтмотив прибытия Паркера. Новоявленный Джон Кеннеди лихо отплясывает с Мэрилин Монро - зрелище омерзительное и любопытное, - и остальные пары стараются держаться от них подальше, как от социально прокаженных.
У Кэти расстроенный вид. Магия танца рассеялась.
- Вот же дрянь.
- Что он тебе сделал?
Она вздыхает и выкладывает историю, о которой я никогда не слышал и не услышал бы, наверное, еще долго.
- Перед выборами Паркер сказал, что не пропустит меня в клуб, если я не изображу перед ним стриптизершу. Теперь он говорит, что это была шутка.
Мы стоим посреди главного холла, достаточно близко от танцзала, и я вижу Паркера, который без всякого стеснения лапает Веронику на глазах у возмущенной публики.
- Сукин сын! И что ты?
- Рассказала Джилу.
Она переводит взгляд на своего президента, беседующего на лестничной площадке с двумя второкурсниками.
- И все?
Я жду, что Кэти назовет Дональда, хотя бы для того, чтобы напомнить мне о том, где я должен был бы быть, но она лишь пожимает плечами:
- Да, все. Он отстранил Паркера от голосования.
Наверное, ей хочется, чтобы все этим и закончилось - кому приятно ворошить прошлое? - но я уже завелся.
- С Паркером надо поговорить. Это ему так не пройдет.
Кэти качает головой:
- Нет, Том. Не сегодня.
- Нельзя позволять этому мерзавцу…
- Послушай, - резко обрывает меня она, - забудь. Я не хочу портить вечер из-за какого-то дерьма.
- Я только…
- Знаю. - Она прижимает палец к моим губам. - Пойдем куда-нибудь.
Мы оглядываемся, но вокруг только смокинги и вечерние платья, разговоры и звон бокалов, музыка и официанты с серебряными подносами. Такова особая магия "Плюща": здесь нельзя побыть наедине.
- Как насчет президентской комнаты? - спрашиваю я.
- Отличная мысль. Я пойду спрошу у Джила.
Она произносит его имя легко и с доверием. Джил всегда вел себя учтиво, и даже более чем просто учтиво, возможно, и сам не замечая этого. И со своей проблемой она пошла к нему, потому что меня рядом не было. Он первый, к кому можно обратиться, с кем можно посоветоваться или просто поговорить за завтраком. Для Кэти это, наверное, важно, даже если он забудет о разговоре уже на следующий день. Джил был для нее старшим братом. Все, что хорошо для него, годится и для нас.
- Без проблем, - говорит Джил. - Там сейчас никого нет.
Я спускаюсь по лестнице вслед за Кэти, наблюдая за тем, как движутся под платьем мышцы, напрягаются бедра, скользит по икрам ткань…
Зажигается свет. Комната, в которой мы с Полом провели так много вечеров, совершенно не изменилась: географические карты на стенах, рисунки и чертежи на столе и стульях, книги по географии, истории, искусству, сваленные в кучу, образуют горные хребты, высота которых местами едва ли не превышает мой рост.
- Здесь хотя бы не так жарко, - говорю я, не зная, что еще сказать. Отопление во всем здание, похоже, отключили.
Кэти оглядывается - заметки Пола на камине, диаграммы на стенах. Колонна окружает нас со всех сторон.
- Может, поищем другое место?
Ей не по себе, но что ее беспокоит? Что мы ненароком уничтожим какую-нибудь бумажку Пола? Или что Пол снова вторгнется в наши отношения? Чем дольше мы стоим в этой комнате, тем дальше отодвигаемся друг от друга. Не стоило нам сюда приходить.
- Слышала про кошку Шредингера? - спрашиваю я, потому что не могу придумать другой способ выразить то, что чувствую.
- На семинаре по философии?
- Вообще.
На занятиях по физике наш профессор приводил пример с кошкой Шредингера для объяснения волновой механики, потому что большинство из нас были слишком тупы для усвоения формулы v=e2/r. Предположим, что воображаемая кошка сидит в герметически закрытом ящике с дозой цианида, которая будет введена ей только в том случае, если сработает счетчик Гейгера. Фишка, насколько я понимаю, в том, что определить, жива кошка или нет, можно только одним способом: открыв ящик; до тех пор согласно квантово-механической теории следует считать, что в нем находятся равные части мертвой и живой кошки.
