– Когда начался бракоразводный процесс, Дени потребовала выплаты временных алиментов. Не знаю, знакомы ли вы с этой гражданской процедурой, но стороны часто выливают друг на друга тонны грязи. Я хотел быть щедрым с Дени. В конце концов, она подарила мне десять лет счастья. Но либо она, либо ее адвокат пожадничали. Внезапно ее счета за стрижку и рестораны стали астрономическими. За последний год она потратила на чистку лица и массаж больше, чем люди в этом городе тратят на еду за тот же период.
– Так в какой же книге тюремной библиотеки Омар нашел эту информацию? – уточнил Мерсер.
– Вовсе не в книге, детектив. Даже не в желтой прессе. Теперь-то вы догадались, мисс Купер?
Я была в тупике.
– Как называется это издание? – продолжил Кэкстон. – "Юридический вестник"? Я не переврал название?
Мужчины посмотрели на меня, и тут в голове словно зажглась лампочка.
– Разумеется! Там печатают решения суда по бракоразводным процессам. А в решении указывают все детали и факты.
– Спасибо. Приятно чувствовать себя оправданным.
"Нью-йоркский юридический вестник" выходил по рабочим дням, и его подписчиками являлись практически все юридические конторы и библиотеки в штате. Я сама старалась читать его ежедневно, чтобы знать последние изменения в прецедентном праве; делала вырезки о судебных решениях, которые могли пригодиться в моей практике. Но я редко читала про разводы, хотя знала о них достаточно, чтобы осознать – подробности, указанные в письме Омара, были взяты именно оттуда. Вся информация указывалась в решении, которое судья выносил по делу.
А Кэкстон продолжил:
– Мой адвокат был в ярости – даже ходил к издателю. В конце концов, разве нельзя было не публиковать конфиденциальную информацию хотя бы во избежание подобных случаев?
Мерсер, никогда не читавший это издание, спросил:
– А откуда Шеффилд узнал ваш адрес?
Кэкстон, кажется, уже утомился нашим коллективным тугодумством:
– Дорогой мой, да судья ему все на блюдечке преподнес. Почитайте сами, хотя я могу привести вам примерную цитату: "Супруги живут в раздельных комнатах в совместной квартире, расположенной на Пятой авеню, дом 890". И так далее, каждый абзац в том же духе, там есть и о парикмахере, и в массажистке, и о педикюрше, и о психоаналитике Обо всех. Сходите к начальнику тюрьмы, как сделал мой адвокат. Омар Шеффилд написал больше писем, чем Уинстон Черчилль. Ублюдок проделывал эту операцию сотни раз. Спросите его – с моим адвокатом он был весьма откровенен.
– Не так давно у Омара закончились чернила, – сказал Майк.
Наши расчеты на то, что Кэкстон разнервничается, когда мы обвиним его в том, что он стоял за письмами с угрозами в адрес Дени, ни на йоту не оправдались.
Майк жевал датскую плюшку. Проглотив очередной кусок, он посмотрел на Кэкстона:
– А существует ли вообще эта Янтарная комната?
– Вы не производите впечатления человека легковерного, детектив. Неужели вы стали слушать и эти бредни? Этим подозрениям я тоже обязан Марине Сетте? – Он посмотрел на всех нас по очереди в надежде, что кто-то проговорится. – Не хотите пожертвовать милой помощницей окружного прокурора? Легенда, если мне не изменяет память, гласит, что как только я привожу юную соблазнительницу в это тайное место и занимаюсь с ней любовью, наутро мне приходится ее убить, так?
В его пересказе все звучало еще глупее, чем из уст Джоан вчера вечером. В конце концов, вчера я выслушала эту историю под "Девар" и два бокала восхитительного красного вина.
– Задавайте еще вопросы, джентльмены. Мне все легче и легче на них отвечать.
– Почему Дени не поехала с вами в Англию в прошлом июне? Что заставило ее остаться, когда вы уехали в Бат? – спросила я.
