Максим спокойно, хотя и несколько прерывисто, рассказывал, как они приехали… как седой охранник открыл им гостевой домик… как разложили вещи… как бродили по берегу… как готовили шашлык… Описание событий, предшествовавших обнаружению трупа, Харченко потребовал дать не один раз, а целых два. Снова и снова Максим заходил в дом, открывал холодильник, брал бутылки и возвращался на берег, каждый раз указывая место, где он встретился и перекинулся парой слов с обиженным Колей, которому жить оставалось не более получаса.
Юля Назарова деловито рассказывала о своих манипуляциях по приготовлению шашлыка, пересказывала диалоги между участниками пикника, даже копировала некоторые жесты и выражение лиц. Зябко поводила плечами, как будто от холода, и уходила в дом. В прихожей брала куртку, накидывала ее на себя. Заглядывала в комнату, где продолжал обижаться Коля, двумя фразами призывала его возвратиться на берег. Получив отказ, выходила за дверь и спускалась с крыльца. Под влиянием естественного физиологического желания заходила в ближайшие кусты дикой малины, присаживалась… Нет, нет, гражданка, джинсы снимать не обязательно… Опять подходила к домику и возле крыльца встречалась со своим молодым человеком. Да, да, точно помню, он как раз выходил с телефоном в руках…
За словами и действиями свидетеля Михаила Григорьева мы с Зиной наблюдали особо внимательно. Вот он кладет на тарелку последний кусок свинины, делает глоток из стаканчика, вот он шарит по карману в поисках мобильника, встает и уходит в дом… Так, зашел в дверь, сразу налево, на кухню. Телефон оставлял заряжаться вот здесь, на выступе стены за холодильником. Вынул вот из этой розетки зарядное устройство, сунул телефон в карман, хотел было выйти, но все же заглянул в соседнюю комнату, увидел лежащего на кушетке Абрамова, позвал его той самой фразой: "Эй, ты чего куксишься, компанию подводишь, пойдем к нам". Получил короткий ответ: "Нет". А вот он выходит из домика, осматривается вокруг и видит свою девушку, выходящую из малинника… Да, да, вот из этих самых кустов. Берет ее за руку и возвращается к друзьям.
Курчавому темноволосому Аркадию Завитаеву не пришлось много рассказывать. Сидел на берегу, старательно делал вид, что не замечает ссоры между Абрамовым и Трофимовой, потом отошел на пару метров к воде, присел на гранитный валун. Смотрел на другой берег, думал о своем. Потом опять пересел на складной стульчик. Видел, как уходили и возвращались Юля с Мишей, как минут через десять Настя легонько хлопнула себя по бедру и пошла в сторону дома… Услышал ее приглушенный крик, вскочил. Побежал в дом. Увидел на пороге труп и сидящую на полу Настю. Проверил пульс, поискал в аптечке нашатырный спирт для Насти, не нашел. Оставив друзей в доме, побежал к охранникам, сообщил им о случившемся.
Дошла очередь до секьюрити. Перед тем как снимать у них показания, Харченко бегло ознакомился с содержанием тех бумажек, которые мне вчера удалось хитростью и наглостью выбить из Антона и его деда. Несколько раз хмыкнув и фыркнув, следователь все же сунул бумажки в свой портфель. Приобщать их к материалам дела я не просил, зная, что наверняка получу отказ по вполне разумным основаниям.
Впрочем, в этом не было особой необходимости. Несмотря на все свои недостатки, Федор Михайлович Харченко не был упрямым ослом, игнорирующим факты, которые не укладывались в его концепцию. И не был подонком, готовым с легкой душой отправить под суд невиновного человека. Мы еще вчера без слов поняли друг друга и заключили негласный договор: я представляю доказательства причастности к преступлению конкретного человека, а он снимает обвинения с моей подзащитной. Мешать мне в поисках такие доказательств Харченко не собирался, в этом я был уверен на двести процентов.
Может быть, Федор Михайлович слишком сурово посматривал на деда и внука, в глубине души проклиная их за то, что изначально ввели его в заблуждение своей ложью, но в итоге показания они дали именно такие, на которые я и рассчитывал. Старик рассказал и показал, как он встречал приехавших в субботу студентов и открывал им гостевой домик, и как потом увлеченно смотрел старый советский фильм про Максима-Перепелицу и футбольный матч Россия-Словакия. Антон же поведал, что к месту студенческой пирушки вообще за весь вечер не подходил, вплоть до того момента, пока не прибежал маленький чернявый паренек и не сообщил двум кретинам, что на их подведомственной территории произошло не вполне ординарное событие…
* * *
Около половины восьмого следственные мероприятия были закончены. Следователь сидел на деревянной лавке рядом с автомобильной парковкой и заполнял свои протоколы. Юля с Мишей сидели на другой скамейке, чуть в отдалении, и о чем-то разговаривали вполголоса. Аркадий Завитаев подошел было к ним, но быстро понял, что в данный момент его присутствие нежелательно, и тоже двинулся в сторону парковки. Незадачливые охранники, дед с внуком, смирно сидели рядом со следователем. Конечно, куда им деваться, они ж без машины.
