Паузы не последовало, потому что сразу после этого вопроса, словно понимая, что ознакомительная часть беседы завершена, заговорил Андропов. Его монолог был недолгим - минуты две. Вслушиваясь в интонации чужого языка, Кошта понимал, что по неясным пока причинам его втягивают в какую-то крупную неприятность, угрожающую ему лично, его статусу конгрессмена и, возможно, его стране. Это было похоже и одновременно чем-то не похоже на обычные провокации, какие время от времени устраивали против иностранных граждан спецслужбы восточного блока. По многочисленным фотографиям в газетах Кошта хорошо представлял себе, как выглядит глава самой мощной и опасной разведки в мире. Он узнал Андропова сразу. И сейчас, вглядываясь в мягкие, словно залитые изнутри парафином, черты неподвижного лица, на котором интенсивную работу мысли выдавали только глаза - блеклого-лубые, выцветшие, но очень цепкие и властные, готовые мгновенно зафиксировать реакцию собеседника, - Кошта отдавал себе отчет, что решение, перед которым его вот-вот поставят, будет означать совершенно новый поворот в его налаженной и до сих пор не обремененной серьезными неприятностями жизни.
- В распоряжении господина Андропова имеются неопровержимые факты, способные дискредитировать вас как политика и гражданина, - Тополев переводил монотонно, без всякого выражения, словно зачитывал стенограмму совещания. - В случае, если эти факты будут преданы огласке, вам угрожает обвинение по статье 41 -прим уголовного кодекса вашей страны - "пособничество иностранной разведке и деятельность, направленная во вред интересам государства". Другими словами, господин Кошга, вас ожидает лишение парламентской неприкосновенности и тюремное заключение сроком от семи до двенадцати лет. Зная содержание и характер этих документов, могу гарантировать, что срок будет максимальным. Учитывая вышеизложенное, господин Андропов предлагает вам подписать документ о добровольном сотрудничестве с КГБ СССР на условиях, которые будут обговорены сразу после принятия вами принципиального решения...
Со стороны могло показаться, что короткий монолог Андропова, звучавший в переводе Тополева как приговор, не произвел на колумбийца ни малейшего впечатления: Кошта продолжал смотреть в одну точку между Андроповым и его помощником.
Пауза затягивалась. Матвей перехватил короткий взгляд своего шефа и резко повернулся к колумбийцу:
- Господин Кошта, - испанский Тополева лился легко и естественно, как горный ручей. - Господин Андропов сказал все, что хотел сказать. Для принятия решения у вас есть пятнадцать минут.
- Немного.
- Увы, этот срок определяем не мы, а авиакомпания "Иберия".
- У меня вопрос к господину Андропову, - Кошта наконец перевел взгляд на Тополева. - Спросите его, молодой человек, отдаст ли себе отчет лицо со столь высокими государственными полномочиями, что методы, к которым оно прибегает, недостойны даже вождя африканского племени, не говоря уже об одном из руководителей великой державы?
- Я не буду переводить это.
- Боитесь рассердить босса?
- Нет, просто жаль времени. Все это слова. А мой босс встретился с вами по делу. Такая прекрасная возможность решить наши проблемы представится ие скоро. Эта встреча планировалась давно, так что, господин Кошта, сосредоточьтесь на сути. Поверьте, это в ваших интересах.
- О каких компрометирующих документах идет речь? - Кошта спросил очень быстро. Так ведут себя интеллигентные люди, которых вынуждают прибегнуть к площадной брани.
- Ваш младший брат Иларио...
- Мой брат погиб в авиакатастрофе в 1967 году, - резко оборвал переводчика Кошта. - Как вы...
- Ваш младший брат Иларио, - бесстрастно продолжал Тополев, - является майором государственной безопасности Республики Куба. На службу в кубинскую разведку он был принят в 1969 году. Участвовал в серии диверсионных операций в Анголе, Мозамбике, Западной Германии... Впоследствии был переведен в аналитический отдел, где разрабатывал оперативные методы проникновения в ряд стран Латинской Америки, в частности в Чили и Колумбию...