Кэкстон немного напрягся, возможно, вспомнил разразившийся там скандал.
– Ну, это ведь вам платят за проведение расследований? Надеясь, вы выясните это со временем и расскажете мне. Потому что я до сих пор строю догадки.
Этими словами он намеревался закончить нашу встречу, но Майк и Мерсер еще не были готовы к отступлению.
– А в вашей коллекции нет случайно работ Рембрандта, мистер Кэкстон? – Майк поднялся и подошел к дальней стене, чтобы получше рассмотреть картины. – Такой, где было бы нарисовано море, например?
– Нет, детектив. Но я с удовольствием приобрету ее, если она есть у вас. Кэкстоны славились тем, что умели выжимать из произведений искусства все до последнего цента, но мы никогда не занимались вооруженными грабежами. Не мой стиль. "Шторм в Галилее" создан в 1633 году. Возможно, самый знаменитый из пропавших шедевров, мистер Чэпмен. Я бы с радостью заполучил его в коллекцию.
– А миссис Кэкстон не говорила вам об этой картине или о краже в музее Гарднер?
– Все, кто занимается нашим бизнесом, так или иначе говорили об этом. Честно говоря, завораживающая история. Такое наглое похищение, и воры оказались владельцами сокровища, которое им не продать ни одному музею даже несмотря на то, что половину всех мировых коллекций составляют ворованные полотна. Каждый год в том или ином музее происходят кражи – даже Лувр не избежал неприятностей. А Дени была свободным художником. И, скажем прямо, родилась не на ступеньках трона" Хотелось ли ей найти Рембрандта и таким образом прославиться на весь мир? Глупый вопрос. Стала бы она спать с врагом, чтобы продвинуться в поисках? Два года назад мой ответ был бы строго отрицательным. Теперь же я ни в чем не уверен.
– Расскажите про открытие вашей галереи. Нам известно, что Дени пришла на торжество, но не была ли она в тот вечер под кайфом?
– Этим летом у нас не было выставок – слишком мало моих клиентов осталось в городе. Но, возможно, вы имеете в виду коллекцию восемнадцатого века, что мы смонтировали здесь в мае? Да, Дени была на открытии. И никаких проблем не возникло.
– Нам сказали, что она болтала о некоем перевороте, о некой "бомбе", что взорвет мир искусства.
– Не слышал ничего подобного. Но, с другой стороны, я развлекал гостей – народу пришло много.
Майк весьма скептически отнесся к тому факту, что Кэкстон не заметил состояния Дени или не слышал ее трепа.
– То есть вы были так заняты, что не заметили, как ваша почти бывшая жена вешает лапшу на уши клиентам?
Кэкстон бросил на Чэпмена хитрый взгляд:
– Конечно, детектив, я не ушел на кухню сделать себе закуску из крекеров. Просто к тому моменту я уже потерял всякий интерес к ее словам.
– Этой ночью мы нашли машину миссис Кэкстон, – сказал Мерсер. – Возможно, именно в машине на нее и напали. У нас еще нет ни одного свидетеля, который бы видел ее или знал бы, чем она занималась начиная с прошлого четверга. Я понимаю, что вы были в отъезде, но, возможно, кто-то из ваших знакомых видел Дени. Они вам не говорили?
– Нет, никто.
– У нее не было проблем с машиной? Она не собиралась отдавать ее в мастерскую?
– У нее была не машина, а мечта. Никогда не было проблем. Я подарил ее несколько лет назад. "Мерседес-500" бизнес-класса. Коллекционная модель. В мире их всего около тысячи. Кузов от "Бенца", мотор от "Порше". Дени могла бы в ней летать. Было лишь одно маленькое неудобство. Однажды Дени с ним намаялась.
– Что именно?