Мы с Зиной и Максимом в пятый раз осматривали домик, где произошло преступление. Хотя там и осматривать-то нечего, по большому счету. Совсем маленькое помещение, квадратов двенадцать, не больше. Заходя в дверь, попадаешь в прихожую. Из прихожей можно попасть в кухню и в единственную комнату. Окно в кухне выходит на лес, окно в комнате выходит на берег. В прихожей тоже есть маленькое окошко, и через него я вижу те гранитные валуны, возле которых в субботу сидели Настя и ее друзья…
− Максим Александрович, подойдите сюда, пожалуйста, − вдруг позвала молодого человека Зина, − вот сюда, к холодильнику.
Максим послушно подошел к доисторическому агрегату, как будто привезенному из тех времен, когда продавцы в продуктовых магазинах заворачивали трехрублевую красную колбасу в коричневую бумагу. Надо же, а ведь старая-престарая "Бирюса" исправно служит уже лет сорок, тогда как современные холодильники, изготовленные по зарубежным технологиям, оставляют желать лучшего в плане надежности. Умели технику делать, умели…
− Вы отсюда вино брали?
− Ну да, − утвердительно кивнул Максим, − другого холодильника здесь нет.
− Не помните, он в тот момент работал или нет?
− Конечно, работал, − удивился парень, − бутылки ж холодные были!
− Нет, вы меня не так поняли. Любой холодильник периодически включается и выключается, сам, без команды. Пять минут поработал − десять минут отдохнул, и так далее. Старые советские холодильники обычно гудят, когда работают. А вот он − гудел или нет?…
− Не помню, − категорически пожал плечами молодой человек, − да и с чего бы мне помнить? Вот вы, − обратился он к Зине, − помните, работал ли сегодня холодильник на вашей кухне, когда вы продукты к завтраку доставали?
− Очень жаль, что не помните…
Я в тот момент не понял, к чему клонит моя дочь. А она протянула руку за холодильник, нащупала там штепсель и воткнула его в розетку. Агрегат чуть вздрогнул и еле слышно загудел. Зина вопросительно посмотрела на Максима. Тот опять пожал плечами, дескать, что вы от меня еще хотите. Зина недовольно покачала головой и резко выдернула штепсель из розетки. На сей раз "Бирюса" издала куда более громкий дребезжащий звук, чем при включении.
− Точно, точно! - вдруг вскрикнул Максим. - Вот такой звук он и издал, когда я его закрывал! Значит, работал, точно.
− Уверены?
Зина пытливо заглядывала парню в глаза, а я стоял рядом и по-прежнему не понимал сути ее расспросов.
− Уверен. А что?
− Да так, ничего особенного, − смущенно улыбнулась Зина, − у меня к вам просьба, Максим Александрович. Дойдите, пожалуйста, до будки охранников и попросите показать холодильник, который у них там стоит. Меня интересует, с таким ли точно шумом он включается и выключается, или тише, или громче.
Трофимов недоверчиво посмотрел на мою дочь, хмыкнул и спустился с крыльца. Дождавшись, пока он отойдет на приличное расстояние, Зина подвела меня вплотную к холодильнику.
− Обрати внимание на розетку, папа.
Розетка как розетка. Двойная. Пара дырочек вверху и пара внизу. У меня дома почти все розетки такие же.
− Ничего странного не видишь? А теперь смотри и слушай.
Зина опять взяла в руку штепсель и воткнула его в верхнюю розетку. Холодильник дернулся и загудел. Зина вынула штепсель, и гудение прекратилось. Ну что ж, ничего странного, вполне соответствует законам физики.
− Смотри дальше, пап.
Зина плавно вставила вилку в нижнюю часть розетки. Никакой реакции, агрегат молчал. Еще раз! Ничего. Еще раз. Полная тишина.
− И что же… − начал было я, и осекся. До меня дошло.
* * *
Выйдя на крыльцо, я помахал рукой Мише Григорьеву, приглашая его подойти. Он вместе со своей подругой поднялся с лавочки и зашел в дом. Я обратил внимание, что он осторожно перешагнул то место, где ранее лежал труп Коли Абрамова.
− Михаил Сергеевич, давайте еще раз кое-что уточним, − предложил я. - Только одно обстоятельство, по поводу ваших показаний.