- Да. И что?
- У меня такое чувство, что в данный момент кошка и не мертва, и не жива. Ее просто нет.
Кэти ненадолго задумывается, пытаясь угадать, к чему я клоню.
- Другими словами, ты хочешь открыть ящик, - говорит она наконец, усаживаясь на стол.
Я киваю и устраиваюсь рядом. Широкая деревянная доска принимает нас спокойно, не издав ни звука. Мне нужно сказать ей кое-что еще: что мы, каждый в отдельности - это тот ученый, который снаружи, а вместе мы - кошка.
Вместо ответа Кэти поднимает руку и гладит меня по волосам, как будто я сказал что-то приятное. Может быть, она уже знает, как решить мою загадку. Мы не просто кошка Шредингера. Как и у любой хорошей кошки, у нас девять жизней.
- В Огайо бывает такой снег?
Сменить тему разговора тоже выход. За окном метет, как будто зима копила силы для сегодняшнего вечера.
- Только не в апреле.
Я вижу, куда Кэти пытается увести меня, и не сопротивляюсь. Куда угодно, только подальше отсюда. Мне всегда хотелось узнать побольше о ее жизни дома, о том, что делала ее семья, собираясь за обеденным столом. Новая Англия в моем представлении - что-то вроде Американских Альп: куда ни повернись - всюду горы и сенбернары с подарками.
- Мы с младшей сестрой всегда делали это, когда шел снег.
- С Мэри?
Она кивает.
- Каждый год, когда пруд возле дома замерзал, мы выходили и пробивали дырки во льду.
- Зачем?
Какая прекрасная у нее улыбка.
- Чтобы рыбы могли дышать. Мы брали швабру и пробивали лед в нескольких местах.
Наши пальцы сплетаются.
- Ребята, которые ходили туда покататься на коньках, нас просто ненавидели.
- А мои сестры катали меня на санках.
В ее глазах прыгают веселые огоньки. В этом отношении у Кэти передо мной преимущество: она старшая сестра, а я всего лишь младший брат.
- В Коламбусе не так много высоких горок, так что мы всегда ходили на одну и ту же.
- И они тащили тебя на санках в гору.
- Я тебе уже рассказывал?
- Сама догадалась. Старшие сестры везде одинаковые.
Мне трудно представить Кэти втаскивающей санки на горку. Мои сестры - другое дело, они могли бы тащить собачью упряжку.
- Я говорил тебе о Дике Мэйфилде?
- О ком?
- Это парень, с которым встречалась моя сестра.
- И что?
- Сара, когда ждала от него звонка, не подпускала меня к телефону.
В моей реплике Кэти видит камушек в ее огород.
- Не думаю, что у Дика Мэйфилда был мой номер, - с улыбкой говорит она.
- А вот моя сестра дала ему свой. Стоило Дику сесть за руль старого красного "камаро".
Кэти неодобрительно качает головой.
- Однажды, когда он заявился к нам в дом, я обозвал его Диком Жеребчиком, и мама отправила меня спать без ужина.
Дик Мэйфилд. Меня он называл Крошкой Томом. Как-то мы ехали с ним в "камаро", и Дик поделился со мной своим секретом. "Маленький ты или большой - не имеет значения. Главное - сколько сил в твоем моторе".
- Мэри встречалась с парнем, который ездил на "мустанге" шестьдесят четвертого года. Я поинтересовалась, не делают ли они чего на заднем сиденье. И она ответила, что слишком боится испачкать салон.
Рассказы о сексе давно замаскированы под рассказы о машинах. Так можно говорить обо всем и одновременно ни о чем.
- Моя первая подружка каталась на попорченном водой "фольксвагене". Укладываешься на заднем сиденье, и тут тебя встречает этот запах. Запах суши. Заниматься там чем-то было просто невозможно.
Кэти поворачивается ко мне:
- Твоя первая подружка умела водить машину?
Вот и прокололся. Я откашливаюсь.
- Мне было девять. Ей - семнадцать.
Кэти смеется. Мы молчим. Похоже, самое время.