– Крышка бензобака управлялась центральным замком. Чтобы открыть ее, приходилось разблокировать дверцы машины. А как вы, уверен, замечали и сами, районы Манхэттена, где есть бензозаправки, не отличаются особой привлекательностью. Как-то раз – дело было поздно ночью на Одиннадцатой авеню – Дени пришлось разблокировать дверцы. И как только служащий бензоколонки отошел от машины, какой-то человек с пистолетом в руках распахнул заднюю дверцу и сел в салон. Он приставил ей дуло к виску и потребовал отъехать на пару кварталов, а там ее обокрал. Забрал наличные, драгоценности, часы "Чопард", которые я только что подарил ей на десятую годовщину свадьбы, – все вещи не были застрахованы. Стоили мне огромных денег. После этого инцидента я просил ее избавиться от машины, но она отказалась.
Помолчав, Кэкстон поинтересовался:
– Есть еще вопросы? Если нет, прошу меня извинить. Мне надо нанести скорбный визит – выразить соболезнования. Вчера скончался очень уважаемый бизнесмен, наш с Дени большой друг, – Кэкстон встал и подошел к столу, чтобы взять солнечные очки. – Мне действительно пора.
– Что-то люди дохнут вокруг вас, как мухи, мистер Кэкстон, – не сдержался Майк, – Кто на этот раз? Может, я его знал?
– Искренне сомневаюсь в этом, мистер Чэпмен. – Кэкстон взял со стола "Таймс" и подал Майку. – Настоящий джентльмен. Замечательный реставратор по имени Марко Варелли. Прочитайте раздел некрологов, если думаете, что я опять вас обманываю.
– Марко Варелли? – прошептала я, не смея поверить, а Мерсер, не сдержавшись, произнес это имя вслух.
– От чего он умер?
– Сердечный приступ прямо в мастерской. Ему было восемьдесят четыре. И сейчас я направляюсь утешать его вдову.
15
Батталья пил яблочный сидр и попыхивал сигарой. Он махнул мне рукой, приглашая в кабинет. Не прошло и часа, как я покинула дом Лоуэлла Кэкстона. Было утро среды, но по тому, что окружной прокурор не избавился от сигары и не снял ноги со стола, я поняла, что никакой срочности в моем деле нет.
– Есть продвижение в деле об убийстве арт-дилерши?
– Информация поступает, но мы стоим на месте.
– На следующей неделе мне выступать перед Департаментом юстиции по поводу падения уровня преступности в Нью-Йорке. Роуз как раз печатает речь. Можешь дать цифры по сексуальным преступлениям?
– Могу, но вам они не пригодятся. Изнасилования – единственный тип преступления, кривая которого за последние три года неуклонно ползет вверх. Не упоминайте этих цифр, если не думаете, что департамент выделит нам дополнительные средства, испугавшись такого роста.
– Полагаю, они захотят знать, почему количество не уменьшается, как у других опасных преступлений.
– Тут все просто. Районы проводят очень агрессивную правоохранительную политику. Именно благодаря этому преступлений становится меньше. Но люди просто не понимают, что практически восемьдесят процентов изнасилований происходят между знакомыми людьми. Насильники-незнакомцы – те что нападают на женщин, выскочив из-за дерева в парке или забравшись в дом, – составляют только двадцать процентов от общего числа случаев. Но именно их больше всего боятся. Вот почему, если на улицах преступность и стихает, это никак не влияет на количество изнасилований, совершенных знакомыми жертв. Жертвы доверяют своим знакомым – вместе с ними проходят мимо дежурного полицейского, заходят в дом или в гостиницу – там-то и происходит нападение…
Батталья снова заглянул в отчет.
– Напиши об этом коротенькую справку до конца дня, ладно? Только сгладь острые углы, потому что мне читать это в Вашингтоне.
Я направилась к двери.
– Эй, – окликнул Батталья, – а что у тебя с этим парнем с телевидения, Джекобом Тайлером? Я бы хотел с ним познакомиться. Может, он захочет сделать репортаж о нашем новом отделе по борьбе с мошенничеством в сфере соцобеспечения, а?