− Какое обстоятельство?
− Покажите, пожалуйста, куда вы клали телефон, когда ставили его на зарядку?
− Я должен всем показать по два раза? - раздраженно сказал Григорьев. − Сначала следователю, потом вам, да?
− Не нужно раздражаться, я же не из простого любопытства спрашиваю… Просто покажите, куда вы клали телефон.
− Вот сюда, − молодой человек легонько щелкнул по выступу в стене, на который он уже действительно указывал дважды за сегодняшний день.
− Хорошее место, − удовлетворенно констатировал я, − там ваш телефон никому и не виден. Если бы в домик забрался вор, он бы его просто не нашел, так ведь? Разве что стал бы шариться за холодильником…
Михаил пристально посмотрел на меня, потом перевел взгляд на Зину, потом взглянул на стоящую рядом Юлю. Покусал губы.
− Не понимаю, что вы мне хотите сказать.
− А телефон-то в итоге зарядился?
− Зарядился. И что?
− Только то, что вы лжете. Не ставили вы телефон заряжаться. Обратите внимание: из двух розеток работает только одна, верхняя. А вы ни разу не сказали, что выдергивали штепсель от холодильника из розетки!
В подтверждение своих слов я несколько раз продемонстрировал Григорьеву то, что несколькими минутами ранее показала мне дочь. Молодец она у меня, на такую мелочь внимание обратила. Интересно, как парень будет выкручиваться? Впрочем, выход у него только один. Именно так стал бы выкручиваться в подобной ситуации и я сам.
− Я не знал, что розетка неработающая… − пробормотал Михаил. - Я поставил телефон и пошел с друзьями на берег. Потом забрал. Получается, он у меня все это время не заряжался…
− Так вы же только что сказали, что телефон зарядился?
− Я так думал.
− И когда взяли телефон в руки, не посмотрели уровень заряда батареи?
− Нет.
− Ну ладно, Михаил Сергеевич, − спокойно сказал я, − у меня нет к вам больше вопросов… Хотя, вот еще один: вы кому звонили-то?
− Когда звонил?
− Ну, вам же для чего-то понадобился мобильник. Специально в дом пошли за ним. Звонка важного ждали? Или сами хотели позвонить?
Парень вдруг разозлился. Вернее, не очень умело сделал вид, что разозлился. Опыт у меня большой, так что наигранность его поведения я сразу распознал.
− Да почему я должен что-то объяснять?! - выкрикнул он. - Я оставил свой телефон в доме. Захотел его забрать и забрал. Без всяких причин! И не собирался я никому звонить! Просто мне привычнее, когда телефон лежит в кармане. Вот и все, никаких других объяснений нет. Вы довольны?
− Более чем. Не волнуйтесь, Михаил Сергеевич, я же сказал, что больше вопросов к вам мне имею… Можете ехать в Город.
Парень еще раз пристально оглядел нас, сжал руку Юли Назаровой, которая в течение всего нашего разговора не произнесла ни слова, и они вместе вышли за дверь. Еще через пару минут вернулся Максим, и нам пришлось сделать вид, будто нас действительно интересуют технические характеристики, внешний вид и содержимое холодильника, стоящего в помещении охраны…
* * *
Пока возвращались в Город, Миша Григорьев десять раз успел пожалеть, что решил сэкономить на бензине и не поехал на своей машине. Не мог же он говорить с Юлей на волнующую его тему в присутствии Максима Трофимова и Аркадия Завитаева, сидящих спереди, один на водительском месте, второй на пассажирском.
Поднявшись наконец в квартиру, которую они с Юлей снимали уже около года, молодой человек дал волю своим чувствам.
− Блин, и что теперь будет?! Надо ж было проколоться на такой мелочи! Завтра меня вызовет следователь, начнут теребить оперативники, и что я им буду говорить?
− Да чего ты завелся-то?… Ну спросил тебя адвокат про твой телефон, подумаешь… Ты же отмазался!
− Юля, да он же мне не поверил! У него на усатой роже написано, что он мне не поверил! И отмазка моя дешевая какая-то. Поставил телефон на зарядку и не проверил, зарядился он или нет… Ну глупо же!
− Ничего страшного.
Юля сбросила с себя уличную одежду и набросила на плечи халат, настолько короткий, что его можно было принять за рубашку. Белоснежная ткань подчеркивала великолепие ее смуглых ног, которые были главным предметом гордости Юли Назаровой. Ей было досадно, что Михаил категорически запрещает надевать этот эротичный халат в присутствии гостей мужского пола.
