Меня начинало подташнивать. Видимо, сказывались усталость и нервное напряжение. Габен действительно предусмотрел все. Те незабываемые сорок восемь часов в его хижине прошли в атмосфере именно таких допросов - длительных, изматывающих, с каверзными подковырками и резкими переходами. Он прекрасно подготовил меня и, как я теперь понимала, не напрасно жевал свои лепешки с чилийскими специями в глуши Кордильер. Я вспоминала его наставления, его выводы относительно возможных оборотов допроса, поражалась его прозорливости, его способности предусмотреть мельчайшие нюансы, но... Навязчивая мысль не давала мне покоя: я никак не могла отделаться от ощущения, что Юджин - вовсе не чужой мне человек, не идеологический и политический противник, не зловещая фигура с черной планеты Мировая Буржуазия и даже не враг мне, моей непотопляемой приятельнице, моей матери... Я вовсю настраивала себя против пронизывающего и в то же время простодушного взгляда иссиня-черных глаз, я хотела использовать образ человека, неутомимо допрашивавшего меня, как некий эмоциональный аккумулятор, в котором я бы черпала энергию для создания защиты, экрана... А сидел передо мной вполне нормальный и весьма симпатичный парень, который разговаривал со мной на моем родном языке, использовал похожие обороты, читал те же книги. Встреться он мне где-нибудь на Сретенке, в метро или в читалке МГУ - я, вполне возможно, приняла бы его за аспиранта или коллегу...
- О чем вы задумались, Вэл?
- Здесь, за границей, я стала ужасной эгоисткой, Юджин. И думаю преимущественно о себе.
- Скажите, Вэл, вы себе нравитесь?
- А почему вы спрашиваете об этом?
- Мне показалось, что вы из категории женщин, которые не могут жить, не уважая свои поступки. Мне правильно кажется?
- Боюсь, что это слишком топкие нюансы после столь долгого допроса.
- И все же - вы не ответите на мой вопрос?
- Раньше нравилась.
- А что изменилось с тех пор?
- Многое, Юджин.
- У вас очень усталое лицо.
- Хотела бы я посмотреть на вас, если...
- Нет, нет, - улыбнулся он, - я говорю не о физической усталости.
- Все очень просто, Юджин: я хочу домой. К маме. Надеюсь, это желание не кажется вам противоестественным?
- Ну хорошо, на сегодня хватит, - он захлопнул блокнот, аккуратно завинтил колпачок авторучки и, видя, что я по-прежнему сижу в кресле, вопросительно уставился на меня: - Вы что-то хотите сказать, Вэл?
- Спросить.
- Слушаю вас.
- Скажите, а эти люди... Ну, те, кого... - я старалась выразиться как-нибудь поделикатнее.
- Вы спрашиваете о тех, кто погиб на вилле?
- Да. Они были вашими друзьями?
- Они были моими коллегами, Вэл, - Юджин вдруг встал во весь рост, и я впервые по-настоящему увидела, как он высок. Наверно, в студенческие годы играл в баскетбол. - А один из них был моим близким другом...
- Кто? - почувствовав, что мое горло словно обложили наждачной бумагой, я потянулась за стаканом и допила несколько капель, сиротливо перекатывавшихся на дне.
- Тог самый... - Юджин как-то криво усмехнулся и посмотрел куда-то поверх моей головы. - Тот самый парень в очках, который, но вашим словам, чуть не влепил вам пулю в лоб.
- А что, не влепил бы?
- Думаю, не стоит так расстраиваться. В конце концов, не вы его убили.
- Не я...
- Ну и довольно! - Юджин подошел ко мне и протянул руку: - Спасибо вам.
- За что?
- За Ника.
- Завтра вы будете опять меня допрашивать?
- Скажем так: я хотел бы возобновить нашу беседу.
- График прежний? Двенадцать часов?
- Возможно, - как-то по-мальчишески улыбнулся Юджин. - Но обещаю вам, что по крайней мере часть нашей беседы пройдет в более непринужденной обстановке.
- Вы намерены вести допрос под песни Элвиса Пресли?
- Я намерен пригласить вас в ресторан...