От Пола Баттальи ничего не скроешь. Ему даже не надо было покидать свой просторный кабинет на восьмом этаже, чтобы получить полную информацию – как профессиональную, так и личную, ее приносили в клювике верные сотрудники, трудящиеся на ниве общественного блага.
– Я скажу ему, Пол. А сейчас я хотела бы узнать… Сжимая сигару передними зубами, он процедил:
– И передай ему, что я никогда не выдаю свои источники. Если он хороший репортер, то поймет меня.
У стола Роуз я притормозила – только у нее я смогу выяснить, что Батталье известно о моем новом романе, но ее не оказалось на месте, поэтому я отправилась к себе.
– Звонит Майк. Я хотела перевести его в офис Баттальи, но там сказали, что ты уже идешь сюда, – сообщила мне Лора.
Я вошла в кабинет и сняла трубку.
– Я только что разговаривал с моргом по поводу Марко Варелли. Вскрытия не производили. Сказали, не было смысла. Ему восемьдесят четыре, плохое сердце, наблюдался у врача. Его врач и подписал свидетельство о смерти. Так что тупик. К концу дня труп выставят в ритуальном зале на Салливан-стрит. Мы пойдем туда в часы посещения, вдруг удастся поговорить с его приятелями или служащими. Кроме того, я говорил с федералами по поводу их расследования о мошенничестве на аукционах. Давай встретимся в офисе Ким Макфедден в пять? Им есть что сказать, плюс узнаем о краже в музее Гарднер.
Прокуратура южного федерального судебного округа располагалась в двух кварталах от моей работы, она приютилась за старым зданием федерального суда, рядом с полицейским управлением и Нью-Йоркским отделением ФБР.
– Отлично, значит, у меня еще останется время на свои дела, что тут накопились. Увидимся в пять.
– Я не вовремя? – спросила Кэрол Райзер, просунув голову в дверь. Она была у нас новенькая, вполне компетентная, но все равно за ней нужно было присматривать, если дело касалось важных процессов.
– Если я попрошу тебя подождать, пока освобожусь, твоя клиентка умрет от старости. Что ты хотела?
– ~ У меня проблемы с потерпевшей по делу, которое попало ко мне вчера. У ответчика темное прошлое -" три судимости, но в истории потерпевшей не все ладно, а я не могу добиться от нее правды. Можно я приведу ее к тебе?
– Да. Только расскажи предысторию.
– Ее имя Рут Харвинд, ей девятнадцать. Живет с матерью в Квинсе. У нее есть парень – Уоким Вейкфорд, он ждет у меня в кабинете. Ответчик – его сосед по комнате, Брюс Джонсон. Рут заявила, что однажды задержалась в их квартире, когда Уоким ушел на работу. Говорит, Брюс открыл дверь в ее спальню при помощи ножа и утащил в свою комнату, где и изнасиловал.
Кэрол знала, как я провожу такие беседы. Она составила список несоответствий той версии, что Рут рассказала полиции, и той, что поведала Кэрол. Еще она отдельно выписала факты, которые казались противоречащими реальности.
– Что тебе не нравится?
– Процесс изнасилования был в самом разгаре, когда вернулся ее приятель, постучался к Брюсу и спросил, где Рут. Брюс ответил, что не знает, и Уоким ушел. Вопрос – почему она не кричала и не звала на помощь? Ведь Уоким был в соседней комнате. Скажи она, что не кричала, потому что Брюс угрожал ей ножом, я бы поверила. Но она сказала, что ей это просто в голову не пришло.
– Что еще?
– Полиция осмотрела дверь, которую, по ее словам, ответчик вскрыл ножом. Там ни на дереве, ни на краске нет никаких следов. Кроме того, она не заявила непосредственно после случившегося. Выйдя из квартиры, она наткнулась на Уокима на улице. Вместе с ним снова поднялась в квартиру, приняла душ, и они занялись любовью. Никто не произнес слова "насилие", пока не пришла подружка Брюса и не сказала, что Рут изменяет Уокиму. Именно он велел Рут пойти в полицию, если ее история правдива.