− Не психуй, Микки, у нас все в порядке. Подумай сам: если бы эта дурацкая нестыковка с телефоном имела какое-то значение, адвокат Насти непременно сообщил бы о ней следователю. Нам же читали правоведение на первом курсе, ты что, все забыл? Кто такой адвокат? Да никто. Он ничего не решает и ни на что не влияет. В уголовном деле все решает следователь. Если уж адвокат поймал тебя на лжи, он должен был мгновенно позвать… как фамилия того бесцветного мужика? Харченко! Вот его он должен был позвать и сказать, что ты соврал про телефон. А он не позвал и не сказал. Значит, нестыковка эта вообще никакой роли не играет, пойми ты!
Миша ничего не ответил, только горестно вздохнул. Последние четыре дня ему было плохо, очень плохо. Никогда прежде ему не приходилось совершать подлость такого масштаба, способную привести к столь тяжким последствиям. Но и не совершать ее он не мог. Не мог, потому что безумно любил сидящую в глубоком кресле жгучую брюнетку в сверхкоротком белом халате.
Благосклонности Юли Назаровой Миша добивался долго. Еще на вступительных экзаменах он обратил внимание на смуглую темноволосую девушку с длинными ногами и пышным бюстом, светящуюся какой-то библейской, семитской красотой. Про себя он называл ее "Юдифь", по имени героини древнееврейского эпоса. Именно такой тип женской внешности всегда притягивал молодого человека, которого природа остроумно наделила чисто славянскими светлыми кудрями и голубыми глазами. Неудивительно, что две его предыдущих девушки происходили из народа, утратившего свою государственность во времена Римской Империи и восстановившего ее вскоре после Второй мировой войны. Сама Юля Назарова, впрочем, была русской.
Три года Миша пытался стать для Юли Назаровой чем-то большим, чем просто хороший знакомый, однокурсник. Оказывал ей мелкие знаки внимания. Старался как можно больше бывать в тех же компаниях, что и она. Не пропускал ни одного праздника или просто студенческой вечеринки с ее участием. Передружился со всеми ее подругами, в том числе с самой близкой, Настей Трофимовой. Не позволял себе никаких интимных отношений с другими девушками, а если и позволял, то только в том случае, если имел железные гарантии, что о них не узнает Юля.
Нельзя сказать, что его усилия оставались незаметными для объекта внимания. Редкая женщина, находясь в здравом уме и имея хоть какой-то жизненный опыт, не распознает за три года мужскую влюбленность. Но Миша Григорьев, сын малоимущих родителей, мальчик из провинции, проживающий в студенческом общежитии, немного закомплексованный, немного "ботаник", равнодушный к ночным клубам и не умеющий танцевать, до поры до времени не привлекал активную, бойкую и сексуально раскрепощенную Юлю Назарову. Ей нравились парни мажористого типа, любители ночной жизни, готовые сорить денежными купюрами ради своей девочки. Такие у нее всегда и были, начиная с девятого класса. С тех пор количество ее половых партнеров перевалило через второй десяток, а период отношений с каждым из них варьировал от двух часов до двух месяцев. Сексуальный аппетит у девушки явно превышал средние показатели, и молодые клубные парни с купленными на родительские деньги тачками готовы были ее потребности удовлетворять.
Ситуация изменилась к середине четвертого курса. Во-первых, Юля несколько подустала от тусовок и вечно сменяющихся партнеров, ни в одном из которых она не видела интереса к себе как к личности. Во-вторых, сам Миша Григорьев немного пообтесался в Городе, утратил наиболее заметные и отталкивающие провинциальные черты, поднаторел в новомодной индустрии развлечений. Самым же решающим обстоятельством стало появление у него денег. В маленьком городке на севере области умерли один за другим родители Миши, и в его собственности оказалась двухкомнатная квартира в панельном доме брежневской застройки, которую молодой человек почти сразу же продал. Не Бог весть какие деньги, но их все же хватило и на новенький "форд", и на модные шмотки, и на то, чтобы перебраться из общежития в съемную хату и ежемесячно платить за нее по пятнадцать тысяч рублей. Кое-что еще и осталось, и Миша мог позволить себе шиковать по клубам и торгово-развлекательным центрам. Не на очень длительный период, правда…
Отмечать завершение зимней сессии Миша пригласил не только Юлю, но и ее лучшую подругу Настю. Кстати, тогда же он впервые увидел ее брата, Максима. Молодого человека у Насти Трофимовой на тот момент не было, она еще приходила в себя после разрыва с Колей Абрамовым, и пришла в ресторан с братом.
Веселье в одном из лучших питейных заведений Города продолжалось до двух часов ночи, после чего как-то само собой получилось, что Трофимовы оказались в одном такси, а Миша с Юлей − в другом… Уснуть Мише удалось только под утро, а царапины на спине, оставленные ногтями страстной жгучей красавицы, были видны в зеркале еще десять дней.