- Это бред! - впервые с начала разговора Кошта потерял самообладание. - Мой брат похоронен в Боготе, его останки...
- Вы похоронили мусор, господин Кошта, - отрезал Тополев. - Две горсти земли, которые сотрудники кубинской спецслужбы отправили в запаянном гробу вашим безутешным родителям. А ваш брат и еще четыре пассажира того рейса живы-здоровы и прекрасно чувствуют себя в Гаване. Вы должны быть благодарны нам за столь радостную весть. Полюбуйтесь - уж кому, как не вам, узнать повзрослевшего Иларио Кошту...
Тополев вытащил из папки несколько фотографий и протянул их потрясенному колумбийцу.
Сколько-то времени прошло в молчании. Андропов не сводил с Кошты тяжелого взгляда и, казалось, испытывал физическое наслаждение от того, как статный красавец на глазах превращался в немощного старика с поникшими плечами и тусклым взглядом. Пальцы Кошты, державшие фотографии, дрожали.
- У вас осталось десять минут, - бесстрастно напомнил Тополев.
- Что вы хотите от меня?
- Подпишите эту бумагу, - Тополев вытащил из папки мелованный лист с тисненым золотым грифом КГБ СССР и протянул его Коште: - Документ составлен на испанском, так что разобраться в нем для вас не составит труда.
Несколько секунд Кошта читал, потом перевел мутный взгляд на Андропова и, явно забыв, что с этих восковых губ в жизни не слетало ни одного испанского слова, воскликнул:
- Но это же катастрофа! Это мой смертный приговор!
- Ничуть не меньшая, чем если документы о деятельности вашего брата против Республики Колумбия будут переданы куда надо, - вставил Тополев.
- Но я даже не знал, что Иларио жив!
- Приберегите свои объяснения для комиссии конгресса по расследованию антигосударственной деятельности. Если там, конечно, поверят вам. Но ведь вы и сами не верите в это, господин Кошта.
У вас слишком много врагов и вы достаточно опасный конкурент, чтобы они не использовали против вас такие прекрасные материалы.
- Вы ставите меня в безвыходное положение, - Кошта терял лицо. Вся его надменность таяла, словно кусок льда в натопленной комнате. -
Ваше предложение слишком ответственно и серьезно, чтобы принимать решение вот так, на ходу.
Дайте мне время все обдумать, дайте шанс...
- Немедленно прекратите истерику! - реплика Андропова прозвучала, как резкий удар бича. -
Будьте мужчиной и ведите себя соответственно!..
Тополев за спиной Андропова переводил, шевеля губами, как мальчик-министрант, эхом повторяющий проповедь падре. До Кошты все доходило смутно, приглушенно, невнятно, словно сквозь толстую подушку:
... - Вам ничего не угрожает...
... - Наши интересы в вашем регионе...
... - Ваша фотография всегда на столе Иларио...
... - Несчастная мать, которая может потерять и второго сына...
... - Будущий президент страны...
Наконец подушку убрали:
- Господин Андропов спрашивает вас, Кошта: вы все поняли?
- Да... То есть не знаю... Все это слишком неожиданно. Что мне надо делать?
- Только подписать эту бумагу, - Тополев подвинул плотный лист ближе к колумбийцу. -Ваша подпись будет означать принципиальное согласие работать с нами. Затем...
- Работать с вами, - задумчиво повторил Кошта. - Во имя чего, господа?
- А во имя чего вы занимаетесь политикой? - спросил Андропов.
- Это моя страна... Я хочу быть полезным ей. Неужели это непонятно?
- Достойная цель, господин Кошта, - улыбнулся Андропов. - Мы с вами совершенно одинаково понимаем истинное предназначение политика. Так что можете и дальше жить с этой философией, мы ничего не намерены в ней менять.