Очень часто мотив ложного заявления об изнасиловании проистекает из обстоятельств, при которых такое заявление делается. В случаях, подобных этому, рассерженный парень вынуждает девушку пойти в полицию в качестве доказательства, что насилие имело место.
– А что говорит Брюс?
Один из моих добрых приятелей, председатель судебного комитета Уоррен Мюртаг, написал что-то вроде шуточного свода правил для новичков. Правило Мюртага № 3 абсолютно бесподобно: "Обвиняемому всегда есть что сказать". Любой задержанный что-то говорит полицейским либо спонтанно либо в ответ на вопросы, и эти ответы бывают очень важными при отборе фактов.
Часто высказывания задержанного не могут быть приняты во внимание, потому что состоят сплошь из заявлений о невиновности, но не менее часто в них содержатся крупицы правды, которые могут пролить свет на историю жертвы. Но чаще всего правда оказывается где-то на стыке версий обвиняемого и потерпевшей.
Кэрол ответила:
– Джонсон говорит, что все было по обоюдному согласию. Говорит, заплатил ей десять долларов за то, чтобы она занялась с ним сексом. Признался даже, что они вместе смотрели порно. И что он воспользовался презервативом по ее просьбе. И еще, Алекс, она соврала об одной важной детали. Сказала, что уже полгода работает во Всемирном торговом центре в магазине "Секрет Виктории". Я звонила туда, разговаривала с их старейшим менеджером по персоналу. Она никогда не слышала о Рут.
– Веди ее сюда.
Как только потерпевшая начинает врать о фактах, которые не относятся к сути дела и могут быть легко проверены, пора сомневаться и в ее обвинениях. Каждый свидетель предположительно говорит правду, пока не будет пойман на явной лжи.
Рут Харвинд вовсе не радовалась тому, что ее привели ко мне. Она была выше меня – пять футов одиннадцать дюймов. Одета в футболку и джинсы. Смотрела она в пол, на лице застыла обида.
Я начала расспрашивать ее о семье.
– Зачем вам это? – буркнула Рут, отказываясь отвечать на очередной вопрос.
– Потому что мне надо знать о тебе столько же, сколько знает Брюс Джонсон, столько же, сколько он расскажет своему адвокату, который попытается использовать это против тебя. Только так мы с Кэрол сможем защитить тебя в суде. С кем ты живешь в Квинсе?
– С матерью.
– Как ее имя?
Рут злилась все больше и больше:
– А какое отношение это имеет к изнасилованию?
– Как и многие женщины, ты пришла и заявила, что Брюс Джонсон совершил преступление, за которое может попасть в тюрьму на двадцать пять лет. Это больше, чем ты или он прожили на этом свете. И он заслуживает этого, если твой рассказ – правда. Но Кэрол тебя не знает, и я тебя не знаю, поэтому я задам несколько простых вопросов. Они помогут нам доказать, что ты говоришь правду. Не могла бы ты назвать имя своей матери?
– Нет, не могу. – Рут спрятала руки между коленок. Ссутулилась на стуле и стала рассматривать маленькую вазу с цветами на моем столе. Она старательно избегала моего взгляда.
– Почему ты отказываешься отвечать? – спросила я. – И, пожалуйста, смотри на меня.
– Я не хочу, чтобы мать знала, что я здесь. Вот почему.
– Это нормально. Я тебя понимаю. – Рут девятнадцать лет, значит, по закону не требовалось извещать ее родителей. – А чем ты занимаешься? Учишься? Или работаешь?
– Я вон ей уже говорила, – Рут мотнула головой в сторону Кэрол, – это никого не касается, это мое дело. Я пришла сюда из-за Брюса. Спрашивайте об этом.
– Ты не сможешь отвечать судье так же, как мне сейчас, когда он задаст тебе те же самые вопросы, но уже в суде. Он потребует уважения и заставит рассказать ему все, что потребуется.