35
Буэнос-Айрес. Дом без адреса
9 декабря 1977 года
Это был очень странный и, по всей видимости, старый дом. Просторная планировка, добротная мебель начала века, обитая мягкой тканью с тривиальными цветочками и ягодками, затейливые завитушки на карнизах дверей и бордюрах, окаймлявших высокие белые потолки, и, особенно, до блеска начищенные медные ручки, крупные, изящно изогнутые и, как сказал бы нынешний дизайнер, нефункциональные, - все это чем-то напоминало мне Львов, где я гостила однажды на каникулах.
После двух суток пребывания в этой комфортабельной тюрьме мне было трудно судить об истинных размерах дома, не говоря уже об убранстве комнат, которых здесь должно было быть не меньше тридцати. Пока же я тщательно обследовала свои апартаменты - огромный сорокаметровый зал, в который, видимо, при пожаре снесли всю имевшуюся в доме мебель, а потом забыли расставить по местам. Я вспомнила конспиративную виллу и тут же поняла, почему эта огромная неуютная комната сразу показалась мне знакомой: то же нагромождение диванов, пуфиков, этажерок, кресел-качалок, стенных шкафов, трельяжей с потускневшими зеркалами, то же ощущение некогда царившей здесь, но утраченной, вероятно, навсегда атмосферы первоначального благородства, перекупленной через подставное лицо за твердую валюту. Стиль ЦРУ.
После всего происшедшего я чувствовала, что становлюсь суеверной. Во мне перемещались и что-то назойливо нашептывали пугающие своей неопознанной природой импульсы, полузабытые детские ассоциации, странные ощущения, в которых я твердо решила разобраться, как только выполню задания всех разведок мира. Но в одну примету я поверила окончательно и безнадежно: скопление мебели в комнате - не к добру.
Да, чуть не забыла сказать, что к моей темнице со следами былой роскоши разбогатевших еврейских эмигрантов из польских и белорусских местечек, открывших в начале века здесь, в Аргентине, свою вожделенную Америку, примыкала солидных размеров ванная комната со всеми положенными причиндалами. Правда, не такими современными, как в гостинице "Плаза", но вполне удобными и приятно пахнущими лавандой.
Мои вещи, которые я так бездарно бросила в "Плазе", выстиранные и выглаженные чьей-то заботливой и, вне всякого сомнения, женской рукой, висели на плечиках и лежали стопкой в шифоньере.
И последняя деталь, чтобы у какой-нибудь начитанной девицы не возникло, упаси Господи, желания разделить мои заграничные тяготы или, того хуже, завидовать мне: все три окна, выходившие во внутренний двор, - довольно унылая икебана, составленная из подстриженного газона, нескольких кипарисов и чего-то вроде беседки в пионерлагере "Медсантруд", были забраны толстыми чугунными решетками. Что касается двери моей комнаты, то отпиралась она только снаружи тем самым безмолвным мулатом, которому руководство ЦРУ вменило в обязанность следить, чтобы во время допросов я не умерла от жажды. Если в этом замке Иф я была Эдмоном Дантесом, то водонос в смокинге, за неимением других персонажей, имел все права считаться аббатом Фариа. К счастью, в отличие от своего прототипа, он и не думал подкапываться под мою камеру, а прежде чем отпереть ключом дверь, вежливо стучался. К счастью, говорю я, потому что, восстанавливая силы после очередного допроса, я в основном валялась пластом на скрипучей деревянной кровати в одной комбинации, а то и без оной, поскольку ночью в доме подтапливали.
Как говорила моя нестеснительная подруга, разгуливавшая по своему кооперативному гнезду исключительно нагишом: "Если душа задыхается, пусть хоть тело дышит".
В одну из таких минут раздался стук в дверь.
Надо сказать, что к этому времени я уже предприняла пару попыток заговорить со смуглокожим аббатом, перебрав подобающие фразы на нескольких иностранных языках. Понятно, без каких-либо авантюрных целей - бежать мне было, во-первых, некуда, а во-вторых, не велено. А заговорить я пыталась просто так, в силу природной общительности, которая, собственно, и привела меня в чужой дом с чугунными решетками. Но мой цербер молчал, как алкаш после вытрезвителя, и только загадочно улыбался.
- Прошу, ваше преподобие! - набросив купальный халат, я потянулась за сигаретой и слегка растерялась, когда увидела в створе распахнувшейся двери Юджина. - Смокинг - это что, парадная форма всех шпионов? Или только советских гг американских?
- Всех.
- Что-то вроде мундира без орденов, да?
- Орхидея в петлице - самый почетный орден для мужчины.
- Кто это сказал?