- Но тогда зачем все это? - Кошта взял лист в руки и снова бросил его на стол.
- Подписывайте, Кошта, - мягко, словно обращаясь к капризному ребенку, сказал Тополев. - До посадки осталось три минуты. Вам нельзя задерживаться: у кого-нибудь из пассажиров могут возникнуть подозрения. Поторопитесь и не осложняйте себе жизнь...
Продолжая, как зачарованный, смотреть в глаза Андропову, конгрессмен вытащил из внутреннего кармана пиджака дорогой "Пеликан" с золотым пером, зачем-то пощелкал ногтем по корпусу ручки и быстро расписался.
- Attention, please... - проворковал в динамике женский голос.
- Прощайте, господин Кошта! - Андропов как-то старомодно кивнул и, резко повернувшись, вышел из комнаты.
- Я... Я могу идти? - осторожно спросил колумбиец у Тополева.
- Разумеется, - улыбнулся аналитик. - Но не раньше, чем на прощанье я назовусь вам.
- Что? - в глазах Кошты застыло затравленное недоумение.
- Меня зовут Матвей, - как ни в чем не бывало продолжал Тополев.
- Зачем мне это знать?
- О, это чрезвычайно важно! Человек, который назовет вам мое имя, будет представлять нас, то есть людей, с которыми вас связывает бессрочный контракт. В любой точке земного шара. И при любых обстоятельствах. Запомните это, пожалуйста.
- Вы не боитесь совпадения? - впервые с начала этого разговора лицо Кошты немного ожило. - Имя, правда, довольно редкое, но все же...
- Не боюсь, поскольку единственный человек, который его назовет, хорошо вам знаком.
- Вот как? Кто же это?
- Ваш брат Иларио Кошта...
6
Москва. Редакция комсомольской газеты
25 ноября 1977 года
Возможно, я несколько преувеличиваю свои коммуникативные возможности, однако люди, знающие меня достаточно близко, могли бы подтвердить, что некоторая беспринципность и податливость в отношениях с теми, кто мне нравится, всегда сочетались в моем непоправимо холостяцком характере с редким упрямством и настырностью.
Конечно, я совершила фантастическую глупость, ни с кем не поделившись своим сумасбродным планом. Но, с другой стороны, с кем было советоваться? С моим драгоценным шефом, который проявлял легкомыслие только в постели, да и то не всегда? С сослуживицами по редакции - злостными вязальщицами мохеровых шапочек? Или с моим папенькой-ветераном, который после развода с матерью имел только одну подругу в жизни - газету "Правда", где и находил все ответы на любые вопросы?
Короче, выяснив, что мой "предмет" наверняка пребывает в родных палестинах, я положила перед собой написанный накануне сценарий доверительной беседы и, взяв трубку дрогнувшей рукой, набрала семизначный номер.
- Слушаю! - казалось, что в мое правое ухо влили вязкий сироп, настоянный на густом мужском баритоне. Это был, безусловно, он.
- Товарищ Сенкевич?
- Да, это я. С кем имею честь?
- Мне необходимо встретиться с вами по весьма важному делу...
- Может быть, вы все-таки назоветесь?
- Видите ли, мой звонок носит сугубо конфиденциальный характер. Я обязательно отвечу на все ваши вопросы, но только при встрече.
- Я не встречаюсь с незнакомыми женщинами. Даже но весьма важным делам...
В последней фразе он на удивление похоже воспроизвел мою дебильную интонацию. Разговор
разворачивался точно но сценарию, и это несколько успокаивало. И тогда я решила перейти к кульминации спектакля под названием "Не мала баба клопоту - купила порося, или Поиск приключений на собственную ж... посредством изобретения Александра Грэхема Белла, именуемого в быту телефоном".
- Видите ли, Юра (ну очень вкрадчиво, однако по-деловому, никакой эротики в голосе), я звоню вам по поручению Юрия Владимировича...