- Я сказал Полу.
Она поднимает голову.
- Сказал, что больше не буду работать с этой книгой.
Кэти отвечает не сразу. Сначала она трет ладонями плечи, и я вдруг понимаю, что ей холодно.
- Накинешь мой пиджак?
- Да. У меня уже "гусиная" кожа.
Смотрю на ее руки, покрытые крошечными пупырышками. Ключицы бледные, кожа - как будто фарфоровая.
- Вот.
Я снимаю пиджак и укрываю им ее плечи.
Моя правая рука застывает над ее плечами, и Кэти слегка откидывается назад. Я снова ощущаю запах ее духов, только теперь он исходит от ее волос.
Это ее ответ.
Она наклоняет голову, и я подаюсь вперед, в темное пространство между полами своего смокинга. Рука тянется к ее талии. Пальцы как будто прилипают к шероховатой ткани платья. Со лба падает прядь, однако Кэти оставляет ее без внимания. Под нижней губой я вижу пятнышко от помады, такое крошечное, что заметить его можно только с расстояния в несколько сантиметров. Потом она подастся навстречу, и все расплывается, теряет резкость, и я чувствую тепло на своих губах и вижу, как близки ее губы.
ГЛАВА 27
Поцелуй углубляется, и в этот момент дверь распахивается. Я поворачиваюсь и вижу Пола.
- Что-то случилось?
- Винсента забрали в полицию для допроса.
Он стоит у порога, оглядываясь с видом человека, вернувшегося к себе домой после недолгой отлучки и обнаружившего, что там уже обосновались другие.
Я смотрю на Кэти - она удивлена не меньше Пола, наверное, потому что совсем не ожидала увидеть его здесь.
Впрочем, возможно, таков эффект принесенной им новости.
- Когда?
- Час или два назад. Я только что разговаривал с Тимом Стоуном из института.
Все молчат, каждый о своем.
- Нашел Кэрри? - спрашиваю я, вытирая с губ помаду.
В секунды последовавшей за вопросом паузы мы, не обменявшись ни словом, возобновляем старый спор по поводу "Гипнеротомахии" и избранных мною для себя приоритетов.
- Я должен поговорить с Джилом, - коротко отвечает Пол.
Он быстро проходит по комнате, собирает рисунки и чертежи крипты, над которыми трудился много месяцев, сворачивает их в трубку и исчезает. Дверь захлопывается, всколыхнув устилающие пол бумажки.
Кэти соскакивает со стола, и я знаю, о чем она думает. От книги не убежать и не скрыться. Какие бы решения я ни принимал, какие бы клятвы ни давал, мне никогда не избавиться от нее, не оттолкнуть в прошлое. Даже здесь, в казавшемся ей безопасным "Плюще", "Гипнеротомахия" повсюду: на стенах, в воздухе. Проклятая книга словно затаилась и только ждет, чтобы напасть на нас в самый неподходящий момент.
Впрочем, возможно, я приписываю Кэти собственные страхи, потому что ее, похоже, больше беспокоит то, что сказал Пол.
- Идем. - Она хватает меня за руку и тащит к выходу. - Мне нужно найти Сэм. Если полиция арестует Тафта, ей придется поменять заголовки.
Поднявшись наверх, в главный холл, мы видим стоящих в углу Пола и Джила. В зале почтительная тишина. Члены клуба и приглашенные притихли, чтобы понаблюдать редкий феномен: явление знаменитого затворника.
- Где она? - спрашивает Кэти у парня, с которым пришла Сэм.
Ответа я не слышу. На протяжении двух лет Пол представлялся мне мишенью для шуток, которыми его осыпали в "Плюще", занятной диковиной, которую держат на цепи в подвале. Но сейчас старшекурсники смотрят на него с нескрываемым уважением и почтением, как на знаменитость, сошедшую в зал с одного из старых портретов. На лице его выражение отчаяния и надежды, какое бывает у просителя, обращающегося к последнему, кто может его спасти; если он и сознает, что все смотрят только на него, то не подает и виду. Я подхожу ближе, и в этот момент Пол передает Джилу хорошо знакомый, сложенный в несколько раз лист. Карта с указанием местонахождения крипты Колонны.