- Президент Гардинг, мэм.
Мой мучитель стоял, чуть прислонившись к дверному косяку, словно демонстрируя мне, что с ростом, сложением, портным (а если прибавить цитату из Гардинга, то и с памятью) у него полный ол-райт.
- Прекрасно выглядите, сэр! - я хотела произнести это с иронией, но вдруг поймала себя на том, что говорю совершенно искренне. Ощущение было не из радужных, особенно в моем нынешнем положении, но как-то согревало.
- Наконец-то заметили! - явно кому-то подражая, Юджин щелчком сбил с атласного лацкана воображаемую пылинку, потом не выдержал и рассмеялся, блеснув белыми зубами, форма которых могла бы быть и более совершенной. - Я специально нарывался на комплимент.
- Поздравляю, вам это удалось.
- Приятно слышать.
- Получили задание от босса?
- А как вы догадались, Вэл?
- Вы всегда берете в командировку смокинг?
- Избави Боже! А разве в России их не дают напрокат?
- Дают. Верхнюю часть. Но только если отправляешься в последний путь. Клиенты выглядят почти как в смокинге...
- Вы что-то мрачно настроены, Вэл.
- Ну да? - удивилась я. - А, понятно! Забыла, что после допросов положено исполнять "хали-гали". Должно быть, в Аргентине у меня прогрессирует склероз...
пропуск стр.304 305
нормы приличия - в конце концов, в течение трех часов я усердно поедала деликатесы французской кухни за его счет.
- Всю жизнь думала, что анчоусы - это самый тонкий продукт, созданный цивилизацией...
- А что вам не понравилось в них, Вэл? - Юджин отложил золоченую вилку и с любопытством уставился на меня: - По-моему, очень вкусно.
- Как выясняется, я питалась этим деликатесом с раннего детства.
- У вас была богатая семья?
- Очень богатая. Во всяком случае, банку килек она себе могла позволить.
- Банку чего?
- Килек.
- Что это такое?
- Юджин, у вас какие-то удивительные провалы в русском языке. Вы, к примеру, знаете, что такое интродукция и диффамация, а что такое кильки, утопленные в томате вместе с головами и жопами, не знаете.
Он захохотал так, что сидевшая за соседним столиком дама в пышном парике уронила от неожиданности нож.
- Так это рыбные консервы!
- Только, ради Бога, не притворяйтесь, что вы этого не знали.
- Клянусь статуей Свободы! - Юджин торжественно поднял указательный и средний палец правой руки и закрыл глаза.
- Ну что, праздник при свечах окончен? - с нескрываемым сожалением я оглядела очень уютности и мужском шарме Юджина, который даже я, запрограммированная тогда против всего мира, не могла не ощущать, я все же склонялась к мысли, что мой собеседник оставался шпионом, не с Лубянки, конечно, но все-таки шпионом.
- Какие-то проблемы? - Юджин пристально посмотрел на меня.
- Любимый вопрос американцев.
- Мы ненавидим проблемы, это вы точно заметили.
- Ага, так бы сразу и сказали, что на десерт у нас будет идеология.
- Это только у вас идеологию используют для компенсации хронической нехватки продовольствия. А у нас на десерт будет фруктовый торт под ежевичным сиропом, с цукатами и шоколадом. Вот, кстати, и он...
Официант уже остановил возле нас блестящую тележку и бережно, словно склеенный из черепков античный сосуд, поставил на стол потрясающей красоты бело-зелено-коричневый торт, утыканный разноцветными горящими свечами. Его размеры потрясали. В тот момент я была уверена, что этой искусно возведенной в несколько ярусов горой цукатов, взбитого крема и шоколадных излишеств можно было бы накормить всех ненасытных птенцов Юрия Владимировича Андропова, чтоб он подавился сливой.
На какой-то миг я даже онемела - настолько прекрасно, невинно и, учитывая всю незавидносгь моего положения полушпионки, полубеженки, иррационально выглядел этот сказочный торт.
Юджин, не сводивший с меня взгляда, был явно польщен.
- Зачем все это?
- На десерт.
- Но это невозможно съесть. Даже теоретически.
- А с чего вы взяли, Вэл, что это нужно есть? - Юджин кивком поблагодарил официанта и вновь уставился на меня. - Как правило, десерт не едят, им любуются.
- Боюсь, в редколлегии "Книги о вкусной и здоровой пище" вас бы не поняли, молодой человек.