- Простите, о каком Юрии Владимировиче идет речь?
- А что, у нас с вами так много общих знакомых по фамилии Андропов?..
В трубке раздался звук, отдаленно напоминающий короткое всхрюкивание. Ну как если бы поросенка дернули за ухо в тот самый момент, когда он уже окунул пятачок в аппетитные отруби.
- Ах, так... - чувствовалось, что покоритель морей растерян. - И... И что вы хотите от меня?
- Ничего особенного. Только встречи. Поверьте, она одинаково важна как для вас, так и для нас (я произнесла эту идиотскую фразу с многозначительной интонацией и, как мне показалось, достаточно убедительно).
- Дело в том, что я очень занят: послезавтра мне надо лететь в Милан, на конференцию по...
- Да, знаю, - я бесцеремонно прервала его лепет, - по топонимике средневекового Рима.
В трубке раздался тяжелый вздох.
- Так мы можем встретиться завтра?
- Думаю, что да, - чуть помедлив, ответил Сеикевич. - Погодите минутку, мне надо взглянуть в записную книжку, что там у меня...
- Жду.
Я услышала, как он положил трубку рядом с телефоном. Воцарилась тишина - томительная, гнетущая. Шел девятый час вечера, в редакции я находилась в гордом одиночестве, и ничто не мешало мне сосредоточиться. Мысленно восстановив в памяти нить разговора, я осталась довольна тем, как провела его. Мне даже стало казаться, что не столь уж сумасброден мой авантюристский план. Кто знает, может быть, уже завтра...
- Алло, вы меня слышите?
- Да, конечно.
- Если вас устроит, в восемнадцать ноль-ноль, у входа в метро "Щелковская". Вам подходит это время?
- Вполне.
- Тогда до свиданья.
- Всего доброго, извините, что оторвала...
В трубке запели короткие гудки.
Домой я поехала на такси. Надо было как следует подготовиться, продумать стратегию встречи, учесть непредвиденные нюансы. Минут сорок я составляла конспект, потом включила телевизор и, убедившись, что ничего стоящего на экране не появится, завалилась спать.
Разбудил меня резкий звонок в дверь. Я вскочила как ужаленная и первым делом взглянула на подарок интимного друга.
Часы показывали 2.03.
Ничего не понимая, я накинула халат и поплелась к двери:
- Кто там?
- Откройте пожалуйста, Валентина Васильевна...
Все-таки гены - штука непостижимая. Никогда в
жизни никто меня не преследовал, никто не приходил за мной ночыо, не допрашивал, слепя глаза мощным рефлекгором. Однако, едва услышав незнакомый голос за дверью, я сразу поняла, и не только сердцем - печенью, селезенкой, мгновенно отяжелевшим желудком, - что случилось нечто непоправимое.
Слабыми руками я отперла дверь и увидела двух элегантных мужиков с открытыми, добрыми русскими лицами.
- В чем дело, товарищи? - тоном коменданта женского общежития поинтересовалась я. - Третий час ночи...
- Извините, Валентина Васильевна, но мы из Комитета государственной безопасности. Вот мое удостоверение.
Я тихо ойкнула и опустилась прямо на пол...
7
Москва. Лубянка. КГБ СССР
Ночь с 25 на 26 ноября 1977 года
...Очнулась я в своем щербатом кресле с вечно отлетающим подлокотником. Один из ночных визитеров обмахивал меня вчерашним номером "Правды", другой шуровал на кухне.
- Ну как, пришли в себя, Валентина Васильевна? - участливо осведомился незваный гость, прекратив наконец махать у моего носа органом ЦК КПСС. - Ну и слава Богу! Вы что такая нервная, а?
- Вашей бы жене двух чекистов в полтретьего, - вяло огрызнулась я.
- Ну, его жене это вряд ли грозит... - в комнату вошел второй, судя по интонации, старший в паре. Он окинул картину взглядом завхоза оборонного предприятия и скосил глаза на часы:
- Нам пора.