- А что бы они сказали?
- Что подобное отношение к продуктам питания является типичным проявлением мелкобуржуазности.
- В данном случае меня волнует только то, что скажете вы, Вэл.
- Ваша любезность, наверно, еще более приторна, чем этот торт.
- Я вам активно не нравлюсь?
- А задание было - активно понравиться?
- Если вы ответите на мой вопрос, я отвечу на ваш.
- Нет.
- Нет.
- Обменялись ложью?
- Я не лгал вам, Вэл...
Тон, которым была произнесена эта фраза, заставил меня оторваться от торта и прямо взглянуть на Юджина. У него был прекрасный подбородок - четкий, резко очерченный, без намека на пошлые ямочки. Почему-то я представила себе, как он бреется.
- Юджин, возможно, я чего-то не понимаю, но у меня такое ощущение, что наши задушевные беседы подходят к концу. Весь этот вечер в ресторане, горящие свечи, этот несуразный торт и ваш великолепный смокинг чем-то напоминают мне выпускной бал. Это верное ощущение?
- А вы никогда не задумывались над тем, что именно проницательность является причиной ваших бед?
- Вы не ответили.
- Думаю, что да.
- Мы можем поговорить серьезно?
- Вэл, вы решили форсировать события?
- Я прошу вас... - как всегда, того, что нужно было больше всего в эту минуту, под рукой не оказалось. Я начала шарить в бесчисленных отделениях своей гэдээровской сумки и нашла наконец то, что искала.
- У вас есть с собой противогаз?
- Вы намерены пустить мне в лицо паралитический газ?
- Я намерена закурить "Яву".
- Бога ради, Вэл, ни в чем себе не отказывайте. Как все офицеры, я проходил интенсивный курс химзащиты.
- Ваша любезность начинает действовать мне на нервы, - пробормотала я, щелкнула зажигалкой и выпустила полноценную струю дыма. Несмотря на курс химзащиты Юджин слегка поморщился.
- Так о чем вы хотели меня попросить?
- Давайте завершим наши шпионские игры здесь, в ресторане. Тем более что повод для продолжения беседы у нас есть, - я кивнула на торт.
- Что ж, попробуем.
- Ваши допросы дали необходимую информацию?
- Судя по тому, что вы перешли на телеграфный стиль и перестали рисоваться, это решение явно не в мою пользу.
- Смотря с какой стороны взглянуть на него.
- Возможно, вам это покажется наглостью, но я бы попросила вас взглянуть на него с моей стороны.
- Вы знаете, Вэл, ваша история удивительна...
- Да что вы говорите?
- Вам угодно, чтобы я вернулся к телеграфному стилю?
- Простите, молчу...
- Не будь я сотрудником известной вам организации, то посоветовал бы вам как профессионалке сделать сценарий для Голливуда...
- А вас привлечь в качестве консультанта?
- На такую честь я не рассчитываю. К тому же Голливуд по-прежнему в США, а мы с вами - в
пропуск стр 312
матическим каналам добиться вашей выдачи. Но есть и другой закон - закон спецслужб. Действие этого закона распространяется на закулисную часть нашего с вами бытия, Вэл. О вашем пребывании у нас никто не знает...
- Никто?
- Никто. Ибо люди, направившие вас сюда, молчаливо примут все, что может произойти с вами. Вы выполнили свою миссию и дальнейшего интереса для своих друзей в КГБ уже не представляете. Да и к чему шум? В спецслужбах это не принято. Мы же не направляем вашему посольству ноту протеста в связи с убийством пяти граждан США. Так с чего вы взяли, что посольство СССР в Аргентине начнет шуметь по поводу дорожной катастрофы, жертвой которой по слепому стечению обстоятельств стала некая Валентина Мальцева?
- Значит, мне вынесен смертный приговор?
- Да, Вэл.
- На десерт?
- Который не подсластит даже этот роскошный торт.
- И вы специально привели меня в ресторан, чтобы огласить вердикт?
- А вы поверите, если я скажу, что вся эта затея с рестораном - моя личная инициатива, которая, возможно, мне еще аукнется?
- Разве у меня есть выбор?
- Это не разговор, Вэл! - впервые за этот вечер голос Юджина прозвучал резко и властно. - Я хочу, чтобы вы осознали всю щепетильность ситуации. Лично мне никто не давал команду пе-