- Спокойной ночи, - без всякой надежды в голосе пожелала я.
- Нам пора вместе с вами.
- Вы меня арестовываете?
- Мы приглашаем вас на небольшую беседу. Один товарищ горит желанием встретиться с известной журналисткой.
- В три часа ночи я хожу только на интимные встречи.
- Можете не беспокоиться, гражданка Мальцева, встреча будет весьма и весьма интимной...
Сидя в самых обычных "Жигулях" (вместо воспетой моими более профессиональными коллегами черной "Волги" с форсированным движком и светонепроницаемыми шторками), я лихорадочно размышляла. Что произошло? Понятно, что содержание моего разговора с Сенкевичем стало известно КГБ. От кого? От Сенкевича? Или мой телефон прослушивается? Или его?.. Ну допустим, прослушивается, что дальше? Что я такого проти-возаконного сделала? Сдала врагам парижскую сеть КГБ? Я даже не называла себя сотрудницей Комитета... Подумаешь! Наш фотокор Саша своей ненаглядной по телефону и не такое отмачивает, но его же не волокут в "контору" в третьем часу ночи... А, ерунда все! Обычная профилактика! Слышали звон...
- Приехали.
Я вздрогнула и огляделась. Внутренний двор громадного здания, несколько машин, четыре высокие стены с темными глазницами окон...
Сначала мы шли по лестнице, потом вдоль длинного коридора, устланного красной ковровой дорожкой с сиреневыми полосками. Двери по обе стороны коридора были одного цвета - темно-коричневого, без табличек, с идеально начищенными медными ручками.
Еще один поворот, затем еще, стеклянная раздвижная дверь, типичный "предбанник" с массивным письменным столом, селектором и горшком герани, поворот направо, пухлая дерматиновая дверь, глухой тамбур, еще одна дверь, все!..
За гигантским письменным столом сидел Он. Честно говоря, чего-то подобного я и ждала. Сама не знаю почему, по ждала, чувствовала, что все не так просто, как представлялось в моих дилетантских рассуждениях.
Он смотрел на меня в упор, тяжелым, чуть отстраненным взором государственного мужа, однако удивительное дело, страха я не ощущала. В те годы о нем ходили легенды, правда, совершенно не похожие на жуткие, леденящие кровь истории о ночных вызовах к Ежову, Берии или ІГІелепи-ну. Не могу сказать, что легенды о нем были более светлыми или добрыми. Скорее - таинственными, волнующими воображение, вызывающими тревожный интерес к личности этого интеллигентного на вид партбосса в профессорских очках и с тонкими пальцами пианиста на пенсии.
- Юрий Владимирович, Валентина Васильевна Мальцева, заведующая отделом литературы и искусства газеты...
- Спасибо, Виктор Ильич... - Андропов вяло махнул рукой и встал. - Добрый вечер или, правильнее будет сказать, доброе утро, так?
Андропов вежливо улыбнулся, его бледное, одутловатое лицо разгладилось, еще немного - и можно будет подумать, что действие разворачивается не в кабинете всемогущего председателя КГБ СССР, а в гостиной стареющего бонвивана, пригласившего модную журналистку для легкого, ни к чему не обязывающего флирта: максимум интеллекта и обаяния, минимум эротики, шампанское...
- Вы садитесь, Валентина Васильевна, - прервал мои фантазии властный голос Андропова. - Разговор у нас будет, в зависимости от обстоятельств, либо очень коротким, либо таким долгим, что вы попросту рискуете состариться в ожидании последней точки...
Минуты полторы, давясь, я переваривала витиеватую фразу.
- Простите... - я вдруг почувствовала, что осипла. - Водички можно?..
Андропов пожевал губами, сунул руку куда-то иод стол, вытащил бутылку "Байкала" и, наполнив до краев тонкий хрустальный стакан, протянул его мне.
- Пейте.